Феникс. Напряжение

Глава 13

Глава тринадцатая.

Год «ч-1,75», территория бывшей России

Иванов Александр, школьник, страдающий раздвоением личности.

— Мур. — сказала Таня Белохвостикова и требовательно уставилась на меня.

— Р-р-р. — Ответил я и осторожно поцеловал в приоткрытые губы. Родители ушли о чем-то разговаривать на противопожарную лестницу, наверное, дело было слишком секретным, а мы «смотрели телевизор». И не думайте ничего плохого. В отличие, к примеру, от героев старого советского фильма «Москва слезам не верит», который мне очень нравился, телевизор у нас был включен, и одеты мы были полностью. Просто звук динамиков был выключен, но лишь затем, чтобы вовремя услышать, как вернуться родители, дабы не возникла неловкая ситуация.

Во время одного из особо сладких поцелуев, когда моя рука скользнула… ладно, этого вам знать не надо, все-таки мы еще школьники, Таня неожиданно выскользнула из моих объятий и выгнув изящную спинку, потянулась за пультом дистанционного управления телевизором.

Я попытался ухватить шалунью за талию и вернуть в свое распоряжение, но на меня досадливо зашипели.

— Подожди, Саша, тут что-то интересное…

Когда усилился звук, я повернулся к экрану, на котором, подпрыгивающая от возбуждения, молодая журналистка с новостного канала соседнего региона, проглатывая слова, быстро тараторила, тыча накрашенным ногтем в, мечущиеся в отдалении, фигурки людей:

— В селе Богояново Усть-Елемского улуса с девяностых годов прошлого века стоит деревянная церковь. Говорят, что она была построена, вернее восстановлена, на народные пожертвования, по чертежам храма постройки восемнадцатого века, который был ровесником села и стоял на этом самом месте до конца двадцатых годов, пока не был закрыт большевиками, впоследствии чего сгорел от удара молнии в середине тридцатых годов. Восстановленный тридцать лет назад храм был отнесен к числу действующих, пока восемь лет назад не умер его первый настоятель и организатор восстановления — отец Глеб. На место представившегося отца, через три месяца, был направлен новый священник — отец Авросим, молодой выпускник Муромской семинарии. Но, по словам местных жителей, видимо сельская жизнь не подошла молодому священнослужителю, и однажды утром прихожане обнаружили на дверях храма замок. Полиция провела по данному факту проверку, но пришла к выводу, что отец Авросим уехал из села сам и никакой криминальной составляющей в данном событии нет. Письма жителей села в епархию с требованием прислать нового священника были оставлены без удовлетворения, под предлогом, что есть вероятность, что отец Авросим вернется, и служба в храме возобновится. А до момента возвращения настоятеля, жители села Богояново могут отправлять свои религиозные потребности и участвовать в таинствах в соседнем селе — Смироновка, где тоже есть храм и приход испытывает финансовые затруднения в связи с малым количеством прихожан.

Так продолжалось несколько лет. Здание храма ветшало и приходило в негодность, отчетность религиозная организация также не сдавала, вследствие чего, года назад, была ликвидирована по иску управления юстиции. А вместе с церковью ветшало и обезлюдело село, но буквально несколько месяцев назад на лицах сельчан появилась надежда на светлое и сытое будущее. Вот посмотрите на это включение. Студия!

На экране появилась картинка архивной съемки, где на крыльце с вывеской «МО 'Богояновский сельсовет» стояло несколько человек характерной наружности, с черными бейсболками или повязками на головах, которые гортанно объясняли десятку столпившихся у крыльца пенсионерок, что теперь у них все будет хорошо. Они, добрые люди, дети Небесного отца, выкупили землю разорившегося колхоза и теперь жизнь в селе начнется совсем другая. Пьяниц и бездельников перевоспитают, все будут трудиться, и никто не уйдет обиженным.

На этом архивная запись закончилась и вновь появилась давешняя ведущая, которая снова затараторила профессиональной скороговоркой, когда пытаются в несколько секунд втиснуть максимум информации:

— Организаторы сельскохозяйственной общины за эти пару месяцев сделали очень и очень многое — отремонтировали дорогу, вдохнули новую жизнь в разваливающиеся дома, в селе появилась молодежь…

Слова «девушки из телевизера» сопровождались видеорядом — куски старого асфальта, насыпанные на глину и политые сверху тонким слоем битума, заколоченные бревенчатые «пятистенки», из которых шустрые люди в темном выносят старые стулья и тканные из лоскутов половички, глухие ворота, свежевыкрашенные черной краской с белыми буквами поучений Небесного Отца.

