Князь Системы 4

Глава 21

— Начальная ставка? — произнес гном.

— По пятьсот золотых за каждого, — твердо сказал Буран.

— Пятьсот золотых за лешаков. Есть предложения?

Пятьсот золотых за жизнь.

— Очевидно, я стою гораздо меньше из-за своего отношения, — прошептала мне на ухо Забава, имея в виду двести золотых, которые я заплатил за нее, когда впервые прибыл в Полесье.

Я хотел улыбнуться, но не мог. Для них это было нормой, но не для меня.

Две тысячи пятьсот золотых за группу. Можно было спасти их прямо сейчас. Я двинулся, чтобы поднять руку с рукояти меча, когда сбоку раздался грубый голос.

— У нас есть ставка в две тысячи пятьсот золотых от князя Хряка, из Гоблинов Лога.

Я резко повернул голову и увидел, как предводитель гоблинов поднимает свою толстую зеленую руку.

— Шестьсот, — раздался другой голос. — За каждого.

Я посмотрел на нового говорящего. Им был предводитель Горцев.

— Шестьсот золотых от Горца.

Хряк, предводитель гоблинов, посмотрел на своих спутников. Все они покачали головами, включая его самого, и отступили.

— Договорились, — быстро сказал Буран с моей стороны.

— Сделка заключена, — произнес аукционист, затем двинулся, чтобы поднять свой колокол.

— Если позволите вмешаться… — внезапно сказал Гаврила, харизматично, но строго. — Не рассмотрите ли вы возможность продать мне одного из самцов из группы? В моей коллекции есть самка, но нет самца. Ей не помешала бы компания.

Лешаки выглядели еще более беспомощными, чем когда-либо, отчаянно переглядываясь.

Они знали, что сейчас произойдет.

Дерьмо.

Буран повернулся к аукционисту и собрался кивнуть.

Пять тысяч золотых. Сумма немалая, но дело было не только в деньгах. Позволить Гавриле заполучить еще одну игрушку или смотреть, как этих несчастных делят по частям, было тошнотворнее вида его самодовольной рожи. К тому же, это отличный шанс показать зубы и заявить о себе. Пусть знают, что с Поселением Волоты придется считаться.

— Тысяча золотых, — резко сказал я, отрывая руку от меча и решительно поднимая ее. — За каждого. Но я хочу весь набор.

Я быстро посмотрел на Гаврилу. Глаза гнома-аукциониста расширились, а Гаврила, до этого скучающе наблюдавший за торгами, медленно повернул голову в мою сторону, и в его взгляде блеснул холодный интерес.

Брови аукциониста удивленно поползли вверх, когда он переводил взгляд с меня на Гаврилу и Бурана.

— Пять тысяч золотых. Что скажете, князь? — спросил он Бурана, кивнув ему.

Буран подозрительно покосился на меня, хотя вечно недовольное выражение лица, казалось, было обычным для каждого кентавра, с которым я до сих пор сталкивался.

— Договорились.

— Если только нет других предложений от князя…

Предводитель фиолетовокожих напротив меня неоднозначно посмотрел в мою сторону. Его взгляд легко мог бы превратиться в гневный хмурый взгляд, но медленно трансформировался во что-то гораздо более тревожное: широкую улыбку со сжатыми губами.

— Других предложений нет, — спокойно сказал он. — Возможно, в другой раз.

Аукционист громко ударил в колокол.

— Продано князю Василию из Поселения Волот!

Я спас свою первую группу, но не выказал никакой радости. Главное сейчас — не выдать себя, не сорваться. Эти уроды должны видеть во мне такого же хладнокровного торгаша, как они сами.

Мы все хладнокровно стояли, пока кентавры стаскивали лешаков с платформы и грубо вели их обратно к своей повозке. Расчет будет произведен позже.

— Клетки для ваших покупок не нужны? — крикнул мне Гаврила, пока готовили следующий лот.

— Слишком хороши для них, — небрежно бросил в ответ. — Предпочитаю, чтобы они шли пешком. Ноги у них для этого, кажется, есть.

— Это точно, — рассмеялся он. И смех у него был такой сердечный, теплый — вот что бесило больше всего.

Он искренне наслаждался происходящим.

— Осталось всего три продавца, — сказала Лара с тревогой в голосе. — Мы потратили пять тысяч золотых, значит, у нас осталось… чуть больше шестнадцати тысяч. Как далеко мы с этим зайдем?

