Горькое дыхание джунглей

Глава 5

А через несколько дней вся местная братия что-то бурно обсуждала, и вечером, когда собрались у костра, Джина попросила ещё раз рассказать про звёзды, а она будет переводить. К сожалению, ей не удалось всё запомнить, но это было так интересно, что она с удовольствием послушает ещё раз.

За три недели мой словарный запас пополнился на 250 слов.

А началось всё вовсе не с бухты-барахты. В один прекрасный день, Дженни занимаясь готовкой, подсолила варево в котле при Таонге и та, ткнув пальцем в баночку из-под тушёнки, куда я пересыпал немного, чтобы не открывать постоянно тяжёлый термос, слизнула крупицы соли, оставшиеся на пальце и громко, словно крокодил укусил за ногу и тащит в свою берлогу, заорала:

— Йяоу!

Естественно, я подскочил на ноги, глупо вращаясь вокруг своей оси в поисках вероятного противника. Да кто угодно на моём месте подскочил бы после такого крика, тем более все сборщики урожая метнулись в нашу сторону, оставляя за собой след как от выхлопа двигателя. Подлетели и стали разговаривать на таких повышенных тонах, что мне пришлось вмешаться и, схватив Нию за плечи, потормошить, чтобы она обратила на меня внимание.

— Йяоу! — воскликнула дочка вождя, — у вас есть йяоу!

— Наверное, есть, — согласился я, — раз вы все так вопите.

Ния что-то спросила у Таонги и та указала на баночку с солью.

— Йяоу, — согласился я, сообразив, о каком продукте идёт речь, — и что? Ты до сих пор не знала, что она у нас есть?

— Нет, — и Ния медленно начала передвигать голову слева направо, — не обращала внимания.

— Но мы всегда в еду кладём йяоу.

— Да, — согласилась Ния, — было очень вкусно, но не знала почему.

— А ты не видела, что сыпали в тазик при первой нашей встрече, чтобы твои ножки распарились? — ехидно спросила Элен.

Ния на секунду задумалась и лишь потом округлила глаза:

— Это была йяоу?

Да уж, с наблюдательностью в племени полный швах.

Я кивнул и поинтересовался:

— А вы что, не кушаете йяоу?

Кстати, для меня это было неожиданностью, но слово «еда» отсутствовало в лексиконе Нии. Ирландец научил слову: «кушать». А я думал, только в России в ресторане можно было водочки откушать. Оказывается, супостаты и сами её жрали. Во всяком случае такого слова как «есть» в словарном запасе у ирландца не оказалось и каждый день приходилось Ние напоминать, что еду едят.

— Нет, — голова Нии снова качнулась из стороны в сторону.

Вот же. Ну и откуда мне было знать, что они не употребляют соль.

— И почему не кушаете? — решил уточнить, какой дух или какая религия не позволяет им есть солёную пищу.

Ответ меня немного ошарашил.

— Потому что, — ответила дочка вождя, — у нас её нет.

Ну что ж, вполне логично, если соли нет, то и есть её никто не будет.

— Но вы всё же знаете, что это такое?

— Да, — подтвердила Ния, — только у нас была другая. Белые камни. Их можно было лизать, когда кушали.

Как коровы, вот интересный вопрос, а животинки могут обходиться без соли?

— И куда они подевались? — уточнил я по поводу камней.

— Закончились.

Ну да, мог и сам догадаться.

— А где вы их брали?

— Далеко. Тот, кто ходил туда, давно ушёл на остров мёртвых. Там был родник с йяоу, очень далеко. Много дней пути.

— Так поэтому Таонга подняла такой гвалт, что вы все примчались увидеть чудо?

— На йяоу можно поменять очень много, — проговорила Ния присев на корточки. Что-то поискала на земле и, подняв камушек чуть больше ореха, протянула его мне, — за это можно выменять у вождя племени любую женщину. Йяоу это большое преимущество.

Увы, такое слово, как ценность в лексиконе батутси не было. Я объяснил значение, и Ния согласно кивнула.

— Йяоу это ценность. Оружие — это ценность. Твой дом — это ценность.

И дальше стала перечислять вещи, которые имелись в нашем хозяйстве. Потом, поразмыслив, вздохнула и добавила:

— Ценность, сложно запомнить. Преимущество легко.

Я бы поспорил, но ладно, пусть будет преимущество.

Однако я и не знал, что с солью в Африке так туго. Стоило взять на заметку. И порадовался, что шкуру крокодила выкинул, а не истребил на неё редкий стратегический продукт. А ведь была мысль.

