журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №2 1995 г.

Ульяна Глебова СТАРЫЙ ТРУП ЛУЧШЕ НОВЫХ ДВУХ

Один труп совсем не вонял, но зато второй вонял так сильно, что Ольга открыла форточку.

Ольга задыхалась. Она не любила лунные ночи, которые, наоборот, ее любили. И поэтому постоянно преследовали.

— Опять трупаков разделываешь? — недовольно проворчал муж, разбуженный хлопаньем форточки. К запаху он давно привык.

— Ты же видишь, я не включаю свет, — раздраженно отозвалась Ольга. — Просто душно.

Муж уже снова спал. Ольга хотела задернуть шторы, но передумала — будет меньше свежего воздуха. Она поежилась под взглядом лунной ночи. „Сколько это будет тянуться? — подумала Ольга. — Почему у нас дома все ночи — лунные? “

Ольга наощупь пробралась к шифоньеру, стараясь не наступить на покойников, лежащих на полу. Она так живо представила прикосновение к скользкому полуразложившемуся мясу, что ее буквально передернуло. Но опасения были напрасны. Обогнув телевизор, Ольга распахнула дверцы шифоньера и нащупала дорожную сумку. Теперь действиями руководила разумная мысль: „Взять только самое необходимое." Но его оказалось так много, что Ольга уже решила будить мужа, но вовремя одумалась: „Что я за дура? Он же меня ночью никуда не отпустит."

Муж проснулся в тот момент, когда Ольга включила свет, чтобы внимательно осмотреть его одежду — там могло остаться еще немного мелочи, кроме ста двадцати восьми рублей, которые Ольга уже нашла.

— Опять трупаков разделываешь? — недовольно проворчал муж.

— Ты сам этого хотел, — оборвала его Ольга.

Она решительно простилась с чемоданами, которые только что собрала, и повесила на плечо сумку.

Муж с некоторым интересом смотрел на Ольгу. Действительно, это он всегда уговаривал ее работать надомницей из-за слабого здоровья. Но кто же знал, что она не откажется от своей профессии. „Паталогоанатом — это призвание для избранных", — часто повторяла Ольга. Но муж не любил ее работу. Особенно, когда в конце месяца Ольга гнала план.

А сейчас она заговорила по-другому:

— Надоело кромсать этих кретинов. Оставляю их тебе. Меня не ищи. Это бесполезно. Между нами все кончено.

Ольга вышла из квартиры, замок захлопнулся.

„Ну и черт с ней, — подумал муж, — Надо выспаться. Мне сегодня в первую смену."

Муж Ольги имел паспорт на имя Сергеева Алексея Ивановича, но при знакомстве сразу просил называть себя Ивановым Сергеем Алексеевичем. На работе даже заподозрили, что паспорт — фальшивый. Но установить ни этого, ни противоположного — не удалось. Поэтому постановили считать паспорт настоящим, но муж Ольги игнорировал имя, указанное в паспорте и в военном билете.

А вот я, если бы даже могла, не стала бы проверять подлинность паспорта. Хочет человек зваться Ивановым Сергеем Алексеевичем — пожалуйста! Жалко, что ли? Так и буду его в дальнейшем звать, чтобы не нервировать, так как он — человек тонкой душевной организации.

К тому же, часть документов у него на то имя, которое ему так нравится. Когда сослуживцы привыкают звать кого-то Сергеем, странно, если бы премию выписали неизвестно какому Алексею.

А добиваться перемены имени в паспорте Сергей не хочет не из-за волокиты. А почему — не скажет. Он ценит во всем порядок и не любит пустых разговоров.

Утром Сергей обнаружил, что ванна полна формалина, и принять, как всегда, душ не удастся. Это неприятно задело Сергея. Уход Ольги его пока не волновал. Она уже четыре раза уходила из дома насовсем. И всегда появлялась ровно через одиннадцать с половиной суток. „Формалин, конечно, можно выпустить из ванны, но потом ее надо бы помыть", — подумал Сергей, посмотрел на часы и решил собираться на работу.

Уже светало. Сергей взглянул на трупы и не смог сдержать невольный стон — один из них был одет в новый костюм Сергея! И главное, именно тот — разлагающийся труп, от которого в квартире стояла такая вонь. Как назло, сегодня ожидалась иностранная делегация, и Сергей собирался надеть свой парадный костюм. Но теперь, после трупа, — это было немыслимо! Если бы в костюме оказался хоть другой покойник! Он еще не такой противный и вполне свежий. Но тот лежал не просто абсолютно голый, но даже со вскрытой грудной клеткой.

Сергей не на шутку расстроился. Он надел старый костюм и в плохом настроении пошел на работу.

Сергей работал в ботаническом саду в оранжерее тропических растений. Он недавно защитил диссертацию и пока еще не привык к относительно свободному времени.

Как только Сергей появился на работе, его обрадовали:

— Иди, оформляй командировку. Сегодня уезжаешь. С тебя рубль на юбилей Иващенко.

В комнату заглянул шеф:

— Сергей, ты подготовил те бумаги? Хочу сравнить результаты.

— Сейчас, Петр Николаевич, — отозвался Сергей и стал рыться в своем столе.

А я вот, даже если бы могла, не стала бы сравнивать результаты.

Я бы и так поверила Сергею. Но я не могу потребовать с него никаких бумаг. И поэтому то, что я ничего не требую, не ставится мне в заслугу.

Я пока ассистентка и в моих силах лишь напроситься в спутницы к Сергею, но, к сожалению, он этого тоже не оценит.

— Пошла, выпишу себе командировку, — сказала я Сергею, но тот только кивнул: „Да, да, конечно." И убежал к шефу.

Вечером мы прилетели в Н-ск. И довольно быстро нашли гостиницу, где нам забронировали места. Правда, номера были на двух человек.

Моей соседкой оказалась расплывшаяся женщина, которая уже укладывалась спать, когда я вошла.

Я заглянула в номер к Сергею:

— Через полчаса соберусь.

Его сосед — здоровенный дядька в майке и трико — осуждающе покачал головой:

— Такая молодая...

Ровно через полчаса Сергей зашел за мной.

— Стой, — сказал он. — Забыл сигареты.

— Вернемся за ними? — спросила я.

— Нет, — ответил Сергей. — Возвращаться не к добру. К' тому же, у меня есть другие.

Мы вышли из гостиницы.

— Ты когда-нибудь здесь была? — поинтересовался Сергей.

— Нет.

— Я тоже. Но у меня есть тут один хороший знакомый. Я уже ему звонил — никто не подходит.

— Потом перезвонишь, — сказала я.

— Вообще-то, могли бы сделать командировку на Черное море, а не в Сибирь, — проворчал Сергей.

— Но сейчас же тепло, как на юге. И тут ведь неплохой ботсад...

— Знаю, знаю, — раздраженно оборвал Сергей, — даже два.

Мы замолчали. Улицы почти не освещались, хотя, как нам сказали, это был центр города.

Сергей снова заговорил:

— Больше мой сосед по номеру тебя обижать не будет. Я теперь живу один — не люблю тупую компанию.

Сердце мое радостно забилось вопреки здравому смыслу. Я знала, что территория расчищается не для меня — Сергей никогда не относился ко мне всерьез.

— У тебя деньги есть? — вдруг спросил Сергей.

— Да. Целых сто рублей, не считая тех, что на обратный билет. На три дня, по-моему, совсем не плохо. А тебе надо? — с готовностью отозвалась я.

— Нет, — улыбнулся Сергей. — Я теперь при деньгах. Свои можешь спрятать.

Мы зашли в какое-то кафе. Сергей предложил мне сигаретку, хотя прекрасно знал, что я не курю. Увидев его насмешливый взгляд, я неожиданно для себя взяла протянутую сигарету и закурила.

В кино те, кто курил впервые, всегда начинали дико кашлять. Я же почему-то нет.

Мы уже какое-то время сидели за столиком и пили кофе, когда Сергей сказал:

— Не пойму, почему здесь так много мутантов.

— Кого? — не поняла я.

— Мутантов, — повторил Сергей. — Внимательно посмотри хотя бы на того парня за столиком в углу.

Я посмотрела в указанном направлении. Парень как парень. Светлые волосы, темная рубашка. Я видела парня так отчетливо, как будто подошла к нему вплотную.

— Внимательнее! — звучал где-то твердый голос Сергея. — Смотри внимательнее! Это мутант!

И тут я увидела. Кожа на лице парня начала сворачиваться, стягиваться и лопаться. Обнажились внушительные челюсти с длинными остроконечными зубами. Глазницы заметно увеличились, а сами глаза сначала затянулись мутной пленкой, а потом окрасились в багровый цвет. Волосы почти сразу осыпались, уступив место короткой блестящей шерсти. Новая кожа была бирюзового цвета. Говорят, очень полезного для глаз. Но остатки старой портили впечатление. Уши заострились, загнулись на затылок и там срослись, образовав острый гребень.

И эти превращения произошли, практически, мгновенно. Но я как-то успела все рассмотреть. Отчетливость и яркость происходящего так поразили меня, что последнее, что я тогда помню, был мой крик:

— Мутанты!

Очнулась я на улице. Сергей ласково поддерживал меня под руку:

— Так раскиснуть с одной сигаретки. Тем более, всего навсего; — марихуаны.

Несмотря на объяснения Сергея, я все еще обижалась на глупую шутку. Но он проводил меня до моего номера и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Зайду за тобой в восемь утра. Сразу поедем в ботсад.

А сам направился к лестнице.

Номер Сергея был рядом с моим, поэтому я непроизвольно спросила:

— Ты куда?

Сергей резко развернулся:

— Отчитаться?

И продолжил свой путь.

Я постояла еще немного, слушая, как Сергей спускается по лестнице, и, совсем расстроенная, пошла к себе.

Соседка уже не спала, и мы, наконец, смогли поговорить.

Я сказала:

— Я так и не пойму, зачем это надо. Они же не дураки. Могут догадаться, что это не случайно.

Соседка улыбнулась:

— Вот и хорошо, если догадаются. Так все и задумано. Она приедет сюда не этим утром, а следующим. Твоя задача: вывести клиента в коридор в семь утра и держать его там под любым предлогом до встречи с женой. И следить за их реакцией. Цель — дать им понять, что они под наблюдением, и тем самым внести смятение и нервозность в их действия. Надо установить, с кем она встречается в Н-ске. А просто проверить ее вещи в поезде и даже найти товар — значит совсем спугнуть ее. Задача ясна?

— Да, — сказала я. — Кстати, версия о наркотиках получает подтверждение. Сергей, похоже, хочет меня втянуть в свою компанию. Он уже предлагал мне сигаретку с марихуаной. Я, конечно, отказалась.

— Для начала неплохо, — кивнула соседка. — Давай спать. Сейчас за клиентом проследят, а утром тебе рано вставать. Да, он выжил из номера нашего человека, которому пришлось уйти, чтобы не поднимать лишнего шума.

— Я знаю, — ответила я и подумала: „Бедный Сергей."

Уже давно возникло подозрение, что Сергей синтезирует наркотики. Но не широко известные, а какие-то экзотические. Он разводил в оранжерее редкие и странные растения, а потом, вполне официально, проводил с ними опыты. Записи, конечно, были в порядке — соответствовали плану лаборатории. Но что он делал в действительности, никто, как ни старался, установить не смог. Для каких-то выводов надо было иметь образцы. А Сергей и близко никого не подпускал, когда работал. К тому же, мне приказали соблюдать осторожность, чтобы его не спугнуть.

Выяснилось, что жена Сергея за недолгое время три раза была в Н-ске. Ездит она только поездом. Причем, всегда уезжает ночью. А обратно тоже возвращается одним и тем же рейсом. Это дополнило картину. Получилось, что жена — связная. Сергей изготовляет наркотики, а она занимается их сбытом. В Н-ске она останавливается только в этой гостинице. Поэтому Сергею и мне дали командировку в Н-ск и забронировали места именно здесь.

Сергей поднимался из ресторана. Его спутница уверенно шла впереди.

— А у тебя неплохой номер, — сказала она, заходя внутрь.

— Да, ничего, — послышался голос из глубины комнаты.

— Ты же говорил, что один, — недовольно произнесла Жанна. — Может, мне уйти? Или твой товарищ пока покурит?

— Не волнуйся, — сказал Сергей, — я совершенно один, — и зажег свет.

В комнате никого не было. Жанна неуверенно посмотрела на Сергея, но тот с невозмутимым видом повторил:

— Я сказал — один, значит, один.

Жанна заглянула в ванную, но тоже ничего не обнаружила.

— Хочешь проверить под кроватями? — спросил Сергей.

Но Жанна только дернула плечом, спросила: „Какая твоя?", услышала: „Обе", подошла к ближайшей и села на нее.

— Зря ты это делаешь. Это моя. — Раздался все тот же голос.

И из-под второй кровати, кряхтя, выполз сосед Сергея, красный и потный, все так же в майке и трико.

— Копейку искал, — объяснил сосед.

Увидев бешеный взгляд Сергея, он решил исправить положение:

— Куда-то закатилась, зараза. Так и не нашел. Ну, ладно, не буду вам мешать... Сейчас же лягу спать... Но я, к сожалению, громко храплю... Вы уж меня простите...

Жанна сказала:

— Куда ты меня привел?

Сергей ответил:

— Подожди.

И шагнул к соседу:

— Ты что, вечером не понял? Сейчас я тебе объясню.

Жанна отошла в сторону и скрестила на груди руки, ожидая продолжения. Жанна еще не перестала получать удовольствие от драк. Конечно, если ей там не доставалось.

Неожиданно Жанну толкнула в спину дверь стенного шкафа.

— Пусти, — сказала я, выбираясь в комнату. — Что за привычка стоять на дороге?

Сергей повернулся ко мне, и я пролепетала:

— Не знала, что ты придешь не один... Решила пока погладить тебе рубашки...

— Это в шкафу-то? — саркастически заметил Сергей, и я замолчала, а Жанна сказала:

— Здесь и без меня мною народу. Пойду, пожалуй. Зря только время потеряла.

Сосед энергично закивал головой:

— Я тоже пойду. Я ведь, как и договорились, перебрался в другой номер, а сюда зашел только за копейкой.

Сергей пошарил в кармане и направился к Жанне.

— Хочешь оставить адресок на память? — спросил сосед, взял Жанну под руку и повел к двери: — Не скучайте без нас.

— Тебе тоже лучше уйти, — сказал- Сергей, когда мы остались вдвоем.

— А как же рубашки? — начала я, но он так посмотрел на меня, что я послушно пошла к выходу.

— Ну и дурак, — сказала я напоследок.

Утром в автобусе я не сводила с Сергея восторженного взгляда. Я всегда была без ума от его внешности.

— Что ты на меня так внимательно смотришь? Что я — покойник? — спросил Сергей.

— А ты не догадываешься, почему так смотрю? — радостно улыбнулась я.

Сергей нахмурился:

— Догадываюсь. Все вспоминаешь и веселишься, как ночью надо мной подшутили.

— Да ты что?

— Перестань, — оборвал Сергей. — Что я, не понял, чем вы занимались в моем номере вдвоем с этим типом? И почему ты в шкаф полезла.

Я обиделась:

— Сам притащил подозрительную девицу, а когда ничего не вышло, нашел на ком злость сорвать! Ладно, ладно, оскорбляй меня ни за что! — я гордо вскинула голову, но ударилась затылком обо что-то твердое. Я попыталась повернуться в автобусной давке и поняла, что ударилась о подбородок мужчины, который стоял за моей спиной и, конечно, слышал весь разговор.

— Лучше надо прятаться от жены, — посоветовал мужчина Сергею. — А я бы даже не изменял твоей — вон она какая симпатичная.

— Совесть совсем потеряли, — сказала женщина около Сергея. — В шкаф любовника прятать! И это при таком приятном муже!

— Замолчите! — прикрикнул Сергей. — Вы ничего не поняли! Это — моя любовница. А жена — в командировке. .

Пока публика приходила в себя, мы успели выйти из автобуса. И главное — на нужной остановке.

Вершины гигантских деревьев переплелись так тесно, что стеклянного потолка не было видно. В зеленом сумраке узкую бетонную дорогу окружали непроходимые заросли. Жара стояла страшная — градусов под сорок. И, конечно, никакого ветра. Пахло гнилью. Влажность была такая, что по блестящим листьям растений стекали капли воды и, падая, создавали шум монотонного дождя.

В поисках конторы мы шли уже полчаса по сплетению оранжерей и до сих пор не встретили ни одного человека. Мы строго следовали указаниям вахтера, отсчитывая нужные для поворотов дорожки, но тропический лес все не кончался.

А мы шли и шли. Вокруг стали появляться яркие крупные бабочки и небольшие, но крикливые, птицы, когда я решилась спросить Сергея:

— Мы случайно не заблудились?

Он со злостью ответил:

— Конечно, заблудились! И все — из-за тебя! Почему ты не взяла карту оранжерей или хотя бы компас? .

— Кто у нас главный? — откликнулась я. — Сам о чем думал? Тебе мало того, что я занимаюсь физической работой и таскаю все наши вещи? — я взмахнула полиэтиленовым пакетом с документами. — К тому же, кто отсчитывал дорожки? Опять ты. Вот и думай, как отсюда выбраться.

Сергей посмотрел на меня.

— Ладно, — сказал он. — Давай сюда документы.

Я протянула пакет, весь в воде. Влага осаждалась не только на деревьях, но и на нем и даже на нас. Мы учащенно дышали от быстрой ходьбы и духоты. Вид у нас сейчас был не очень респектабельный. Мокрые волосы падали на лицо. Платье выглядело так, как будто меня только что извлекли из водопада. Сергей, который еще в начале пути снял пиджак и рубашку и нес в руке, теперь вдруг решил их выжимать, вызвав мой искренний смех, — хлынувший поток воды наполнил и без того мокрые туфли Сергея.

Он сказал:

— Жди меня здесь. Я разведаю дорогу. Никуда не уходи. Оставляю тебе пиджак и рубашку.

— А ты не потеряешься? — с тревогой спросила я.

— Нет, — ответил Сергей. — Я буду идти прямо по этой дороге. Куда-то она ведет. А потом вернусь за тобой.

Мне эта идея не понравилась. Но Сергей уже положил пиджак на дорогу и ободряюще улыбнулся:

— Не скучай. Вернусь самое большее через полчаса.

Я смотрела на удаляющегося Сергея. Он шел, небрежно помахивая пакетом с документами. По голой спине ручьями текла вода. Я хотела побежать следом, но побоялась, что Сергей разозлится.

Через полчаса я стала жалеть, что осталась. А еще через десять минут поняла, что Сергей потерялся.

Маршрут был ясен. Взяв рубашку и пиджак, карманы которого оказались пустыми, я двинулась вперед по дороге. „Если тут есть бабочки и птицы, могут быть и хищники, — подумала я. — Или даже туземцы-людоеды из тех несчастных, кто так и не нашел выхода отсюда.“

Но я не успела проработать эту идею до конца и начать серьезно волноваться за Сергея, потому что уже метрах в пятидесяти от того места, где я так долго стояла, дорога круто изогнулась и уперлась в белую дверь.

Я шагнула в другой мир. За дверью остался первобытный лес со всеми его ужасами. На пороге стояла я — еще частица этого леса — мокрая и растрепанная, и крепко сжимала в опущенной руке рубашку и пиджак. А в чистой и светлой комнате с кондиционерами были изящные чистые люди, которые смотрели на ЭВМ, в микроскопы или просто возвышались за полированными столами.

И главное! За крайним столом сидел Сергей в белоснежном отглаженном халате и задумчиво пил чай.

Когда договорились, что мы с Сергеем придем завтра с утра, Петров еще раз поглядел на меня:

— Ну, теперь вас можно показывать людям. Но, я думаю, обратно лучше идти не через оранжереи, а по улице — и он распахнул вторую дверь, выпуская нас прямо во двор. — Пройдете по этой аллее и выйдете к остановке.

Когда мы поравнялись с вертушкой, вахтер, отправивший нас в оранжереи, широко улыбнулся:

— Ну как прогулочка? Остались довольны? Уж я-то знаю, как доставить удовольствие такой милой парочке!

Вечером, когда мы вышли из кино, Сергей, наконец, дозвонился другу.

Мне Сергей сказал:

— Возьму тебя, если пообещаешь не мешать. Может случиться, что я сегодня не буду ночевать в гостинице. Тогда не возражай, если я отправлю тебя на такси, а мне придется остаться.

Мы оказались не единственными гостями Игоря. В комнате с неярким светом кроме самого хозяина находились двое парней и две смазливые девицы, к одной из которых сразу подсел Сергей, как только нас всех перезнакомили.

Не скажу, что я была лишена внимания. Но банальные комплименты хозяина были мне просто неприятны, когда я видела, как Сергей, обняв эту мелкоглазую Ларису, шептал ей что-то на ухо, а она заливалась идиотским смехом. Меня сейчас не могло утешить даже то, что Наташа, сидя на диване между Юрой и Валерой, кидала на меня злые взгляды и явно ревновала к Игорю.

Если бы ухаживание за мной могло вызвать у Сергея хотя бы ревность! Но, увы! Сергей, заметив, что Игорь не отходит от меня, поощрительно мне подмигнул и снова отвернулся к Ларисе.

Воспользовавшись тем, что Игорь на правах хозяина ушел варить кофе, я пересела в кресло, одиноко, стоящее в углу. Отсюда я могла спокойно наблюдать за Сергеем, но спокойствия как раз не было. Я непроизвольно вслушивалась в шепот Сергея, но напрасно — разобрать ничего не удавалось.

Наташа, сказав парням: „Я сейчас", пересекла комнату и села на подлокотник моего кресла, нервно сминая пальцами незажженную сигарету.

— У тебя на глазах уводят парня, а ты тут в углу переживаешь! — сказала Наташа.

Очевидно, таким нехитрым способом она рассчитывала вернуть себе внимание Игоря, если я переключусь на Сергея.

Но я равнодушно ответила:

— Сергей меня совсем не волнует. Он — мой родной брат. И главное — ему нужно срочно жениться.

Поймав недоуменный взгляд собеседницы, я еще более равнодушно пояснила:

— Понимаешь. Мы в Н-ске всего на несколько дней. Сергея скоро отправляют в командировку на три года в Швейцарию. Но так как для загранкомандировок всегда почему-то предпочитают женатых, Сергею надо за эти дни найти себе невесту. А распишут их дома в любой день без очереди — у него в ЗАГСе блат, — небрежно добавила я.

Наташа, уже не отрываясь, смотрела на Сергея, а я сказала:

— Но эта Лариса мне почему-то не нравится. Очень уж вульгарная особа. — И волевым голосом спросила Наташу: — А ты-то не замужем? Родственников за границей нет? К суду не привлекалась? Языки знаешь?

Она только молча отрицательно качала головой, а когда, наконец, пришла в себя, решительным шагом двинулась к Сергею с Ларисой.

— Разрешите нарушить компанию? — получился у нее не то смешок, не то всхлип.

— Извини, можно тебя на минутку? — сказала я Ларисе, подходя вслед за Наташей.

А в коридоре объяснила:

— Я рассказала твоей подруге, что мой брат уезжает на три года в Швейцарию. И поэтому срочно ищет жену. А Наташа так резко отреагировала. По-моему, ты уже успела понравиться Сергею. Но смотри, как бы она не перебежала дорогу. Честно говоря, она мне чем-то неприятна. Может быть, своей наглостью? Только поэтому я и решила тебя предупредить.

— Спасибо! — благодарно захлопала Лариса глазками. — Я помню добро. — И ринулась обратно в комнату, готовясь к сражению с подругой.

А я скромно отправилась на кухню к Игорю — я же обещала не мешать Сергею.

Было уже пол-третьего ночи, и мы никак не могли поймать такси.

— Вот чертовы бабы! — все еще возмущался Сергей. — Сначала так неплохо было. Нет! Начали ни с того ни с сего выяснять отношения!

Я тоже сокрушенно покачала головой:

— На вид — интеллигентные женщины. Я и предположить не могла, что до драки дело дойдет.

В номере горел свет. Соседка лежала в кровати, но не спала.

— Как дела? — приветствовала она меня. — Я тут нашла детективчик „Ни разу не булькнув". Автор — какая-то Ульяна Глебова. Ловко, собака, пишет! Ты не читала?

— Даже не слышала, — ответила я и быстро добавила: — За прошедший день ничего важного не случилось.

— Ложись спать, — сказала соседка. — Помни. В семь часов тебе надо вывести клиента в коридор для встречи с женой. Я тебя разбужу через два часа.

Полседьмого утра я зашла в номер к Сергею, которого так и не удалось заставить подняться. Даже когда я вылила на него стаканчик холодной воды, Сергей только проворчал:

— Отыгрываешься за оранжерею? Зря стараешься. Раньше восьми не встану.

