Феникс. Напряжение

Глава 7

Глава седьмая.

Год «ч-2», территория бывшей России

Иванов Александр, школьник, страдающий раздвоением личности.

Открыв дверь класса я шагнул за порог и у меня сразу испортилось настроение. Левый ряд парт, что у окна, пустовал — в первый день занятий наш классный руководитель Софья Викторовна Мозалевская отсадила всех моих одноклассников с этого ряда, сказав, что этот ряд предназначен для нового пополнения нашего класса, а мы, как гостеприимные хозяева должны потеснится. Вот и сидим мы, хозяева, по трое на одной парте, а этот ряд зачастую остается пуст — наши новые товарищи не всегда посещают школу. Сегодня они пришли. Через пять минут после звонка, когда преподаватель географии уже вела перекличку, дверь класса распахнулась и почти десяток парней молча прошли и, не обращая ни на кого внимание, стали рассаживаться на свои места, громко гремя стульями и непринужденно переговариваясь. Преподаватель сделав вид, что так и надо, прервала перекличку, после чего, глядя поверх голов учащихся, рассказала новую тему и начала опрос по домашнему заданию.

Урок шел под, непрекращающийся гул разговоров с левого ряда, но все старательно делали вид, что так и должно быть. Мои «старые» одноклассники выходили к доске, что-то отвечали, пришлые же, в основном, «висели» в смартфонах, общались между собой, но вели себя довольно-таки, спокойно, не дрались и не бегали о классу.

Когда прозвенел звонок, наши гости, не обращая ни на кого внимания, мгновенно встали и потянулись к выходу из класса — домашнее задание на следующий урок их не интересовало, да и не спрашивали их никогда у доски. Откуда в журналах брались положительные и изредка удовлетворительные оценки, мне оставалось только догадываться.

Вторым уроком было «Безопасность жизнедеятельности», который вел Орлов Виталий Ефимович, невысокий худой мужчина лет сорока, с обильной сединой, обильно посыпавшей темные, короткие волосы на голове. Передвигался учитель, сильно правую подволакивая ногу.

— Здравствуйте. — учитель уложил на стол пластиковый мужской торс с головой, но без рук, а также кучу каких-то досочек и бинтов: — Садитесь. Начинаем урок. Тема сегодняшнего занятия — методы реанимации при остановке сердца. Сегодня нам в этом важном деле будет помогать специальный манекен «Иван», который и поможет нам определить, справились ли мы с задачей или нет. Кто первый мне поможет? Минут за десять, с помощью Маши Новиковой, стройной блондинки с третьей парты, Орлов запустил «пламенный мотор» манекена, о чем засвидетельствовали мигающие светодиоды в его глазах.

— Молодец, Маша, пять. Садись на место.

Сияющая Маша пошла на место, и в этот самый момент Бакаев Ефрат, самый здоровый из братьев Бакаевых и неформальный лидер наших «гостей», звонко, с оттягом, хлопнул широкой пятерней по упругой Машиной попе.

Девушка вспыхнула, обернулась, земляки Бакаева радостно грохнули жизнерадостным ржанием. Казалось еще секунда, и Маша даст пощечину по, поросшей черным волосом, ухмыляющейся физиономии Ефрата, но губы ее задрожали, из глаз брызнули слезы и Маша выбежала из класса, закрыв лицо руками.

Как я понял, Орлов, выискивая в журнале фамилию Маши, начало инцидента пропустил, но вот слова, которыми довольный парень проводил убегающую Машу, он услышал и даже разобрал, потому что, нахмурившись, окликнул Бакаева, правда, что он сказал, я не разобрал.

Бакаев лениво повернул свою большую голову и что-то процедил в ответ, а его земляки схватились за телефоны, направив объективы камер на Орлова, значит началось что-то, не предусмотренное уставом школы и учебными планами.