— Но кому-то очень не понравились происходящее возрождение забытой всеми глубинки! — ведущая пыталась придать своему юному лицу озабоченность: — Когда новые жители села попытались спасти разрушающееся здание бывшего храма и открыли в нем дом бесед и обучений, предварительно перенеся все, находившиеся в бывшем храме, предметы религиозного культа из бывшего храма в новое помещение…

Оператор крупно показал небольшой, но крепкий сарай с торчащей посреди двускатной крышей то ли маковкой, то ли командирской башенкой, после чего вновь повернул объектив камеры на юное лицо ведущей.

— Так вот, как только луди попытались собраться в новом, отремонтированном общественном здании, куда могли войти все желающие, в селе появились члены известной маргинальной самопровозглашенной организации «Славянская артель», которые, как мухи на мед, слетелись в село и устроили конфликт с жителями села…

Ведущая прервала фразу на середине и возбужденно взвизгнув, закричала, тыча куда-то в сторону наманикюренным пальчиком. Видоискатель профессиональной камеры безошибочно навелся на сбитое из потемневших досок крыльцо бывшей церкви, у которого сошлись в жестокой схватке пара десятков человек. Телекомпания кокетливо наложило несколько пикселей на фигуры дерущихся, но темные пятна крови на земле и лежащие тела прекрасно просматривались. То, что возле храма происходит не танцевальный вечер было видно по выражению лица юной журналистки, которое случайно попало в кадр. Будущая номинантка на Пулитцеровскую премию возбужденно покусывала пухлые губы, как школьница-семиклассница, из-за которой подрались два взрослых десятиклассника.

— Все-таки журналисты — это профессиональные гиены…- задумчиво пробормотал я, аккуратно положив ладонь на талию Тани: — Когда в стране все спокойно — у них траур, когда льется кровь — они просто оргазмируют…

Таня не успела ничего ответить, так как в замочной скважине завозился ключ, и мы отсели друг от друга, соблюдая приличествующую дистанцию.

— Таня, позвони своей маме! — на пороге комнаты появилась моя мама: — Ничего не случилось, но ей, наверное, лучше прийти к нам…

По лицу мамы я понял, что напротив, что-то случилось, и, буркнув «Пойду, гляну» я выскочил в коридор.

— От отца не отходи! — успела крикнуть мама, прежде чем тяжелая металлическая дверь квартиры захлопнулась.

За прошедший час, что мы с подругой смотрели новости, обстановка вокруг наших домов, «свободных от незаконных жильцов», разительно изменилась. Группки родственников и знакомых захватчиков, выселенных из чужих квартир в наших домах, трансформировались в могучие кучки, состоящие, в основном, из мужчин, теперь группировались у забаррикадированного въезда. Некоторые открыто держали оружие, но большинство снимали происходящее на смартфоны, размахивая руками и что-то выкрикивая. Наш, теперь общий, двор, где с утра, итак, было мало народу, стремительно пустел — несколько родителей пытались загнать домой любопытных детей. В отличие от времен моего прадеда, получалось это у них плохо — ребятишки, накрепко заучившие свои права, уходить со двора отказывались, упрямо снимая сжимающуюся вокруг заграждений толпу на свои телефоны, предвкушая свои минуты славы, когда они выложат в Сеть свои рилсы и сторисы. Закончил противостояние отцов и детей молодой мужчина, что аккуратно отставил в сторону свою жену, что безуспешно пыталась уговорить пойти домой пухлого Андрюшу лет десяти, и развернув чадо лицом к подъезду, а к себе задом, дважды, от души врезал, похожей на лопату, ладонью по ягодичной мышце своей кровиночки, отчего Андрюша молча рванул к спасительному подъезду.

— Мужчина, а можно вас попросить на минуточку, а то у меня мужа нет…- худенькая, похожая на девочку, женщина, ростом со свою дочь — подростка с надеждой повернулась к родителям Андрюши, ошеломленным результатом нового подхода к педагогике: — Девушка, извините, поделитесь мужем. Мужчина, если надо, я вам даже расписку дам, что это я разрешила отшлепать мою задрыгу…

Прошипев «Мама!», девочка поспешно пошла домой, на всякий случай по большой дуге обходя мужчину, с очень удобным для новой педагогики размером ладоней.

