Князь Пушкин

Глава 10

Карета от Святогорского монастыря неспешно тащилась в сторону Михайловского. На козлах сидели Григорий Фомич с теперь уже со своим неизменным помощником Прошкой.

Да я как-то и не против того, чтобы Поползень Гришке помогал. С лошадьми парень ладит, да и с Гришкой они как-то смогли сродниться. Глядишь, и научится пацан каретой управлять, да Григорий его коновальскому делу немного обучит.

За каретой плелась савраска монашка, а рядом со мной сидел её владелец, брат Афанасий.

На самом деле Афанасий никакой не монах, и даже не послушник — он вообще к церкви не имеет никакого отношения. Как мне объяснил отец Иона, парень оказался у ворот монастыря пару лет назад вместе со своей кобылкой, не знающий ни имени, ни отчества. Ну, а церковь, увидев убогого, дала Афанасию имя, кров и еду за его посильный труд на благо монастыря.

— То есть, над Афанасием крепости нет? — уточнил я у настоятеля монастыря, после того как отстоял утреннюю службу в церкви, а игумен, проведший её на амвоне, закрывал своё Богослужебное Евангелие.

— Даже если и есть, то кто такого убогого искать будет? — услышал я в ответ.

Так-то отец Иона прав — хворые да убогие крепостные мало кому нужны. Разве что в заклад сгодятся, да и то чтобы заложить «душу» в Опекунский Совет, нужно чтобы человек был с землёй и учтён в ревизских сказках, которые постоянно уточняются. Так что, скорее всего Афанасия «списали» давно, объявив мёртвым или беглым, чтобы подушную подать не платить. А может парень и вовсе не крепостной, а какой-нибудь мещанин — такого тем более никто в розыск не объявит.

— Князь, давай не будем ходить вокруг да около. Монастырю от Афанасия проку мало, а твой интерес к нему я прекрасно понимаю. Так что возьми парня к себе в услужение, — неожиданно заявил святой отец. — Положи ему за службу копейку-другую, да не дай с голоду пропасть.

— Не обещаю, что будет спать на шелках, и каждый день кушать шоколад, но точно не обижу, — получил я одобрительный кивок от священника и посмотрел на Афанасия, который стоял метрах десяти от нас и разглядывал иконы у стены, находящиеся в деревянных киотах.

— Афанасий, — подошёл я к парню, рассматривающему икону Умиление Пресвятой Богородицы, — Пойдёшь ко мне в работники?

— Пойду, если лошадь мою позволишь с собой взять, — не отрывая взгляд от иконы, ответил парень.

— Конечно, позволю. К тому же у меня коновал есть. Если что, то он твою савраску и посмотрит, и полечит, коли нужно будет, — пообещал я теперь уже своему работнику.

Так и появился у меня первый наёмный работник.

Сказать по правде, я не ожидал, что с Афанасием всё так просто сложится и предполагал, что игумен начнёт мне руки выкручивать. Но то ли так звёзды сошлись, то ли моё скромное пожертвование на монастырь в размере пятидесяти рублей ассигнациями поспособствовало тому, но парня отпустили, не чиня препятствий.

Жаль, конечно, что Афанасия не было со мной во время поездки в Велье, но так уж сложилось. А с другой стороны, когда бы мне было колодцы искать. С утра окрестности осмотрели, и почти сразу после обеда домой направились. Единственное что я успел, так это в пару дворов зайти, что были рядом с помещичьей усадьбой, да и то только потому, что к ним пройти можно было, не утонув по уши в грязи.

Первое хозяйство оставило тяжкие впечатления. Вроде и прибрано в доме, а видно что мужской руки не хватает — крыльцо сгнило, ставня на окне болтается, того и гляди отвалится. Да оно и понятно — живут в доме старик и дочка-вдова с двумя девчонками-близняшками лет десяти. Посмотрел я и на небольшой огород за домом.

— Что сажаете? — спросил я хозяина, заметив, что урожай убран, и кое-где на земле были видны следы костров, в которых жгут ботву.

— Дык картофель садим, барин, — близоруко щурился на меня старик. — Ещё немного лучку, да свёклу с репой.

— По грибы-то ходите? А то, вон у вас какие леса в округе.

— А как же не ходим, барин. Конечно, ходим. Внучки кажный день летом в лес бегают, а то и по два раза. То грибов принесут, то ягод.

— Не боишься внучек одних отпускать? А ну как волки нападут или заплутают дети?