Без десяти семь зашла моя соседка. Вдвоем мы кое-как стащили Сергея с кровати, потому что он не очень сопротивлялся. Но поднять его с пола мы были не в состоянии.

Пока соседка ходила за подмогой, я стала так жалеть Сергея, который наверняка мерз в одних плавках на грязном паласе,что накрыла одеялом. Но только хотела положить на пол подушку, как появилась моя соседка с соседом Сергея. Они одобрительно посмотрели на меня.

— Молодец, — сказала соседка. — В тридцать градусов жары одеяло как раз не помешает. Может быть, принесем и наши? Ты их куда сложила — в шкаф?

Зато сосед не болтал лишнего. Он не стал поднимать Сергея на ноги, а просто покатил его к выходу. Но делал это так неаккуратно, что Сергей два раза громко стукнулся обо что-то головой и отчетливо произнес:

— Ты подожди. В восемь встану — ты еще поплачешь.

Но, по-моему, единственный, кто готов был заплакать — это я. Буквально сердце кровью обливалось смотреть, как мучился Сергей. А сосед еще отпускал глупые замечания:

— Что же ты такой неровный? Катить тебя — прямо наказание! Если бы не копейка, которую ты мне мешаешь искать, бросил бы это гнилое дело.

Я шагнула в сторону Сергея и уже хотела сказать: „Хватит издеваться над человеком!", но соседка вдруг спросила:

— Это не твоя юбка валяется? — и извлекла из-под кровати сиреневую юбку.

Я тщательно изучила ее и установила, что она не моя не только потому, что такой у меня никогда и не было, но и потому, что размеров на десять больше моего размера.

Я протянула юбку соседке:

— Нет, Это точно не моя.

И только теперь заметила, что соседка стоит без юбки.

Но, наткнувшись на мой удивленный взгляд, соседка стала натягивать юбку и пробормотала мне на ухо:

— Пришлось тебя отвлечь. Ты была готова провалить всю операцию!

За это время сосед уже подкатил Сергея вплотную к двери. Но тут выяснилось, что дверь открывается внутрь, и теперь выйти из номера нельзя из-за лежащего Сергея — он мешал открыть дверь.

Время было упущено. Зазвонил телефон. И соседке сообщили, что Ольга уже в своем номере.

— Клиент все специально подстроил, чтобы не встречаться с женой, — шепнула мне соседка. — Подозрения начинают подтверждаться.

В восемь пятнадцать Сергей в костюме и галстуке заглянул к нам в номер:

— Поехали на работу! Сколько тебя можно ждать? Кстати, этот баран-кладоискатель не у вас прячется? Обшарил почти весь этаж — так его и не нашел.

Сергей вплотную приблизился к моей соседке:

— А ты не лезь не в свое дело! Тоже мне — любительница бесплатных приключений! Еще раз сунешься — лучше сразу вешайся, чтобы меня не затруднять.

— Поехали на работу! — сказал он мне.

Я протянула Сергею его бумажник:

— Взяла, чтобы в суматохе не исчез.

— Спасибо, — благодарно ответил Сергей. — Мне тоже эти люди показались подозрительными, — и отдал мне мой кошелек, который я тщетно искала, наверное, уже минут двадцать.

Мы вышли из номера, и Сергей вдруг почти бегом кинулся к столу дежурной по этажу. Там, спиной к нам, стояла светловолосая женщина в красном платье. Сергей схватил ее за плечо и резко развернул. Конечно, это оказалась Ольга. Я с ней лично знакома не была, но видела множество ее фотографий, поэтому без труда узнала.

— Что ты здесь делаешь? — закричал Сергей.

Я подошла поближе, чтобы не пропустить каких-нибудь важных слов. А Ольга, посмотрев на меня, злобно зашипела в сторону Сергея:

— Я, как и ты, живу здесь в гостинице. Но, между прочим, совершенно одна. Теперь я поняла, почему ты никогда за меня не волновался.

— Я тоже многое понял, — скорбно сказал Сергей. — Вечером поговорим подробнее. Мы, — он подчеркнул это слово, — торопимся. — и кивнул мне: — Пойдем.

Я спускалась за Сергеем по лестнице и не переставала им восхищаться. Так прекрасно сыграть изумление от запланированной встречи с женой! Ее игра была не так естественна. Сергей бы мог стать великим актером, если бы поставил себе такую цель.

На улице Сергей сказал:

— Сегодня на работу не пойдем. Будем следить за Ольгой. Надеюсь, ты мне в этом поможешь. Вдруг понадобится второй человек? В таком деле я доверяю только тебе. — Сергей подмигнул и спросил: — Ну как? Согласна?

Я испугалась. Неужели он меня в чем-то подозревает? Подумать только — меня подозревает! Подозревает — меня! Это надо же — меня! А может — не меня! Но почему тогда такое странное предложение? Все-таки, наверное, подозревает меня. Или все-таки — не меня? Или — меня?

Сергей, очевидно, отметил мой растерянный вид, потому что необычно мягко сказал:

— Не бойся. Я обещаю наиболее ответственные действия предпринимать сам. Ты нужна на всякий случай. Мало ли что? Допустим, будешь моим прикрытием.

Я отшатнулась:

— В тебя начнут стрелять?

— Нет. Нет. Ты не поняла. Прикрытие — в смысле — маскировка. — Сергей улыбнулся, — Тебя трудно принять за мою сообщницу. Интеллектуальные способности — не те!

— Конечно, — начала успокаиваться я. — Намного выше твоих.

— Ты так глубоко спрятала свой ум, что назад его уже никогда не откопаешь, — сказал Сергей. — Соглашайся поскорей, и приступим к слежке.

Я подумала, что даже если Сергей готовит для меня какую-то западню, отказываться не стоит. Если он меня в чем-то подозревает, и я откажусь — будет только хуже. Поэтому я спросила:

— Что от меня требуется? В принципе, я согласна. Но я не умею шпионить.

— Это дело практики, — широко улыбнулся Сергей. — Я думаю, у тебя должно получиться.

Когда появилась Ольга, часы показывали тринадцать сорок семь. То есть, мы прождали почти шесть часов. Ольга быстро шла по улице. Мы стояли у ограды и не торопились двинуться вслед за ней. Ольга была в том же красном платье, что и утром. Поэтому в яркой толпе все равно не терялась.

Сергей сказал:

— Пойдем по нашей стороне улицы. На Ольгину переходить пока не будем. Так удобнее следить.

Но мы отошли всего на несколько шагов, когда Сергей резко остановился.

— Смотри! — произнес он.

Но я уже и сама видела: по противоположной стороне улицы, явно наблюдая за Ольгой, с независимым видом шагал сосед Сергея.

— Не упускай Ольгу из виду, — сказал Сергей, — за ней следит мафия. А этого типа я еще в гостинице заподозрил.

Сергей ринулся через дорогу, увертываясь от машин и не слушая ругань водителей. Я не знала, что делать. Бежать за Сергеем? Или продолжать наблюдение за Ольгой? Я выбрала Ольгу. И Сергей сказал за ней идти. И жалко пропавшие полдня. Я убедилась, что сосед и Сергей беседуют вполне мирно, и заспешила вперед. Ольга уже начала значительно удаляться от гостиницы и в любой момент могла уйти от слежки.

Я была очень возбуждена и расстроена. Высказывание Сергея о мафии, вырвавшееся у него как бы случайно, вряд ли являлось непродуманным. Он уже не один раз намекал о своих подозрениях. Но почему не скажет о них прямо? Может быть, он не уверен в моей роли? Или настолько в ней уверен, что специально издевается надо мной, давая понять, что все знает? Я не пришла ни к какому выводу, и мое настроение даже враг не назвал бы радужным.

Ольга свернула за угол. Я последовала за ней и увидела автобусную остановку и Ольгу, изучающую объявления, наклеенные на ближайший столб так густо, что покрывали его толстой бумажной корой.

Я выглядывала из-за угла и раздумывала, откуда лучше наблюдать. Ольга не должна была меня заметить — толпа и угол дома надежно скрывали меня. Ольга поворачивалась к подъезжающим автобусам, но пока оставалась на месте. Я прикинула, что от моего укрытия до остановки метров двадцать, и я должна успеть добежать до автобуса, если увижу, что Ольга в него садится. И тут над самым ухом раздалось:

— Руки вверх!

Я резко отвела согнутую в локте правую руку назад, чтобы выбить пистолет, полуобернулась к нападавшему, сделала выпад правой ногой в солнечное сплетение, но не попала, так как Сергей (конечно, это был он!) мгновенным взмахом руки отбил мою ногу. Я машинально нанесла удар левой рукой Сергею в живот. Но, к счастью, удар, которым я запросто ломала два кирпича, не причинил Сергею никакого вреда — мощный пресс спас Сергея от серьезной травмы. Я испытывала угрызения совести из-за того, что уже увидев, что это Сергей, не смогла вовремя остановиться и чуть его не покалечила. Какая удача, что у меня такой надежный спутник, которому не страшны неожиданные нападения! Я не смела поднять глаз, но Сергей, как ни странно, на меня совсем не обиделся.

— Привет подпольщикам! — сказал он. — Не ожидал от тебя таких способностей. А мы с кладоискателем немного поговорили. К сожалению, он трусливо сбежал от справедливого возмездия. А я не стал его догонять — торопился к тебе. Как тут поживает Ольга? Вы, надеюсь, не ссоритесь.

— Ольга в полном порядке, — ответила я. — Можешь полюбоваться. Видишь — на остановке?

— Интересно, куда она собралась, — произнес Сергей.

— Скоро узнаешь. — Мне уже начинало надоедать, что Сергей разыгрывает полное неведение, и я сказала: — Неужели жена не сообщила тебе, куда идет? Не очень-то верится.

Сергей мотнул головой:

— Ты думаешь, я знаю ее планы, а сам до обеда сижу голодный и шпионю за Ольгой только из любви к свежему воздуху? Еще скажи, что это я, а не мафия, приставил следить за ней того мужика. А когда он приходил ко мне в номер искать копейку, это не подлость с его стороны, а наш пароль.

— Ты что, шуток не понимаешь? — постаралась я успокоить Сергея. — Ничего я такого не имела в виду. Просто устала, вот и говорю, что попало. Не обижайся. Я верю, что ты бы не стал часами держать меня на жаре, а тем более — мучиться сам, если бы знал, что задумала Ольга.

„Сергей опять упомянул мафию, — лихорадочно думала я. — А что, если он готовит почву для открытого разговора? Или хочет предъявить мне обвинения? Может, не стоило уходить из гостиницы — там хоть народ. На соседа тоже теперь нельзя рассчитывать. Наверняка, он прервал наблюдение. То есть, поддержки мне ждать неоткуда. Не опасно ли ехать неизвестно куда? Вдруг Ольга действует, как приманка, а Сергей страхует, чтобы я не сбежала?"

Я посмотрела на Сергея. Нет! Я не могу его подозревать в таком сговоре. Он бы не стал заманивать меня в ловушку! Он не такой! То, что всего секунду назад казалось мне реальной опасностью, растаяло без следа. Зря я посмотрела на Сергея. Его красота мешает мне логически мыслить и критически оценивать ситуацию. Я перестаю брать в расчет те случаи, когда Сергей меня серьезно подводил, и полностью ему верю.

Вот и сейчас. Стоило Сергею только заботливо спросить: „Ты очень устала?", как мои губы сами собой растянулись в улыбку, и я энергично замотала головой:

— Нет! Нет! Что ты! Совсем не устала! Даже наоборот — прекрасно отдохнула! Давно у меня не было такого праздника!

Сергей сказал:

— Тогда быстрее. Ольга уезжает.

Мы выбежали из-за угла.

Ольга заходила в переднюю дверь, мы успели втолкнуться на заднюю площадку, и автобус, с трудом сомкнув двери, отчалил от остановки и влился в дорожный поток.

— Ты посмотрела, какой это номер, и куда идет? — шепнул мне Сергей.

— Нет, — ответила я. — Я думала, ты посмотришь.

— А я думал — ты, — улыбнулся Сергей. — Впрочем, какая разница. Все равно мы не знаем города.

— Теперь главное — смотреть, когда Ольга Начнет выходить, — отозвалась я. — Чтобы самим выйти на той остановке, а не на следующей.

— Тогда не проходи внутрь автобуса, — посоветовал Сергей. — Будем держаться у дверей. — И добавил уже какой-то старушке: — Зачем мне с вами меняться местами? Мне и здесь неплохо. Да не волнуйтесь вы — остановка не скоро. Я вас выпущу. Выйду из автобуса и выпущу. Нет, не проще поменяться местами. Сказал — выпущу, значит, — выпущу. Остановку свою не пропустите. Не бойтесь.

Я успокоила ворчливую старушку:

— Не надо волноваться. Он — человек слова. Сказал, значит, сделает. Сказал: „Не пропустите остановку." Значит, не пропустите. Он выполнит обещание. Выкинет вас из автобуса, а выполнит.

Сергей вот не умеет успокаивать людей. А я умею. Старушка посмотрела на меня, потом на Сергея, сразу перестала волноваться и уже молча ехала до конечной остановки. Здесь Ольга примкнула к основной массе людей и стала спускаться в метро. Мы последовали за ней. А вредная старушка выходить не стала и, увидев, что все места в автобусе освободились, сразу плюхнулась на заднее сидение. Наверняка, чтобы позлить водителя. Но, думаю, он ее все-таки сумел выгнать. Правда, утверждать не берусь, так как мы вошли в метро и не дождались развязки.

Увлекаемые толпой, мы двигались вглубь платформы, посредине которой начинался переход на другую станцию. Лестницу, полого уходящую вниз, ограждал мраморный барьерчик. Между ним и краем платформы оставалось всего сантиметров шестьдесят. Подгоняемые толчками со всех сторон, мы двигались в густом людском потоке. Балансируя на краю платформы, я судорожно ухватилась за руку Сергея и крикнула:

— Одно неудачное движение — и кто-нибудь свалится на рельсы!

— Точно! — отозвался Сергей. — Какой идиот проектировал эту станцию?

Наконец, узкая, как в ущелье, тропка кончилась, и я с облегчением шарахнулась подальше от края.

Мы заняли удобное место за колонной и увидели, что Ольга отделилась от толпы и устроилась на полированной скамейке. Прошло уже два поезда в одну сторону и три в другую, а Ольга все сидела. Она явно кого-то ждала. Появился еще один поезд, и тут воздух потряс многоголосый крик ужаса.

Я дернулась на крик. Суматоха происходила в том самом узком проходе. Но теперь он не был опасен — его ограждали и барьерчик, и подъехавший поезд. До нас долетели слова:

— Разрезало на куски!

— Даже крикнуть не успел!

— Пьяный в дымину!

— Да нет, его толкнули! Прямо под колеса!

— Слышали, как он кричал?

— Специально скинули!

— Вон тот мужик и толкнул.

— Какой?

— В синей рубашке. Видите, сбежать хочет?

— Вот он!

— Держите его!

Несколько рук взметнулось в направлении высокого мужчины в синей рубашке, который вынырнул из толпы и быстро пошел в нашу сторону.

— Хватайте его! Он — убийца! Милиция! — слышалось из толпы, но ни один не бросился вслед за мужчиной.

Я, не отрываясь, смотрела на него. Средних лет, приятное лицо, вид совсем не возбужденный. Поймав мой взгляд, мужчина обаятельно мне улыбнулся и продолжил свой путь.

Мужчине никто не мешал. Люди расступались и освобождали ему дорогу. И тогда Сергей сказал:

— Подожди.

В несколько прыжков догнал уходящего, сбил его, заломил руку и держал на полу до прихода милиции.

Когда появились два сержанта, оказалось, что в толпе все-таки есть несколько смельчаков, которые не побоялись пойти в свидетели. Задержанный вел себя тихо и совсем не сопротивлялся.

Он покорно встал и сказал, глядя куда-то поверх голов:

— Товарищ милиционер! Я признаю свою вину. Но все произошло совершенно случайно. Я не виноват. Там такая давка. Это несчастный случай.

Вокруг уже давно собралась толпа. Все с интересом слушали. Я стояла рядом с Сергеем, которому сказали никуда не уходить, его вместе с другими свидетелями пригласили в отделение, чтобы составить протокол. Сергей дисциплинированно ждал, а один из сержантов обратился к виновнику происшествия:

— Сообщите вашу фамилию. Документы при себе имеются?

Но задержанный не ответил. Он неожиданно побледнел и стал валиться набок. Толпа опять отхлынула, но милиционеры успели подхватить мужчину и не дали ему упасть на мраморный пол.

Искусственное дыхание не помогло. Пульс так и не появился, хотя врачей было вполне достаточно. „Скорую" вызвали сразу после того, как человек попал под поезд. Но пока мы не ушли, Сергей успел выслушать много неприятного:

— Накинулся на него, как на преступника!

— Он, может, и не виноват совсем!

— Убить человека готовы!

Вновь прибывшим объясняли, указывая на Сергея:

— Этот парень — опасный бандит. Три года в розыске. Сейчас двух женщин под поезд кинул. Вон врачи бегают, не могут понять, как разделить останки, так все перепуталось. А мужчина его хотел задержать,но напоролся на нож. В самое сердце, гад, попал. Говорят, пульса совсем нет...

У Сергея был с собой паспорт, поэтому в милиции нас держали недолго. Расстроенный майор сказал:

— Личность попавшего под поезд мы установили. Это наш сотрудник и мой друг. Говорю вам потому, что все равно скрывать нет смысла. Уже и так, наверное, в городе пошли разговоры. Я не открою секрета, даже если скажу, что он вел одно очень серьезное дело, и как раз стали появляться важные данные. Возможно, что это был не несчастный случай. А просто друг встал кому-то на пути. Но без фактов я ничего утверждать не могу, — майор посмотрел на Сергея: — Еще раз вспомните, Алексей Иванович. Может быть, вы немного перестарались при задержании? Может быть, как-нибудь ударили неловко? Вы понимаете, какая ниточка оборвалась? Он же сам признался, что толкнул моего друга на рельсы! Вы понимаете, что он мог бы еще рассказать? Может быть, он упал и стукнулся головой? Там ведь пол — каменный.

Сергей не выдержал:

— Я его не убивал! Ничем и ни обо что не ударял! Я единственный не побоялся преступника! Вот и помогай вам после этого. Если бы не я, он сто раз успел бы убежать.

Тон майора принял холодный оттенок:

— Я хотел поговорить с вами по-человечески. Но вижу, не получается. За помощь спасибо, конечно. Но не надо делать из себя героя. И без вас бы преступника задержали. Что вы, не знаете, что в метро всегда есть сотрудники милиции? Аккуратнее надо быть. Отчего умер задержанный, покажет экспертиза. И если выяснится, что ваши действия привели к его смерти, то против вас будет возбуждено уголовное дело. Я вас не обвиняю, но в этом случае следствие без труда установит, случайно вы убили преступника или преднамеренно — чтобы не болтал лишнего. Если вы в чем-то виноваты, лучше признайтесь. Между прочим, личность преступника пока не установлена. Если вы знаете что-то о нем, сообщите прямо сейчас. То, что вы приезжий, ничуть вам не поможет и не снимет с вас подозрений. Надеюсь, вы понимаете, что вы не должны покидать Н-ск до результатов экспертизы. Подписку о невыезде брать пока не буду. Верю вам на слово. Подумайте, Алексей Иванович, и если что надумаете — позвоните.

Майор что-то написал на бумажке и протянул ее Сергею:

— Возьмите. Тут мой рабочий телефон, а тут — домашний. Обычно я его никому не даю, но сейчас дело касается моего друга. Вы можете идти. О результатах экспертизы я вам лично сообщу через два-три дня, хоть это и не входит в мои обязанности.

Сергей после некоторой заминки взял бумажку. Не читая, сунул в карман и сказал:

— Если ваш друг — такая важная птица, что вы перед нами распинаетесь, то что же он в метро ездил вместе с простыми людьми, а не на служебной машине? Задание выполнял? За людьми следил? Пусть бы лучше поднял вопрос об этой несчастной станции метро. Я удивляюсь, что на рельсы там падают не каждые пять минут, а чуть реже. А я теперь умный. Спасибо, научили! Буду долго думать, прежде чем вам помогать.

Майор ответил:

— Не волнуйтесь вы так, Алексей Иванович. Вы сейчас возбуждены и поэтому не отдаете себе отчета в том, что говорите. Подождем результатов экспертизы. И тогда все выяснится.

Мы сидели в номере Сергея. Я сказала:

— Целый день, считай, зря пропал.

— А почему ты перестала наблюдать за Ольгой? — спросил Сергей.

— Я смотрела только на тебя, — призналась я. — Боялась, как бы тот мужик тебя не избил.

— Напрасно боялась, — улыбнулся Сергей. — Оказалось наоборот, это я для него опасен. Слушала майора? Но все-таки жаль, что упустили Ольгу.

— Я как только поняла, что тебе ничего не грозит, сразу хотела продолжить слежку, — сказала я. — Но Ольги уже не было на скамейке.

— Ну что теперь делать? Будем ждать, когда Ольга появится в гостинице, — отозвался Сергей. — Мне обещали позвонить, как только она поднимется на наш этаж.

Все три номера располагались рядом в таком порядке, если считать от лестницы: мой, Сергея и Ольги. Когда я после милиции зашла к себе, то обнаружила, что соседка смотрит телевизор.

— Книжка кончилась. Вот и пришлось попросить телевизор, — сообщила соседка. — К сожалению, принесли черно-белый. Но ничего — смотреть можно. Присоединяйся.

Я посмотрела на экран. Показывали „Ревматическую гимнастику", поэтому я коротко доложила соседке о событиях дня и ушла к Сергею. Но толком поговорить нам не удалось. Ровно в восемь вечера в дверь постучали, и не дожидаясь нашего приглашения, на пороге возникла миловидная худощавая женщина с безумным взглядом.

— Еле-еле вас нашла, — заявила она. — Хорошо, добрые люди подсказали, где вы живете, — и объяснила, — я видела вас утром в магазине. И сразу решила, что только вы мне поможете.

Я засмеялась:

— Сергей, у тебя овощи в номере есть? Или вы свои принесли вместе с сумкой? Вам их как укладывать? Помедленнее? Или, может, в посылку запакуем? Из казенной простыни прекрасный мешок сошьем.

Но женщина продолжила, никак не ответив на мои слова:

— Вы оба должны мне помочь. Вы же журналисты. Я вам сейчас все объясню.

— Нет. Лучше не надо, — воспротивился Сергей. — Каждому делу соответствует свое место. Мы дома, а тем более в гостинице, не занимаемся работой. У нас есть определенная задача, и отвлекаться на другие вопросы мы не намерены.

Но женщина очень прямо села на стуле, который мы ей забыли предложить, нервно переплела пальцы и тихо, но твердо, сказала:

— Пока вы меня не выслушаете, я никуда отсюда не уйду. Вы — моя последняя надежда.

Мы с Сергеем переглянулись. Он незаметно показал мне кулак и выразительно кивнул, я истолковала это как слова: „Твоя идея с журналистами. Как хочешь, так и выпутывайся", и попыталась сгладить ситуацию.

— Хорошо. Расскажите, что у вас произошло, — разрешила я. — Но мы ничего не обещаем. Может быть, ваш случай идет не по нашему профилю. Может быть, еще что-нибудь не так. Но все-таки вы нас уговорили. Выслушать мы вас обещаем, если, конечно, история не очень длинная.

Женщина сверху вниз провела рукой по лицу и с трудом произнесла:

— Я вас надолго не задержу. Постараюсь быть краткой. Но прошу, не отмахивайтесь от меня. Мне кроме вас больше некуда идти.

Наша гостья сначала запиналась на каждом втором слове. Но потом, собравшись с мыслями, заговорила так гладко, что меня не покидало ощущение хорошо отрепетированной роли. Хотя, возможно, этой женщине так часто приходилось повторять рассказ о своей истории, что она выучила его наизусть.

— Меня зовут Королькова Светлана Алексеевна, — представилась гостья. — Я — врач. Работаю в детской поликлинике. Муж — Корольков Игорь Степанович — ведущий инженер в одном почтовом ящике. Теперь уж — бывший инженер.

Я воспользовалась паузой и спросила:

— А не проще ли обратиться к местным журналистам?

Королькова с недоумением посмотрела на меня:

— К местным? Да вы что? Они же все — или куплены или боятся!

— Кого боятся? — поинтересовался Сергей.

Женщина вскинула голову:

— Кого надо, того и боятся. Пока по этому поводу больше ничего не скажу.

Мне не нравился вид нашей гостьи. Лихорадочный блеск глаз и беспорядочные движения рук наводили на мысль о нервном заболевании. А может, даже о психическом.

Когда-то мне довелось побывать в псих, больнице. Правда, не в качестве пациента. Я навещала там одного неудавшегося самоубийцу. Но то единственное короткое посещение произвело на меня столь сильное впечатление, что теперь я по праву считаю себя большим специалистом в психиатрии.