Через несколько минут удивленные дети и их воодушевленные родители покинули ставший опасным двор, где оставался всего десяток мужчин, в большинстве, одетых в разномастный камуфляж, с длинными спортивными сумками в руках, с которыми обычно ходят спортсмены — хоккеисты.

Я не успел спросить отца, который молча стоял на балконе эвакуационной лестницы, до белизны пальцев вцепившись руками в бетонный парапет, когда на дороге показалось несколько пикапов, разукрашенных по бокам какими-то надписями, полных людей, одетых в черные комбинезоны с какими-то знаками различия на погонах и нарукавных шевронах.

Картина подъезжающей колонны смотрелась очень странно — в Сибири, с ее климатом, пикапы не настолько популярны, тем более у государственных структур, а эти люди явно относились к какой-то структуре… а судя по оружию, которое было при них, структура была государственной или окологосударственной, но, видимо у новоприбывших привычка передвигаться на пикапах стала второй натурой.

Из переднего автомобиля, в отличие от остальных в колонне, полноценного джипа, чуть ли не «Шевроле Субурбан», с красно-синими стробоскопами за радиаторной решеткой, вышли пара человек, чьи знаки различия на голову превосходили значки их свиты. С высоты балкона я разглядел шитые золотой нитью пальмы и кривые сабли.

— Я полковник Зияз Поль, представитель сил безопасности! — громко крикнул один из прибывших, держа в руке мегафон. Этот тип изъяснялся с сильным акцентом, но, достаточно понятно: — Я требую немедленно разблокировать дорогу к домам, вернуть изгнанным жителям имущество, похищенное у них и не препятствовать людям свободно пользоваться их жильем.

Так как у защитников двора мегафона не было, из группы «наших» к воротам выдвинулись двое в камуфляже, и дальнейший разговор я видел и слышал уже в записи с нагрудной камеры, которая в тот-же разлетелась по Сети.

— Я председатель Товарищества собственников жилья. — Говорившего на записи видно не было, но голос слышался отчетливо: — Покажите ваши документы и сообщите цель прибытия.

— Да на смотри, смотри, если не боишься…- объектив камеры зафиксировал какую-то карточку с фотографией и синей полосой по диагонали, текст из-за расстояния различить не удалось.

— А чего я должен бояться? — голос человека, назвавшегося председателем ТСЖ, звучал устало и скучающе: — У меня такая-же картонка есть, пропуск в коллективное овощехранилище…

— Шутишь? — оскалил зубы «полковник безопасности»: — Ну пошути, пошути, пока можешь. А как тебе такая шутка?

В руке непрошенного гостя появились несколько листов бумаги, украшенных несколькими печатями, багрово-красного цвета.

— Что это? — в голосе председателя ТСЖ звучало искреннее недоумение: — Ты сложи из этой цидули самолетик и запусти к нам, а мы почитаем, что это за бумага. Да не бойся, почитаем и тебе обратно запустим…

— Ты уже дошутился, сын собаки! — не выдержал «полковник»: — Это решение судьи, что мы вправе разметать всю вашу жалкую баррикаду и силой вселить пострадавших людей в их квартиры, а также перевернуть ваши жилища в поисках похищенного у пострадавших имущества…

— Это ты так тупо шутишь, да, как тебя там — Бюль Бюль Поль, правильно? — процедил председатель ТСЖ: — Мы квартиры в этом доме купили за свои деньги и все, что в квартирах есть куплено нами, за каждую вещь можно сказать, где и когда она куплена. А ваши влезли в пустые квартиры, по ночам, как крысы помоечные, разворовали то, что люди наживали годами, пользуясь тем, что люди уехали, и теперь ты с меня еще что-то требуешь, размахивая какой-то непонятной бумажкой?