— Что ты, барин, — замахал рукой старик. — У нас поблизости разве что лисы да зайцы остались. Волков давно не видели. Да и не одни ребятишки бегают, а гурьбой.

Тут подул слабый ветерок и с соседнего огорода послышался странный треск, а затем и вовсе под свист и улюлюканье детворы в воздух поднялся небольшой бумажный змей с кумачовой лентой вместо хвоста.

— Это кто у вас тут такой затейник? — поинтересовался я у деда, наблюдая за змеем, взлетевшим уже метров на двадцать.

— Да это Стёпка Еремеев детишек сельских балует, — проводив мой взгляд в небо, ответил старик. — Хороший парень. Рукастый. А уж пацанва в нём души не чает. Он им то вертушек наделает, то кораблики настрогает, то ещё чего удумает. Жаль вот только — круглый сирота. Считай года два как одного за другим мамку да папку с сестрёнкой похоронил.

Змей продолжал парить в небе, а мне стало интересно, что за шум раздаётся с участка сироты. Уж очень он мне знакомым показался. Каково же было моё удивление, когда обойдя кусты смородины, служащие своеобразным забором между огородами, я увидел понатыканные по всему участку деревянные вертушки.

Помню, будучи пацаном, я гостил у дяди в деревне, и он мне ради забавы выстругал ножиком двухлопастной винт. Затем раскаленным докрасна гвоздём проколол его по центру и прибил к торцу рейки. С другой стороны этой же рейки мелкими гвоздиками прибил хвост из картонной обложки от старой книги, после чего закрепил получившийся флюгер на торец черенка от швабры. Эх, и носился я по улице с этим флюгером — вся живность по дворам разбегалась, услышав шум винта. Стоит добавить, что в огороде дяди подобные вертушки отпугивали птиц от виктории и клубники лучше любого пугала.

Детвора, заметив моё появление, затихла, а пацан лет пятнадцати начал скручивать бечеву на мотовилу.

— С пернатыми борешься? — кивнул я на утыканные в землю флюгера, точь-в-точь похожие на те, что были в моём детстве.

— С ними, окаянными, — кивнул паренёк и подобрал с земли упавшего змея. — Не успел на зиму в сарай занести. А ты что-то хотел, барин?

— Почём знаешь, что я барин? — удивило меня подобное обращение из уст столь молодого человека.

— Ну как же не барин, если сапоги добротные, одежда их хорошего сукна, да шляпа на голове непонятного фасона? — заметил пацан.

— А в дом свой меня пригласишь? — напросился я в гости. — Тебя ведь Степаном величают?

— Степан Ильич, — важно представился парень.

Мне вдруг захотелось схохмить и представиться «Царь, просто царь», но вовремя одумался — за такие шутки можно на курорт в районе Байкала загреметь. Кто его знает, а вдруг настоящему царю в тех краях начинающих артефакторов не хватает.

— Князь Ганнибал-Пушкин, — представился я в ответ.

— Ого, целый князь,– протянул Степан, — Уж простите, Ваша Светлость, не признал. Мы деревенские не каждый день видим титулованные лица.

— Я смотрю, ты и на язык остр, — ухмыльнулся я, — Так что с домом? Покажешь?

— А чего бы и не показать, если просят,– пожал плечами парень, — Пожалуйте за мной, Ваша Светлость.

В отличие от предыдущего хозяйства, дом Степана визуально был в относительном порядке, но здесь не доставало женского участия. Вроде всё на месте, а чего-то не хватает.

— Степан Ильич, а чего ты соседям по хозяйству не поможешь? — стало мне интересно, как тут выстраиваются отношения. — Ты бы им дома что-нибудь починил, а они в твоём порядок навели бы.

— Порядок я и сам наведу,– вдруг погрустнел пацан, — А к соседям не хожу, потому что соседка своих дочерей мне сватать пытается, а они дуры. Попросила б нормально помочь — помог бы и слова не сказал и взамен ничего не спросил бы, так нет, ей приспичило одну из своих дочек за меня выдать, словно других парней в округе мало.

М-да. Как-то не сошёлся Степан с соседкой в семейном вопросе. Бывает.

Оглядев избу, я заметил у окошка шахматный столик, который был здесь явно чуждым. Просто представьте себе посреди простой пусть и добротной деревянной мебели круглую лакированную столешницу на массивной резной ножке, по центру которой набрано из шпона шахматное поле. Я примерно такой стол, только не шахматный, у Петра Абрамовича видел.