— Лара, когда это я говорил, что у меня нет плана? — я уверенно посмотрел ей в глаза. — Руда сама себя не добудет, а золото не потратит. Поэтому расслабься, у нас все под контролем.

— Князь Хряк из Гоблинова Лога, — продолжил аукционист. — Прошу представить товар.

Гоблины отперли большую повозку, выведя из неё группу существ ростом около метра. С маленькими тельцами и огромными ступнями, они едва ли походили на людей.

По толпе пронёсся оживлённый гул.

— Одиннадцать пойманных землероек. Пойманы поодиночке, содержались в хороших условиях.

Кузьма наклонился ко мне.

— Отлично подходят для земледелия. Владыка Незмир владел целым племенем таких на землях, которые теперь наши. Их очень трудно достать.

Землеройки и впрямь отличались от остальных рабов. Больше похожие на животных, чем на людей, они не разговаривали, а рычали друг на друга, мечась по загону. Кажется, они даже не понимали, что происходит.

Это напоминало не работорговлю, а продажу скота.

Кентавры слева от меня тут же зашептались. Переглянулись и Горцы. Даже Гаврила что-то шепнул Лютому.

Я решил в этот раз остаться в стороне, и, о чудо, быстро разгорелась война ставок.

Гаврила и Горцы остались последними участниками после того, как кентавры выбыли. Нервы Горцев окончательно сдали, когда Гаврила сделал последнюю ставку в четырнадцать тысяч золотых за всех одиннадцать.

Это было больше половины моих золотых запасов, а он даже бровью не повел. Он был слишком занят, вычищая грязь из-под ногтей, пока гоблины загоняли землероек обратно в клетки. Закончив, они тихо что-то обсудили.

— Еще лоты, князь Хряк?

Предводитель гоблинов закончил обсуждение со своими спутниками, затем кивнул аукционисту.

Один из гоблинов-охранников подошел к меньшей из двух клеток-повозок и отпер ее.

— Вылезай, гуслярша.

Двое гоблинов выволокли женщину из повозки и толкнули на опущенную платформу. Она споткнулась о край и неуклюже упала, вызвав смех у собравшихся племён.

Женщина поднялась. Передо мной стоял человек — девушка, лет на несколько старше меня, с растрепанными светлыми волосами до плеч и грязным лицом. На ней было нечто похожее на приличный наряд, если не считать дыр и пятен: рваные черные штаны, босые ноги, грязная рубаха с закатанными рукавами под рваным жилетом. Невысокая и хрупкая.

Своим дерзким взглядом она неуловимо напоминала Лизу.

Я бы посочувствовал ей, но, казалось, она не принимала происходящее всерьез. Скорее, считала всё это шуткой.

Она, пошатываясь, встала.

— Что это? Какую песню вам сыграть? Заказывайте любую.

— А ну-ка, исполни «Заткнись и стой смирно», — рявкнул Хряк, и его соплеменники за спиной заржали.

— Информация о лоте? — вмешался аукционист.

— Горластая. На гуслях играет прилично. Всё.

— Начальная ставка?

— Пятьдесят золотых.

Гуслярша фыркнула.

— Пятьдесят? И это всё, чего я стою?

— Ладно, — буркнул Хряк. — Сорок.

Я поднял руку.

— Продано. Похоже, та еще заноза, но я ее беру. Будет кому развлекать моих людей.

Аукционист ударил в колокол. Торги окончены. *Еще одна душа вырвана из лап этих… коммерсантов. Мелочь, а приятно.*

— Сорок золотых? — Гуслярша в шоке перевела взгляд с меня на гоблинов, возвращавшихся к её клетке. — И это всё?

— Интересно, мудрая ли это была покупка, — прошептала Забава.

— Нам нужен гусляр, — пожал я плечами. — От твоего мурлыканья уши вянут. К тому же, не забери мы её, боюсь, гоблины нашли бы этой горлопанке более практичное применение. Например, пустили бы на корм скоту.

Внимание аукциониста переключилось на горцев, а затем на Гаврилу с охранниками.

Гавриле не пришлось подавать знак, так как охранники сами принялись выводить пленников из-за толстых прутьев повозки.

Пленники ковыляли со связанными за спиной руками и скованными лодыжками. Все в одинаковых обносках. Мужчины и женщины, гуманоиды, от людей их отличали только глаза. Всю группу силой загоняли в яму.