Я всегда горжусь своим умением успокаивать людей. И теперь оно мне опять пригодилось.

— Мы не станем спрашивать, кого боится местная пресса. — сказала я. — Но в таком большом городе обязательно должны быть и корреспонденты центральных газет. Почему бы не обратиться к ним?

Королькова судорожно скривила рот и, не мигая, уставилась на меня:

— Они живут тут слишком давно, чтобы им можно было верить. Все — или куплены или боятся, — она помолчала и опять повторила: — Да, да. Или куплены или боятся. Именно поэтому не хотят со мной даже разговаривать. А вы — люди временные. Вернетесь в Москву — никто вам не указ. Сможете написать всю правду.

Гостья закрыла лицо ладонями, Сергей покрутил пальцем у виска, показывая мне, что тоже сомневается в нашей гостье. Или наоборот — уже не сомневается. И строго сказал:

— Светлана Алексеевна! Мы теряем время. А наши коллеги не заслуживают таких грубых оценок. Не надо думать о людях плохо. Ваши личные неприятности, о которых вы уже полчаса обещаете рассказать, не повод для обобщений. Не спорю. Встречаются и среди журналистов разные проходимцы. Но все-таки основную часть, как и в любой другой профессии, составляют люди такие же честные, как и мы.

Королькова достала из сумки носовой платок, высморкалась, и наконец, мы услышали ее рассказ:

— Так вот. Месяцев семь назад муж поехал на неделю в командировку в Москву. И пропал. Все сроки прошли, а он не возвращается. Не звонил даже. Наш сосед с мужем работал. Попросила соседа узнать на работе — может, мужа задержали дела. Но оказалось, что муж уже давно уехал домой. Заявила в милицию. Они выяснили, что он из Москвы не вылетел, но билет на самолет не сдал. А больше ничего не узнали. „Пропал", — говорят. „Не волнуйтесь, — говорят, — люди часто исчезают без следа.“ Прекрасно утешили. Не правда ли? Ну, я свое отплакала. Смирилась с мыслью, что не увижу больше мужа. А сама в душе надеюсь на лучшее — что живой он. Не хочу зря себя обнадеживать, а думаю: „Может быть, он поездом поехал, попал в аварию, говорить не может, а документы украли. Лежит на какой-нибудь захолустной станции в больнице и не знает, как сообщить домой. А написать адрес, чтобы другие сообщили, тоже не может — гипс мешает. Или, — думаю. — С сердцем плохо стало. Мало ли что? Все-таки пятьдесят четыре года", — гостья вздохнула. — „У нас с мужем очень большая разница в возрасте. Многие меня за дочку его принимали. Я ведь младше на двадцать один год."

„Соврала минимум на десять лет", — машинально отметила я, но вслух ничего не сказала.

Королькова продолжила:

— Муж у меня совсем непьющий. Язва у него. Если бы пьяница был, тогда понятно. А так — всегда трезвый, в твердой памяти. И даже не курит. Я уж думала: „Не женщина ли тут замешана?" Но потом вспомнила характер мужа и решила — нет. Он всегда бы открыто сказал. Правду очень любил. К тому же, дети у нас. Двое. Девочка и мальчик. В седьмом классе и в институте. Сын после армии поступил, а теперь уж четвертый курс кончил. Год всего осталось доучиться. „Нет, — думаю, — не мог муж семью бросить." Да и причины, вроде, не было. И не ругались перед отъездом, и ничего он не говорил о возможном разрыве. Я все уже передумала. И вот три месяца назад звонят из милиции: „Нашелся ваш муж. Вчера вечером его обнаружили в лесу около одной из подмосковных станций." Оказалось, наткнулись на него дорожные рабочие. Он был без сознания, а когда его перенесли в медпункт, очнулся, но сначала ничего не мог вспомнить. Ни кто он такой, ни как здесь оказался. Денег и документов при себе не имел. Но вскоре память начала проясняться. Он назвал себя и свой адрес. Сказал, что едет из командировки домой. Ночью местные власти не стали выяснять личность такого подозрительного на вид человека, у которого нет документов. Представляете, как тамошняя милиция действовала из самых лучших побуждений? Чтобы не выгонять мужа без денег на улицу, и боясь потревожить ночью свое начальство, они предоставили мужу отдельную комнату в вытрезвителе. И еще гордились, что совершенно бесплатно. Муж хотел позвонить мне, но ему не дали, сказав, что ночью переговорный пункт на их станции не работает, а к телефону в отделении милиции не подпустили, объясняя это тем, что ожидают важного звонка. Только утром муж получил возможность поговорить со мной. Я, конечно, узнала его голос и сразу перевела деньги телеграфом на отделение милиции. Муж купил билет и вернулся домой.

— Значит, все кончилось хорошо? — спросила я.

— Если бы! — отозвалась Королькова. — Муж вернулся, восстановился на работе на прежнее место, и жизнь вполне наладилась. Правда, он так и не вспомнил, что с ним произошло. Помнил только, что долго лежал в больнице. Но никаких подробностей память не сохранила. Как оказался на станции, тоже сказать не мог. Но это, конечно, совсем не страшно. Не стану описывать, как я была счастлива, когда муж нашелся. Вы и сами можете это представить. Мы и раньше-то жили хорошо. А тут, мысленно похоронив мужа и вновь его найдя, я уж и не знала, как ему лишний раз что-нибудь приятное сделать. У мужа привычка ужасная. Любит он мыть посуду. Каждый раз сам моет. И каждый раз за ним перемывать приходится. Я уж сколько раз ему говорила: „Не умеешь — не берись. Лучше уж не мой совсем. Мне проще самой вымыть, чем потом перемывать.“ А он бывало говорит: „Другая бы радовалась, что муж посуду моет. А на тебя не угодишь.“ И вот, когда муж нашелся, заметила я: не могу его ругать из-за какой-то недомытой вилки. Как-то увидела, что вымыл тарелку, а обратная ее сторона вся в соусе. Хотела ему замечание сделать, но подумала: „Человек погибнуть мог. Радоваться надо, что живой и здоровый оказался.“ Вот так стою рядом с раковиной, смотрю, как он посуду моет, и молчу. И с тех пор всегда перемывала посуду, ни слова не говоря мужу.

Сергей заметил:

— Все это, конечно, интересно. Но, пожалуйста, поближе к делу.

— Я дело и говорю! — обиделась Королькова. — А вы меня все время перебиваете. Муж еще до исчезновения обнаружил некоторые махинации своего директора и забил тревогу. Он обращался и в милицию, и в газеты. Но директор, прикрываясь секретностью производства, при проверках оказывался чистеньким. А муж, например, установил тот факт, что когда вокруг завода строили новый забор длиной около четырех километров, во всех бумагах протяженность забора считалась сорокакилометровой. И соответственно, в расчете на сорок километров забора выписывались все материалы: и бетон, и цемент, и колючая проволока. Не стоит говорить, что отношения между мужем и директором были, мягко говоря, натянутыми. Директор много раз предлагал мужу подать заявление „по собственному". Но муж не соглашался. Хотя все разоблачения не приводили ни к каким результатам, он верил, что в конце концов добьется правды. Он и в командировку-то отказывался ехать, так как хотел лично встретить комиссию из Москвы. „Они — сюда, а я наоборот в Москву уеду, — говорил он, — как они сами будут разбираться без материалов, собранных мной? Я должен лично их показать. Доверить никому не могу." Но и в командировку кроме мужа отправить было некого. Директор, хотя и недолюбливал его за повышенную честность, решение сложных и ответственных вопросов поручал только ему. Как я уже рассказывала, муж в командировку поехал, потому что комиссию ждали через десять дней, а он надеялся обернуться за неделю. Вы уже знаете, что из этого вышло.

— Да, — сказала я. — Это мы уже знаем.

— Опять вы меня перебиваете! — гневно нахмурила брови Королькова. — Комиссия без моего мужа не смогла обнаружить ничего противозаконного. Директор, конечно, постарался скрыть свои махинации. И вполне успешно. А когда муж после исчезновения восстановился на работе, директор, намучившись без него, сказал: „Давай забудем все наши ссоры. Нам еще вместе работать и работать." Но муж ответил: „Для меня главное — правда. Покрывать воровство я никогда не буду." Прошло несколько дней. Муж ехал с работы и подвозил с собой соседа и еще одного знакомого. Остановившись у газетного киоска, он сказал: „Пойду куплю газету." А сам, выйдя из машины, достал из кармана гаечный ключ и стал им бить стекла киоска, а возмущенной киоскерше плюнул в лицо. Пока растерявшийся сосед и его друг догадались выскочить и остановить моего мужа, все стекла в киоске были перебиты. Муж не собирался убегать с места происшествия и, сидя в своей машине, спокойно дождался милиции. В отделении он сообщил, что таким необычным методом хотел привлечь к себе внимание и заставить выслушать собранные сведения о воровстве директора, потому что все хождения по инстанциям ни к чему не привели. Муж собирался выступить на суде и разоблачить директора. Я наняла адвоката. Он сказал, что по закону наказание — до трех лет, а дадут, наверное, года два, а, может, и меньше. Есть шанс даже отделаться штрафом. Директор, несмотря на конфликт с мужем, дал ему прекрасную характеристику. Все складывалось не так уж плохо. Но после недели, проведенной в милиции, муж вдруг заявил, что вспомнил, где он находился во время своего исчезновения. Он сообщил, что его похитили инопланетяне. И все эти месяцы он провел в летающей тарелке. А киоск разбил по заданию инопланетян, так как тот стоял в точке пересечения линий магнитной напряженности и затруднял ориентацию при полете НЛО. Мужа отправили в психушку и экспертиза установила, что он искренне верит в то, что рассказал. Я не знаю точно, какими методами действовала милиция, чтобы заставить мужа повторять эту абсурдную версию, но знаю, зачем им это было надо. Я думаю, они его жестоко избивали, — и достигли, чего хотели. Я сначала считала, что результаты экспертизы подтасованы. Но позже я не один раз видела мужа. Мне разрешают навещать его в больнице. И он, — во всех вопросах абсолютно нормальный человек, — вполне серьезно несет эту чушь про инопланетян.

— А вы совсем в них не верите? — без тени улыбки спросил Сергей. Королькова скривила рот:

— Я-то еще в своем уме. '

Сергей покачал головой:

— Ну, знаете! Многие умные люди, не буду сейчас называть имен, уверены не просто в существовании пришельцев, но и в том, что они активно вмешиваются в нашу жизнь. Есть факты и веские доказательства.

Королькова махнула рукой:

—- Не старайтесь меня сбить с толку. Мне некогда обсуждать фантастические теории. У меня, как вы знаете, тяжелое дело. Мне сейчас не до шуток. Прошу вас дослушать. Осталось совсем немного.

Сергей пристально посмотрел на Королькову:

— Дослушать-то мы дослушаем. Но в инопланетян вы зря не верите. Может быть, ваш муж говорит правду, и его напрасно считают сумасшедшим? Или вы сами столкнетесь с пришельцами и измените свои убеждения. Но, конечно, слишком поздно.

— Оставьте неуместные шутки, — сказала Королькова с такой обидой в голосе, что я почувствовала жалость и произнесла:

— Ладно, Сергей. Хватит. Пусть доскажет.

Королькова выдержала паузу и продолжила:

— Я обсуждала вопрос с адвокатом. Но он отказывается что-либо предпринимать. Говорит: „Когда Игорь Степанович разбил киоск и собирался разоблачать директора, я его отговаривал. Но увидев, что он твердо стоит на своем, взялся вести дело, хотя почти не надеялся выиграть. Слишком уж неблагодарная вещь — стараться раскрыть воровскую группу во главе с директором крупного предприятия. Я, как адвокат, на этом деле мог нажить только неприятности. Но я же не отказался? Мы с Игорем Степановичем уже наметили план выступления на суде, обсудили доказательства махинаций, подготовили некоторые материалы. И что же? Вдруг вашим мужем овладела странная навязчивая идея о его похищении пришельцами. Он, определенно, сошел с ума. Тут я ничем помочь не могу. Дело переходит в руки медицины."

Сергей повернулся ко мне:

— А как ты думаешь? — громко спросил он. — Повторять одно и то же по сто раз — это тоже болезнь, или как?

— Это необходимый метод беседы с теми, кто не понимает с одного раза, — пояснила Королькова. — Я буду краткой. Муж попадает в милицию нормальным. Через неделю выходит оттуда не в своем уме. Говорит, что с ним обращались хорошо. Но точно не помнит — как. Опять временная потеря памяти, возможная после побоев. Адвокаты браться за дело не хотят. Журналисты — тоже, как только слышат об инопланетянах. Я хочу добиться суда. Пусть лучше мужа посадят. Это не нанесет такого вреда карьере, как психушка. Мужа раньше не выпускали за границу из-за повышенной секретности. И вот, когда он нашелся, наконец-то, разрешили съездить в Болгарию. Мы обрадовались, стали оформлять документы. И тут вся история с киоском. В кои-то веки собрались отдохнуть, а теперь после псих, больницы мужа опять никуда не выпустят. Ну, в общем, черт с ней — с поездкой. Работу жалко. Кто после психушки оставит мужа на его должности? Да еще на закрытом предприятии. В данном случае судимость не так страшна, как пребывание в псих, больнице. Я, конечно, не сомневаюсь, что муж скоро выздоровеет. Но кто же будет смотреть на то, здоров он или нет? Факт заболевания станет для него непреодолимым барьером для любого шага. Не буду вам объяснять. Все знают, что такое этикетка „псих“, приклеенная к человеку. Чтобы хоть чуть-чуть исправить положение, я хочу доказать, что в милиции пользовались незаконными методами и сделали из моего мужа душевнобольного. Возможно, директор их подкупил, чтобы его имя не всплыло на суде. Для начала докажу это, а там — посмотрим. Ну как? Согласны мне помочь в таком святом и справедливом деле, как борьба за правду?

Я пожала плечами:

— Не знаю. У нас нет фактов. Много пока неясного. И где нам найти время, чтобы вникнуть во все детали?

Сергей поддержал меня:

— Это, действительно, тяжелое дело. Все так запутано, что без бутылки не разберешься. Знаете что? Давайте, мы подумаем, как лучше действовать, а потом встретимся и поговорим.

— Нет, — твердо произнесла Королькова. — Сначала договоримся, что будем делать, и только потом я уйду.

По-хозяйски посмотрев на нас с Сергеем, она милостиво разрешила:

— Вы можете все обсудить. Я не тороплюсь. Посовещайтесь, подумайте, чем займемся в первую очередь, а чем — потом.

Даже Сергей растерялся от такой наглости.

— Выйдем в коридор, — сказал он мне. — Обсудим, что делать.

— Зачем же выходить? — спросила Королькова. — Можете и здесь советоваться. Я подслушивать не буду и могу даже отвернуться.

— Я сейчас вас выкину отсюда, — возмутился Сергей, но я его остановила:

— И правда, выйдем в коридор. У меня идея.

Королькова пожала плечами:

— Пожалуйста, выходите, если хотите. Не пойму только, зачем такая секретность? Все равно потом придется пересказывать мне, что придумали. Что за тайны от своих? К ним — со всей душой! А они! Хоть бы спасибо сказали!

Под ворчание Корольковой мы вышли.

В моем номере я объяснила соседке, что от нее требуется. Она с удовольствием согласилась нам помочь.

Позвонив в номер Сергея, соседка позвала его к телефону. Ответы Корольковой слышны не были, но это не мешало пониманию разговора.

Соседка переспросила:

— Вышел?

И поинтересовалась:

— А вы можете ему передать то, что я скажу?..

— Передайте, пожалуйста, что скоро к нему придет сумасшедшая — некая Королькова. Муж у нее тоже псих. Просьба задержать ее всеми средствами до приезда спец, бригады. Передадите?..

— Ну, спасибо.

Соседка повесила трубку.

Сергей рассмеялся:

— Наверняка она подумает, что это происки директора, и очистит номер. Неплохо ты придумала.

Я была счастлива от похвалы Сергея. И, чтобы не показать этого, небрежно сказала:

— Подумаешь! Я и не на такое способна.

Мы услышали, как хлопнула дверь в номере Сергея. А торопливые шаги известили, что Королькова не оставила наш звонок без внимания. Соседка предостерегающе подняла указательный палец, чтобы мы с Сергеем пока не выглядывали в коридор. Я подошла к окну, которое, как и мое, выходило на тот сквер, где мы прятались утром.

Я посмотрела на часы. Было двадцать один тридцать восемь, но на улице еще совсем светло.

Через две минуты Королькова вышла из гостиницы, перешла через дорогу и скрылась в сквере. Деревья и кусты мешали разглядеть, куда она пошла.

Сергей стоял за моей спиной и вдруг опять засмеялся:

— Мне кажется, она никуда не ушла. Просто хочет пересидеть в сквере визит врачей из психушки. А потом снова вернется. Ты же знаешь, сквер — самое подходящее место для наблюдения за входом в гостиницу. „Скорую" уж точно не пропустишь.

Мы с соседкой тоже не могли сдержать смеха.

— Называется, избавились! — заметила соседка.

— А кто все придумал? — спросил Сергей.

Но я спокойно ответила:

— Не надо было в овощном кому попало помогать.

На всякий случай мы вызвали „Скорую", назвав гостиницу, номер, начинающийся на цифру семь, то есть номер на седьмом этаже нашего пятиэтажного здания. И сообщили фамилию известного артиста, имя Сергея по паспорту и мое отчество. Сказали, что у этого гибрида дико болит живот, и наш диагноз — аппендицит. После чего мы решили, что долг перед больным выполнили, и спустились в ресторан.

Теперь за Королькову переживать не стоило. Через некоторое время она увидит перед гостиницей долгожданную „Скорую" и не почувствует разочарования. Ведь самое обидное — это обманутые надежды.

— Как это не было намеков? — возмутилась я. — Сергей постоянно мне твердит о слежке за ним. И говорит, что уж кто-кто, а я-то разбираюсь в ней лучше всех.

— Он так шутит, — успокоила меня соседка.

Я улыбнулась:

— Я тоже стараюсь так думать. Лучше самой себя обманывать, чем знать, что человек, мнение которого тебе небезразлично, подозревает тебя в чем-то неблаговидном. Как подумаю, что Сергей мне до конца не доверяет, — тошно становится. А тут еще этот телохранитель объявился.

Соседка нахмурилась:

— Я смотрю, ты стала слишком близко принимать дела клиента. Не забывайся. Тебе пока поручен сбор информации. Лишние эмоции мешают работе. Да и твой рассказ тревожит. То, что вы в метро привлекли внимание местной милиции, — никуда не годится! Тебя ли учить осторожности? Разве тебе не было приказано, по возможности, не ввязываться в драки и скандалы? А вы еще и ухитрились попасть под подозрение, как соучастники убийства сотрудника милиции.

Я обиделась:

— Я-то ни под какое подозрение не попадала. А с Сергеем что я могла сделать? Хватать его за руки? Не пускать?

Соседка одернула меня:

— Поздно оправдываться. Ничего уже не изменишь. Надо действовать в той обстановке, какая есть. Теперь просто помни, что могут быть осложнения еще и от того майора.

— Я об этом и не забывала, — сказала я.

Утром мы с Сергеем решили съездить на работу, хотя Ольга все еще не появлялась.

— Мы и так вчера там не были, — сказала я.

— Кто же ждет большего от командировочных? — спросил Сергей. — Мы и не обязаны каждый день толкаться в ботсаду. Главное — выполнить то, что надо. Пусть радуются, что мы их совсем не забыли.

Я улыбнулась:

— Если мы их совсем забудем, кто нам подпишет командировку? И что скажет шеф, когда вернемся?

— А знаешь что? — произнес Сергей. — Я, наверное, останусь в гостинице ждать Ольгу. А ты быстро смотаешься на работу, все там сделаешь и сразу вернешься.

Я отрицательно покачала головой:

— Между прочим, мы приехали сюда на три дня. И поэтому, если бы не милиция, сегодня был бы последний день в Н-ске. Но ничего — командировку всегда можно продлить. Одной тащиться в ботсад мне не хочется... Поэтому, если ты не едешь, я тоже остаюсь.

Сергей задумался.

— Раньше уедем — раньше вернемся, — переделала я поговорку.

— Хорошо, — сказал Сергей. — Сделаем одолжение — съездим в ботсад. Все равно надо самим проследить за упаковкой. К тому же, я хочу лично побеседовать с Петровым. Он обещал мне интересные семена. Тебе дольше придется объяснять, в чем дело.

Я затаила дыхание. Похоже, удается нащупать начало цепочки. Возможно, как раз Петров снабжает Сергея семенами, из которых Сергей и выращивает сырье для наркотиков. А семена обычно доставляет Ольга, потому что Сергей в Н-ск не ездит. Я знаю, что последние восемь месяцев он точно тут не был. А сам Сергей говорит, что, вообще, впервые в городе.

Я сделала вид, что не заметила слов Сергея, и спросила:

— Когда выходим?

Мы пришли слишком рано. Точнее, мы пришли вовремя, но Петрова еще не было. А так как мы пришли к Петрову и его не застали, значит, пришли слишком рано.

Кроме нас чай пили пятеро остальных сотрудников отдела. Они-то нас и угостили чаем, чтобы мы не очень скучали, пока ждем Петрова. Среди этих пятерых были две женщины лет пятидесяти (по отдельности), спрятавшиеся за толстыми очками (и та, и другая), чтобы еще труднее различались их лица. Они были так похожи, что я шепнула Сергею:

— Наверное, сестры.

Но он довольно громко ответил:

— Нет. Зачем сестрам работать в одном отделе? Если, конечно, это не отдел магазина. Но и тогда лучше попасть в разные. Известно, что одинаковая многолетняя работа делает людей похожими. Резче проявляются функционально необходимые черты, отмирают бесполезные в работе качества и, соответственно, меняется внешность. За примерами далеко ходить не стоит. Вспомним теорию относительности, которая совсем не нужна для доказательства данной идеи. Возьмем, как и Эйнштейн, двух близнецов. А лучше — близняшек. За начальный момент времени принимаем время окончания школы. В этот момент внешность сестер одинакова. Проходит какое-то время. Например, десять лет. Рассмотрим, что изменилось. Первая сестра, и раньше занимавшаяся спортом, стала чемпионкой мира в марафоне. И телезрители могут засвидетельствовать, что ее внешность не отличается от внешности типичных легкоатлеток — поджарая фигура и заострившиеся черты лица напомнят всем о тяжелых тренировках перед чемпионатом. Вторая сестра — шеф-повар. Достижение — похвальное для столь молодого возраста. Но с уважением и почетом она приобрела и облик представителей данной профессии — грузную фигуру и расплывшееся лицо. Я упоминал, что знание теории относительности здесь ни к чему. Потому, что это и есть сама теория относительности.

— Как? — спросила я.

Сергей недовольно произнес:

— Если тебя смущает незнание, можешь сказать: „Новая формулировка теории относительности“. Что сделал Эйнштейн? Предложил отправить одного из близнецов в космос, чтобы время шло медленнее из-за большой скорости, и этот близнец меньше изменился в укор тому, который остался на Земле, где время идет быстрее. В чем выгода моей формулировки? Мы никого не запускаем в космос, что очень экономно — деньги пойдут на полезные космические исследования. А добиваемся точно такого же результата, что и Эйнштейн. Встретившиеся через десять лет сестры до того изменились, что их не близнецами, а сестрами-то назвать трудно. Вопросы психологии мы с Эйнштейном в данном случае не поднимаем, хотя это тоже интересная проблема. Остановимся только на внешности. В моем варианте сильно деформировались не только фигуры, но и черты лица. Причем, без затрат со стороны экспериментатора. Достаточно было создать разные условия труда. А Эйнштейн, чтобы доказать, что все относительно, ради незначительного постарения (можно сказать — двух-трех морщин) предлагает снарядить космический корабль и разогнать его чуть ли не до скорости света. Ясно, какие огромные средства нужны для этого. Надеюсь, теперь тебе видно, что все преимущества — за моим методом.

Я задумалась и сказала:

— Значит, можно по виду определить, чем занимается человек?

— Если он занимается этим достаточно долго, — ответил Сергей. — И уже успел приобрести те черты, которые нужны в работе. Например, видела по телику известных балерин? Их узнаешь безошибочно, даже если они не танцуют, а просто дают интервью — они все на одно лицо. А толстые очки у псевдосестер в этом отделе из-за того, что всю жизнь смотрят в микроскоп.

— Я не то хотела спросить, — произнесла я. — Допустим, если человек занимается чем-нибудь таким... Не знаю, как сказать... Ну, противозаконным, что ли... Например, скупкой краденого... Ты сможешь это определить?