— Откуда такое чудо? — поинтересовался я, подойдя к окну. — Такой работе место как минимум во дворце какого-нибудь богатея. Сам делал?

— С отцом покойным вместе, — ещё больше погрустнел парень.

— А своим есть чем похвастать?

— Нардами разве что, — открыл Степан сундук, что стоял в углу и достал лакированную коробку.

Не скажу, что большой знаток, но в жизни видел многие комплекты нард, начиная от копеечных пластиковых и заканчивая дорогими резными из неизвестных мне пород дерева. Впрочем, узор, набранный из шпона, я тоже видел. Просто никак не ожидал встретить подобное в селе, что находится в сотне вёрст от столицы губернии.

— Скатаем длинную? — предложил я Степану.

— Нее, я больше в короткие люблю.

В общем, сыграли мы партейку. Пока катали зарики да двигали фишки, я выяснил, что отец Степана был столяром и привил сыну любовь к работе с деревом. Как считает сам парень, до краснодеревщика ему ещё расти и расти, но не отказался от предложения работать у меня, если я надумаю делать мебель. Так же парень подсказал, кого из его ровесников можно было бы обучить слесарному делу. По селу парней пять наберётся.

— Если всё сложится и с Бердом удастся договориться на постройку станков, то можно попросить его на производстве выучить юношей на слесарей, — заключил Виктор Иванович, когда мы ехали из Велье домой. — Кому-то ведь нужно будет станки обслуживать и ремонтировать.

— А не проще с помощью перла откатывать станок во времени, чтобы был как новенький? — возник у меня вопрос.

— И ты готов при каждой незначительной поломке мчаться на производство, а оно в это время будет простаивать? — вполне справедливо заметила галлюцинация. — Я понимаю, если б ты карету, сломавшуюся в дороге чинил бы артефактом времени, но тут-то с какой стати изгаляться? Кстати, почему ты семейную карету не обновил, а решил купить новую?

— Потому что в тот же час пожаловал бы папаша и попросил бы обновить его сюртук. Потом сапоги. Затем дело дошло бы до мебели, сервизов и всего что можно починить. Может быть, я бы со всем этим и справился, но ведь отец начнёт таскать на починку вещи своих приятелей и знакомых, которым якобы невместно отказать. В результате, я бы только и починял старые шмотки да вещи. Оно мне надо?

В общем, поездка в Велье оставила у меня благоприятные впечатления. Есть что вспомнить, а заодно и подумать. Особенно меня докладная агронома заинтересовала. Со слов Селивёрстова, этот деятель год назад в Велье всё бросил и в Псков подался. Обязательно постараюсь его разыскать. По тону докладной записки, написанной сухим канцелярским языком, я так и не смог понять — то ли человек за дело ратует, то ли свою несостоятельность пытается оправдать. Но найду его обязательно. Мне так и так надо будет удельное ведомство посетить. Посмотреть, в порядке ли у них документы и не собираются ли меня местные чиновники ещё к каким-то платежам или принудительным тяготам припахать.

Опочецкий уезд — самая что ни на есть глухая провинция, так что чиновник тут водится зажравшийся и непуганый.

С Афанасием договорились, что он будет у меня служить за десять рублей в месяц. Хотя, думаю, он и за рубль согласился бы работать и от сотни не отказался бы — ну не понимает человек ценность денег. От себя я добавил для Афанасия питание и место для сна, а также одёжку и обувь по сезону. Ну и уход за его лошадкой тоже взял на себя. В общем, бывший брат Афанасий теперь полностью на моём обеспечении, словно какой солдат, да ещё и жалование получать будет. Интересно только, куда и на что он деньги будет расходовать.

Десять рублей это много это или мало? А это как посмотреть. Я, например, до недавнего времени имел оклад около шестидесяти рублей ассигнациями, а ткачихи на московских фабриках нынче получают по пятнадцать. Вот только я, в отличие от ткачих не пырял с рассвета до заката, а вполне себе вальяжным шагом по кабинетам хаживал или за столом сидел.

Кто-то скажет, Пушкин нашёл убогого, получает с его помощью огромные деньжищи, а платит копейки. Отвечу так — мне в жизни довелось пообщаться с геологами, но ни один из них не был богатым, хотя месторождения они находили на миллиарды отнюдь не рублей.

— Барин, — пробралась в мою комнату Акулина, скинула ночнушку и юркнула ко мне под одеяло, — А Гришка, кучер ваш, так теперь при вас и останется?