Двенадцать человек, втиснутые в одну повозку, сгрудились, стоя почти фалангой. На лицах ни страха, ни мольбы. Только глухая ярость и готовность дорого продать свою жизнь. Этих так просто не сломить.

— Каков характер вашего лота, князь Гаврила?

— Двадцать четыре лучших воина из независимого племени на северо-западе. Двенадцать перед вами, ещё двенадцать в другой повозке. Все, разумеется, доступны для осмотра. Смесь мужчин и женщин. И потенциал для разведения, если подойти к делу с умом.

От последней фразы у меня едва челюсть не отвисла. С умом разводить? Этот урод серьёзно?

Пришлось сделать усилие, чтобы не скривиться. Спокойно, Василий, спокойно. Играем роль.

— Свирепые бойцы, — Гаврила одарил князей самодовольной улыбкой, — хотя и требуют дрессировки в плане верности. Уверен, подходящий хозяин сможет их… сломать.

Мерзкий тип. Такие обычно плохо кончают.

— И с чего начинаются торги?

Внезапно один из воинов вырвался из строя. Его товарищи протестующе закричали, но он уже мчался к лесу. Для такого здоровяка он двигался неправдоподобно быстро.

Дзынь.

Глухой удар.

Болт вонзился точно в затылок беглеца. Тот рухнул на землю, как подрубленный, прямо у кромки леса.

Все взгляды устремились на убийцу — Лютого, главного охранника Гаврилы. Он спокойно закинул арбалет за спину, будто ничего не произошло.

Лара, хоть и была охотницей и отличным лучником, при виде этой сцены крепче стиснула мою руку.

Хм… Лютый, значит. Профессионал, ничего не скажешь. Такому палец в рот не клади, откусит по локоть и не поморщится.

Воины-рабы старались держаться невозмутимо, но было видно, как их потрясла смерть сородича.

Все, кроме их предводителя — того самого, которого Гаврила ударил для примера. Он выглядел таким же взбешённым, как и я.

Гаврила небрежно закатил глаза.

— Боги праведные, почему моё имущество вечно норовит сбежать? Прошу прощения за задержку, аукционист. Хочу изменить лот: двадцать три воина, а не двадцать четыре. Семьсот золотых за каждого, продаются только все вместе.

Аукционист с любопытством приподнял бровь.

— Оптом?

— Как уже сказал, они наиболее эффективны как отряд, а не поодиночке. За исключением того бедолаги, разумеется, — Гаврила кивнул на мёртвого.

По толпе пронёсся смешок. Я же лишь притворялся работорговцем, поэтому не собирался поддерживать их гогот.

— Торги начинаются с шестнадцати тысяч ста золотых! — объявил аукционист. — Последний и самый дорогой лот на сегодня. Есть желающие?

Шестнадцать тысяч сто. Эту сумму я ещё потяну. Правда едва-едва.

Я переглянулся с Забавой и Ларой. Они были моим голосом разума, но в их взглядах читалась уверенная поддержка.

Потратить всё золото, конечно, было не самой разумной затеей, но ставка была двойной: спасти рабов и заполучить воинов для племени.

Я оглядел площадь. Кентавры и гоблины интереса не проявляли — скрестив руки, они лишь качали головами. А вот горцы с любопытством перешёптывались.

Их предводитель, бородатый и обветренный верзила под два метра ростом, что-то пробормотал своим людям и кивнул.

— Да.

Он просто поднял руку.

Наличности, чтобы перебить ставку, у меня не было. И как же теперь поступить?

— Шестнадцать тысяч сто золотых от горцев! — объявил аукционист. — Будут ли ещё ставки?

Кентавры и гоблины дружно покачали головами. Аукционист повернулся ко мне.

— Князь Василий?

Я почувствовал, как пальцы Забавы впились в мою руку. Лара сжала другую.

— Тот ультиматум насчет продажи их оптом, — сказал я, глядя на Гаврилу. — Как насчет того, чтобы отделить того проблемного воина от остальных? Уверен, я бы неплохо справился с его дисциплинированием, и он, вероятно, не оказал бы такого негативного влияния на своих сородичей.

Гаврила на мгновение задумался.

— За премию в тысячу золотых я был бы готов согласиться, если нынешние покупатели не против.

Мы оба посмотрели на Горцев. Их предводитель нахмурился, растягивая последующие мгновения, затем наконец кивнул.

— Продано, — крикнул аукционист, ударяя в колокол. — На этом сегодняшние лоты завершены.

— Что мы делаем? — прошипел мне Кузьма. — Всего одного воина?