Сергей улыбнулся:

— Понял. Значит, чем занимается? Скупкой краденого, выслеживанием подпольных миллионеров, наркобизнесом, контрабандой и так далее. Конечно, смогу определить. Такого человека сразу видно. Но весь вопрос в том, что потом с ним делать? Допустим, пристрастишься ты к наркотикам. А я, ты знаешь, очень гуманный. Вот и ответь — что лучше — застрелить тебя, чтоб не мучилась, сдать на лечение или доставать тебе травку и одновременно пробовать перевоспитать?

Такие неприкрытые намеки я не могла оставить без ответа. Делать вид, что я ничего не слышала, было глупо, и не удавалось сходу придумать что-то смешное, чтобы перевести разговор на другую тему. Но меня неожиданно выручил некрасивый парень с утиным носом, сидящий за соседним столом.

— Если ты такой умный, то почему не богатый? — сказал парень Сергею.

Тот улыбнулся:

— Однажды Будду спросили: „Что почем на базаре?'*— „От собаки и слышу", — ответил Будда.

Одна из псевдосестер громко обратилась ко второй:

— Эту историю недавно напечатали в „Вечерке". Только там не Будда, а невоспитанный молодой человек. И приходит он не на базар, а в приличное общество. Но зато результат одинаковый: и того и другого за грубость и наглость побили камнями.

Невзрачный толстячок радостно потер ручки прямо над своей чашкой с чаем:

— Так его! Людмила Сергеевна! Так его!

Я увидела, что Сергей собирается что-то ответить, но тут вмешалась симпатичная молодая женщина, к которой я уже давно приглядывалась. Она молча читала растрепанную книгу, а Сергей не обращал на нее внимания и никак не выделял среди остальных. Не знаю почему, но она мне сразу понравилась. И я не ошиблась. Умение разбираться в людях редко меня подводит.

Женщина явно хотела разрядить обстановку, поэтому отложила книгу и сказала:

— Людмила- Сергеевна! Помните, вы меня все спрашивали, почему я перешла сюда работать? Вы не зря интересовались. Это, и правда, занятная история.

Псевдосестра еще раз с неприязнью посмотрела на Сергея. Она, наверное, совсем не понимала шуток, раз ее так задело новое толкование теории относительности. Но все-таки она, похоже, обладала миролюбивым нравом, потому что почти сразу сказала:

— Да, да, Изольда. Расскажи. Ты же работала с животными. И кандидатскую уже начала писать. И вдруг — к нам. Ты не подумай, что я что-то против тебя имею. Просто интересно. Поменять так неожиданно животных на растения!

Парень с утиным носом спросил:

— Вы сами будете рассказывать или, может, позволите Изольде хоть пару слов вставить?

— Пожалуйста, — буркнула псевдосестра.

Вторая добавила:

— И правда, Люда, все ты и ты говоришь. Так ничего нового и не узнаем.

И тут толстячок, который, по-моему, был заместителем Петрова, сказал: — Хватит. Замолчали. Слушаем Изольду.

И, наконец, она заговорила:

— Не буду вдаваться в технические подробности. Это не важно. Шеф поручил мне исследовать состав коровьей шкуры. Для этого нужно сорок образцов размером десять на десять сантиметров. Из целой шкуры можно нарезать сто пятьдесят таких кусочков. А руководителем нашей группы была некая Кошкина. Промолчу о том, что она постоянно ходила в рыжем парике, а скажу о ее характере. Жадная была — страсть! И вот у нее-то после эксперимента осталось около ста лишних образцов. Хранить их долго нельзя — сгниют. Даже в холодильнике, который занимал в нашей лаборатории самое почетное место.

— А другие продукты не испортятся, если рядом гниющая шкура? Масло там, например? Творожок? — живо отреагировала Людмила Сергеевна.

Изольда снисходительно улыбнулась:

— В этом холодильнике мы хранили только образцы. А продукты — в другом — в маленьком. И поэтому для продуктов места было всегда в обрез, а холодильник для образцов, как правило, пустовал. Но вернемся к шкуре. Мне всегда казалось интересным, что свежая шкура совсем не отличается от шкуры живой коровы. Да и вообще, если взять пробы любых тканей коровы и приготовить из них препараты, анализ покажет, что нет никакой разницы между тканями живой коровы и только что забитой. Изменения в тканях происходят только через какое-то время после смерти.

— Это совсем не интересно, — перебила Людмила Сергеевна. — Это и так всем ясно. Если человек погиб при автокатастрофе, у него можно забрать почки, чтобы пересадить больному. Или например...

— Пересадить мозги, — саркастически заметила псевдо„сестра Людмилы Сергеевны. — Если и так все ясно, может, послушаем Изольду. За что там ее выгнали?

Изольда с достоинством сказала:

— Никто меня не выгонял. Я ушла сама.

— Ну-ну! — хмыкнула Людмила Сергеевна.

А Изольда продолжила:

— Короче, у Кошкиной осталось сто кусочков коровьей шкуры, которые ей уже не были нужны. Шеф увидел их в холодильнике и попросил для меня. Кошкина замялась. И шкурки жаль отдавать, и не нужны они ей. Да еще шеф у меня вежливый такой был. Говорит: „Не окажете ли нам любезность? Не отдадите ли оставшиеся образцы? Все равно они скоро сгниют, если их сейчас не использовать". Кошкина бормочет что-то невнятное: „Да мне самой они еще нужны... Я задумала новый эксперимент..." А шеф опять вежливо-вежливо повторяет: „Образцы сто раз сгнить успеют, пока вы обработаете старые данные. А мы завтра же начнем." Ну, Кошкина помялась-помялась и говорит: „Ладно уж. Что с вами делать? Берите. Только пусть Изольда поэкономнее тратит шкурки. Сначала возьмет немного, а если уж не хватит — тогда еще. А то все сразу испортит."

Толстячок фыркнул прямо в чашку, отчего чай немного разбрызгался. Но толстячок ничуть не смутился:

— Эта Кошкина точно подметила, — заявил он. — Изольде только доверь серьезную работу! Потом, если самому переделывать придется, считай легко отделался. Хуже, если все уже загублено. Помнишь древовидный папоротник?

— Вы бы, Альберт Леонидович, еще вспомнили, как я викторию-регию от авокадо отличить не могла, — обиделась Изольда. — Когда это было? Я только-только пришла. Осмотреться еще не успела, а вы меня сразу в работу запрягли. Да еще на такой ответственный участок поставили.

Псевдосестра Людмилы Сергеевны спросила:

— А что дальше-то было со шкурой?

Изольда ответила:

— А дальше — что? Шеф договорился с Кошкиной и мне говорит: „Завтра с утра начинай опыты, а я попозже приду". Ну, назавтра, а это была пятница, я с утра заглянула в холодильник, а он пустой — ни одного образца. Ни шефа, ни Кошкиной на работе нет. А остальные ничего не знают. Потом шеф пришел. Вместе еще поискали по лаборатории. И, наконец, поняли. Кошкиной стало жалко шкурок. Завтра, послезавтра - выходные. В понедельник взяли со склада новую шкуру и разрезали ее. А вскоре появилась практикантка. Она у нас писала диплом. Руководила ею Кошкина. У нас с практиканткой были приятельские отношения, поэтому она, как пришла, сразу ко мне: „Изольда, помоги! Мне Кошкина поручила прийти пораньше и перепрятать образцы." Бежит она к дальнему столу, уже неделю загороженному стендами для актового зала и извлекает из-под него мешок с образцами. Практикантка мне: „Понимаешь, — говорит, — Кошкина сказала получше их спрятать. Придумай — куда." Я засмеялась: это, значит, они без холодильника уже трое суток валяются. Вот почему такая вонь, а мы-то думали — от шкуры. Говорю: „А Кошкина тебе сказала, от кого надо прятать образцы?" „Нет, — отвечает практикантка. — А что?“ „От меня, — говорю. — От меня она их прячет!" Тут уже все в лаборатории умирают со смеху. „Да, — говорят. — Выбрала ты, Ленка, с кем посоветоваться. Наверное, долго искала. А Кошкиной-то нашей только контрабандой наркотиков заниматься! Надо додуматься до такого! Спрятать образцы прямо в лаборатории. Считай, у всех на виду. И никто не нашел!"

— Лучше всего так и делать, — авторитетно заявил Сергей. — Давно известно: если хочешь что-то надежно спрятать, положи на самое видное место.

— Например, на стел тому, от кого прячешь! Он точно не заметит! — загоготал парень с утиным носом,-явно довольный своим остроумием.

Сергей небрежно сказал:

— От некоторых и прятать ничего не надо. Они сами растеряют даже то, что у них есть. А красивые женщины, которых они тщетно добиваются, всегда уходят с более достойными людьми. Не-правда ли, Изольда?

Изольда довольно равнодушно подтвердила:

— Да, правда. Некоторые красивые женщины, действительно, предпочитают достойных людей. Они могут их оценить, не позарившись на преданных дураков и дураков другой породы, которых окрылил дешевый успех у официанток и продавщиц и заставил воображать о себе невесть что.

Конечно, подобные замечания были несправедливы по отношению к Сергею. Но я видела, что он действительно не нравится Изольде, и она не старается подобной грубостью заинтересовать его.

Сергей, которого при всех обозвали дураком, явно не испытывал симпатии к Изольде. Но мне она нравилась все больше.

— Те женщины, о которых я говорил, — произнес Сергей, — не обладают и процентом куриного ума и поэтому не могут судить об уме других. И если красота с годами проходит, ума у них не прибавляется, и они остаются ни с чем.

Но это, конечно, был далеко не лучший ответ. Сергей явно сдавал позиции и проигрывал сражение.

Я немного расстроилась. Но, во-первых, все великие полководцы иногда терпели поражения. Во-вторых, Сергей был взволнован отсутствием Ольги и поэтому не собрался с мыслями. А, в-третьих, такой деликатный человек, как Сергей, не мог не растеряться перед напором хамства, царящего в лаборатории. Но и местных сотрудников можно понять. Просто они так воспитаны и привыкли травить не только друг друга, но и гостей.

Поклонник Изольды, который внимательно вслушивался в разговор, наконец, осмыслил обмен любезностями между Изольдой и Сергеем. До парня, похоже, дошло, что нелестно о нем отозвался не только Сергей, но и Изольда.

— Изольда! — воскликнул он. — Ты что — считаешь меня дураком?

— Нашел из-за чего переживать, — встряла Людмила Сергеевна. — Помнишь французскую поговорку: „Дурак — не дурак. Если голова еще на плечах, всегда есть шанс, что он исправится."

Псевдосестра покачала головой:

— Опять ты, Люда, все перепутала. Поговорка звучит так: „Палач — не дурак. Если голова еще на плечах, всегда есть шанс от нее избавиться."

Людмила Сергеевна махнула рукой:

— Ну, это почти одно и то же, — и обратилась к Изольде: — А ты зачем Андрюшу обижаешь? От вредности характера? Теперь-то я убедилась, что не ошиблась в своих подозрениях. Ты долго скрывала историю увольнения с прежней работы. Но, наконец, мы добились от тебя правды! Бедная Кошкина! Как ты ее мучала!

Псевдосестра поджала губы:

— Ты, Люда, вечно к Изольде цепляешься. И всегда без причины!

Но тут опять вмешался толстячок:

— Хватит. Замолчали. Слушаем Изольду. Скажи, история со шкурой на этом кончилась?

— Почти, — ответила Изольда. — Мы с практиканткой положили образцы в холодильник. И принадлежащие Кошкиной, и мои. Чтобы не перепутать — в разных мешках. И подписали еще. А финал — закономерный. На следующий день Кошкина отправила меня в командировку. А когда я вернулась на два дня позже положенного срока, холодильник оказался пустым. Кошкина сказала: „Мои образцы сгнили. Пришлось их выкинуть. А мне для эксперимента срочно понадобились новые. И я истратила ваши.“ Я нашла силы спросить: „Все сто пятьдесят штук?“ Кошкина отвела глаза и ответила: „Да“. В лаборатории стояла страшная вонь. И я поняла: Кошкина думала, что я вернусь из командировки вовремя, и спрятала мои образцы самое меньшее два дня назад. И опять в нашей лаборатории...

Изольда замолчала.

Я опасалась, что присутствующие, перестав смеяться, вновь начнут выяснять отношения, но тут вошел Петров.

Сергей и Петров упорно хотели поговорить наедине. И, конечно, неспроста. Я пожелала присутствовать при их разговоре, но они поручили меня заботам Людмилы Сергеевны.

Как ни странно, Петров позвал с собой Изольду, которая мрачно, произнесла:

— Больше я с вами .не имею никаких дел.

Сергей удивленно посмотрел на Петрова, который произнес:

— Она в курсе. И даже больше.

Изольда, нахмурившись, встала. Я не расслышала, что сказал ей Сергей, но, наверное, что-то существенное, потому что Изольда вскинула глаза на Сергея и перевела взгляд на Петрова. Тот утвердительно кивнул:

— Точно. И вчерашний разговор придется продолжить.

Больше Изольда не возражала.

И Сергей, Изольда и Петров удалились в оранжерею.

Преследовать их не имело смысла. Это могло вызвать подозрения и просто показаться навязчивым. К тому же, при мне они бы и не стали обсуждать свои секреты.

Людмила Сергеевна пригласила меня осмотреть оранжереи. И в конце концов уломала, хотя я еще помнила мой предыдущий визит туда и решительно отказывалась.

И вот опять я попала в тропический лес. Стало трудно дышать. Томительный зной мешал мыслям. Стекающая по растениям влага ничуть не уменьшала жару. Но термометр возле двери лаборатории показывал всего двадцать восемь градусов тепла.

— Поломан? — спросила я Людмилу Сергеевну.

— Почему? — удивилась она. — Все в порядке.

— А по-моему, градусов сорок, — заметила я.

— Нет, — сказала Людмила Сергеевна. — Это так кажется. Просто нет ветра. Поэтому душно. Обычно мы поддерживаем температуру не выше тридцати. А вы?

— Не помню, — ответила я. — Я всего-то полгода работаю в ботсаду. Еще не во все вникла. Знаю только, что в оранжерее мне всегда жарко.

Утром, собираясь на работу, я предусмотрительно не стала краситься, а мокрые волосы и одежда меня уже не пугали. Они, если рассматривать по теории относительности Сергея, являлись неотъемлемой частью работы в оранжереях тропических растений. Магнитофон, который я ношу в сумочке, я тоже на всякий случай надежно упаковала — чтобы не промок.

Людмила Сергеевна бодро зашагала по дорожке, и я поспешила ее догнать.

Слева была открыта стеклянная дверь в почти пустую оранжерею. Длина ее составляла метров тридцать, на протяжении которых примерно через каждый метр торчали деревянные шесты где-то моего роста. В ширину таких рядов было шесть — от одной стеклянной стены до другой. Это я точно сосчитала. Около каждого шеста рос небольшой кустик со светло-зелеными листьями.

Я с трудом успевала за моей провожатой, которая лучше освоилась с жарой и духотой, хоть и была старше меня раза в два. Я видела, что кустики разной высоты, но, по-моему, ни один не достигал тридцати сантиметров. Я решила, что это — хороший повод остановить Людмилу Сергеевну и сказала:

— Стойте! Мне интересно, что у вас здесь вырастет.

Людмила Сергеевна вернулась ко мне:

— Больше здесь ничего не вырастет. Все уже выросло, — отрезала она.

Ноя хотела затянуть отдых и поэтому спросила:

— А если кустики маленькие, зачем тогда такие огромные подпорки? Шесты ведь — это подпорки, да?

Людмила Сергеевна нехотя объяснила:

— Это из Сухумского ботсада приезжал командировочный вроде вас. Привез черенки. Сказала — либерийского кофе. Оставил указание — врыть подпорки не меньше полутора метров. Ты, конечно, знаешь, что кофейные деревья такого вида достигают двенадцати метров. Вот мы подпорки и сделали. А кофе оказался корзиночный. Он больше не вырастет. Такой маленький и должен быть. А подпорки, между прочим, мы всей лабораторией вручную делали. Целую неделю... Ну что, идем дальше?

Я спросила:

— А почему у вас не видно посетителей?

Людмила Сергеевна ответила:

— Здесь экскурсии не проводятся. Для посетителей есть другой комплекс оранжерей. Примерно в полукилометре отсюда. А мы занимаемся только наукой.

— Понятно, — сказала я.

И мы опять закружили по лабиринту оранжерей. Я не знаю, как ориентировалась моя спутница, но я-то почти сразу потеряла представление, где мы находимся, и как отсюда выбраться.

Отвратительный запах ударил в нос. Я остановилась:

— Людмила Сергеевна! Подождите! Посте живописного рассказа про гниющую шкуру мне начинает мерещиться ее запах. Как-то на отдыхаловке мы забыли про банку с маринованным мясом для шашлыков. А когда на третий день собрались уезжать, нашли ее. Сняли крышку, а мясо загнило. Запах был примерно такой же. Но вообще-то я не думала, что так легко поддаюсь внушению, и что история про шкуру произведет на-меня такое впечатление.

Людмила Сергеевна выслушала меня, не перебивая, и сказала:

— Тебе ничего не кажется. Это действительно запах разлагающегося мяса.

Мне захотелось вернуться, но я небрежно спросила:

— У вас что — в оранжереях много падали валяется?

Людмила Сергеевна улыбнулась и свернула на боковую дорожку:

— Смотри. Я тебя сюда и вела.

Я нерешительно приблизилась, стараясь не дышать носом. Я ожидала увидеть дохлую собаку или что-то в этом роде. Но передо мной на земле лежал огромный красный цветок с пятью бугристыми лепестками. Диаметр цветка был, наверное, около метра. Я судорожно начала вспоминать те немногочисленные сведения, которые приобрела, готовясь к работе в ботсаду, и наконец, смогла спросить:

— Это что? Эта... Как ее?.. Раффлезия?

Людмила Сергеевна восторженно подтвердила:

— Да! Это — раффлезия Арнольди! Самый большой цветок в мире. Обычно достигает метра в поперечнике. А этот — один метр семнадцать сантиметров! Я утром мерила. Ты, конечно, знаешь, раффлезия — растение-паразит. И состоит только из цветка и корешков, которые присасываются к хозяину — лиане из породы циссусов. Точнее, к ее корням. Раффлезия — наша гордость!

Я деликатно спросила:

— А почему она так противно воняет?

Ученая дама обиделась за любимицу:

— Ее запах служит для того же, для чего, например, запах роз. И поэтому ничем не хуже запаха других цветов. Все цветы привлекают своим ароматом насекомых, которые их опыляют. Просто, одни привлекают каких-нибудь пчел, а вот раффлезия — мух и жучков, питающихся всякой падалью. Видишь, как они вьются над цветком? Мне кажется, ты не очень разбираешься в ботанике и вообще в биологии, раз не можешь понять, что хорошо и приятно то, что целесообразно.

Людмила Сергеевна изучающе посмотрела на меня и проворчала:

— Подумать только! Запах ей не понравился! Приезжают тут всякие! Даже раффлезия ей не угодила!

Я не хотела ссориться и поэтому спросила:

— Это, наверное, очень редкий цветок. У нас его нет. Как вы его вырастили?

Вопрос попал в точку. Людмила Сергеевна была счастлива:

— Выращивать его, и правда, трудно. Но мы знаем секрет. Сейчас у нас цветет шесть раффлезий. А эта — самая крупная. В естественных условиях цветок растет вблизи тропинок, протоптанных слонами. Из цветков образуются плоды, которые раздавливают слоны. А мелкие семена прилипают к ступням слонов и переносятся дальше по тропе. И некоторые из них попадают на обнаженные корни циссуса.

Мне показалось странным, почему слоны не давят цветы раффлезии, а ждут плодов. Но я промолчала, чтобы не раздражать Людмилу Сергеевну, которая воодушевленно продолжала:

— Как известно, в ботсадах не держат слонов. Поэтому не растет и раффлезия. По другому она не приживается. Но у нас нашли выход из положения. Раз плоды надо обязательно давить, а слонов нет, то для этой цели выделяют двух самых молодых сотрудников. Они и растаптывают плоды. В этот раз посылали Изольду с Андреем. Ты их видела в лаборатории. Андрей влюблен в Изольду, а она над ним только смеется.

— Ну и трудно растаптывать плоды раффлезии? — заинтересовалась я.

— Не очень, — сказала Людмила Сергеевна. — Правда, немного грязноватая работа. Надо обувать валенки, потому что к другой обуви семена не прилипают. А в оранжерее, видишь, как мокро? Да и сами плоды ужасно липкие... — Людмила Сергеевна встряхнула головой. — Но зато игра стоит свеч! Раффлезия — наша гордость, — повторила она.

— Красивая, — отозвалась я.

Людмила Сергеевна грустно улыбнулась:

— Не все это понимают. Вчера я показала раффлезию вашей помощнице. Так она все старалась побыстрее убежать.

— Какая помощница? — не поняла я.

— Как какая? — удивилась моя собеседница. — Из вашего ботсада. Вас же троих сюда отправили: тебя, Сергея и ее вслед за вами — помочь упаковать образцы. Она еще вчера спрашивала, приехали вы или нет. А я сказала, что уже давно приехали.

Я насторожилась.

— А что же она нас не подождала?

— Она хотела подождать, — ответила Людмила Сергеевна. — Но мы объяснили, что раз вы утром не появились, то и после обеда вас не будет. Но вообще-то я с ней почти не говорила. Только сводила раффлезию показать. Она все больше с Изольдой общалась.

— С Изольдой? — переспросила я.

— Да, — кивнула Людмила Сергеевна. — Лариса всегда, когда приезжает, решает вопросы с Изольдой. Или лично с шефом.

— С Петровым? — воскликнула я.

— Конечно, — удивленно посмотрела на меня Людмила Сергеевна. — С кем же еще? Вот фамилию ее не знаю. Когда-то слышала, но забыла.

— А часто она приезжает?

— Не помню, — ответила Людмила Сергеевна. — По-моему, раньше пару раз здесь была. А может, раза' четыре. Да я к ней очень и не присматривалась. У меня своих забот хватает.

Людмила Сергеевна вдруг встрепенулась:

— А что? Что-то не так? Вы с ней поругались? Почему вы приехали отдельно?

Я постаралась успокоить собеседницу:

— Да, нет. Все в порядке. Я просто не могу сообразить, какая это Лариса. У нас в отделе три Ларисы. И любая могла приехать. Что она сама-то говорит? И как выглядела? Черненькая такая, высокая, да?

Людмила Сергеевна сразу поймалась на эту элементарную уловку и сообщила:

— Наоборот, светленькая. И рост у нее средний.

„Может быть, это Ольга? — подумала я. — Все сходится. И раньше тут бывала, и Петрова знает. И приметы похожи. Когда мы потерялись в метро, она могла там встретиться с кем надо, выйти наверх и поехать в ботсад.“

Чтобы проверить эту мысль, я спросила:

— А она была в красном платье?

— Точно! — поразилась Людмила Сергеевна и засмеялась: — Я тут стараюсь, — отвечаю, как дура, на вопросы, — а ты, оказывается, уже видела Ларису. И сама все знаешь. Можешь ей передать, как увидишь, что она еще худший ботаник, чем ты. Ей не понравилась раффлезия! Кому скажешь — не поверят!

Меня поражало, что Людмила Сергеевна спокойно относится к вони. Я, например, чувствовала, что еще пара минут, и я брошусь в джунгли, ударяясь о пальмы и путаясь в лианах, лишь бы скорее сбежать отсюда. Или начну кружить по дорожкам, а увидев вдалеке раффлезию., тут же поверну назад.

Наверное, Людмила Сергеевна поняла мое состояние, потому что сказала:

— Жалко, конечно, уходить. Но что поделаешь? Надо.

Я не заставила себя упрашивать. И теперь уже не отставала от Людмилы Сергеевны.

Моя спутница неожиданно сказала:

— Мне надо произвести некоторые измерения. Думаю, дальше ты дойдешь одна. Лаборатория уже близко. Пойдешь прямо по дорожке. Через две оранжереи будет оранжерея коки. Как выйдешь из нее, сразу сворачивай направо, и метров через десять уткнешься в дорожку, которая ведет к лаборатории. Оттуда уже видно дверь.

Я насторожилась:

— После какой оранжереи сворачивать? Что там растет?

Людмила Сергеевна недоуменно посмотрела на меня:

— Ну, кока... Кокаиновые кусты... У вас что — их нет?

— Есть, конечно, — отозвалась я. — Но немного.

Людмила Сергеевна кивнула:

— Я тогда побежала. Хорошо? Увидимся в лаборатории.

Я не успела ничего ответить, а Людмила Сергеевна уже устремилась назад по дорожке, через несколько шагов свернула влево и скрылась в джунглях.