— А ты с какой целью интересуешься? — стало мне любопытно, с чего бы вдруг девка такие вопросы задает, — Понравился Григорий Фомич?

— Ну, он намёки делает, — созналась девушка и якобы застеснявшись уткнулась мне в плечо.

Вот пострел. Везде поспел. Когда только успел молодке голову заморочить. Впрочем, Акулька девка шустрая — она и сама кого хочешь захомутает.

— Вы же не в Михайловском жить будете? — продолжила свою песню Акулина. — Тут зимой скукота, хоть на стены лезь.

— С Велье еще ничего не решено. А насчёт скучно — общайся с Тригорскими соседками. В Велье и тех не будет.

— В Велье, да соседей не будет? А куда же они денутся? Там и центр какой-никакой, и купцы, и церква своя. Да и народу в разы поболе будет.

Ну, девка. Всё распланировала. Если я поселюсь в Велье и заберу своего кучера, то выйдя замуж за Гришку, у неё появится возможность стать на новом месте ключницей. Я даже представляю, как она будет стараться, чтобы эту должность получить. Впрочем, её шаловливые пальчики уже чувствуются.

— Ты, красавица, если Григория в мужья хочешь, то с Марией Алексеевной об этом говори, а не со мной. Я лично против ничего не имею. Совет вам, как говорится, да любовь. Вот только отпустит ли тебя бабка с усадьбы? Ты у неё сейчас здесь за старшую. Отпустит бабка тебя ко мне — кто на хозяйстве останется? Никита? Так у него своих забот полон рот. Ему и чухонок с цехом за глаза хватает, чтоб ещё и здесь порядок наводить.

— Так посоветуй, барин, Марии Алексеевне, чтобы сестру мою двоюродную Марфу на усадьбу поставила,– заворковала Акулина, забираясь с головой под одеяло,– А уж я её всему научу. И как хозяйство вести, и как молодому барину услужить. Вы же будете Михайловское навещать, когда к Петру Абрамовичу в гости приедете…

— Князь, ты ещё не спишь? — раздался из медальона голос деда, да настолько громкий, что аж Аглая под одеялом вздрогнула, выпустила изо рта свою добычу и затихарилась. — Я что хотел сказать-то. Ты завтра давай приготовься, как следует, чтобы в Пскове не попасть впросак. Послезавтра я за тобой ни свет, ни заря заеду. Смотри не удумай ещё каких-нибудь дел, как накануне.

— Хорошо Пётр Абрамович, не посрамлю,– пообещал я деду и рукой под одеялом вернул голову Акульки на место, дав понять, чтобы не отвлекалась. — Захвати с собой пару ведёрных бочонков кальвадоса. Губернатора угостим. Глядишь, кому из гостей и понравится.

— Это всенепременно, — прогукал Пётр Абрамович. — Ну, всё, Саша, спокойной ночи.

— И тебе добрых снов, дед.

Вот ведь. Понравилась деду моя идея со связью. Голову даю на отсечение, что завтра он раз десять со мной свяжется, чтобы обсудить какую-нибудь незначительную мелочь.

Спустя какое-то время из-под одеяла показалась голова Аглаи:

— Пётр Абрамович уже ушёл? — всмотрелась девка в тёмный проём двери.

— Ушёл-ушёл. Спит уже давно в своём Петровском,– успокоил я девушку.

— А чего приходил-то, на ночь глядя?

— Ты же слышала. Спокойной ночи мне пожелать.

— Какой там слышала, — возразила Аглая. — Я вся дрожала под одеялом от страха.

— Да? А мне понравилась твоя дрожь.

— Так я могу повторить, — ринулась, было, девка снова в бой, но вдруг остановилась. — Барин, а твой новый работник теперь тоже с тобой всегда будет?

— Ты и на него глаз положила?

— Нет, но девки, что ему баню готовили, говорят, что у него дрын по колено.

— Скажи этим девкам, чтобы не заглядывались на добро Афанасия, а не то я им деревянные дрыны забью по горло.

Нет, ну надо же какие глазастые. Испортят ведь мне магический радар. Вдруг у Афанасия дар обнаружения колодцев появляется только от долгого воздержания, а тут целый женский взвод. И это я ещё чухонок не посчитал.

А Афанасий-то ещё тот подарок, оказывается.

Не поскупилась судьба, одно отняв, так другим вознаградив.

Богата талантами земля русская…