Глава 3. Григорий

Наше время.

Тундра.

Заполярье.

Необходимо было срочно покидать место крушения. Зажигалка находилась в кармане Семена. Спички — у двоих: у Степана и Гриши. Вадим Андреевич Строев не курил, впрочем, как и молодой Валька. Теперь их осталось пятеро.

Второй день шли по тундре, по снегу, в вечной мерзлоте: вчера спали в сугробе. Покрытия связи в этих безлюдных местах не было, поэтому смартфоны оказались бесполезными. Похоронив Петруху, они двинулись на юго-запад. Куда? А черт его знает. Лишь бы идти в направлении Большой земли, как они называли цивилизацию. Где-то там Воркута. Где-то там очаг и тепло. Где-то там, где-то там…

— Чем сегодня поужинаем? — скатившись по снегу в овраг, озаботился Валька. Его молодой организм постоянно требовал пищи — особенно тут, в лютой стуже.

Развели огонь. Мерзлые чахлые сучья горели слабо. Закутались в одеяла и мешки. Отставили самодельные снегоступы оттаивать у костра. Весь прошлый и сегодняшний день шагали вперед, увязая в снегах. Обернули ноги брезентом. Обрывки ткани едва согревали.

— Никому по нужде во время дежурства не отлучаться. Всем сходить перед сном. Хватит смертей, — поучал бригадир, прежде всего Вальку. К Степану пока присматривался. Не мог понять, что тот за тип. Вроде молчаливый, сам себе на уме. И в то же время слегка паникёр. Вадим вспомнил, как тот едва не скулил при виде обглоданного Петрухи. Что будет дальше? Кем покажет себя?

— Идти нам, как я понимаю, дней пять-шесть, пока не повезет кого-то увидеть, — размышлял Строев вслух.

— Я набросал наш маршрут, — показал Семен в блокноте. — Карандашом обозначил пунктирными линиями. По бокам тундра, куда ни брось взгляд. Вот эти крестики…

— Я понял, — вздохнув, поднимаясь, похлопал по плечу бригадир. — Эти крестики — наши пилоты и Петруха. А точка в углу страницы, к которой ведут пунктиры — наше сегодняшнее пристанище.

— Так точно.

— А чего ж ты, художник хренов, не нарисовал Воркуту? Ту точку, куда мы идем? — поддел Валентин.

— А ты знаешь, где Воркута? — обозлился Семен. — Куда мы идем, тоже знаешь? Ни компаса, ни карт, ни связи. Как определить маршрут, и где, в какой стороне эта чертова Воркута?

Валька сник. Семен прав бы по-своему. Гриша молчал, сжимая винтовку. За два дня похода ему удалось подстрелить небольшую лисицу. Из арсенала выбыл один патрон. Теперь оставалось девять зарядов. Лисицу они сейчас и ели, запасаясь на следующий день.

— Как доберемся, завязываю я с этими вахтами, — делился со всеми Валька. — Держи, новичок, — всунул ломтик мяса Степану. Тот проворно схватил, блеснув в темноте голодным взглядом. Впился зубами.

— Ого, аппетит у тебя, — хохотнул юный бурильщик. — Надеюсь, людоедом не будешь? А то я спать по ночам перестану.

Никто не заметил, как вторично блеснули глаза у Степана. Никто не заметил, как он хищно, совсем по-волчьи, взглянул тайком на Семена.

Беседуя в свете костра под морозным дыханием тундры, нефтяники подделывали полозья. Еще в том лагере в очаге катастрофы, похоронив друзей, они соорудили нечто саней. Покореженные взрывом листы хвостовой балки пошли на некое подобие днища. Туда накидали узлы брезента, поместив внутри банки тушёнки, остатки посуды и прочего скарба. Галеты, ракетницы, одеяла и два спальных мешка распределили между собой. Из того же брезента связали себе рюкзаки, а из обрывков парашютов нарезали лямки для саней. Тащили по двое — по очереди. Гришу не привлекали: тот постоянно следил по сторонам, держа ружье наготове.

— Волков вчера никто не видел? — уточнял Строев, подгибая полозья ножом.

— Я не видел.

— Я тоже.

— А ты, Степан?

— Вроде нет.

— Что ж это за людоеды такие, если не преследуют своих жертв? — удивлялся младший нефтяник. — Я в интернете дома смотрел, как они стаями нападают на оленей, быков, а то и медведей.