Следуя указаниям, ^быстро пришла в оранжерею коки. Трехметровые кусты трудно было перепутать. Мелкие желтовато-белые цветочки не отвлекали внимания от блестящих десятисантиметровых листьев, основания которых украшали внушительные колючки. Я помнила, что кокаин получают именно из листьев, а огромная оранжерея с ровными рядами кустов убеждала в том, что это — обычная кокаиновая плантация. Я сорвала пару листочков коки и сунула в сумку. А пока задумчиво шла по оранжерее, усиленно вспоминала, что знаю про кокаин. Оказалось, совсем немного. Всем известно, что кокаиновый бум приходился на двадцатые годы. Но мне говорили, что сейчас — через семьдесят лет — кокаин снова входит в моду.

Когда я приоткрыла дверь лаборатории, там были только двое: псевдосестра Людмилы Сергеевны и этот Андрей с утиным носом.

Моего присутствия они не заметили.

Андрей вел себя просто неприлично. Он бегал по лаборатории и, чуть не плача, выкрикивал:

— Я ее убью! Так больше продолжаться не может! Она прямо издевается надо мной! Я ее точно убью! Стоит появиться любому смазливому ублюдку, как Изольда начинает перед ним вертеть хвостом. А сегодня еще и дураком меня обозвала!

Я хотела войти и высказать то, что думаю по этому поводу, но услышала взволнованный голос псевдосестры:

— Тоже мне — проблема! Меня Изольда уже второй месяц шантажирует. Знал бы ты, сколько я ей заплатила! А ей все мало!

Я судорожно раскрыла сумочку, чтобы записать разговор, и только сейчас вспомнила, что магнитофон тщательно закутан в полиэтиленовый пакет. Я начала разворачивать магнитофон, но услышала вопль Андрея:

— Ну все! Теперь точно ее убью!

Андрей быстро достиг двери лаборатории, но я успела сойти с дорожки и скрыться в каких-то колючих зарослях. Ветки, конечно, еще качались, но Андрей, похоже, не заметил этого. Он быстро пронесся по дорожке. И, наверное, не заметил бы меня, даже если бы я не спряталась. Я представила, как он заранее придумывает умные фразы, которые он скажет Изольде, и мне стало смешно. Но ненадолго.

Такой прокол с магнитофоном можно простить дилетантам, но никак не мне! То, что не было свидетелей неудачи, меня совсем не утешило. И не важно, что разговор прервался в самом начале, и я, в любом случае, почти ничего не успела бы записать. Неужели права моя соседка, и мысли о Сергее мешают качеству моей работы? И я решила не думать о Сергее так часто.

Я переложила магнитофон так, как ношу его обычно — чтобы было можно его включить в любой момент. „А все-таки, прав был Сергей, — подумала я, — когда говорил о психах."

Если бы не этот псих с утиным носом, я, возможно, услышала бы что-то важное!

— А где все остальные? — спросила я псевдосестру Людмилы Сергеевны, входя в лабораторию.

— А где вы так поцарапались? — последовал ответ.

— Колючки на кустах надо регулярно подстригать, — заметила я. — Хорошо еще, я голову догадалась нагнуть — хоть лицо не поцарапала.

Псевдосестра как-то странно взглянула на меня и сказала:

— Звонил шеф.

— Петров? — спросила я.

Псевдосестра кивнула и чуть повысила голос:

— Звонил шеф. Вызвал на совещание к директору Альберта Леонидовича. И сказал, что Изольда и ваш сослуживец ему больше не нужны. Они скоро придут в лабораторию. Поэтому вы никуда не уходите.

— Я и не хочу уходить, — ответила я. — Я уже раффлезию посмотрела.

— А где Люда? — встала из-за стола моя собеседница.

— Вдруг куда-то убежала, — объяснила я.

— Убежала? — поразилась псевдосестра.

Но помолчав, добавила:

— Я поняла. Наверное, пришло время собирать ананасы. Вот она и спешила. Но это, надеюсь, останется строго между нами. Я могу рассчитывать на ваше молчание?

Я с достоинством произнесла:

— В жизни не болтала лишнего.

— Пойду помогу Люде собрать урожай, — сказала псевдосестра и покинула лабораторию.

Лоб Сергея украшала царапина. Светлая рубашка была в грязи. Да и сам Сергей имел довольно потрепанный вид.

— Что с тобой? — воскликнула я.

— А с тобой? — отозвался Сергей. — Я-то упал. А ты?

— Заблудилась в джунглях, — сказала я. — Пришлось продираться через колючки.

— Мы сейчас поедем в Академгородок — во второй ботсад, — мрачно заявил Сергей. — Туда по ошибке прислали для нас семена. И Петров что-то тянет. Сказал, только завтра будут готовы материалы.

— А я-то надеялась, что сегодня закончим, — притворилась я огорченной и успокоила Сергея: — Мы и так из-за убийства в метро обещали не уезжать из Н-ска.

— Я не очень испачкался? — неожиданно спросил Сергей. — Тебе не стыдно будет ехать рядом со мной?

— Нет! Что ты! — заверила я Сергея. — Тебя как ни одень...

— Все равно умнее не стану? — улыбнулся Сергей.

— Нет! Я совсем не то хотела сказать! — возмутилась я.

— Оправдывайся, оправдывайся теперь! — произнес Сергей. — На мой вопрос: „Все равно умнее не стану?"— „Нет, — отвечаешь. — Не станешь. Это тебе не грозит. “

Я махнула рукой:

— Тебе ничего не докажешь. Можешь не верить, но мне, и правда, не важно, ползал ты по грядке или тонул в луже. Жаль только, что поедем не на такси. Народ в автобусах не такой спокойный, как я.

— Народ спокойный, не сомневайся, — задумчиво сказал Сергей. — Ты не видела моей рабочей одежды, когда я на стройке работал. Раз в сто была грязнее, чем сейчас. Я везде в ней ходил — ив столовую, и в кино. И никто ни слова не сказал.

Это оказалось для меня новостью. Я не знала про стройку. В трудовой книжке Сергея не было о стройке ни слова. Или Сергей сейчас врал. Или тогда подрабатывал. Или у него две „трудовых", а, может, и больше.

— Ты что, маляром работал? — спросила я.

— Нет. Сторожем, — объяснил Сергей.

— А разве на стройке есть сторож? — поинтересовалась я.

— Смотря какая стройка. — Сергей нахмурил брови:

— А может, вывернуть рубашку наизнанку?

— Не вздумай! — воскликнула я. — Дурная примета! Тебя обязательно побьют.

— Кого? Меня? — возмутился Сергей и пересек лабораторию.

В углу на вешалке было несколько белых халатов. Но Сергей выбрал только один:

— Этот халат как раз на меня. Помнишь, я его примерял, когда ты потерялась в оранжерее из-за того, что не взяла компас? Я еще тогда заметил, что две нижние пуговицы у халата черные, а не белые.

— Какой ты внимательный! — поразилась я.

— Просто люблю порядок, — скромно сказал Сергей.

Он взял ножницы с ближайшего стола и укоротил халат сантиметров на пятьдесят. Грязную рубашку Сергей затолкал в спортивную сумку.

— Удачно я захватил эту сумку, — пояснил Сергей. — Все время валялась в гостинице. Думал — не пригодится.

Сергей примерил изуродованный халат.

— Ты похож на повара или продавца, — сказала я. — У них часто такие же белые куртки.

— Ты просто знаешь, что раньше это был халат. Срабатывает стереотип: халат не может возвыситься до приличной одежды, — ответил Сергей, закатывая рукава. — Если никому не говорить, никто и не догадается, что это — не моя парадная куртка.

Сергей скомкал остатки халата и забросил в угол:

— Этой тряпкой можно вытирать пыль, — заметила я.

— Надо будет — найдут, — сказал Сергей и поинтересовался:

— Ты знаешь французский?

— Нет, — призналась я. — А что?

Сергей достал из кармана яркий пакетик. И взмахнул им у меня перед носом:

— Петров дал семена какого-то интересного папируса. Но видишь — написано по-французски. Ольга бы мгновенно перевела.

— Она еще и переводчик! — воскликнула я. — Наверное, читает в подлиннике Мопассана! Пьет только французский коньяк! А по вечерам играет на рояле!

Но Сергей, похоже, мечтал поговорить о своей Ольге.

— На глупые шутки не обижаюсь, — заявил он. — Ольга, по правде, прекрасно знает французский. Она пять лет жила с родителями в Африке. Ольгины родители там работали. Есть такая страна — Камерун. Может, слышала? Ольга вернулась в Москву в семнадцать лет, когда окончила школу, и сразу поступила в институт. А сразу после института опять на два года ездила в Африку. Теперь уже в Конго. Ольга же — отличный врач! Поэтому ее пригласили участвовать в международной экспедиции по программе ЮНЕСКО.

— Это, конечно, Ольгины родители постарались — запихнули ее в экспедицию, — небрежно сказала я.

— Нет! — воскликнул Сергей. — Они тогда уже работали не в Африке, а в Женеве.

— Это там, где штаб-квартира ЮНЕСКО? — спросила я. — Тогда, конечно, не родители Ольге помогли. А ее просто так выбрали.

— Это ты зря, — буркнул Сергей. — Если хочешь знать, Ольга в Конго серьезно заболела и чуть не умерла. Врачи сказали, что теперь тропический климат ей противопоказан. Пришлось вернуться домой. А когда Ольге предложили поработать во Франции, она отказалась, потому что Ольгу интересует только Африка.

— И город Н-ск, — добавила я.

Сергей нахмурился:

— Мы из-за тебя опоздаем. Идем скорее.

Но мне не хотелось торопиться.

— А лабораторию бросим открытой? — спросила я. — Может, кого-нибудь дождемся. Вдруг лабораторию обворуют?

— Ты что, не видела? Замок захлопывается, — ответил Сергей. — Никто посторонний не зайдет. Да и воровать здесь нечего. Кому, например, нужны белые халаты и ЭВМ? Разве что пару ананасов сорвут в оранжерее.

Я распахнула вторую дверь, вышла на улицу и сразу увидела, как из дальних кустов вынырнула женщина в красном платье и бросилась к нам.

— Засада! — крикнула я Сергею.

И почти сразу поняла, что рано обрадовалась. Теперь уже я могла различить лицо. В красном платье оказалась не Ольга, а, действительно, Лариса — та, которая мечтала поехать с Сергеем в Швейцарию.

— Наконец-то я вас поймала! — взвизгнула Лариса. — Второй день вас разыскиваю. Игорь — гад какой! Так и не сказал, в какой вы гостинице живете. А на работу вы вчера не явились.

— Мы торопимся! — решительно сказал Сергей.

— Еще два слова! — умоляюще взвыла Лариса. — Я вчера успела обыскать только три гостиницы. Там одни идиоты работают. По телефону не отвечают, кто у них живет. Я сначала звонила, но многие даже говорить не хотят. А в одной гостинице, вообще, дура какая-то попалась. Спрашивает: „А кто вам нужен? Фамилию назовите." Я ей говорю: „Откуда я знаю фамилию? Имя знаю — Сергей. Вы лучше мне весь список жильцов прочитайте. Я уже листок и ручку приготовила. Запишу всех Сергеев, а который — мой — я сразу почувствую. Таким образом, мы и фамилию узнаем.“ А эта дура мне отвечает: „Намного проще обойти все восемьсот номеров. Тогда уж точно найдете вашего Сергея." Я ей объясняю: „Я не знаю, в какой он гостинице остановился." А она начала смеяться и смеялась, пока я трубку не повесила. Истеричка какая-то!

Я, сквозь смех, попросила Сергея:

— Удели ей пять минут. Человек старался!

Сергей смеялся не меньше меня:

— Ладно. Только сначала пусть решит задачку: если население города больше полутора миллионов, то сколько в городе гостиниц, считая ведомственные? И сколько дней понадобится, чтобы обойти все эти гостиницы, чтобы разыскать одного человека?

— Который может переезжать из одной гостиницы в другую хоть каждый день, чтобы еще больше запутать задачу, — добавила я.

— В доме, который построил Джек, — добавила Лариса.

Мы расположились недалеко от лаборатории на длинной скамейке. Я сидела на одном краю, а Сергей с Ларисой — на другом. Я не возражала, так как Лариса хотела поговорить с Сергеем наедине, а я и отсюда хорошо слышала их слова.

Одноэтажная лаборатория, прилепившаяся к огромной оранжерее, выглядела лишь тамбуром в загадочный тропический мир.

Я уже включила магнитофон, чтобы записать беседу. Но Лариса пока не сообщила ничего интересного. Она вслух читала характеристику, которую ей написали на работе, и тут же ее комментировала: „Инициативна и исполнительна. Это точно! Я как что придумаю, проявлю инициативу, меня же и заставляют выполнять то, что я придумала..."

Дверь лаборатории распахнулась. Псевдосестра Людмилы Сергеевны прямо с порога крикнула нам: *

— Если кого из наших увидите, я пошла на обед.

— А если мы никого не увидим, вы так голодной и останетесь? — сочувственно спросил Сергей под восторженный смех Ларисы.

А псевдосестра быстро прошагала мимо нашей скамейки:

— Все шутите, а о сотрудниках своих плохо заботитесь, — на ходу сказала псевдосестра Сергею.

И кивнула в сторону Ларисы:

— Вон, она вас вчера два часа ждала. Хорошо хоть сегодня встретились.

— Спасибо за заботу, — улыбнулась Лариса. — Сейчас уже все в порядке.

Псевдосестра свернула на боковую аллею, и почти сразу же из-за угла лаборатории появился потрепанный мужик неопределенного возраста. Он нес лопату и ведро, в котором что-то гремело, и направлялся прямо к нам. Синий рабочий халат, старые темные брюки и стоптанные ботинки без шнурков вполне соответствовали их хозяину. Он остановился прямо передо мной и поставил на асфальт грязное ведро с огромными кривыми ножницами и еще какими-то садовыми инструментами.

Я вспомнила старую шутку: „Рыбаки! — догадался Штирлиц, увидев людей с удочками". И так же ловко вычислила: „Это — садовник." Хотя, возможно, официально он числился „рабочим ботанического сада", а может, кем-нибудь другим.

Садовник был довольно хилый и уже немолодой. Лицо покрывала седая щетина. Он опирался на лопату, внимательно смотрел на меня и вдруг громко сказал:

— Буду читать стихи. Свои стихи. Собственного сочинения. А вы уж рублишко-другой не пожалейте для бедного поэта.

— Можете и без стихов обойтись, — сказал Сергей и протянул садовнику пятерку.

Все-таки, какой Сергей добрый и нежадный!

Я достала кошелек.

— У меня тоже есть деньги, — задумчиво произнесла Лариса.

Но садовник с неожиданным достоинством сказал:

— Мне лишнего не надо. И милостыни тоже. Поэтому стихи будут обязательно — я отработаю вашу пятерку.

Дорожка была шириной метра два. Садовник отнес ведро и лопату на газон напротив скамейки, прислонился спиной к фонарю и обратился к нам:

— Сейчас вы услышите одно из моих любимых произведений. Оно называется: „Стихокрутка на десерт".

Поэт-садовник выпрямился и начал:

— Каждый делает, что хочет, Остальные водку пьют. Алка больше не хохочет, — Уже целых пять минут. Не успеешь успехнуться...

— Успехнуться — это от слова „успех", — пояснил поэт и Повторил:

— Не успеешь успехнуться Или, скажем там, свихнуться, Как уже пора загнуться, Когда мы идем гулять. Мы идем себе по миру. Хочешь, по миру пойдем? Разнесем свою квартиру, И соседей разнесем.

Садовник задрал голову, закатил глаза и захрипел:

— Под копытом скрипят кораллы, Не пора ли грузить вам гравий, А еще — собирать гербарий Или просто играть на трубе? Только, чтоб не будить КГБ... Рано рот вы заткнули мне — Я еще бы сыграл на трубе! — выкрикнул садовник и вдруг повалился на асфальт. Мы подбежали к упавшему.

— Что с вами? — взволнованно спросила Лариса.

Садовник пытался что-то сказать, но лишь еле шевелил губами.

— Может, врача надо? — нерешительно произнес Сергей.

Но садовник отрицательно замотал головой и, наконец, выдохнул:

— Нет... В кармане... Сердце...

— Что в кармане? — не поняла Лариса.

А Сергей наклонился к садовнику, пошарил в кармане его халата и вытащил несколько смятых червонцев и флакончик с какими-то таблетками.

— Интересно, сколько таблеток он ест за раз? Штук семь хватит? — спросил Сергей.

— Мало, — сказала Лариса. — Не подействует. Некоторые мои знакомые глотают колеса, буквально, горстями.

— Это смотря что они глотают, — заметил Сергей. — А тут ничего не написано. Непонятно, какое лекарство.

Пока Сергей и Лариса занимались пустой болтовней, я заметила на газоне черный шланг для поливки цветов. „Все-таки, ботсад — есть ботсад!", — обрадовалась я, когда обнаружила, что шланг крепится к водопроводному крану, растущему прямо из земли. Я раскрутила кран, убедилась, что из шланга бьет вода, и со шлангом в руках пошла спасать больного.

Сергей стоял на коленях у изголовья умирающего, а Лариса сидела на сумке Сергея. Знахари-дилетанты так увлеклись лечением, что не замечали моего приближения. Я, конечно, старалась не шуметь и подкрадывалась сзади. „Прямо — пастораль, — подумала я. — Пастушка и пастух оказывают первую помощь заболевшему барану."

Сергей заталкивал таблетки в приоткрытый рот садовника, который от удовольствия дергал руками и скреб ногтями грязный асфальт.

— Девять, десять, одиннадцать, — считала таблетки Лариса.

— Все, — сообщил Сергей. — Кончились.

— Главное — это хорошо запить лекарство, — наставительно сказала я и окатила всю компанию из шланга.

Мое лечение подействовало мгновенно: Лариса завизжала и почему-то закрыла голову руками, Сергей отпрыгнул, а больной, пошатываясь, поднялся на ноги и начал плеваться во все стороны — наверное, таблетки попались горькие.

— Я же говорила — главное — запить лекарство, — укоризненно произнесла я. — А после вашего лечения он целых полчаса будет отплевываться.

— Ты совсем сбесилась! — опомнилась Лариса. — От твоих шуток недолго заработать инфаркт или воспаление легких.

— В такую жару? — улыбнулась я.

Сергей неожиданно встал на мою сторону:

— Нет, Лариса! Она не сбесилась. При бешенстве воды боятся. А она — наоборот. И между прочим, я тоже за радикальное лечение.

Взяв у меня шланг, Сергей старательно облил меня, подождал, когда я кончу его ругать, и сказал:

— Вот видите — холодный душ еще никому не повредил! И тем, кто после оранжереи может считать себя водолазами. И даже нашему пациенту. Неизвестно, сколько бы мы с ним провозились, а сейчас — сидит себе на скамеечке и наслаждается жизнью.

Садовник, и правда, сидел на нашей скамейке, но вид у него был еще более жалкий, чем раньше.

— Воды! — прохрипел садовник.

— Вот уж чего у нас полно, так это — воды, — сказала я.

— Угощайтесь. Нам не жалко, — добавил Сергей и аккуратно облил садовника.

— Еще, — попросил тот.

Сергей опять направил шланг на садовника.

— У него прямо мания какая-то! — засмеялась Лариса.

— У кого — у Сергея или садовника? — спросила я.

— У садовника, конечно! — строго сказала Лариса. — Всю жизнь выращивал цветочки, а втайне мечтал, чтобы выращивали его. Возможно, он — бывший хиппи. По-моему, это их называют „цветами жизни".

— Это детей так называют, - заметил Сергей.

— Значит, он бывший ребенок! — дернула головой Лариса. — Надеюсь, в этом вы со мной согласитесь.

— И не только в этом, — произнес Сергей. — Смотрите. Он сейчас забегает, как молодой.

Сергей бросил шланг на асфальт, достал из кармана червонцы и помахал ими перед носом садовника:

— Это ваши? На какую разведку работаете? Зачем вымогаете деньги?

Садовник похлопал себя по карманам и протянул руку за деньгами. Но Сергей отступил от скамейки:

— Нет. И не надейтесь. Это гонорар за лечение. ;

Садовник неожиданно начал всхлипывать:

— Это чужие деньги... Мне их нужно вернуть... И еще на такси ехать... Прошу вас...

Сергей не любит издеваться над людьми, поэтому сразу сказал:

— Заберите свои деньги. Можете их развесить по стенкам и любоваться на досуге. Себе оставляю только десять рублей — пять моих и пять за то, что мы выслушали ваши стихи. Вы их сами так оценили.

— Как вы там говорили? „Мне лишнего не надо?11 — встряла Лариса.

— А за лечение мы денег не берем, — успокоила я.

Сергей подтвердил:

— Оказание первой помощи — это святой долг любого нормального человека.

Сергей протянул деньги садовнику. И пока тот судорожно их пересчитывал, мы успели закинуть шланг обратно на газон и перекрыть воду. Кстати, около скамейки образовалась огромная лужа, хотя изрядная часть воды стекала на траву.

Мы спокойно шли к выходу. Но садовник довольно резво подскочил к нам и вдруг начал благодарить:

— Спасибо, что вернули деньги! Они, честно, чужие! Вы не знаете, как я вам обязан! Если бы вы знали! Не знаю, как с вами и рассчитаться! Хотите, стихи почитаю?

— Нет уж! — оборвал Сергей. — Стихов не надо.

— Все-таки, садовник ненормальный, — сказала Лариса, которая, наверное, считала нормальным искать в большом городе человека, не зная его фамилии.

А садовник не отставал и все бубнил какие-то стишки. Я вспомнила про магнитофон и выключила его.

Только на остановке нам удалось отделаться от садовника. Мы сбежали от него и Ларисы, запрыгнув в уходящий автобус.

А Сергей даже успел крикнуть:

— Лариса! Завтра ждем в гостинице!

В автобусе, на удивление, было просторно.

Сергей улыбнулся:

— Хорошо, что мы не сказали, где остановились. Лариса могла бы заявиться прямо сегодня.

— И встретиться с Ольгой, — добавила я.

С несколькими пересадками мы добрались до Академгородка. И не успели спросить, где здесь ботсад, как уже на остановке попали в лес. Огромные сосны росли прямо между жилых домов. Или, можно сказать, наоборот — обычные панельные пятиэтажки были построены прямо среди сосен.

По пути в ботсад я сказала Сергею:

— А все-таки, наглый этот садовник! Деньги есть, а у других просит!

— Просить лучше, чем воровать, — отозвался Сергей. — А почему ты его садовником зовешь?

— Если он садовник, как его еще звать? — ответила я.

— Зови его лучше свистом. Услышит — прибежит. Подумает — деньги принесла, — сказал Сергей. — К тому же, он не садовник.

— Почему это? По-моему, садовник.

— Нет, — заявил Сергей. — Ты плохо усвоила мою теорию относительности. Никакой он не садовник. Это сразу видно. Он выглядит совсем по-другому.

— Мне кажется, он и выглядит, как садовник, — заметила я.

Сергей улыбнулся:

— Учи теорию относительности. Он выглядит, как садовник из оперетты. Пойми — он просто нарядился садовником, и старается вести себя как садовник. Но артист из него — никудышный. Слишком уж все неестественно — и одежда, и поведение, и речь. Он не знал, что встретит меня. Ты вот поверила, что он — садовник.

— А стихи — тоже не его? — спросила я. — И зачем наряжаться садовником?

— Откуда я знаю, зачем наряжаться, — пожал плечами Сергей. — Может, шутит так. Или надеть больше нечего. А стихи, наверное, его. Скорее всего, он — какой-нибудь инженер, вечерами и на работе пишет стихи, которые никто не печатает, а в свободное время наряжается садовником и бродит по аллеям в поисках доверчивых слушателей.

— Тогда он может быть опасен! — испугалась я. — Или ты врешь? Ты же не можешь точно угадывать?

— Все точно! — зловеще сказал Сергей. — Он выбирает подходящую жертву, гипнотизирует ее стихами, и она сама просит забрать оставшиеся деньги. А иногда твой садовник сам обшаривает карманы, если жертва впадает в транс, как кобра у факира.

— Правильно! — вырвалось у меня. — Садовник собирался меня загипнотизировать! Ты видел, как он на меня смотрел?

Сергей начал озираться по сторонам:

— Сейчас я покажу тебе настоящего садовника.

Я вспомнила, как Сергей показывал мне мутанта, и скептически спросила:

— Ты думаешь, садовники здесь бродят косяками?

— Вот он! Смотри! — заорал Сергей, схватил меня за руку и помчался наискосок через дорогу.

К счастью, машин было немного, поэтому мы без потерь догнали какого-то парня.

Несмотря на жару, он был в строгом костюме. Читал на ходу газету, а в свободной руке нес „дипломат".

Я подумала, что парень совсем не похож на садовника. Но Сергей не спрашивал моего мнения.