— Хорошо, — кивнул я, — теперь ты знаешь, что у нас это есть. Наверное, нужно успокоить всех и продолжить сбор?

Содержимое бидонов решил даже не показывать, чтоб у девчонок инсульта не приключилось от увиденного.

— Да, — нехотя согласилась Ния и вздохнув, повела девушек к полю.

А я, в тот момент, задумался над изучением языка батутси. И ещё не зная, сколько слов в нём, добавил ещё одно.

Как выяснилось, «спасибо» в словаре племени отсутствовало. Благодарили сам продукт деятельности. Если это была еда, говорили: «вкусно» и так далее. Я решил это неправильно и растолковал им, что на самом деле означает слово спасибо. Понравилось и уже вечером услышал, как они благодарят друг друга, делая при этом важные лица. Ну и ничего, что слово звучит на русском. Нужно будет внедрить им таких слов несколько десятков, чтобы периодически слушать родную речь.

И ещё об одном происшествии стоит упомянуть, которое произошло в предпоследний день нашего пребывания в посёлке батутси. Я как раз делал небольшой обход, когда услышал, как кто-то громко матерится на французском языке. В принципе, французский мат и не мат вовсе по сравнению с русским и самое страшное ругательство, которое я слышал от одного француза богохульника — что его жена — дочка женщины лёгкого поведения. Ну и где здесь нецензурное сквернословие? Но сам факт. Дженни орала и материлась на всю округу. Услышал её более чем за километр. Внучка президента, леди. И откуда леди знает столько ругательных слов? Понятное дело, Элен довела девчонку до ручки, раз уж та разошлась не на шутку, и крик её слышен за пределами деревни. Я даже припустил лёгким бегом, поскольку текст Дженни выражал такой широкий спектр сильных эмоций, на который Элен не могла не ответить. Но беда была в том, что от белокурой красавицы не доносилось ни звука, и я начал опасаться, что Дженни, прежде чем предложить стать ей северным оленем, огрела чем-то тяжёлым по голове. Или почему неслышно перебранки?

Каково же было моё удивление, когда, почти добежав до места ссоры, я нос к носу столкнулся с блондинкой, которую разбудили вопли Дженни.

Заметив меня, Элен махнула рукой, и заспанным голосом спросила:

— Что там Алекс? Я полночи не спала и такие крики. И что за дурацкие выражения? Кто беременная макака?

Выглянув из-за хижины, мы наконец-то узрели, с кем разговаривала наша француженка, и Элен, которая ещё несколько секунд назад хотела спать, ошарашенно остановилась. И не только она. И я встал словно в ступоре, потому как ничего подобного не ожидал.

Дженни орала на Акоко и Таонгу. Ну и раз Ния стояла в нескольких шагах от них, то, вероятно, какая-то доля доставалась и ей. На французском! И зачем? Кроме меня и Элен никто никогда не узнает, что предки этих девочек произошли от ослиц и бегемотов. Вот выдала. Никогда не слышал, чтобы кто-то пытался их скрещивать. И что? Вот такие изящные куколки получались? Ну тогда зря перестали экспериментировать в XXI веке, если вспомнить женщин из МИНУСКи. Нужно возвращать прежние технологии.

Акоко и Таонга тем временем стояли перед Дженни чуть ли не по стойке смирно. Словно два птенчика, слегка приоткрыв свои клювики и в полном непонимании, почему мама, вместо того чтобы дать вкусного червячка, так сильно сердится. Ния зависла с отломанным куском ветки, который она зажала между зубов и с алюминиевой кружкой в левой руке. Стояла и тоже ничего не понимая, хлопала ресничками.

— Вмешаемся? — спросила Элен. Она уже успела достать из кармана свой смартфон и теперь снимала всю эту мизансцену крупным планом, — или пусть себе орёт, они всё равно не понимают ни слова. А чтобы не расплакались, скажем им потом, что Дженни их хвалила за усердие.

— Ну вот чего ты несёшь, — возмутился я такой постановкой вопроса, — пойдём узнаем, что произошло, пока она их не стала палкой колотить. Явно что-то из ряда вон выходящее.

И я, подойдя ближе, негромко поинтересовался у Дженни, какие действия этих юных особ заставили прийти в такое негодование. Так сказать, попытался всё свести к шутке и успокоить нашу африканочку. Куда там, увидев меня, Дженни разошлась ещё сильнее, правда, образы туземок всё же стали гораздо приличнее.

— А почему северный олень, — я улыбнулся самой безмятежной улыбкой, — это ты где такого набралась?