— Это таежные волки, друг мой, — хмыкнул Семен. — Те могут напасть на медведя. В тайге он царь зверей. А здесь тундра.

— Я думал, царь зверей — это лев.

— Заблуждался. Как, впрочем, и все. Лев не может быть царем, по простой причине, что его львят может съесть леопард и гиена.

— Да? А белых медведей тогда?

— Малышей полярных медведей есть попросту некому. Не моржи и котики же будут их есть, верно?

— А касатки?

— Тоже некому. Там, где касатки, никогда не будет акул. А только они могут съесть потомство касаток. Вот и выходит, что в Арктике вершина пищевой цепочки, это белый медведь, а в Ледовом океане — касатка.

Валька немного подумал. Добросовестно почесал затылок. С сожалением плюнул в костер:

— Все-то ты знаешь. Где начитался?

— Как и ты. В интернете. С одной лишь разницей — я в сетях не на баб голых смотрю, а интересуюсь наукой.

— Я протестую! — взвился юный бурильщик. — У меня нареченная есть. И на баб голых я не смотрю.

Потом украдкой добавил:

— Но, разве что иногда…

Все прыснули от смеха. Валька мог поднять настроение. Даже будучи в такой трагической обстановке.

Сегодня первым дежурил Григорий.

С тем и уснули, завернувшись в мешках с одеялами. Три костра горели в ночи, отдавая свое тепло звездному небу.

Гриша заступил на дежурство.

…А где-то в черноте тундры, скрываясь за сугробами, неотлучно и непрерывно наблюдали за путниками чьи-то глаза. Глаза, налитые кровью. Глаза, способные сверкать в темноте.

* * *

Гриша проверил ружье. Клонило ко сну. Борясь с желанием провалиться в сладкие грезы, когда ты незаметно замерзаешь в снегах, отважный полярник поднялся. Размял ноги. Бросил взгляд на спящих друзей. Странно… Степан Поздняков свернулся калачиком, словно домашняя кошка: не хватало только хвоста. Так не может спать человек. Не его природная поза.

— Хм-мм… — еще раз удивился Григорий. Ну, точно, что кот или собака. Совсем по-животному спит.

И тут же подумал: а кто, собственно, он таков? С соседней бригады? Ну, видел его пару раз на буровых вышках. Привет, да привет. Никто из группы Строева его толком не знал. Куда он там летел, говорил? В Воркуту? За посылками своей смене? Ребята просили забрать?

— Хм-мм… — вторично хмыкнул нефтяник, разминая затекшие ноги. Морозило. Было тихо, и как-то тревожно.

А что потом? Летел с нами в салоне. Потом взрыв. Крушение. Упал вместе с нами. Был тих, молчалив. Помогал хоронить. Собирал вместе вещи. Но вот его взгляд иногда…

Стоп! — осадил свои мысли Григорий.

СТОП-СТОП!

Этот взгляд, в беса душу…

Он его недавно видел. Рывком. Незаметно. Скользнул гневом — смотрел на Семена.

Гриша неуверенно отошел от спящих друзей. Еще раз посмотрел на Степана. Тот лежал, свернувшись по-собачьи, клубком.

Да нет. Бред какой-то. Зачем парню такой алчный взгляд на Семена? Что он ему сделал плохого?

Григорий принялся мерить шагами от костра к костру, чтобы не озябли затекшие ноги. И размышлял:

Ну, положим, можно списать такой взгляд ненависти на шок от крушения. Мы ведь не знаем этого парня. Положим, ему слегка неуютно в новой компании — потому и молчит. Да ну, бес его на хрен. Просто показалось.

Отбросив эти мысли, Григорий сам не заметил, как отдалился от спящего лагеря довольно прилично. Размышляя о новом члене группы, он машинально разминал озябшие ноги, постепенно отдаляясь от костров. Пока вдруг не обнаружил, что оказался в темноте. Три веселых огонька горели метрах в пятидесяти от него. Нет, даже больше.

Он внезапно напрягся. Встал как вкопанный. Сразу дунуло холодом. Жуткий страх сковал сознание. Держа наготове винтовку, он сделал уже шаг назад… как вдруг!

— О-ох, мама… — вырвался тихий выдох.