— Подожди, — сказал мне Сергей, шагнул к парню и хлопнул его по плечу:

— Эй, садовник!

Парень резко развернулся. Похоже, он был в ярости.

— Вы надоели! — заорал он. — Замучили с этим садовником! Не садовник я! Трудно запомнить?

— Ты что? — удивленно спросил Сергей.

Но парень продолжал орать:

— Физик я! Физик-теоретик! Хватит звать меня садовником! Сколько можно? Я, как защитился, всем сказал, что больше я — не садовник. А куда ни приду, все равно садовником зовут! Даже студенты. А что вы скажете, если я лет через десять Нобелевку получу? Я сейчас работаю над теорией единого поля. Вы слышали о моем открытии?

— Нет, — ответила я.

— Нет? — поразился парень. — Хотя, да! Оно же засекречено.

— Тогда не говори, — заметил Сергей.

Парень кивнул:

— Действительно, не в открытии дело. Не зовите меня садовником! И все! Что я, виноват, что моя фамилия — Садовников? Имя трудно запомнить? Юра я. Для студентов — Юрий Николаевич.

— Хорошо-хорошо, — успокоила я парня.

Он улыбнулся и неожиданно сказал:

— Вы на меня не сердитесь. Я на вас, конечно, зря накинулся. Просто злой был. С завлабом сейчас поцапались. Кстати... Вы уж извините, забыл, как вас зовут.

Я хотела сказать, что мы вообще не знакомы, но Сергей уже назвал наши имена и добавил:

— Мы несколько раз встречались у кого-то в гостях.

— Да! Вспомнил! — радостно воскликнул новый знакомый: — Ты у Нонки капитально проигрался! А ты все карты залила коньяком!

— Я этого не помню, — честно сказала я.

— Скромничает! — засмеялся Сергей. — Все так и было.

А фальшивый садовник посмотрел на часы:

— Вы извините. Я побежал. Приходите к Нонке. Или прямо ко мне.

— Обязательно, — пообещала я.

А когда садовник скрылся за углом, Сергей сказал:

— Видишь, почему я перепутал? Он так привык к своей кличке, что, действительно, стал похож на садовника. Тут любой мог ошибиться.

Как ни странно, мы без всяких сложностей получили семена и за два часа добрались до гостиницы. Очень уж далеко от нее находился второй ботсад.

Оказалось, что Ольга появилась еще утром, как только мы уехали на работу. А примерно за полчаса до нашего возвращения покинула гостиницу.

До утра, кстати, она и не появилась. Зато мы утром поехали на работу.

Сергей сказал:

— Надеюсь, сегодня у них все в порядке. И материалы для нас, наконец, готовы.

Но я уже на пороге лаборатории заподозрила неладное. Наверное, Сергей тоже что-то заподозрил, и,поэтому спросил:

— Что у вас случилось?

В лаборатории стоящ гул голосов. И сразу бросались в глаза несколько посторонних, двое из которых были в милицейской форме.

Людмила Сергеевна повернулась к нам:

— Изольду убили.

Я еще не успела осознать случившееся, а Сергей спросил:

— Как убили?

— Молотком, — почти прошептала псевдосестра.

— Мы вас ждали, — приблизился к нам один из милиционеров.

Он вежливо пригласил Сергея зайти в кабинет Петрова для дачи показаний.

И обратился ко мне:

— А вы пока постарайтесь ни с кем не разговаривать. Вас вызовут позже.

Я не торопилась. Поэтому не стала спрашивать, почему я должна пропустить Сергея без очереди.

Дверь в кабинет Петрова располагалась вблизи от вешалки с халатами. И когда Сергей скрылся за дверью, я подсела за стол к Людмиле Сергеевне.

Она выглядела подавленной, но ей не терпелось сообщить мне подробности трагедии:

— Уже всех допросили, пока вас не бью. Если бы вы не пришли, к вам бы в гостиницу приехали. Следователь, по-моему, всех подозревает. Даже меня! А ведь это я Изольду обнаружила. Пошла вчера в конце рабочего дня измерять раффлезию, которую тебе показывала. И увидела Изольду. Она лежала прямо на земле. А ее голова была накрыта лепестком раффлезии. Уже определили — Изольду убили на тропинке — в метре от цветка. А потом оттащили под раффлезию... Жуки-падальщики сильно погрызли лицо... Я так испугалась...

— Не разговаривайте! — услышала я.

Но не стала оборачиваться и смотреть, кто это произнес, а просто сказала:

— Я и не разговариваю.

Сотрудники следственной группы рылись в столах, негромко переговаривались и, время от времени, исчезали в оранжерее.

Альберт Леонидович уже не выглядел тем жизнерадостным толстячком, каким был вчера. Резко постаревший и до крайности испуганный, он смотрел стеклянными глазами куда-то вдаль и судорожно сжимал двумя руками крышку стола, как будто боялся упасть.

Людмила Сергеевна, наоборот, озиралась по сторонам.

По лаборатории нервно слонялся Петров и давал советы милиции.

Псевдосестра лихорадочно листала какие-то бумаги.

Андрей уткнулся головой в стол и не шевелился.

Я подумала: „Если Изольду убил кто-то из лаборатории, то кто это мог быть? В принципе, во всех сотрудниках есть что-то подозрительное. И все очень разволновались. Надо будет посоветоваться с Сергеем. “

И тут как раз из кабинета Петрова появился Сергей и мрачно мне сообщил:

— С меня взяли подписку о невыезде. Меня тоже подозревают. А теперь следователь зовет тебя.

Следователь был в штатском. Он оказался довольно симпатичным, но имел неприятную привычку — пристально смотреть в глаза собеседнику. Следователь был молодой, и наверное, поэтому чересчур серьезный. Он, похоже, считал себя крупным специалистом в криминалистике и знатоком психологии.

Мою речь в защиту Сергея следователь сразу оборвал. И после формально-анкетных вопросов для протокола, спросил, что мне известно об убийстве.

— Только то, что услышала в лаборатории, — честно сказала я. — Я тут человек, практически, посторонний.

Следователь сказал:

— Новый человек иногда замечает больше, чем другие. Может быть, вы кого-то подозреваете? Или вы заметили что-то странное? Как вы считаете, были у покойной враги в лаборатории или нет?

— А если ее убил кто-то со стороны? — спросила я.

— Вообще-то, здесь вопросы задаю я, — солидно произнес следователь. — Но, так и быть, поясню. Я этого не исключаю. Мы ничего не упустим. Но вас я пока спрашиваю только о сотрудниках лаборатории. Или вы знаете о покойной что-то еще?

— Нет, — сказала я. — Ничего не знаю.

И задумалась:

— Попробую сейчас что-нибудь вспомнить.

Наверное, чтобы меня подбодрить, следователь сообщил:

— К счастью, в оранжерее регулярно измеряется температура. Это дало возможность достаточно точно определить время преступления. Убийство произошло вчера около одиннадцати тридцати утра.

Я вздрогнула. Наверное, только сейчас я поняла реальность убийства. До этого все происходившее я воспринимала только отвлеченно — как кино.

А тут я вспомнила. Когда я нашла кокаиновую плантацию, было ровно одиннадцать двадцать — я тогда посмотрела на часы. И значит, убийца находился где-то совсем близко. Получается, как только мы с Людмилой Сергеевной ушли от раффлезии, примерно сразу же там разыгралась трагедия.

Я предупредила следователя:

— Вы только не делайте решающих выводов, но примерно в это время я возвращалась в лабораторию, и оттуда выскочил Андрей с криками: „Я убью Изольду!“ А одна из сотрудниц — не Людмила Сергеевна, а вторая, — перед этим ему говорила, что Изольда ее шантажирует. Я случайно услышала конец разговора.

Следователь удовлетворенно кивнул:

— А теперь постарайтесь рассказать подробнее об этом разговоре...

— Меня интересует объективная информация о вашем сослуживце. А не восхваление и выгораживание.

— Поймите! Сергей не мог убить Изольду! — решительно сказала я.

Следователь махнул рукой:

— Я понял, что в этом вопросе объективности от вас не дождешься. Только не ясно, зачем честному человеку скрывать свое настоящее имя.

— Он не скрывает! — воскликнула я.

Но следователь не стал меня слушать:

— Если вы больше ничего не знаете об окружающих, расскажите о себе. Получается, у вас нет алиби.

Я возмутилась:

— Неужели вы думаете, что Изольду убила я?

— Выводы делать рано, — многозначительно сказал следователь. — Но два раза вы оставались одна! Например, после того, как вы с Чистяковой...

— С кем? — переспросила я.

— С Чистяковой Людмилой Сергеевной, — заглянув в блокнот, пояснил следователь и повторил:

— После того, как вы с Чистяковой расстались, вы могли вернуться к раффлезии и совершить преступление.

Я хотела возразить, но следователь повысил голос:

— Или еще вариант. Вы возвращались в лабораторию, как рассказывали, услышали разговор о шантаже, если он был в действительности, увидели, как Ветлугин выбежал в оранжерею, угрожая убить покойную. И это вас натолкнуло на мысль самой совершить убийство, так как подозрение падет на Ветлугина.

Я не знала, как опровергнуть эти чудовищные обвинения, а следователь увлеченно продолжал:

— Войдя в лабораторию, вы отправляете Лазареву к Чистяковой. Как будто — требуется помощь в сборе ананасов. А сами, убедившись, что Лазарева ушла, быстро возвращаетесь к раффлезии... И совершаете преступление! — торжествующе закончил любитель дедукции.

Я сказала:

— Ваши обвинения абсурдны. Я никого не убивала. А свидетелями не догадалась запастись, потому что не знала, что убьют Изольду!

Следователь усмехался, как будто знал лучше меня — убила я Изольду или нет. Он молчал так многозначительно, что через минуту я не выдержала и опять заговорила:

— Ну подумайте сами! Зачем мне убивать Изольду? Должен же быть какой-то повод! А я ее совсем не знала! Два раза видела в лаборатории. И все.

Следователь молчал. И я тоже замолчала. Я поняла, что зря перед ним распинаюсь. Он уже придумал какую-то версию. И логика до него не доходит.

Я упорно молчала, и следователь, наконец, заговорил:

— Значит, вы утверждаете, что не были знакомы с жертвой. Хорошо. Допустим. А что вы скажете на это?

Следователь, как фокусник, взмахнул непонятно откуда взявшейся фотографией. И приблизил ее к моему лицу:

— Узнаете?

Я замерла. Да, я узнала. Это была моя фотография, которую я подарила Сергею незадолго до нашей командировки. Только теперь фотография оказалась крест-накрест перечеркнута синим фломастером.

В тот раз Сергей сначала отказывался брать фото. Говорил, что Ольга может найти и неправильно понять. А потом взял и сказал, что будет всегда носить у сердца — в бумажнике. Когда в гостинице искали копейку, и я временно забрала у Сергея бумажник, я еще удивилась, почему в нем нету моей фотографии. Но как-то забыла спросить об этом.

А теперь фотография — у следователя. Неужели Сергей отдал мое фото? И неужели он поставил на мне крест и зачеркнул меня синим фломастером?

„Нет! — решила я. — В это я никогда не поверю! Сергей не мог зачеркнуть меня!“

Следователь, похоже, читал мои мысли, потому что сразу же поспешил меня успокоить:

— Эту фотографию мы нашли в столе убитой. Значит, вам отпираться бесполезно. Пока у меня нет улик, но складывается ясная логическая цепочка: вы хорошо знали покойную. И мы, конечно, выясним, на какой почве возник у вас конфликт. Жертва испытывала к вам неприязнь. Но успела лишь перечеркнуть ваше фото. Вы поступили более решительно. И жестоко расправились с жертвой. Экспертиза показала, что убийцей могла быть женщина. Большой физической силы не требовалось... Я дам вам время подумать о чистосердечном признании, И пока оставлю на свободе, взяв подписку о невыезде... А сейчас скажите, можете вы объяснить, как ваша фотография попала в стол покойной?

— Нет, — честно призналась я. — Я не знаю. И меня саму это интересует.

Давно у меня не было такого плохого настроения. Но у остальных оно было не лучше.

Мы сидели в лаборатории и ждали, когда следователь, как обещал, „систематизирует данные и сделает заявление". Я не спросила Сергея про фотографию, так как не хотела, чтобы наш разговор кто-нибудь слышал. Только сказала, что следователь меня тоже подозревает.

В лаборатории почти не разговаривали. Только оперативники иногда перебрасывались малозначительными фразами.

Если не обращать внимание на то, что нервы у всех были напряжены, обстановка была самая подходящая для размышлений.

Я постаралась сосредоточиться и подумать, кто мог убить Изольду. К тому же, я оказалась заинтересованным лицом. Если убийцу не найдут, а следователь решит доказать, что убийца — я, мне будет трудно доказать правду, так как алиби у меня, действительно, нет. На следователя надежды мало. Очень уж ловко он выдвигает беспочвенные обвинения.

Я попросила у Людмилы Сергеевны бумагу и ручку.

И надолго задумалась.

Так как экскурсий в этом комплексе оранжерей не бывает, то сначала у меня получилось три варианта: или убийцей был кто-то совершенно посторонний, случайно убивший именно Изольду. Или кто-то из лаборатории. Или кто-то из знакомых или родных Изольды, который убил ее на работе, чтобы запутать следы.

Так как я ничего не знала о родных и знакомых Изольды, а тем более -о посторонних убийцах, я решила пока рассмотреть версию, что убийца — кто-то из сослуживцев. Тем более, что все они были здесь, потому что следователь временно запретил выходить из лаборатории.

Твердо я знала лишь одно, — что Изольду убила не я. Что бы ни говорил следователь, я пока, как говорится, в здравом уме, и еще осознаю свои поступки.

И конечно, убийца — не Сергей. „Хотя, — закралась неприятная мысль. — Почему я так в нем уверена? “ Он появился из оранжереи весь ободранный и грязный. Пришлось даже утащить белый халат...

Я посмотрела на грустного Сергея и сразу раскаялась. Мои подозрения столь же нелепы, как и высказывания следователя обо мне! Я тоже поцарапалась в кустах. Поэтому грязь и царапины не должны вызывать подозрений. Сергей не мог убить Изольду. Если я не буду доверять даже ему, то кому вообще тогда доверять?

Я облегченно вздохнула. Подозреваемых осталось всего пятеро. Я вспомнила фамилии, которые называл следователь, и для удобства переписала подозреваемых:

1. Ветлугин — это Андрей.

2. Чистякова — это Людмила Сергеевна.

3. Лазарева — это псевдосестра.

4. Петров — завлаб.

И, спросив у Людмилы Сергеевны недостающую фамилию, дописала:

5. Муратов Альберт Леонидович — заместитель Петрова.

Конечно, любой из них мог быть убийцей. К тому же, всех фактов я не знала. Поэтому решила подозревать каждого по очереди — в соответствии со списком.

Записывать свои подозрения я не стала. Просто подумала:

1. Ветлугин Андрей — ревновал Изольду, был влюблен без взаимности. Угрожал убить (я лично слышала). Самый вероятный убийца.

2. Чистякова Людмила Сергеевна — особых подозрений нет. Но убить могла.

3. Лазарева (псевдосестра) — призналась, что Изольда ее шантажировала. Очень даже могла убить.

4. Петров — скорее всего, соучастник Сергея (если подтвердится, что Сергей синтезирует наркотики). Мог убить, если Изольда узнала что-то лишнее.

5. Муратов Альберт Леонидович (толстячок) — слишком добродушный и веселый для убийцы. Вроде бы, неплохо относился к Изольде. Он, скорее всего, не убивал. Но пусть.тоже остается под подозрением, на всякий случай.

Результаты — не очень, — печально рассуждала я. — Как было у меня пять подозреваемых, так и осталось.

— Ты на кого думаешь? — шепотом спросила я Сергея, сидевшего рядом.

Сергей заглянул в мой список и сказал:

— Скорее всего, убийца — человек жестокий и нервный, потому что убил Изольду молотком. Значит, это — дурак-Ветлугин.

— Я тоже на него подумала! — радостно воскликнула я.

Все обернулись в мою сторону. Я замолчала, а Сергей прошептал:

— Надо найти убийцу. Мало приятного, если, не разобравшись, посадят по ошибке кого-нибудь из нас.

— Точно, — сказала я. — Но любой из них способен на убийство.

— Я это заметил, — кивнул Сергей.

Мы глядели на следователя. Один из оперативников писал протокол. Следователь сообщил:

— Вы все находитесь под подозрением. Сейчас я расскажу, как могло произойти преступление.

— А разве можно об этом рассказывать? — встряла Людмила Сергеевна. — Это разве не повлияет на ход следствия?

Твердый взгляд следователя был устремлен на Людмилу Сергеевну:

— Можно подумать, что вы — убийца. И боитесь разоблачения. Для справки: в моей компетенции решать, как вести следствие.

— Правильно, — поддержала псевдосестра. — Ты, Люда, лучше не мешай!

Следователь, прищурившись посмотрел на псевдосестру:

— Можно подумать, что вы — убийца. И боитесь разоблачения. Поэтому стараетесь выслужиться. Мне не надо помогать, когда вас не просят. Я сам в состоянии навести порядок.

Больше никто не прерывал следователя. И он сказал:

— Вам уже известно, что убийство произошло вчера примерно в одиннадцать тридцать. Жертва свернула на узкую тропинку и была вынуждена наклониться, так как в этом месте над тропинкой провисает толстая лиана (на высоте полутора метров от земли). Когда жертва поднырнула под лиану, выскочивший из зарослей убийца сверху-вниз нанес смертельный удар в основание черепа жертвы. Скорее всего, орудием убийства был молоток. Характер преступления не дает возможности для четких выводов. Убийство мог совершить любой. Хоть мужчина, хоть женщина. Жертва скончалась, практически, мгновенно. Убийца волоком оттащил ее под цветок раффлезии, растущий в одном метре десяти сантиметрах от места преступления. Как вы знаете, около этого цветка всегда много насекомых-трупоедов. Убийца, наверняка, рассчитывал, что эти насекомые помогут замести следы и затруднят экспертизу.

— А разве было по-другому? Жуки ведь погрызли Изольду. Я так испугалась! — успела сказать Людмила Сергеевна.

А следователь продолжил:

— Насекомые, конечно, навредили. Но только не нам. Эксперты полностью воссоздали картину преступления. Теперь осталось найти убийцу. И надеюсь, много времени для этого не потребуется. Сейчас я разрешу вам говорить. Но, только по существу, и только, если лично против вас выдвинуто обвинение. Меня, конечно, прерывать нельзя.

— А других? — спросила Людмила Сергеевна.

— Тоже, — бросил следователь. — А теперь кратко обрисую обстановку на момент преступления. В этот комплекс оранжерей можно попасть через дверь, где постоянно дежурит вахтер, или — с противоположной стороны — то есть через вашу лабораторию.

— Много у них вахтеров, — шепнул мне Сергей. — И на входе в ботсад и в оранжерею.

А следователь задумчиво произнес:

— Вахтер утверждает, что вчера утром никто из посторонних в оранжереи не проходил. Через лабораторию, получается, тоже. Но в оранжереях есть еще четыре двери с кодовыми замками. Шифр у всех замков одинаковый и известен каждому.

— Тринадцать-двенадцать! — воскликнула Людмила Сергеевна.

— Правильно! — подтвердила псевдосестра.

— А я не знал шифр, — сказал Сергей. — И про сами двери не знал.

Следователь повернулся к Сергею и опять повторил:

— Можно подумать, что вы — убийца. И боитесь разоблачения. Не оправдывайтесь раньше времени. Это слишком подозрительно.

— А почему вы его предупреждаете, чтобы он молчал и не оправдывался? — хмуро поинтересовался Андрей. — Может, он проболтается, что убил Изольду?

Следователь повторил уже Андрею:

— Можно подумать, что вы — убийца. И хотите, чтобы подозревали кого-то другого.

— Давайте сохранять спокойствие, — заявил Петров. — Разговорами делу не поможешь.

Следователь усмехнулся:

— Можно подумать, что вы — убийца. И боитесь разоблачения. Что-то много желающих помочь следствию. Однако, убийство произошло именно у вас.

Следователь задумался на несколько секунд и продолжил:

— Сейчас мы рассмотрим версию, что убийца — кто-то из вас. Все остальное вас волновать не должно. Попробуем восстановить по минутам, кто где находился в момент убийства. И какие у кого были мотивы преступления.

Следователь заглянул в блокнот:

— До одиннадцати часов все восемь человек были в лаборатории. Примерно в одиннадцать вместе ушли из лаборатории в оранжерею жертва, завлаб Петров и командировочный Сергеев.

„Это другая фамилия Сергея", — вспомнила я, а следователь продолжил:

— В одиннадцать пятнадцать они пришли в главный корпус. Около одиннадцати двадцати жертва пошла обратно в лабораторию. И по дороге была убита. Командировочный Сергеев ушел из главного корпуса через минуту после потерпевшей. Мог догнать ее и убить. Алиби не имеет. Возможный мотив преступления: неприязненное отношение к жертве, продолжение ссоры, которая началась, когда все пили чай.

— Я... — начал Сергей.

Но следователь предостерегающе поднял палец:

— Пока не оправдывайтесь. Еще рано.

И опять заглянул в блокнот:

— Петров мог выскользнуть из главного корпуса сразу же за ушедшими. И совершить преступление.

— Нет! — взволнованно сказал Петров. — Я никуда не уходил. Все видели. Сначала я был у директора. И еще в лабораторию звонил от него. А потом в пол-двенадцатого началось совещание. Все подтвердят.

Следователь многозначительно улыбнулся:

— Мотив: месть за то, что потерпевшая отклонила ваши домогательства, о которых всем было известно. Алиби у вас нет. На совещании вы были. А директор сейчас отсутствует. Секретарша ничего точно не помнит. Поэтому неизвестно, что вы делали до совещания. Очень может быть, что успели совершить убийство. До места преступления три минуты ходьбы.

— Ну знаете! — воскликнул Петров. — Я звонил Альберту Леонидовичу. Он подтвердит. Я вызвал его на совещание.

— Да, — кивнул толстячок.

Но следователь отмахнулся: ^

— А что вы делали после телефонного звонка? Лучше пока вернемся в лабораторию. Примерно в одиннадцать ноль пять в оранжерею уходят сразу две подозреваемых...

Я не очень внимательно слушала, что говорил следователь обо мне и Людмиле Сергеевне, так как помнила эти беспочвенные обвинения. Но вскоре следователь обратился лично ко мне:

— Мотив убийства — старая вражда, источник которой пока не выяснен. О вражде свидетельствует перечеркнутая фотография... Можно подумать, что убийца — именно вы. Почему вы молчите? Все высказываются и оправдываются. А вы затаились, как будто боитесь разоблачения.

Я растерялась:

— О чем говорить, если я не убивала? Все равно вы не верите.

Но следователь уже переключился на Людмилу Сергеевну:

— Когда Чистякова осталась одна, она пошла в оранжерею, где устанавливали дополнительную подсветку. И попросила у рабочих молоток.

Людмила Сергеевна вдруг побледнела. У нее затряслись руки и вырвался стон:

— Это колышки! Колышки вбивать молотком!

— Убивать молотком! — подскочил Андрей. — Вы признались! Убивать молотком! Вы ненавидели Изольду и убили ее! А теперь я вас убью!

Андрей замахнулся микроскопом. Но Сергей, оперативник и Петров не позволили убить еще и Людмилу Сергеевну. Они отобрали микроскоп и усадили Андрея на место.

— Теперь ясно, кто убийца, — прошептала Людмила Сергеевна. — Что же ты, Андрюша, на меня напал?

— Зачем ты убил Изольду? — воскликнула псевдосестра.

Андрей попытался встать, но его крепко держали Петров с оперативником.

Следователь сказал:

— Вы, Ветлугин, сейчас подтвердили свою склонность к убийствам. А вчера за пять минут до преступления вы, в возбужденном состоянии, выбежали в оранжерею с целью найти и убить Изольду.

— Неправда, —тихо произнес вдруг присмиревший Андрей.

— Правда, — улыбнулся следователь. — Есть свидетели.

Андрей с горечью посмотрел на псевдосестру:

— Эх вы! Зачем вы про меня тут насочиняли... Я не собирался убивать Изольду...

Следователь торжествующе заметил:

— Ас чего вы взяли, что это Лазарева сообщила о ваших угрозах, если их. не было? Вы бы сейчас не могли понять, кто дал показания против вас, если бы вчера не обещали никого убить. И что значат ваши слова, которые вы только что произнесли: „Я не собирался убивать Изольду..." Получается, вы сначала хотели ее только напугать, а потом случайно убили — не рассчитали силы удара. Так?

— Нет, — прохрипел Андрей.

— Неслучайно убил! — ужаснулась Людмила Сергеевна. — Как задумал, так и исполнил!

— Не убивал я никого! — тоскливо протянул Андрей.