— А сейчас, дети, Ефрат Бакаев поможет нам разобраться с приемами первой помощи, необходимых при получении травм. — Орлов что-то негромко, почти шепотом, добавил на чужом языке и с улыбкой поманил Бакаева, который с перекошенным лицом уже поднимался из-за парты: — Все остальные смотрим со своих мест, чтобы всем было видно.

Мощный удар прямой ногой должен был снести худощавого преподавателя, отправив его прямо в школьную доску, но колченогий мужик умудрился увернуться, сместившись влево, правая, больная нога неловко приподнялась и Бакаев, по инерции задел носок сверкающего ботинка учителя своим мужским достоинством.

— Хр…- боевой клич кулачного бойца превратился в хрип, здоровенный парень сложился на полу, как умирающий лебедь, а Орлов крутанувшись на здоровой, левой ноге, боковым блоком отбил удар рукой в голову, что попытался нанести ему, подоспевший брат Ефрата — Санах. Санах был парнем, хоть и меньше Ефрата, который выглядел двадцатилетним мужичком, но учителя превосходил по всем статьям. Орлов перехватил ударную конечность Санаха, и закрутив кисть бойца по часовой стрелке, прижал того к столешнице туловищем, цепко зафиксировав руку.

— Как вы видите, у моего помощника, у которого мы подозреваем перелом в районе локтя, рука вытянута. Перелом сложный, требует квалифицированной медицинской помощи, поэтому наша первоначальная задача, зафиксировать руку в таком положении… Чтобы пациент не повредил нашу шину и не сместил кости по месту перелома, шину желательно зафиксировать в неподвижном положении, хоть за пострадавшего, хоть за другие неподвижные предметы. Так как Санах полулежал на столе, то учитель счел правильным зафиксировать руку «пострадавшего» к какому-то крючку на боковой опоре стола.

Голос Орлова чуть –чуть срывался, но он продолжал комментировать свои действия, найдя на столе дощечку подлиннее и приматывая руку Санах к импровизированной «шине».

— Чтобы пациент не повредил нашу шину и не сместил кости по месту перелома, шину желательно зафиксировать в неподвижном положении, хоть за пострадавшего, хоть за другие неподвижные предметы. — Так как Санах полулежал на столе, то учитель счел правильным зафиксировать руку «пострадавшего» к какому-то крючку на боковой опоре стола.

Бросок третьего брата, Искандера, Орлов, очевидно, заметил в матовой поверхности модной школьной доски, во всяком случае, младший братец напоролся на выставленную ему навстречу, вроде бы калечную, правую ногу.

— У! — Бородатый подросток затряс ушибленной кистью руки.

— Я же сказал — смотреть за практическими занятиями со своих мест. — Орлов, даже не обернувшись, закончил фиксировать среднего братишку и удовлетворенно обернулся к, начавшему вставать Ефрату: — А сейчас я предлагаю изучить способы остановки кровотечения с помощью любого подручного предмета, используемого в качестве жгута.

С хищным шипением, из брючных петель выскользнул черный, как молниеносная черная мамба, кожаный ремень, второй рукой учитель подхватил какую-то палку из кучки, оставшейся на столе после оказания помощи Санаху, и Орлов деловито шагнул к Ефрату, но парень почему-то побледнел, и, по большой дуге обойдя учителя, не глядя на среднего брата, зафиксированного в неудобной и унизительной позе, поплелся к своему месту.

— Все поняли или для кого-то повторить прием наложения шины? — обвел взглядом класс Орлов: — Есикаев, ты хочешь? Иди тогда сюда.

Есикаев Давид, «пристяжной» братьев Бакаевых, все это время, снимавший преподавателя на свой смартфон, что-то пискнул и спрятав телефон в карман, спрятался за широкой спиной, сидящего криво, Бакаева.

— Никто не хочет повторить? Все всё запомнили? — Орлов пожал плечами и наклонился к Санаху: — А ты все запомнил и понял, или еще потренируемся?