Подобно вихрю, на него обрушилась сразу целая стая волков. Он не успел даже отпрянуть, как тут же был растерзан на несколько частей, оставляя на лишайнике куски окровавленных конечностей. Восемь или девять крупных животных с оскаленными в ярости клыками метнулись буквально ниоткуда. Как они могли так тихо и незаметно подобраться, одному Богу известно. Волки окружили Григория, дождавшись мгновения, когда тот повернется к ним спиной, тотчас напали. Это было похоже на стремительную целенаправленную атаку, словно кровожадными тварями руководил какой-то неведомый разум. Нападение было настолько быстрым и тихим, что Гриша поначалу опешил, не успев спустить курок. Всё что осталось от полярника, это пара разорванных самодельных унтов из брезента с обрывками ваты, да обглоданные кости.

Все произошло за секунды.

Шелест какого-то непонятного звука: Вшу-ууххх…

Тихий всхлип. Стремительная атака сразу нескольких огромных тварей. Не успевший вырваться крик. Острая пожирающая боль. На спину бросились сразу два зверя. Клыки вонзились в пульсирующую артерию. Григорий повалился в снег, исчезая под яростно рычащим клубком смерти. Его протащили по земле, разорвав на части так же моментально, как и Петруху, не дав возможности защититься ружьём.

Потом миг… и тишина.

Гриши не стало. Одинокая винтовка валялась в кровавом снегу. Кругом отпечатки лап.

А волки?

Их тоже не стало. Растворились в темноте. Исчезли. Пропали.

Занавес…

* * *

Его нашли поутру. Еще дымились угли костра, никем не поддерживаемого. Еще трещал ночной мороз, когда из мешка высунулся озябший нос Вальки. Сверху спальный мешок занесло снегом. Внутри его согревало дыхание, но позывы сходить по нужде заставили парня выбираться наружу.

— Гришаня, мать тебя в душу! Костер! — заорал было Валька, но тут же осекся. Костер, ни тот, ни другой и впрямь едва тлели. Как минимум пару часов их никто не поддерживал. И нет никого. Сплошная ночь, чернота, мерцающие безразличные звезды.

Обвел взглядом ночную стоянку. Прищурился в темноту. Показалось — блеснули красные глаза. Потом отступили. Растворились в черном зеве ночи, словно сахар в стакане чая. Вот снова…

Уже две пары глаз. Красных. Алчных. Следящих за ним.

Вальку передернуло. Попрыгал, хлопая по бокам, согреваясь.

— Гриша-а… — уже жалобным тоном, боясь собственных мыслей, издал он. — Гришенька-аа…

И тотчас сообразил: Гришу он не увидит. Гриша мертв, как Петруха. И эти глаза…

Он со страхом всмотрелся в черноту. Потом, глотая слова и давясь, дико заорал во всю мочь:

— О, бля… Подъё-ёём! Гришаня исчез!

Мечась, словно в бреду по поляне, опрокидывая сани, стал толкать три застывших кома. Под припорошенным снегом спали, провалившись в сладкую теплоту три оставшихся товарища: Вадим Андреевич Строев, Степан и Семен.

— Гриша пропал! — почти в истерике тормошил он бурильщиков. Сладкая нега теплоты на морозе не давала, как следует проснуться. Валька тряс бригадира. Тот едва разлепил веки, но тут же вскочил. Сон сняло как рукой.

— Где?

— Нет его! И звал, и кричал.

Завывал ветер. Холодным дыханием приближалась метель.

— Следы! — спохватился от дремы Семен. — Где следы? Быстро по ним, пока не засыпало!

Строев уже бежал с фонарем от костра в темноту. Луч света плясал в руках, выхватывая фрагменты следов. Один Поздняков не спешил. Его взгляд блуждал от костра к костру. Он как-то сразу обмяк. Скрутился в позу эмбриона, натужно всхлипнул.

— Ты что? — подскочил Семен, с размаху рванув на себя. — А ну, встать! Встать, говорю, паскуда!

Степан безвольно заболтался в его руках. Недолго думая, Семен отвесил пощечину: ВЖА-ААХХ! Вторую. Третью.

— Встать, мерзавец! Товарищ гибнет! А ты в слезы?

Степан Поздняков истерически рыдал.

— Во… во…

— Чего? — взревел Семен, швыряя вперед безвольное тело.

— Волки… — бился в истерике новый участник их группы. — Они… они и нас всех сожрут.

— Молча-ать! — заорал Семен, извлекая нож из-за пояса. — Бегом искать! За мной! Или прирежу первым!