— С этой непонятной бумажкой я выкину тебя из этого прекрасного дома…- «полковник» полюбовался документом и от избытка чувств даже чмокнул его пухлыми губами: — А когда мои люд войдут сюда, ты будешь молить своего жалкого божка о том, чтобы остаться живым…

— Разговор окончен, непонятный мужчина в странном маскарадном костюме…- прервал «полковника» председатель: — Вы и люди, толпящиеся вокруг забора, явно больны чем-то опасным и инфекционным. В любом случае, у нас во дворе объявлен карантин в связи с опасностью заболеть менингитом. Кто из посторонних граждан пересечет черту заграждения, может пострадать, вплоть до летального исхода, в пределах предусмотренной законодательством Союзного государства необходимой обороны. Все, разговор закончен. До свидания и желаю вам скорейшего излечения, уж не знаю, чем вы там болеете.

— Ты дурак, если считаешь, что тут все еще, какое-то там, союзное государство. Его давно отдали за золото, потому что вы, свиньи, слишком дорого обходитесь вашему правительству. Я прощу тебе твои слова, потому, что ты глуп и несведущ. У вас, всех, кто сейчас дрожит от страха в этих трех домах, только один путь спасения — за пятнадцать минут, пока я сдерживаю своих людей, бежать отсюда. Просить прощения, на коленях и склонив головы, у тех, кого вы обижали и унижали долгие годы, и бежать, бежать бросив все! Тогда я могу обещать, что отсюда вы уберетесь живыми…

— Зияз Поль. — в разговор вмешался второй человек, что до этого молча стоял рядом с председателем ТСЖ, и я с удивлением узнал голос нашего преподавателя ОБЖ Орлова Виталия Ефимовича, хромого ветерана, а по совместительству очень опасного человека, что недавно заселился в наш дом, в пустующую квартиру: — Скажи, а награду в пятьсот тысяч долларов за твою голову американцы еще обещают или ты уже успел облизать им подошвы ботинок, и они тебя, в очередной раз, простили? И еще напомни — это ты, три года назад, обещал жителям одного маленького поселка, которые размазали половину твоей банды, что отпустишь их живыми и без ущерба, если они бросят свои укрепленные дома и уйдут, а потом, через час, вы догнали их караван на дороге и убили всех, кроме молодых девочек и мальчиков, которых потом продавали на базаре, как скот? Ты же и тогда слово давал, а Зияз Поль? А ведь те люди тоже верили в Небесного отца…

Буркнув, что у тех, кто хочет остаться живым, осталось всего тринадцать минут, «полковник» и его пристяжной развернулись и двинулись к своему шикарному джипу, который приняв их в свое кондиционированное нутро, посверкивая «мигалками», медленно сдал назад, отъехав от ворот на безопасную дистанцию.

Сорок минут спустя.

Через пятнадцать минут ничего не произошло, а вот через двадцать вдалеке раздалось, приближающееся, металлическое лязганье.

Моей первой мыслью было, что через пару минут перед нашими глазами появится пара танков. Но, танки не появились — толпа у ворот раздалась в стороны, и мы увидели, медленно ползущий, ржавый гусеничный бульдозер, который грозно приподняв отшлифованный до блеска щит, неумолимо приближался в воротам, оставляя за собой два глубоких следа в асфальтовом покрытии дороги.

— Суки, кабину обварили металлическими листами…- прошептал отец и я после его слов разглядел эту странность — на двери и окна кабины были наварены толстые листы железа, очевидно, на случай обстрела. Лишь пара узких смотровых щелей спереди, оставались механику-водителю для обзора. Топливный бак позади кабины тоже был защищен здоровенным металлическим ларем, что делало эту машину практически неуязвимой для огня охотничьего оружия, которым располагали защитники наших домов.

— Иди домой! — тоном, не терпящим возражений, лязгнул отец и подтянул к себе охотничью «вертикалку», что стояла, прислонённая к стене: — И не вздумайте никто к окнам подходить. И не бойтесь, ничего плохого с нами не случится.

— Хорошо. — я покорно кивнул, сделал несколько шумных шагов по эвакуационной лестнице, скрипнул дверью на лестничную площадку нашего этажа, после чего на цыпочках поднялся на следующий балкончик, и осторожно выглянул за парапет.

Бронебульдозер, тем временем, уже дополз до нашей баррикады и бесхитростно пытался ее продавить, сминая торчащие наружу прутья арматуры. Понимая, что сейчас ситуация пойдет вразнос, я отправил маме сообщение «Отец сказал, чтобы вы не подходили к окнам» и побежал наверх, на технический этаж, где, в коробе вентиляции у меня, с недавнего времени, хранились две «сайги» с запасом патронов, перенесенные из тайника, оборудованного в капитальном гараже.