Санах торопливо замотал головой, показывая, что урок им хорошо усвоен.

— Ну, раз все всё поняли, можете считать урок оконченным. Сейчас, кто хочет, может идти в столовую, но только тихо, чтобы завуч мне замечания не делал. — Орлов дернул какой-то бантик и вся конструкция, надежно фиксирующая «сломанную» руку, мгновенно распалась, освобождая среднего брата из медицинского плена.

Соученики потянулись на выход. Братья Бакаевы и их земляки, выходя из класса, бросали в спину Орлова, спокойно собирающего свои принадлежности, недобрые взгляды.

— Виталий Ефимович, разрешите я помогу. — я сгреб со стола все эти палки и вязки, которые Орлов пытался положить сверху на манекен, и двинулся вперед, слыша за спиной злобное шипение кого-то из одноклассников:

— Учительский подсирала…

— Виталий Ефимович, а вы не боитесь, что у вас неприятности будут? Ведь все пишется. — я мотнул головой в сторону камеры видеонаблюдения, что помигивая красным светодиодом, снимала обстановку в школьном коридоре.

— Нет, Иванов, не боюсь. Я в этой школе единственный преподаватель с инвалидностью, поэтому меня не уволят. Премию срезать могут, а вот уволить — нет.

— Понятно. — я подцепил дверь в учительскую носком ботинка и так и придерживал ее под гневным взглядом завуча, пока прихрамывающий Орлов не втиснулся в узкий дверной проход со своим манекеном.

— У меня, Ирина Николаева, руки заняты. — пожал я плечами, глядя на завуча, после чего убрал носок кроссовка и дверь захлопнулась.

— Иванов, если где-то увижу следы от обуви на дверях, будешь лично их отмывать. — не придумала ничего умнее, заведующая учебной частью, на что я усмехнулся и вышел в коридор.

По расписанию следующий урок был физика, но урок уже прозвенел, а учителя все не было. Пользуясь этим, я подошел к парте, где сидела моя подруга Таня Белохвостикова и бледная, с красными пятнами на щеках, Маша Новикова.

— Маша, ты как? — я присел на соседнюю парту.

— Я больше эту школу не пойду…- прошептала Маша, глядя мимо меня: — А еще Сереге скажу, он этого урода убьет!

Серега был друг Маши, старше ее года на два, заканчивающий следующей весной какой-то колледж экономической направленности.

— Ну, я бы на твоем месте на это не рассчитывал. Твоего Серегу в лучшем случае изобьют, а в худшем убьют.

— Мой Серега не чета тебя…- презрительно процедила Маша: — Он в карате ходит, четвертый год, он этому уроду наваляет.

Таня на слова подруге сверкнула глазами, приоткрыла рот, но промолчала, поборов в себе желание, рассказать подруге, что я тоже ничего.

— Маша, если Серегу не жалко, то конечно говори, вопросов нет. Только, что ты будешь говорить его маме на похоронах, когда твоего друга в землю закопают? Что он тоже не оправдал возложенных на него надежд? Да пусть твой пацан хоть десять лет занимается, хоть карате, хоть боями без правил, они его в десять рыл либо запинают, либо в лоскуты изрежут. — в полголоса прошипел я и инстинктивно обернулся на ряд парт у окна, но к моему удивлению, он был пуст, даже двух девчонок, что, укутавшись в платки, так, что видны были только глаза, на месте не было, хотя они добросовестно ходили на все уроки.

— Да откуда у них ножи! — фыркнула Маша: — Ты что, совсем тупой? Все же на входе забирают…

— Иди сюда! — я поманил девочку пальцем к окну: — Покажу кое-что.

Маша снова фыркнула, но подошла к окну, Таня, из любопытства, увязалась за ней.

— Вон видишь заросли кустов? — я ткнул пальцем в соседний дом, отстовавшей от школы метров на пятьдесят: — Вон там, в самых зарослях, Бакаевы, каждое утро, прячут сумку, а после уроков — забирают. И я уверен, что там ножи или что еще, похуже…. О, а это что такое?