Дженни нахмурилась, словно вспоминая, что она кричала туземкам, потом кивнула.

— Один знакомый француз говорил, что парижанки очень не любят, когда их называют самками северного оленя.

Я и Элен заржали одновременно. Именно заржали, потому что наш громоподобный хохот даже Мефистофельским нельзя было назвать.

Дженни обиделась, надула губки, сдвинула брови и глядела на нас, как царица Иезавель, когда та придумывала очередной коварный план.

Ну и чего обижаться, спрашивается? Где она здесь парижанок увидела? У меня даже слёзы выступили и ноги стали подкашиваться. Очень давно так не смеялся. Но не успел я вытереть глаза, как Элен задала ещё один вопрос:

— А про ослиц и бегемотов? Тоже француз?

Сам хотел спросить. Очень любопытно послушать, где Дженни набралась таких выражений. И про беременную макаку.

— Это в Камеруне считается грязным ругательством.

Когда мы заржали снова, я решил про макаку не спрашивать, потому как начались колики в животе. Да и Элен согнувшись пополам, плюхнулась на землю, а, потом согнув руку в локте несколько раз взмахнула ею вверх-вниз, громко выкрикивая:

— Yes, yes, yes.

— И что вы ржёте как Илия над пророками. Я два часа тушила мясо в казане, — наконец спустя некоторое время всё же удалось выяснить, чем был вызван столь необычный для Дженни приступ ярости, — потом пришли эти, — она кивком указала на Таонгу и Акоко, — и стали помогать поддерживать огонь. Рис приготовили, помыли его, молодцы. А потом явилась Лазарева и поставила, гляньте, около дерева ведро из бамбука. Я решила, что она молоко принесла, и потому сидела спокойно. А потом Акоко черпанула кружкой из ведра и вылила в казан.

Илия над пророками. Какие любопытные истории знает Дженни. Точно студентка, а то, услышав столько интересных слов про туземок, начал в этом сомневаться.

Мы с Элен переглянулись. Акоко во время тушения мяса действительно добавляла в казан молоко. Не один раз, сам это видел и что плохого? Хорошее молоко, жирное. Вкусно же. И что не так в этот раз?

— Вот ты дура полная, и что тебе не нравится? С молоком гораздо вкуснее, — ещё секунда и Элен, вероятно, закатилась бы новым приступом смеха.

— Вот ты умная очень. А это на самом деле не молоко! — Дженни едва не разразилась истерикой, — это, как говорит Алекс, продукт жизнедеятельности организма.

Я почувствовал, как брови у меня поползли вверх, это что мы до сих ели под видом молока? А Элен всё ещё негромко хихикая, переспросила:

— Что?

— Продукт жизнедеятельности, — повторила Дженни, — правда, здорово? Вон ведро стоит, иди понюхай. Посмотрю, как тогда смеяться будешь.

Блондинка, медленно поднявшись на ноги и обойдя Нию, приблизилась к бамбуковому ведру и, наклонившись над ним, шмыгнула носом. Потом скривившись, отвернулась и громко спросила:

— Они что, в это ведро толпой ходят? — а потом до неё дошло, о чём вещала Дженни, и она выдала отборный текст ругательств на английском.

Не так чтобы очень впечатлило, но текст всё же, был гораздо лучше, чем у Дженни на французском.

Хорошенькое дело. Я, сняв кепку, достал из кармана кусок ткани, сложенный вчетверо, заменяла мне носовой платок и протёр место под козырьком. Потом глянув на Нию, которая так и стояла, держа кусок ветки во рту и кружку в левой руке, спросил:

— И что это?

Но дочка вождя никак не отреагировала. С удивлением и полной непоняткой во взгляде, продолжила глядеть на Элен. Ну да, что-то из вычурного текста блондинки оказалось знакомым. И, вероятно, пыталась осмыслить.

— Ния, — сказал я громче, чтобы привлечь девушку, — я спрашиваю: что это?

Она отвлеклась от мыслительного процесса и перевела взгляд на меня. Разжала зубы, и я увидел у неё в руках некое подобие зубной щётки, сделанной из какого-то растения. Ага, осталось только узнать, что у них вместо пасты используется.

Ния же, набрала в рот воды из кружки, пополоскала, выплюнула, после чего перевела взгляд на меня и выдала:

— Кушать вкусно.

— Я не спрашиваю вкусно или нет, — ответил я возмущённым голосом, — что это?

Ния только пожала плечиками.

— Рино иньямбо.