— Товарищ следователь! А сколько ему дадут? — спросила псевдосестра.

— Кому — ему? — откликнулся следователь. — Пока ничья вина не доказана. И, кстати, вы сами находитесь под подозрением. Вы, Лазарева, перед убийством признались, что покойная вас шантажировала. И очень вероятно, что убийство совершили именно вы. Вы, вслед за Ветлугиным, ушли в оранжерею собирать ананасы. А по пути могли подкараулить жертву.

— Я действительно собирала ананасы! — возмутилась псевдосестра. — Меня там видели.

— Правильно, — кивнул следователь. - Видели после двенадцати. А где вы пропадали лишних полчаса?

Псевдосестра замялась:

— Ну, я, конечно, время не засекала... Я не собираюсь бегать по оранжереям, сломя голову... Я не торопилась. Шла спокойно. Смотрела по пути где как что растет...

— И к раффлезии подходили? — небрежно обронил следователь.

— Нет! — закричала псевдосестра. — Никогда!

Людмила Сергеевна засмеялась:

— Ты никогда не видела раффлезию? Или только этот конкретный цветок?

— Вы меня специально запутываете! — начала всхлипывать псевдосестра.

Следователь нахмурился:

— Просьба — соблюдать спокойствие. Вы не можете объяснить, где вы были в момент преступления. Ладно. Пока оставим этот вопрос. Лучше ответьте: когда покойная вас шантажировала, чем, и что требовала?

— Не было шантажа! — махнула рукой псевдосестра. — Я пошутила. Я это придумала, чтобы утешить Андрея. Он ругал Изольду. А я сказала, что со мной она еще хуже обошлась. Я же не знала, как все обернется. Вот и придумала про этот шантаж дурацкий...

— С вами все ясно, — произнес следователь. — Помолчите пока. Остался всего один подозреваемый — Муратов. Можно подумать, что убийца — он. Очень уж он молчаливый.

— Никакой я не молчаливый! — заявил толстячок.

— Вот это и подозрительно, — сказал следователь. — Если бы вы молчали каждый день (хотя бы по часу), сегодня никто бы не удивился вашему молчанию. И алиби у вас нет.

— Есть у меня алиби! — отозвался толстячок.

Следователь повысил голос:

— Петров позвонил вам и вызвал на совещание. Вы ушли в оранжерею и по пути могли совершить убийство.

— Нет! — воскликнул Муратов.

Но следователь продолжил:

— В лаборатории осталось два человека — Ветлугин и Лазарева. А вы, Муратов, убив жертву, еще и опоздали на совещание. Как вы это объясните? Времени, чтобы дойти до главного корпуса, было достаточно.

— У меня есть свидетели, — ответил толстячок. — Я относил спирт слесарям. Они это подтвердят. Я же говорил! Я бы не успел сбегать и к раффлезии и к слесарям.

— Все правильно, — кивнул следователь. — Вы бы не успели совершить убийство, отнести спирт в дальнюю оранжерею и опоздать на совещание всего на две минуты. Но...

Следователь сделал паузу:

— Но вы не относили спирт! Слесари сказали, что вчера вы к ним не заходили.

— Как? — возмутился толстячок. — Этого не может быть! Вы кого спрашивали? Наверное, кого-то другого.

Следователь заглянул в блокнот:

— Кондратенко и Бушманов. Эти?

— Да, они, — промямлил толстячок. — Это мои свидетели.

— Ваши свидетели утверждают, что вы вчера к ним не заходили, — внятно повторил следователь. — Вы, когда врете, хоть немного думайте. В другой раз врите так, чтобы было трудно проверить.

— Зачем вы ему подсказываете? — спросил Петров.

— Почему же они хотят меня сдать? — произнес Муратов.

— Значит, вы признаетесь? — радостно воскликнул следователь. — Это вы совершили убийство?

— Нет! — отозвался толстячок. — Я ни в чем не собираюсь признаваться! И подписывать ничего не буду! Я никого не убивал!

Следователь обрел былую серьезность:

— Факты — против вас. К тому же, вы у нас — на особом счету. И вообще, человеку, отмотавшему солидный срок, стыдно так нервничать из-за пустяков.

— Вы убили уже двух человек! — заорал Андрей. — А я и не знал, что среди нас был убийца. Я бы охранял Изольду! Не отходил бы от нее ни на шаг!

А толстячок сказал, неожиданно тихо:

— Что на мне — теперь клеймо? До смерти от меня не отстанете? И почему, если что-то случится, обязательно подумают на меня? Даже убийство хотите мне приписать! А я в жизни никого не убивал! Да, я сидел. Ну и что? Я и не скрываю. Тут многие об этом знают.

— Я знаю, — кивнула Людмила Сергеевна.

— Я тоже, — отозвалась псевдосестра.

А толстячок грустно сказал:

— Вам не важно, какой я человек. Пока все нормально, Альберт Леонидович всем нужен. Я для всех хороший. А Изольду убили, так на меня все свалить хотите!

Толстячок встал:

— Кто не знает — сообщаю — за растрату я сидел! За растрату! И поверьте — растрата и убийство — вещи совершенно разные! Я в жизни никого не убивал! — повторил Муратов и рухнул в кресло.

Мне стало жаль толстяка. Я подумала: „Наверное, Изольду убил не он. Убийца не может так искренне переживать. “

Следователь, похоже, тоже перестал подозревать Муратова, так как сказал:

— Для начала — достаточно. Остался один вопрос к Чистяковой. Где тот молоток, который вы брали у рабочих?

Людмила Сергеевна засуетилась, заглянула в сумку, под стол и зачем-то раскрыла кошелек:

— Я не помню, — пролепетала она. — По-моему, я вернула молоток... Или забыла где-то в оранжерее... Не помню! Может, он валяется рядом с колышками... Нет, не помню! Хоть убейте!

— И убьем, если понадобится! — мрачно произнес Андрей. — Наверное, вы забыли молоток на месте преступления. Да?

Следователь захлопнул блокнот:

— Все свободны до пятнадцати тридцати. Явка в лабораторию обязательна. Будем проводить следственный эксперимент. А пока можете спокойно работать.

Все зашевелились и заговорили.

— Поработаешь тут спокойно! Как же! — сквозь зубы процедила Людмила Сергеевна.

— Поехали домой. До трех времени много, — шепнул Сергей.

— Домой? — не поняла я.

— Ну, в гостиницу, — сказал Сергей. — Что тут делать?

Я кивнула:

— Можно и съездить.

Псевдосестра приблизилась к Людмиле Сергеевне:

— Люда! Ты не хочешь осмотреть место убийства? — спросила она со странной улыбкой.

— Нет! — отшатнулась Людмила Сергеевна.

Псевдосестра зловеще рассмеялась:

— Ты, как и все убийцы, боишься увидеть, что ты натворила. Не бойся! Изольду давно увезли.

— А может, это вы — убийца, — шагнул Андрей к псевдосестре. — И вас, как многих убийц, тянет на место преступления.

Псевдосестра промолчала, а мы вышли из лаборатории.

Мы сели на скамью под высоким деревом. Взглянув на табличку, я узнала, что дерево называется „Лютик едкий".

— Кого ты подозреваешь кроме Андрея? — спросил Сергей.

Я достала из сумки список подозреваемых и ответила:

— Всех.

— У нас изначально ошибочный подход. Ты когда-нибудь читала детективы?

— Да, конечно, — сказала я. — Правда, я их не очень люблю. Я люблю что-нибудь душевное.

— Хорошо, — прервал меня Сергей.. — Вспомни. Убийцей всегда оказывается тот, кого меньше всего подозреваешь, потому что убийцы стараются прятаться и маскироваться. Мы с тобой решаем, кто самый подозрительный. А надо смотреть наоборот — кто — неподозрительный. Самый неподозрительный и окажется убийцей!

— Я просто поражена! — восхищенно сказала я. — Сейчас сразу найдем убийцу! Подумай, кого ты не подозреваешь.

— Тебя, — ответил Сергей.

— Значит, по-твоему, я убила Изольду? — расстроилась я.

Сергей сказал:

— Я тебя совсем не подозревал, а так как убийца — самый неподозрительный человек, то получается, что убийца — ты.

Я немного подумала и сказала:

— Но если ты называешь меня убийцей, то ты начинаешь меня подозревать, и я автоматически перехожу в ранг подозреваемых. А так как убийца должен быть неподозрительным, я уже не могу оказаться убийцей.

— Так ты все окончательно запутаешь, — отозвался Сергей. — Надо смотреть проще. Ты вот кого не подозреваешь?

— Тебя, — ответила я.

Сергей махнул рукой:

— Нет. Так мы будем подозревать друг друга, а убийца останется безнаказанным. Хватает подозреваемых и без нас.

Сергей немного помолчал и продолжил:

— Ты только не обижайся. Я спрошу... Иногда я думаю, что ты — не такая простая, какой хочешь казаться. Ты точно не убивала Изольду?

— Я-то ее не убивала, — ответила я. — Но, может, ее убил ты?

— Нет. Я тоже ее не убивал, — произнес Сергей.

— А где моя фотография, которую я тебе подарила? — спросила я.

Сергей тут же достал бумажник. Но фотографию, конечно, не нашел.

— Не пойму, где она, — удивленно сказал Сергей. — Я ее постоянно ношу в бумажнике. Не представляю, где я мог ее потерять.

— Она оказалась в столе у Изольды. К тому же, перечеркнутая синим фломастером, — объяснила я.

— Ты что, серьезно? — спросил Сергей.

Я кивнула:

— А ты не знал?

— Откуда? А может, это другая фотка? Не та, которая была у меня? — предположил Сергей.

— Та самая. Мне ее показывал следователь. Я ее узнала, — печально сказала я. — И еще. Мы вчера взяли белый халат. Где ты испачкался и поцарапался?

Сергей улыбнулся:

— Ладно, скажу. Так и быть. Только ты никому больше не говори. На меня вчера напал этот псих Ветлугин. Пришлось его немного поучить. Ты сегодня заметила, какого цвета у него ухо? Он, когда от меня вырвался, отбежал подальше и крикнул: „Я тебя убью! Лучше здесь не появляйся! Все еще увидят, на что я способен!" Я уже думал. Получается, Ветлугин искал Изольду, чтобы ее убить, и нарвался на меня. Но я его сильно бить не хотел, поэтому он был в состоянии схватить молоток и ударить Изольду. Хотя, он мог сначала убить Изольду, а потом напасть на меня. Я на часы не смотрел. Поэтому могло быть и так, и так... И я еще место не запомнил, где я его побил... Где-то в джунглях... Так тут везде джунгли. Я и не старался запомнить, что там растет. Не думал, что пригодится... А ты почему вчера поцарапалась?

— Подслушивала разговор о шантаже, — честно призналась я.

— Ловко! — радостно улыбнулся Сергей. — Теперь хоть не надо подозревать друг друга. Я бы даже не знал, что делать, если бы Изольду убила ты.

Я кивнула:

— Подозреваемых снова осталось всего пятеро. Теперь мы быстро вычислим убийцу!

До самой гостиницы мы перетасовывали подозреваемых, но так ничего и не решили. Не хватало фактов. Каждые пять минут нам казалось, что наконец-то мы поняли, кто убил Изольду. И с такой же скоростью мы отказывались от обвинения, когда вспоминали кого-нибудь другого.

Мы хотели найти убийцу, но боялись ошибиться и вынести приговор невиновному.

И поэтому список подозреваемых никак не сокращался.

В гостинице я сказала соседке:

— Сергей и Ольга пошли к Сергею.

Соседка моментально включила большой магнитофон. Не сразу, но мы услышали Ольгин голос:

— Почему ты не остался с Петровым, а пошел за Изольдой?

Я поняла, что Сергей уже рассказал про убийство. И сказала соседке:

— В лаборатории убили Изольду. Точнее, в оранжерее. Нас тоже подозревают.

Соседка зашипела на меня, потому что Сергей как раз объяснял:

— Петров меня отправил в лабораторию.

— Петров? — удивилась Ольга. — А почему он тебя не оставил с собой на совещание?

— А что мне там делать? — отозвался Сергей. — Я же здесь в командировке.

— Неужели они могут подозревать тебя? — произнесла Ольга.

— Я же тебе говорил, он всех подозревает, — объяснил Сергей. — А меня — больше всех.

— Тогда надо что-то придумать, — сказала Ольга.

— Что? — печально спросил Сергей.

— Когда я вернусь, думаю, найдем выход, — заявила Ольга.

И ушла, несмотря на возражения Сергея, который продолжал говорить: — Ну, куда ты так торопишься?

Только мы вышли из гостиницы, как Сергей закричал:

— Беги!

Я оглянулась, но ничего подозрительного не заметила. А когда я решила переспросить Сергея, то увидела, что он уже отбежал от меня метров на десять.

Я бросилась за ним, понимая, что Сергей не такой человек, чтобы зря бегать по улицам.

И конечно, Сергей подождал меня на остановке.

В автобусе он объяснил:

— Королькова!

Королькова металась по остановке, а Сергей гордо произнес:

— Она охотилась за нами у гостиницы. Я ее сразу заметил.

— Не город, а сумасшедший дом! — сказала я. — Нельзя спокойно пройти по улице. Нас все время кто-то преследует.

— Или мы кого-то, — кивнул Сергей. — Надеюсь, Королькова не будет ловить нас в капканы.

— Да, — согласилась я. — Пусть лучше роет для нас волчьи ямы. Может, в них кто-то попадется.

Сергей одобрил идею:

— Ямы, конечно, рыть проще. Особенно, если кругом асфальт.

В лаборатории находились следователь и псевдосестра. Последняя сообщила:

— Все ушли на обед.

Я решила наладить более дружеские отношения со следователем. Он сидел за столом толстячка и что-то писал в блокноте. Я придвинула ближайший стул и устроилась рядом.

Следователь захлопнул блокнот и подозрительно посмотрел на меня.

Я улыбнулась и тихо сказала:

— Не бойтесь. Я без оружия.

Следователь нахмурился:

— Я-то ничего не боюсь. Бояться надо вам.

Я поняла, что взяла неверный тон. И решила выбрать нейтральную тему. Что называется — „поговорить за жизнь".

— Это у вас первое серьезное дело? — вежливо спросила я.

— Почему это — первое? — неожиданно обиделся следователь. — Да у меня одних убийств было двести одиннадцать! А если брать только случаи, когда убивали молотком, — то двести восемь, — и следователь покраснел. — Да! Да! Точно! Из двухсот одиннадцати убийств двести восемь были совершены молотком! Причем, почти всегда удар наносился в основание черепа. Всего два раза убийцы промахивались и попадали в затылок.

— Да? — выдавила я.

У следователя блестели глаза:

— Именно я раскрыл все эти убийства! Двести одиннадцать штук! Или вы не верите?

— Верю, — кивнула я, стараясь не спорить со следователем.

Он одобрительно улыбнулся:

— И сейчас убийца от меня не уйдет!

Следователь сказал:

— Муратов! Ваши свидетели изменили показания. Теперь Кондратенко и Бушманов подтверждают, что вы вчера к ним приходили.

— Он их подкупил! — воскликнул Ветлугин.

— Почему же они раньше молчали? — спросила Людмила Сергеевна.

— Они не знали про убийство и не думали, что их слова так много значат, — объяснил толстячок. — Кто же будет признаваться, что пьет на рабочем месте?

— Если новые показания слесарей правдивы, то вы не убийца, — сказал следователь.

— Он нанял свидетелей! — опять закричал Ветлугин.

— Кстати, где вы брали спирт? — спросил следователь.

— Купил! — быстро ответил толстячок.

— Вы его не покупали, — грустно заметил следователь. — Вспомните.

Муратов замялся и произнес:

— Здесь взял. В лаборатории.

— Где? — взвился Петров.

— В лаборатории, — уже увереннее повторил Альберт Леонидович. — И не надо на меня кричать! Я-то совсем немного отлил. А вы сколько берете?

— Я! — закричал Петров. — Да вы хоть думайте, что говорите!

— Замолчите! — поморщился следователь. — Меня интересует убийство, а не мелкие кражи. У вас, Петров, теперь тоже алиби. Директор подтвердил, что вы были у него до совещания.

— Он подкупил директора, — негромко сказал Ветлугин.

Но Петров услышал и возмутился:

— Вы забылись, Андрей! Вам-то самому не стыдно говорить о взятках? Вы, при свидетелях, обвинили меня и директора! Ждите неприятностей!

Следователь сказал:

— Ветлугин и командировочный Сергеев утверждают, что во время убийства они дрались между собой в другой оранжерее, и поэтому тоже имеют алиби.

— Они сговорились! — подала голос псевдосестра.

— Если эти сведения верны, подозреваемых остается трое, — заметил следователь. — И все подозреваемые — женщины.

— Ловко мужики устроились! — воскликнула Людмила Сергеевна. — Время зря не теряли! Нашли себе свидетелей!

Людмила Сергеевна собирала деньги на похороны Изольды.

Я хотела сдать деньги, но Сергей уже сделал это за себя и за меня.

Толстячок поморщился:

— Опять выманиваете у людей деньги! Раньше надо было заботиться. Изольду теперь не вернешь. Помните, она у вас просила сто рублей на два дня, а вы ей не дали?

— Как будто вы дали! — хмыкнула псевдосестра.

— Если жалко, без вас обойдемся, — сказал Петров.

— Помолчите! — взмолился Ветлугин. — Больше разговоров вокруг этих денег! Сколько мы там собрали?

— Пусть немного, зато от всего сердца! — отозвалась псевдосестра. — Родителям будет приятно!

— Вы ненормальная? Да? — взвыл Ветлугин. — Что вы говорите?

— Я совсем забыла! — произнесла Людмила Сергеевна. — Вчера у Изольды квартиру ограбили!

— Когда? — спросил Альберт Леонидович. — Что взяли?

— Не знаю. Я ненадолго заходила. Рассказать об убийстве, — объяснила Людмила Сергеевна. — Я не расспрашивала. Не до этого было... Днем где-то... Но почти ничего не украли. Хотя, точно не знаю.

— Мне кажется, это неслучайное.совпадение, — прошептал Сергей. — В один день — убить хозяйку и обокрасть квартиру...

— Да, — кивнула я. — Думаешь, в квартире что-то искали?

— Возможно, — согласился Сергей.

Людмила Сергеевна вдруг засмеялась:

— Получается, что убийца сейчас тоже сдал деньги на похороны!

Начался следственный эксперимент. Все были должны повторить то, что делали во время убийства.

Я, Людмила Сергеевна и оперативник прошли уже несколько оранжерей.

Людмила Сергеевна уверенно вела нас к раффлезии и утверждала, что мы идем той же дорогой, что и вчера. А я не могла сказать — правда это или нет. Я не помнила вчерашней дороги.

Но когда мы три раза прошли мимо одной и той же пальмы, я поняла, что Людмила Сергеевна водит нас кругами. Теперь я была почти уверена, что убийца — Людмила Сергеевна. Но пока я думала, как незаметно сообщить об этом оперативнику, Людмила Сергеевна резко остановилась:

— На Изольду уже было покушение!

— Когда? — спросила я.

— Кто? — спросил оперативник.

— Сейчас объясню, — сказала Людмила Сергеевна. — Посмотрите на этот куст. И скорее отойдем от него.

Мы с оперативником послушно уставились на кусты с большими листьями и мелкими зеленоватыми цветочками, а Людмила Сергеевна уже звала нас дальше.

За поворотом дорожки она сказала:

— Это был сумах ядовитый. Он очень опасен. По теории, достаточно несколько минут постоять вблизи куста, чтобы отравиться насмерть. На практике мы никогда этого не проверяли. Но недели две назад я случайно шла мимо и увидела, что в зарослях сумаха бродит Изольда. А пока я к ней подходила, она успела потерять сознание и-упасть на землю.

— Там был кто-нибудь еще? — воскликнул оперативник.

Людмила Сергеевна кивнула:

— Когда я наклонилась к Изольде, прибежал Альберт Леонидович.

— Значит, Муратов! — произнес опер.

Людмила Сергеевна продолжила:

— Мы вдвоем перетащили Изольду в безопасное место, где она вскоре пришла в себя. Оказалось, Альберт Леонидович поручил Изольде сосчитать количество ветвей сумаха.

— Все ясно! — оборвал оперативник и посмотрел на часы. — Возвращаемся в лабораторию. Все равно, мы потеряли время. Эксперимент возобновим чуть позже. А сейчас нельзя упустить Муратова.

— Мы вчера не были около сумаха, — сказала я.

— Я специально привела вас сюда, чтобы рассказать о покушении, — объяснила Людмила Сергеевна.

— Скорее в лабораторию! — приказал опер.

На обратной дороге я думала, что толстячка я подозревала меньше, чем других. Почему же это меня сразу не насторожило? Толстячок казался таким безобидным, что я начала волноваться:

— А вдруг он вооружен?

— Постараемся, чтобы никто не пострадал, — бросил на ходу оперативник. — Вы обе оставайтесь у дверей.

В лаборатории находились: следователь, толстячок, псевдосестра и Андрей Ветлугин.

Петров, Сергей и второй оперативник ушли в главный корпус раньше нас и пока не возвращались.

Мы с Людмилой Сергеевной стояли у двери.

Наш оперативник сразу подбежал к следователю и что-то прошептал ему на ухо.

Толстячок при нашем появлении почему-то встал из-за стола. И теперь напряженно глядел на следователя, который быстро шагнул к толстячку и произнес:

— Все, Муратов! Отпираться бесполезно! Признавайтесь! Мы знаем, что вы — убийца! И раньше вы тоже пытались убить покойную!

Толстячок плюхнулся в кресло:

— Я никого не убивал!

Следователь усмехнулся:

— Оставим пока вчерашний день. Не будем выяснять, ходили вы к слесарям или нет. Если и ходили, то неизвестно когда — во время убийства или, может, вообще, — после обеда... И даже вашу судимость пока не будем вспоминать! Вернемся на две недели назад... Зачем вы заставили жертву считать ветки у ядовитых кустов?

— Я не хотел убить Изольду! — закричал толстячок. — Я не знал, что она не знала, что сумах ядовитый — смертельно опасен!

Следователь язвительно произнес:

— Вы что — нас за идиотов считаете?

Толстячок продолжал оправдываться:

— Я сейчас работаю над темой „Влияние вторичных факторов на ветвистость тропических растений", а Изольда мне помогала.

Я села за чей-то стол.

А следователь недоверчиво спросил:

— А разве бывают такие темы?

— Еще и не такие бывают! — кивнула Людмила Сергеевна. — Вот я в прошлом году опубликовала статью...

— Подождите! — прервал следователь. — Пусть говорит Муратов.

— А что тут говорить? — опять вскочил толстячок. — Все равно, вы мне не верите. Я не думал, что Изольда может не знать про сумах. Ошибка была. Не спорю. Не проинструктировал. Не сказал о технике безопасности при работе с сумахом.

Я смотрела в окно, начался сильный ливень. Но после оранжереи он меня не пугал.

— Если бы все было так, как вы говорите, вы бы сразу ушли, а не следили бы из джунглей за жертвой! — торжествующе произнес следователь. — Вы появились почти сразу же, как упала жертва!

— Точно! — воскликнула Людмила Сергеевна и шагнула к толстячку. — Альберт Леонидович! Вам не жалко было Изольду?

— Да не убивал я ее! — размахивал Муратов руками перед Людмилой Сергеевной. — И не хотел убивать! Ни вчера, ни две недели назад! А к сумаху быстро вернулся, потому что вы, Людмила Сергеевна, кричали на весь ботсад: „Изольда! Что с тобой? Тебе плохо?"

Следователь поскучнел:

— Придется, наверное, оформлять арест. Пройдемте. — И повернулся к кабинету Петрова.

Оперативник как раз что-то говорил псевдосестре. Андрей смотрел в микроскоп.

А толстячок оттолкнул Людмилу Сергеевну, с неожиданной прытью выбежал в оранжерею и захлопнул за собой дверь.

Оперативник подскочил к двери и подергал за ручку, а Людмила Сергеевна, поднимаясь с пола, сказала:

— Изнутри замок открывается только ключом. Он у Петрова. И еще на вахте есть. Днем мы замок обычно не захлопываем. Ставим на предохранитель.

Дверь открывалась внутрь лаборатории, и поэтому оперативник никак не мог выбить дверь.

— Не зря Муратов считал нас идиотами! — самокритично произнес следователь. — Ушел из-под самого носа!

Следователь зашел в кабинет Петрова позвонить. А минут через десять дверь в оранжерею неожиданно распахнулась. На пороге стоял Петров.

— Я же говорил не закрывать дверь на замок, — хмуро заметил он. — Или это тоже надо для следствия?

Следователь уже вышел из кабинета, но разговаривать с Петровым не стал, а кивнул оперативнику:

— В оранжерею!