К воротам школы подъехало несколько автомобилей, в том числе одна с эмблемами жандармерии, из которой вышли три человека в полном штурмовом облачении, с пистолетами-пулеметами в руках, которые перекрыли проезд к школе с обоих сторон. А из «гражданских» машин полезли бородатые мужчина, одетые в черное, которые быстренько образовали короткий коридор к воротам школьного двора, по которому степенно двинулись несколько важных и представительных мужиков, с самыми окладистыми бородами, с черными повязками на головах, на которых было что-то написано. Тут же со всех сторон к крыльцу повалила толпа учащихся, в основном, из числа наших, недавно поступивших, «гостей», а на крыльце выстроилась администрация школы во главе с директором.

Мне пришлось встать ногами на подоконник, чтобы видеть то, что происходило на самом крыльце.

Пройдя через толпу учеников, многие из которых бросались к самому солидному посетителю и целовали его руку, тот наконец дошел до ступеней школы, обменялся с директором какими-то любезностями, после чего вся толпа повалила в школу.

— Вы почему здесь? — через пару минут в класс ворвалась наш классный руководитель, запыхавшаяся и возбужденная: — Все же было сказано, что сейчас в актовом зале беседа на религиозную тему, явка обязательна.

— Нам никто ничего не говорил, Софья Викторовна…

— Вот всегда так, все в курсе, один Саша Иванов не в курсе. Что стоим? Быстро-быстро, все в актовый зал… — «классная» убежала, наверное, вытаскивать из классов остальных, кто «не в курсе», мы же стали собирать свои учебники.

Когда через несколько минут мы спустились к актовому залу, все сидячие места в нем уже были заняты, сидели в основном наши недавние соученики, очевидно, что их предупредили заранее. Так как школа с недавних пор стала переполнена, то ряды между креслами тоже были заполнены детьми — стояли те, кого я знал много лет. Окна были плотно заперты, в воздухе витали странные, пряные ароматы и дышать в, казалось бы, просторном помещении, было тяжело

— Давайте, быстро проходите, на проходе не задерживайтесь…- зло зашептали стоящая у дверей завуч, а, присутствующий здесь же, физрук стал запихивать нас в зал, трамбуя, как пассажиров токийского метро в час пик.

Самый бородатый и солидный, которому на входе целовали руки, сидел в середине президиума, и отличался от окружающих его, чуть менее бородатых, тем, что надпись на его головной повязке была выполнена не белой, как у остальных, а золотой краской. Директор наша сидела на самом краешке стола президиума. «Главный» вещал негромким голосом, читая с бумаги, нацепив на мясистый нос очки в тонкой, металлической оправе, на своем, кажется, на пашту, который мой прадед, засевший в моей голове, а соответственно и я, практически не знал, но сидевший рядом с главным мужчина, переводил практически синхронно, с небольшим акцентом.

…справедливая борьба детей Небесного отца увенчалась великой победой и на земли Сибирского санжака вновь опустилась благодать святого учения. И так, как эта земля теперь наша, то умные люди, из числа заблудших безбожников и многобожников, проклятых язычников, дабы гнев Небесного отца не поверг их в огненную бездну, должны отринуть свои ереси, признать учение Небесного отца и склонить перед ним головы, пока он готов принять их и простить творимые ими ранее мерзости…

— Тьфу, бы, прости Господи! — перекрывая бубнеж Главного и голос, вторящего ему, толмача, раздался громкий голос у меня за спиной, и весь зало обернулся к входной двери.

В метре от меня стоял и брезгливо кривил губы Орлов, незаметно вошедший в зал. Преподаватель повернул голову к президиуму, бросил какую-то резкую фразу, после чего выудил из-под рубашки серебристый крестик на толстом шнуре и поднес его к губам, после чего, круто развернувшись, в разлившейся по помещению, густой тишине, вышел из актового зала.