Понятно, значит, всё-таки коровья. Вот как бывает, не дослужился до майора и не смог коровью мочу отличить от чьей-нибудь другой.

Достал из внутреннего кармана записную книжку и, найдя слова на букву «Р», аккуратно вывел: «Рино — моча». Пополнил, так сказать, свой словарный запас на одно слово. Не самое нужное, конечно, но пригодится. И кстати, как начал изучать язык батутси, удалось выяснить, почему у аборигенов так много имён. Всё до кошмариков банально. Нет у них никаких дополнительных имён, там просто немереное количество ненужных слов, предлогов и прочего. К примеру, Ния:

«Дочь Мобуто, жены Рудото, матери Торуту и Капото. Выбранная вождём Мобуто, главной дочерью, которая может стать вождём племени, если у Мобуто не родится сын, который будет избран племенем батутси вождём».

Только непонятно, что случилось, если бы отец Нии обменял её Свази, а у самого больше никто не родился.

Я убрал записную книжку и попытался выяснить, для чего рино иньямбо добавили в казан с мясом, но тут Дженни чертыхнулась.

Я обернулся и увидев растерянное лицо девушки, спросил:

— Что-то вспомнила?

— Да, — Дженни скривилась, — вспомнила. Есть некоторые племена, которые очень любят своих коров. Они моются коровьей мочой, добавляют в пищу, красят волосы. Не делают различие. Считают себя с ними единым целым. Якобы моча коровы предохраняет их от всяческих болезней и ещё много разного.

— И чего разного, — Элен стояла словно ошпаренная, — что ещё.

— Не помню, — ответила Дженни, — может, и защищает, ведь какой-то иммунитет у них имеется.

— Ну с этим трудно поспорить, — сказал я и уточнил, — а ты это имеешь в виду в XXI веке?

— Там, — подтвердила Дженни, — вот попали. Хотя, кажется, это относится к нилотам.

— Так, ты сама говорила, что Ния говорит на нилотском языке. Вроде как, — я вопросительно глянул на девушку.

Элен хмыкнула, сдвинула брови и, шагнув к Ние заглянула в кружку, принюхиваясь, а потом ехидно заметила:

— Хотел, чтоб мы узнали у девчонок, чем они зубки чистят?

Это Элен могла и не говорить, потому как по какому-то наитию я сам догадался, что в кружке, которую держала Ния, была вовсе не вода. Глянул в её недоумённые глаза и спросил:

— И каждый раз добавляете?

— Ты сам говорил вкусно, — Ния кивнула на Элен, — и она говорила.

— Чёрт, — Элен почти взвизгнула, — так они нас этим травят с тех пор, как появилась корова! Я её сейчас пристрелю.

— Животное здесь при чём? — возразил я.

— Дженни, — Элен уже не смеялась, и в голосе появилась дрожь, — мы отравиться можем?

— Откуда мне знать, мне анализы у коровы брать?

— А не нужно брать, — Элен мотнула головой в сторону ведра, — там не меньше трёх литров, хватит, наверное?

— Вот ты полная дура Элен, завтра утром до кормления сделаешь корове массаж устья уретры и промежности, тогда и поговорим.

— Вот ты умная, сама и сделаешь.

— Девочки, стоять, — я втиснулся между ними уже готовыми оттягать друг друга за волосы, — 16 дней прошло. Кто-то из вас заболел? — я посмотрел на раскрасневшуюся Элен.

— Кажется, нет, — блондинка пожала плечами.

— Ну и успокойтесь горячие финские девчонки. И Дженни, что за массаж? Ты какой доктор? Случаем не ветеринар? И кому ты тогда аппендицит собиралась резать?

— Нет, я, — девушка смутилась.

— Ёжкин свет, — я потёр переносицу и уже собирался сказать по этому поводу что-то более неприятное, но Дженни лихорадочно замотала головой, едва услышав русскую речь.

— У нас корова была и когда ветеринар приходил брать анализы, так говорил делать. Я не ветеринар. Честно.

На душе немного отлегло, а то дыхание перехватило, когда услышал про массаж. Остаться без врача, пусть и такого хиленького, как Дженни, это совсем абзац в нашей ситуации, хотя ей ни с чем сталкиваться ещё не приходилось.

— Ну и успокойтесь. Аборигены на протяжении веков это делают и как-то дотянули до XXI века, так что и с нами ничего не случится.

— Я это больше есть не буду и подходить к нашему казану, им нужно запретить, — безапелляционно заявила Элен.

— Я тоже это есть не буду, — кивнула Дженни.