Чему нас поговорка учит? «Хвастайся ножнами, если меч лежит на расстоянии вытянутой руки». Зачем мне все это, навороченное оружие в надежном, но далеком тайнике, если за нашими жизнями пришли сюда и сейчас?

Когда я спустился на облюбованный мной балкон, мне стало стыдно — ниже меня на один этаж сидит отец со старой двустволкой, а я тут, как последний гад, прячусь с двумя почти автоматами в одно рыло.

— Папа! — я осторожно спустился по лестнице: — Папа, это я…

— Я тебе что сказал! — отец сидел на корточках за бетонным парапетом, изредка поглядывая через небольшое декоративное отверстие на улицу. Услышав мой голос, он разозлился, обернулся и крайне изумился.

— Это у тебя откуда?

— Папа, на. — я протянул родителю полноразмерную нарезную «сайгу»: — Она под автоматный патрон… Запасной магазин, правда всего один, но он на двадцать патронов.

— Второй давай и марш домой. — отец принял у меня первый «ствол» и требовательно протянул руку за вторым.

— Я тебе его не дам, это мое. — я спрятал за спину полюбившийся мне карабин под пистолетный патрон от «Люгера», боеприпасов к которому у меня было в достатке. Дядя Вова Новицкий, старший детектив из полиции, с которым меня связывало несколько, не самых законных, дел, на мой осторожный вопрос посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, после чего несколько раз приносил по горсти патрон, каждый раз в разном исполнении. Как оказалось, полиция, устав ждать нормального пистолета от отечественных оружейников, закупила большую партию «Глоков» в Евросоюзе, передав их полиции, после чего наладила производство боеприпасов к этим пистолетам в стране.

— Александр! — отец, как краб, сделал два гусиных шага в мою сторону и начал подниматься уже на лестнице, невидимый с улицы: — Отдай оружие и иди домой…

— Папа, я никуда не уйду. — я закаменел лицом, глядя в глаза отцу: — Я не пацан сопливый и стреляю не хуже тебя.

— Ты считаешь, если они сметут вас, то мы с мамой сможем отсидеться в квартире? Ты серьезно так думаешь? Сказать, что они сделают с мамой и Таней, когда выломают двери? А меня, хорошо, если просто выкинут в окно, чтобы не мешался…

Отец побледнел, дернул плечом, заскрипел зубами, после чего обнял меня своими лапищами, крепко притиснув к себе, так, что у меня веки стали влажными от нахлынувших чувств.

— Саша, ты представляешь, что со мной сделает мама, если с тобой что-то случится?

— Папа…- я сипел ничего не значащие слова куда-то, в отцовскую подмышку: — Или мы сегодня все останемся живы, или все умрем…

Душещипательную сцену прервали радостные крики, раздавшиеся снизу, от ворот.

Отец оттолкнул меня на лестницу, велев сидеть там и не высовываться, а сам, встав на корточки, припал глазом в декоративному отверстию в парапете и принялся отчаянно ругаться. Не выдержав, я взбежал этажом выше и повторив предосторожности отца, выглянул во двор.

Устав продавливать баррикаду, так как единственным видимым результатом усилий вражеского трактора был содранный гусеницами, до щебня, асфальт, машинист зловредного механизма сменил тактику, принявшись цеплять щитом элементы заграждения и тянуть их назад, вырывая из заграждения то моток колючей проволоки, то кусок уголка, то, сваренную из арматуры, непонятную конструкцию. Во всяком случае, теперь, от маневров бульдозера появился видимый результат — заграждение истончалось просто на глазах, как таящий, на весеннем солнце, сугроб. Заставив самодельную конструкцию истончиться почти вполовину, машинист потерял терпение и вновь повел свою «боевую» машину вперед.

Сцепленные, перемотанные ворота, под натиском металлического щита, заскрипели, прогнулись, после чего раздался визг рвущегося металла, петли не выдержали, и половина ворот бессильно повисла, держась лишь на мотках колючей проволоки.