— У меня есть план, — понизил я голос. — Но сначала давай уберемся из этого проклятого места.

Две тысячи пятьсот сорок золотых ушли на лешаков и гусляршу. Я велел Богдану и Даниле собрать их позади повозки.

Сам подошёл к Гавриле. Он встретил меня тёплой улыбкой и протянутой рукой. Я пожал её, обменивая тысячу золотых. Как только сделка подтвердилась, Лютый лично передал мне пленного воина.

Гаврила по-свойски положил руку мне на плечо.

— Советов по владениям обычно не даю, но будь с ним строг. Очень склонны к насилию, и они же первыми бунтуют.

— Учту.

Я выдавил улыбку, но мой взгляд зацепился за движение у повозок — воинов вели обратно к Гавриле.

— Горцы решили не покупать вашу, э-э… продукцию?

— Прошу прощения? О, вовсе нет. У них пока нет повозок, чтобы доставить их на север, а уже поздний вечер, поэтому через два дня мои люди перевезут их из перевалочного пункта, который у меня есть неподалеку, немного назад к тому торговому посту на юге.

— Перевалочный пункт? — хмыкнул я. — Аппетиты у тебя, князь Гаврила, смотрю, нескромные. Прямо как у некоторых моих знакомых медведей перед спячкой.

— Скажем так, у меня есть интересы по всем этим землям.

— Охотно верю. Интересы — они такие, любят разрастаться.

Мы обменялись взглядами. Гаврила все время сохранял вежливый и благородный вид. Если бы я не видел всего того, что видел на Торжище, он показался бы идеальным джентльменом.

Именно это заставило меня возненавидеть его еще больше.

— Приятно было иметь с тобой дело, — наконец улыбнулся он.

— Взаимно.

Мы еще раз пожали друг другу руки. Я отстранился, грубо потащив пленника к повозке, чтобы до конца сохранить образ.

Через несколько минут мы снова были в пути. Рабы шли за повозкой в сопровождении близнецов, а Забава, Лара, Кузьма и я ехали впереди.

Мы направлялись на юг, к моим землям.

Стояла глубокая ночь. До рассвета оставалось не меньше восьми часов. На Торжище мы пробыли совсем недолго. Двигаясь быстро, по пути мы высматривали в лесу место для привала, пока не показалась подходящая роща.

Богдан и Данила присматривали за семью пленниками. Шестеро из них вели себя послушно и тихо.

Гуслярша оглядела всех, даже рабов.

— Полагаю, не стоит спрашивать, есть ли у кого-нибудь гусли? Могла бы сыграть колыбельную, чтобы вы все уснули. А потом сбежать…

Я хмыкнул, зажигая факел и втыкая его в землю.

— Рискну предположить, что твой сольный концерт в этом лесу закончится аншлагом у медведей. Причем ты будешь в роли главного блюда.

— Уж лучше рискнуть, чем сидеть со связанными талантливыми руками.

— Могу организовать тебе еще и кляп. Для полноты ощущений. Бесплатно, от чистого сердца.

— … Беру свои слова обратно.

— Какая неожиданность.

Одна из лешачек, кроткая женщина лет двадцати пяти, подала голос:

— Что… Что вы собираетесь с нами делать?

— Ничего. Мне просто нужно было держать вас связанными, пока мы не выбрались оттуда.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что не собираюсь держать вас в рабстве. Я даю вам свободу.

Лешаки в глубоком замешательстве переглянулись, хотя, честно говоря, не удивился.

Они, казалось, потеряли дар речи, так что заговорила гуслярша.

— Это и меня касается?

— Насчет тебя еще крепко подумаю. Больно уж язык у тебя без костей.

— Ладно, но допустим, я буду молчать, тогда что?

— Так уж и быть, можешь считать себя свободной. А сорок золотых… Скажем так, больше на чаевые трачу, когда в хорошем настроении.

Это действительно вызвало нервный смешок у лешаков.

Я кивнул близнецам, которые принялись разрывать путы рабов. Дождавшись тишины, обратился к освобождённым:

— Я делаю это не только потому, что мне не нравится рабство. Хочу, чтобы вы присоединились к моему поселению.

— Но… вы не из нашего рода.

— Да, в моём поселении другие правила. Принимаю всех, кто готов хранить верность и вносить свой вклад в общее благополучие. Вы не обязаны соглашаться, но, оставшись со мной, точно не пропадёте.

Лешаки испуганно, лихорадочно переглядывались…