— Без проводника там нельзя! — сказала Людмила Сергеевна. — Заблудитесь!

А за спиной Петрова, оживленно беседуя, уже появились Сергей и второй оперативник.

— Стой! — приказал следователь первому. — Лучше обойди оранжерею снаружи и проверь все двери.

Опер заметил:

— В такой дождь собака след не возьмет.

— А когда она брала? — отозвался следователь. — Я звонил на проходную. Но думаю, что это бесполезно. Скорее всего, он уже где-нибудь перелез через забор. Я вызвал подмогу. Но, наверное, тоже зря.

Следователь поручил второму оперативнику искать Муратова в оранжерее. А добровольными помощниками назначил Сергея и Андрея Ветлугина. Они сначала не соглашались, но вскоре, вместе с оперативником, отправились в оранжерею.

И почти сразу же с улицы зашел первый оперативник, вымокший с головы до ног, — дождь никак не прекращался.

— Ближайшая к лаборатории дверь распахнута, — сообщил он. — Похоже, преступник ушел.

— Я так и думал! — Воскликнул следователь. — Сегодня мы его не поймаем!

— Значит, тогда по домам? На сегодня все? — нерешительно спросил оперативник.

— Нет, — отозвался следователь. — Закончим следственный эксперимент.

— Зачем? — удивился опер. — Преступник известен.

— Не будем обсуждать дело при посторонних. Тем более — при подозреваемых, — нахмурился следователь. — Могли быть сообщники или свидетели убийства. И мы это сейчас выясним.

В этот раз Людмила Сергеевна вела меня и оперативника еще быстрее, чем раньше. Я даже не успевала рассмотреть деревья по бокам дорожек.

И, наконец, Людмила Сергеевна сбавила скорость и объявила:

— За этим поворотом будет раффлезия. Можете засекать время.

Людмила Сергеевна свернула на боковую дорожку. И вдруг раздался страшный визг. Мы с оперативником кинулись за провожатой — визжала Людмила Сергеевна.

Она задрала голову и показывала пальцем куда-то вверх. Мы тоже запрокинули головы. Причем, опер еще и успел легонько хлопнуть Людмилу Сергеевну ладонью по лицу, чтобы прекратить истерику.

— Тихо! — сказал он.

Под стеклянной крышей оранжереи ничего страшного не оказалось. Просто на макушке пальмы, растущей около раффлезии, сидел какой-то человек. Против света различить подробности трудно. Поэтому вырисовывался лишь нечеткий силуэт.

Людмила Сергеевна успокоилась быстро. Или подействовала пощечина оперативника, или Людмила Сергеевна просто устала визжать.

И тогда заговорил человек с пальмы. Точнее, даже закричал:

— Я решил признаться! Изольду убил я! Я — убийца! Меня замучила совесть! Поэтому я умру! Я — убийца Изольды!

И кричавший прыгнул с пальмы.

Я успела подумать, что насмерть он не разобьется. Пальма была метров семь в высоту.

Но человек не долетел до земли. Он неожиданно дернулся, вскрикнул и закачался, как маятник, почти над нами. К счастью, он не задел никого ногами по голове.

— Он повесился! — быстрее всех сообразил оперативник.

И бросился к пальме:

— Надо перерезать веревку!

Я не хотела смотреть на труп, над которым склонились оперативник и Людмила Сергеевна.

— Очень уж быстро он умер! — сокрушался оперативник. — Я думал, успеем откачать.

— Похоже, он свернул себе шею, — хладнокровно заметила Людмила Сергеевна. — Он же не просто повесился, а спрыгнул с пальмы. Нагрузка на шею оказалась слишком большая. Шейные позвонки сдвинулись. И почему вы считаете, что он умер быстро? Вы очень даже медленно лезли на пальму, чтобы перерезать веревку.

— Я не обезьяна, — обиделся оперативник и перешел на официальный тон. — Вы так и не узнали его?

— Нет. Я его никогда не встречала. Точно, — ответила Людмила Сергеевна.

— А вы? — оглянулся оперативник.

— Я не хочу на него смотреть. Я боюсь, — сказала я.

Оперативник и Людмила Сергеевна начали меня уговаривать и успокаивать:

— Разве вам не интересно?

— Это ужас, что с ним стало!

— Почему вы боитесь опознать преступника?

— Не бойся! Он не кусается! — хмыкнула Людмила Сергеевна.

Их уговоры так мне надоели, что я собралась с силами и взглянула на труп. Вытаращенные глаза и вывалившийся язык испугали меня еще больше, но человека я все-таки узнала.

— Это садовник, — сказала я, — он вчера читал нам стихи.

Под пальмой нашли молоток с засохшей кровью. И отослали на экспертизу.

— Я почти не сомневаюсь, что именно этим молотком убили Изольду, — радостно произнес следователь. — Убийца все-таки молодец, что захватил его с собой.

В кармане садовника была неразборчиво подписанная записка. „Изольду убил я. Имел на это важные причины.“ Внизу стояла сегодняшняя дата.

Следователь, по-моему, был счастлив. Он расхаживал по лаборатории и все время повторял:

— Вот видите, что значит — правильно вести дело! Некоторые, вот, хотели поскорее уйти домой. Как будто я этого не хотел! Но я знал, что следственный эксперимент надо провести именно сегодня. Убийца ждал свидетелей, чтобы на месте преступления повеситься. Вы думаете, он стал бы ждать их вечно, если бы сегодня никто не пришел к раффлезии? Нет, конечно! Взял бы и повесился без свидетелей. А как бы тогда мы установили, сам он повесился или его повесили?

— Ваша интуиция — великое дело, — поддакнул второй оперативник.

— Не интуиция, а работоспособность и аккуратность! — назидательно произнес следователь. — Я запланировал на сегодня эксперимент и даже при землетрясении провел бы его. Конечно, не очень хорошо получилось, что убийцей оказался посторонний. Но тут уж ничего не поделаешь. И совсем плохо, что никто из сотрудников лаборатории его не опознал. Ваши показания почти не дают информации,'— кивнул он мне. — Возможных соучастников из лаборатории постараемся выявить завтра.

— Завтра — суббота, — заметил Петров. — Будет только дежурный. Кто там у нас по графику?

— Я, — вздохнула псевдосестра.

Следователь был в хорошем настроении и не стал портить его другим.

— Тогда в понедельник, — смилостивился он. — Вообще-то, и так все ясно. Убийца найден. Орудие убийства — тоже. Дело, скорее всего, закроем. Сейчас узнаем, в каком отделе работал этот садовник. Попробую выяснить мотивы убийства, хотя это и не обязательно. В записке сказано: „Имел важные причины" Этого достаточно, чтобы закрыть дело, — радостно сообщил следователь.

Людмила Сергеевна резко вскочила:

— Я одного не могу понять. Как это вы закроете дело! Видела я этот молоток под пальмой. Вы меня обвиняли, что я — убийца! А под пальмой был совсем не тот молоток, которым я забивала колышки. Значит, получается, что убийца пришел со своим молотком. Так?

— Да. Если экспертиза установит, что убийство совершено найденным молотком, — терпеливо объяснил следователь.

— Я не спорю. Может, убийца и принес свой молоток. Я одного не могу понять! — Людмила Сергеевна грозно обвела взглядом присутствующих. — Я одного не могу понять! Если Изольду убили другим молотком, где тогда мой молоток, которым я забивала колышки? Зачем его у меня украли?

— Если бы вы знали, как вы мне надоели! Вся ваша лаборатория! — произнес следователь. — Я расследую только убийства. А вы постоянно лезете со всякими мелочами.

— Ничего себе мелочи! Вам бы лишь дело закрыть, — воскликнула Людмила Сергеевна. — А молоток, между прочим, был чужой! Я его должна вернуть! Если бы Изольду убили этим молотком, тогда не страшно! А теперь, что прикажете говорить хозяевам? Как я объясню, зачем украли молоток?

— Замолчите, — буквально простонал следователь. — Надоели! То Петров с Муратовым не могут выяснить, кто украл больше спирта...

— Кстати, где Муратов? — спросил Петров. — Почему не вернулся?

— В бегах, — с готовностью объяснил Ветлугин.

— Кто его увидит, передайте, что убийцу нашли, — сказал следователь. — Зря Муратов испугался. Мы бы, конечно, разобрались, что он не убийца.

— За просто так у нас не сажают. Не те времена! — вдруг засмеялся второй оперативник.

Из отдела кадров вернулся первый опер и сообщил:

— Этот садовник не работает в ботсаду. И не работал в ближайшие пятнадцать лет. Точно. Никто из опрошенных его тоже не знает.

Мы возвращались в гостиницу.

— Какой ты проницательный! — восхищалась я Сергеем. — Ты сразу раскусил фальшивого садовника! Ты даже говорил, что может, он ищет в ботсаду жертву. Хорошо, что все так удачно кончилось! И преступника быстро нашли.

Сергей вдруг заговорил:

— Наоборот, все очень плохо. Не понравилось мне это убийство!

— Конечно, не понравилось! — поддержала я. — Что же в убийстве хорошего?

— Подожди, — сказал Сергей. — Мне не понравилось даже не само убийство. А то, как нашли убийцу. Пойми. Это все ненормально! Так не бывает! Что получилось? Какой-то человек хочет убить Изольду. Прикидывается садовником и убивает. Пока все нормально. А на следующий день он приходит на место преступления, ждет свидетелей и вешается, предварительно признавшись в убийстве. Этого я никак не могу понять! Неестественно все это... Наигранно, что ли...

— Может, его замучила совесть? — подсказала я.

Сергей засмеялся:

— За один день? И вообще, я сомневаюсь, что совершивший обдуманное убийство может так переживать, что пойти и повеситься. Я бы еще мог поверить, если бы мне сказали, что псих Ветлугин поругался с Изольдой, ударил ее по голове микроскопом, и, увидев, что натворил, сразу же повесился... А тут все слишком продуманно: убийца в виде садовника приходит к жертве на работу и прячется в засаде... Там точно никого не было, когда он повесился?

— Ты прямо как следователь! — улыбнулась я. — Точно никого. Он один сидел на пальме. Мы бы увидели, если бы его повесили.

— Жалко, меня там не было! — махнул рукой Сергей. — Ты не понимаешь. Его могли заставить повеситься. Например, кто-то прятался в кустах и держал его под прицелом. Не повесился — пристрелили бы.

— Зачем бы он вешался? Лучше бы убежал, — возразила я.

— Не всегда это возможно. Могли угрожать семье. Так — повесился один. А убежал бы — всю семью бы перерезали.

— Зачем ты придумал такие сложности? — спросила я. — Почему ты не допускаешь, что убийцу замучила совесть или он боялся возмездия?

— Какое возмездие? — засмеялся Сергей. — Посадили бы, например, того же Муратова. И закрыли бы дело. А на садовника так никогда и не вышли бы. Ты же слышала, его пока даже не опознали. Скорее всего, его заставили повеситься.

— А кто убил Изольду? — спросила я. — Он или кто-то другой?

— Я-то откуда знаю? — отозвался Сергей. — Может, он... А может, и нет... Пусть даже он. Все равно — зачем повесился-то?

Я задумалась и сказала:

— Если бы он не убивал Изольду, его было бы труднее заставить повеситься. А может, его заставили сначала убить Изольду, а потом повеситься?

— Даже если Изольду убил садовник, вышку бы ему за одно убийство никогда не дали бы, — заметил Сергей. — Дали бы лет восемь. Максимум — десять.

— Значит, он убил много людей! — быстро сообразила я.

— Тем более, он не стал бы вешаться... — сказал Сергей. — Да.., и сбежать мог, если его заставляли повеситься.

— Ты же говорил, что он не мог сбежать? — заметила я.

— Мало ли что я говорил! — воскликнул Сергей. — Я сам ничего не могу понять! Знаю только, что преступление неестественное. Так не бывает! Очень уж все удачно. Есть убийство. А вот вам — убийца! Как по заказу!

В вестибюле гостиницы к нам кинулась плачущая Королькова:

— Не надо писать никакой статьи. Муж окончательно сошел с ума. Он завел себе любовницу прямо в психушке. Тоже какую-то ненормальную. Он говорит, что она — инопланетянка и передает ему приказы с летающей тарелки.

— А мы уже позвонили в Москву. Сказали начальству, что напишем статью, — нагло соврал Сергей. — Хотели написать всю правду про вашего директора.

Королькова только махнула рукой:

— Вы уж меня извините, что напрасно вас потревожила.

Королькова отвернулась и пошла к выходу.

И сразу же на нас налетела Лариса, мечтающая о Швейцарии.

Но с ней Сергей беседовать не стал.

— Завтра! Завтра! — оборвал он ее восторженные вопли. — Сегодня мы заняты!

В номере я рассказала соседке о последних событиях и о том, что думает Сергей про садовника.

— Я вчера записала стихи садовника на магнитофон, — сказала я. — Но на кассете, где записан Сергей. Сейчас перепишу стихи на чистую кассету. Можно будет отдать следователю. Вдруг ему пригодится.

Соседка начала кругами ходить по комнате, приговаривая:

— Этих-то данных мне как раз и не хватало! А теперь случайные происшествия сложились в стройную систему.

Соседка позвонила и сказала в трубку только одно слово:

— Ждем.

И вскоре в номер вошел парень, которого я раньше не видела, и молча стал у двери.

Соседка сказала мне:

— Приведи сюда Сергея, но не объясняй зачем.

Мы с Сергеем выходили из его номера и увидели, как из своего номера вышла Ольга, а за ней Петров с чемоданом в руке.

— Я ухожу к Петрову, — заявила Ольга. — Не хотела тебе говорить, но раз уж встретились...

Сергей, похоже, очень расстроился, но старался держаться на высоте.

— Я давно уже хотел тебя бросить! — сообщил он Ольге. — Собираемся с ней пожениться, — кивнул Сергей в мою сторону. — Правда?

— Конечно, — подтвердила я, — Сергей просто боялся тебя огорчить...

— Ну, вот видите, как все прекрасно получилось, — улыбнулась Ольга. — Значит, с разводом проблем не будет..

— Ну, что, идем? — спросил Петров.

И они с Ольгой зашагали к лестнице.

Я поняла, что Сергей очень расстроен, когда он случайно разорвал пополам новенькую книгу, которую держал в руках. Он брал почитать этот детектив у моей соседки, и поэтому расстроился еще больше.

— Как я верну книгу? — спросил Сергей. — Может быть, склеить?

— Книга в твердом переплете. Как ты ее склеишь? — заметила я. — Думаю, соседка простит.

— Ольга ушла, — задумчиво произнес Сергей. — Ноя надеюсь, ты меня не бросишь. Я говорил серьезно.

— А я думала — шутил, — отозвалась я.

— Ну что — выйдешь за меня замуж? — спросил Сергей.

Я хотела сказать, что подумаю, и сказала:

— Конечно.

Сергей, по-моему, обрадовался:

— Сейчас перенесем ко мне твои вещи.

И направился в мой номер.

Я сказала:

— Подожди! Я должна признаться!

Но Сергей уже зашел в номер, и я решила, что ждать в коридоре глупо.

— Признавайся, признавайся, — разрешила соседка.

Я не выдержала взгляда Сергея, но сказала:

— Я за тобой следила.

Соседка улыбнулась:

— Теперь можно и побеседовать. Присаживайтесь. Не стесняйтесь.

Вызванный соседкой парень закрылся на замок и привалился спиной к двери. Соседка осталась стоять у окна. Я села на стул у стены, а Сергей — на соседкину кровать.

Соседка произнесла:

— Теперь моя очередь выдвигать обвинения. Но сначала я расскажу, как все было. Сообщение о смерти садовника расставило все по своим местам. Сергей правильно говорил, что смерть какая-то глупая. Очень уж удачно нашелся убийца.

Соседка сделала паузу:

— Но все вы, наверное, забыли, что точно такая же ситуация уже была. Помните — в метро? Убийца толкнул на рельсы человека, а когда его задержали, успел сделать признание в убийстве и умер.

— Браво! — вскочил Сергей. — Как же я упустил этот факт? Вы мне очень помогли!

Сергей опять сел на кровать, а соседка скривилась:

— Не надо ломать комедию! Я подумала, что за пять дней в городе надо ухитриться попасть на два ненормальных убийства с признающимися преступниками, которые тут же умирают. Кстати, убийца из метро умер от инфаркта... Где появлялся Сергей, там происходили убийства. Сергей их организовывал.

— Нет, — сказала я. — Не верю. Ты бы не стал меня обманывать? — повернулась я к. Сергею.

Он улыбался:

— Я сначала дослушаю, в чем меня обвиняют.

Соседка хмуро заметила:

— Я давно не встречала таких наглых преступников! Сергей, одурманив людей наркотиками, заставлял их совершать убийства, признаваться в них и умирать. И еще имел наглость хвастаться перед тобой, что садовник повесился неестественным путем. И намекал, что есть способы заставить человека повеситься... Ты не помнишь, как он угостил тебя марихуаной? И внушил, что кругом — одни мутанты? Если бы у тебя в руках был молоток, ты бы могла думать, что убиваешь опасных мутантов, а в действительности, убить, например, Изольду.

Я была поражена и с надеждой посмотрела на Сергея:

— Скажи, что это неправда! Я не хочу в это верить!

— Конечно, неправда, — спокойно сказал Сергей.

И я сразу ему поверила.

— Я бы мог и не оправдываться, — заметил он. — Потому что вы поспешили — предъявили обвинение, не имея доказательств.

Соседка улыбнулась:

— Мы посадим вас за хранение и распространение наркотиков. Тут доказательства имеются. А там разберемся. Я просто больше не могу ждать, кого убьют следующим.

— Я никого не убивал, — опять улыбнулся Сергей. — И мог бы ничего не объяснять, но мне понравилась ваша работа. Не имея данных, вы сделали почти правильные выводы. И очень помогли мне, напомнив про убийство в метро.

Сергей посмотрел на меня:

— Ответь — ты стала за мной следить раньше, чем мы познакомились, или тебя потом завербовали?

Я обиделась:

— Почему это меня завербовали? Я уже целый год — лейтенант милиции. И, конечно, мне сначала поручили наблюдение за тобой, а потом я с тобой познакомилась. Я уже давно хотела признаться.

Сергей кивнул:

— Тогда мое предложение остается в силе.

Он повернулся к соседке:

— Удивительно, как вы сообразили про внушение. Я сам только недавно все понял. Но — маленькая деталь. Вы упустили из вида одного человека. Убийства организовывала Ольга! А я за ней следил.

Сергей подмигнул мне:

— Поэтому я и не очень на тебя обиделся. Я-то следил, вообще, за собственной женой.

— Наговариваешь на бедную женщину! — возмутилась соседка и надолго замолчала: — Хотя, постойте! Вы ведь за Ольгой следили, когда спустились в метро! И в ботсаду она появлялась! Очень может быть, что это не Сергей, а она!

— Конечно, она! — радостно воскликнула я.

Соседка спросила Сергея:

— Где доказательства, что Ольга организовала убийства, а не вы?

Сергей улыбнулся:

— Я продиктую телефон. Там могут подтвердить мои полномочия. Хоть мы и относимся к разным ведомствам, но делаем одно дело. Сначала мы заподозрили Ольгу в торговле человеческими органами. Одно время она продавала их за границу. Ольга же — паталогоанатом. Трупов в хорошем состоянии бывает очень много. Но торговля оказалась лишь побочным заработком. Мне только что сообщили, что Изольда успела перед смертью отправить псевдосестре письмо, в котором обвиняет Ольгу и Петрова. Псевдосестра получила письмо и позвонила мне.

— Значит, у Изольды в квартире искали это письмо! — воскликнула я.

Сергей кивнул:

— Изольда не хотела больше работать на Ольгу и Петрова. За это ее и убили. Чтобы не болтала лишнего.

Соседка сказала:

— Так что же они делали?

— Разве вы еще не поняли? — удивился Сергей. — Я же все время вам объясняю. Ольга изготовляла зомби!

— Что? — возмутилась соседка. — Что за ерунда? Зомби не бывает!

— Еще как бывают! — возразил Сергей.

Тут даже я засомневалась:

— Наверное, бывают так же, как и мутанты, которых ты мне показывал. Сергей сказал:

— Вы серьезно не знаете, что зомби — это реальность?

Соседка спросила:

— Зомби — это мертвецы, которые выходят по ночам из могил и пьют кровь?

Сергей засмеялся:

— Нет, конечно. Это вампиры. Я их пока не встречал. А зомби иногда называют живыми покойниками. Но они не живут в могилах. Надеюсь, вы слышали про клиническую смерть?

— Да, — сказала я.

— Когда человек умер, его почти всегда можно вернуть к жизни. Другое дело, что если он сильно болен, он снова умрет почти сразу же, — объяснил Сергей. — Даже в наших больницах часто откачивают людей, которые по всем параметрам уже покойники. То есть остановилось сердце и так далее. Надо только успеть, пока процесс смерти не стал необратимым.

— Я что-то похожее слышала! — воскликнула я. — Это же Изольда говорила что-то подобное, когда рассказывала про шкуру!

— Меньше бы говорила, больше бы жила, — философски заметил Сергей. — Ольга не зря жида в Африке, где работают лучшие специалисты по зомби. Правда, обычно они не обучают посторонних. Но, наверное, Ольга им сильно понравилась, раз они сделали для нее исключение. Ольга, наверное, сейчас единственный специалист по зомби в нашей стране. Хоть и бывает, что кого-то заставляют действовать под гипнозом или вживляя в мозг электроды, но это все не то! У этих фальшивых зомби никогда до конца не разрушается воля, то есть' могут остаться какие-то моральные принципы. И если задание не будет совпадать с этими принципами, послушный до этого исполнитель выйдет из повиновения. Например, может не захотеть убить женщину или что-нибудь еще. То есть никаких гарантий четкой работы. А с настоящими зомби такого не бывает — они полностью слушаются хозяина. Только человек, побывавший трупом, способен на это. Надо лишь при изготовлении зомби не упустить нужный момент и внушить зомби идею полного подчинения хозяину. Мне приходилось выращивать какие-то африканские растения, необходимые Ольге для работы.

Соседка задумчиво сказала:

— Похоже, зомби намного надежнее, чем обычные наемные убийцы.

— Если я приму эту версию, где искать доказательства, что Ольга общалась с убитыми и убийцами? -

В дверь постучали.

— Это кто-то из наших, — сказала соседка.

Парень открыл дверь и впустил соседа Сергея.

— А! Любитель копеек! — засмеялся Сергей. — Теперь все в сборе.

— У меня важные новости! — произнес сосед.

— Говори при Сергее. Он оказался кэгэбэшником, — сообщила соседка.

— Я следил за Ольгой, — сказал сосед. — Она ходила в психбольницу. Говорила с каким-то психом. Он сказал, что залезет на пальму, дождется людей, скажет, что он — убийца, и повесится. Я записал их разговор на магнитофон. А потом пошел за Ольгой, но она скрылась от слежки.

— Это то, что нам надо! — закричали мы все.

— Послушай, это голос того психа или нет? — спросила соседка и включила магнитофон.

Мы услышали стихи, которые я записала:

— ...А на этом фонаре Висит грустный человек...

— Садовник! — шепнул Сергей.

— Это мой муж! — влетела в номер Королькова.

И увидела магнитофон.

— Почему никто не закрыл дверь? — спросила соседка.

— Петров должен был оставить меня в главном корпусе, - объяснил Сергей, — чтобы обеспечить алиби, когда Корольков убьет Изольду. Но Петров, не посоветовавшись с Ольгой, решил, чтобы на меня тоже пало подозрение, и отправил меня обратно в лабораторию. Когда Ольга об этом узнала, она меня пожалела и совершила ошибку, приказав Королькову повеситься. Если бы он не повесился, я бы мог и не раскрыть преступление.

— Теперь Ольгу посадят? — спросила я.

— Ей дают лабораторию, — сообщил Сергей. — Будет изготовлять зомби. Но уже не для преступников, а для важных государственных целей.

Через месяц Сергей опять летал в Н-ск.

— Ты знаешь, Муратова так и не поймали, — рассказал он, — Муратов прячется в оранжереях и отказывается выходить. Его иногда встречают. Но он не верит, что преступника нашли. Думает, его просто выманивают. Он обещал отравиться, если за ним придут. Сделал какой-то яд из тропических растений.

— А устроить облаву? — спросила я.

— Отравится, — сказал Сергей. — К тому же это не так просто. Ты думаешь, они контролируют все оранжереи? Я смотрел план. Там на много километров — непроходимые джунгли, где никто не бывает. Я вот что придумал. Мы можем с тобой устроить свадебное путешествие по ботсаду, а заодно найти Муратова. У меня есть несколько интересных идей по этому поводу.

— Ну, если ты сам будешь нести палатку, а не взвалишь ее на меня, можно и съездить, — согласилась я. — Мне там понравилось.