Толпа за оградой победно взревела, подалась вперед, а бульдозер двинулся в последнюю атаку, намереваясь, с концами, снести жалкие остатки заграждения

Массивные траки гусеницы, как зубы огромного дракона, перемололи в труху тонкую трубу, через которую под воротами подводился электрический кабель открывания ворот, вспыхнула голубая вспышка электрического разряда, звон бьющегося стекла и вдруг, из-под гусениц, вверх рвануло густое химическое пламя зеленого оттенка. Я не знаю, что за адскую смесь залили по бутылкам, уложенным в тонкостенный кабельный канал в створе ворот, но эта жидкость, сходная с пресловутым «коктейлем Молотова», выплеснулась из, раздавленных стальной махиной, бутылок и облепила горящей вязкой массой, открытый с боков, весь в подтеках соляры и масла, раскаленный двигатель бульдозера, который мгновенно загорелся.

Люди бросились в стороны от разгорающегося бульдозера, и я, с ужасом, увидел, как задергались металлические листы, наваренные на дверь кабины бронированного трактора. Очевидно, что машинист пытался выбраться наружу, но укрепленную, наваренную в несколько слоев, дверь где-то заело… Несколько человек из, подавшейся назад, от жара пламени, толпы, кинулись к горящей машине, пытаясь сбить пламя или сломать запоры двери каким-то ломом, пару раз, бессильно, плюнул белым порошком небольшой огнетушитель, после чего смельчаки отступили, спасаясь от нестерпимого жара и огненных языков…

На несколько минут установилось молчание, только трещал в пламени погибающий бульдозер, а потом кто-то что-то закричал, громко и отчаянно. Его крик подхватили десятки глоток и черные фигуры бросились к перевитому спиралью Бруно, укрепленному забору.

Несчастные беженцы оказались хорошо подготовлены к штурму инженерных укреплений. На «колючку», в десятке мест одновременно, были наброшены толстые ватные и новые, ортопедические матрасы, сотни рук дружно подсаживали смельчаков и уже черные фигурки перемахивают через обезвреженные заграждения, спрыгивают внутрь дворовой территории…

Басовитая очередь из пулемета, ударившая с крыши соседнего дома, стала полной неожиданностью для всех собравшихся. Десяток пуль ударили в бетонную дорожку, идущую вдоль дворовой ограды, взметая вверх фонтанчики бетонной крошки и сразу ситуация в корне изменилась…

В осаждающей дома толпе оказалось множество опытных и расторопных людей, которые бросились врассыпную, увлекая за собой остальных. И куда-то исчезли десятки рук, что вздымали вверх, через забор, ловких бойцов, да и бойцы, растеряв свой боевой настрой, судорожно подтягивались на, висящих поверх забора, матрасах, спеша покинуть негостеприимный двор, где им оказались не рады хозяева.

Через пять минут территория вокруг наших домов обезлюдела. Осаждающие, в том числе и люди в форме, с оружием на модных ремнях, попрятались в укрытиях, отогнав подальше свои красивые пикапы, создав определенный периметр. О прошедшем сражении напоминали только висящие на заборе, изодранные до самого нутра, матрасы и, чадящая липким черным дымом, закопченная туша бульдозера, застрявшего в воротах. А еще через час, как всегда вовремя, приехала полиция.

Покрашенный в белый цвет, с синей, горизонтальной полосой и нелепой мигалкой на башне с крупнокалиберным пулеметом, к месту недавнего сражения подкатил, мягко перебирая своими восемью огромными колесами, тяжелый бронетранспортер.

Остановившись шагах в пятидесяти от ворот, броневик покрутил во все стороны башней, демонстрируя всем желающим свои спаренные пулеметы, после чего боковая бронедверь стального монстра откинулась и наружу выбрался человек в черном комбинезоне, глухом шлеме с матовым бронестеклом и множеством обвесов, что делало его похожим на космодесантника из старого фантастического фильма. Прошагав к дымящемуся бульдозеру, человек поднял защитное стекло на шлеме, и я узнал представителя закона, прибывшего по наши души.

У ворот стоял и недовольно морщился, очевидно от вони, идущей от бульдозера, старший детектив криминальной полиции Новицкий Владимир Алексеевич.

Я достал смартфон и набрал номер своего учителя по ОБЖ.

— Добрый день, Виталий Ефимович, это беспокоим Иванов Саша. Если вы с председателем собираетесь идти разговаривать с тем дядькой полицейским, что застыл у ворот, то вам надо обязательно взять меня с собой на разговор. Я его очень хорошо знаю, он мне практически родственник. Я вам точно пригожусь.