Не знаю, что толкнуло меня последовать дурному примеру без башенного преподавателя, но я, толкнув в бок стоящего рядом со мной Вадика Стеблова, и стал протискиваться к выходу.

Физрук, стоящий, как вратарь, на воротах, чтобы никто из школьников не сбежал с «важного мероприятия», выпучил глаза, потянулся ко мне мускулистой рукой, но встретившись взглядом, вдруг смешался и отвернулся, как будто меня здесь не было.

Не успел я отойти от двери, как она вновь распахнулась и из толчеи выбрался Вадик, а вслед за ним, пища «Мальчики, подождите нас!» Маша и Таня.

— А вы что тут устроили? — почти сразу за девчонками из актового зала выскользнула завуч: — Иванов, Стеблов, Маша, Таня, немедленно вернитесь в зал. Вы что, собрались важное мероприятие нам сорвать, школу в глазах уважаемых людей опозорить? А от тебя, Белохвостикова, я вообще, этого не ожидала…

Протяжный скрип двери заставил завуча обернуться, оборвав нотацию — из дверей повалили ученики, в основном старших классов…

— Илья Николаевич⁈ — закричала Ирина Николаева, растерянно вертя головой в бесплодных поисках преподавателя физической культуры, который минуту назад был здесь, а теперь бесследно испарился:

— Немедленно все вернитесь в зал! Завтра всех только с родителями к занятиям допущу! На учет поставлю!

Поняв, что поддержки не будет, заведующая учебной частью начала орать на детей, выскакивающих у дверей, но те ловко уклонялись от ее рук, которыми она пыталась задержать школьников и почему-то собирались возле нас со Стебловым и, стоящими за нами, девочками.

— Нам, Ирина Николаевна, физически очень тяжело стоять на ногах в такой душной атмосфере. У меня и у ребят удушье началось. Мы на улицу пойдем и «скорую помощь» вызовем если приступ не закончится. И вообще, у нас клаустрофобия. — я махнул рукой и двинулся к выходу на улицу.

Почему-то школьники, покинувшие, вслед за нами со Стебловым, актовый зал, не спешили расходится, кучковались вокруг нас, громко и возбужденно обсуждая возможные последствия и репрессии, которые, несомненно, последуют завтра.

— Стоп! — мне надоело это слушать: — Хорош пустой базар разводить! То, что нас завтра попытаются с дерьмом смешать, это безусловно. И с дерьмом нас будут мешать не только учителя, но и…

Окружающие меня ребятишки сразу посмурнели. Если разборок с учителями давно никто не боялся, это даже, в последнее время, стало чем-то вроде спорта, настолько права и авторитет учителей и педагогов повсеместно упал ниже плинтуса, но вот столкновения с нашими новыми «товарищами», жесткими, организованными, диковатыми, казалось бы, даже в туалет не ходящих в одиночку, все опасались не на шутку.

— Что, уже обкакались? — грустно улыбнулся я: — Не ссыте, я сам боюсь…

— Саша! — Татьяна, на правах девочки, один раз ночевавшей у меня дома, сделала мне замечание, на мгновение став очень похожей на Мальвину, воспитывающую хулиганистого деревянного человечка.

— Записывайте мой телефон и отправляйте мне сообщения, я создам группу в мессенджере, и будем там координировать свои передвижения. Сегодня вряд ли что-то будет, а завтра встречаемся недалеко у школы и всей толпой идем суда. Нас тут….

Я пересчитал присутствующих и продолжил: — Двадцать два человека, самых смелых, если будем вместе и не засс… испугаемся, хрен (литературное слово такое, Таня!) нам кто-то что-то сделает.

Распробовав мою мысль, народ повеселел и расправил узкие, подростковые плечи, после чего я, взяв у Вадика его премиальный смартфон, сделал общую фотографию всех, рискнувших покинуть непонятное собрание.