И помчался вслед за Строевым. Валька был уже впереди, горланя во всю глотку:

— Гриша-а!

— Григорий! — слышался крик бригадира. — Где ты? Отзовись?

Поздняков еле двигал ногами. Налились свинцом, онемели от страха. Он видел впотьмах спину Семена. Тот несся вперед, по следам. В сгустившейся мгле наступавшей метели был виден свет его фонаря. Луч метался в кустах чахлой растительности. Завывания ветра стали сильнее.

Степан уже не бежал. Он полз на четвереньках как побитый пес. При виде мелькнувшей спины Семена, глаза его вдруг блеснули. Блеснули во тьме совсем как у волков.

Спина!

Вот, что сейчас ему нужно! В помутневшем разуме шелестел настойчиво голос:

Он назвал тебя мразью. Паскудой. Обещал прирезать ножом.

Степан Поздняков прислушался внутренне. Голос вторил и вторил:

Отомстить! Отомстить!

Потом стал удаляться.

— О, боже! — донесся из сугробов крик Вальки. — Я… о, чёё-ёрт! Я… я нашел!

И тотчас оборвался в дикий, заходящий всхлип:

— Не-е-ееет!

Спустя минуту, Степан Поздняков все же дошел на свет фонарей. Там уже склонились над телом три друга. Степан глупым взглядом уставился на отпечатки множества лап. Два-три десятка, не меньше.

— О, не-еет! — убивался в слезах юный бурильщик. — Вначале Петруха, теперь Гриша!

Поздняков тупо взирал на комок разодранной плоти. Как и у первой жертвы, у Гриши отсутствовали ноги. Лишь кости конечностей белели в красном от крови снегу. Место трагедии постепенно покрывалось слоем снега. Капюшоны вздыбились колом на пронзительном ветре.

— Что эти твари наделали? — продолжал голосить Валька, бережно переворачивая окоченевший труп. Он лежал на животе. А когда повернули, в небо со звездами уставился остекленевший взгляд, полный ужаса. Открытый в предсмертной агонии рот так и замерз на морозе. Половина лица была срезана, словно наждачкой.

— Его тащили по снегу, — сделал заключение Строев. Печально и с горечью смотрел он на друга. Бывший охотник, силач, бурильщик-атлет. Всегда безотказный. Любивший Вальке вешать шестерки в «дурака» на погоны. Добрый, мягкий, покладистый.

— Мир праху, — перекрестился со слезами Вадим. — Понесли в лагерь, Семен.

Вдвоем они подняли вполовину легкое тело. Казалось, оно сейчас зазвенит на морозе. Ветер дунул в обезображенное лицо Гриши, которое уже никогда не улыбнется.

— ВШУ-УУУХХХ!… — прошелестело как шлейфом где-то в черноте за сугробом: ВШУ-УУХХ!…

Валька на миг обернулся. Прислушался. Впереди завывал ветер, а сзади что-то другое. Опять показалось — блеснули глаза. По два с двух сторон.

— Ружье не забудь, — донесся приказ Строева. Они уже несли тело к ночевке.

Валька тряхнул головой, отгоняя мираж. Глаза постепенно растаяли в бездне черного зева. Не внезапно пропали, словно моргнули, а медленно — будто растворяясь, отступая назад в темноту.

— Что за чёрт! — встряхнул головой второй раз. И тут же увидел цвет глаз Позднякова.

Увидел и…

Отпрянул, пятясь назад:

— Э-ээй, ты! Ты чего?

Поздняков смотрел бессмысленным взглядом на горло бурильщика. Зрачки глаз на миг приобрели вертикальность.

— О-о, хре-еен твою душу! — пятясь к кровавым следам, издал вопль юный нефтяник. — Сёма-аа! Схватил винтовку, машинально передернул затвором. — Сёма, Андреич! Стойте! Что это с ним?

Оба старших коллеги обернулись, уйдя на десяток шагов вперед.

— Догоняй!

— Да погодите вы! Гляньте на этого новенького!

— Что с ним?

Боком-боком, огибая безумца, Валька, держа на прицеле Степана, с опаской обошел стороной.

— Он эт-то… — порыв стужи заглушил изумленный голос. Откашлялся, косясь на застывшего в позе Степана. — Он, по-моему того… В смысле, свихнулся!

Оба полярника, держа на плечах обледеневшее тело, разом остановились. С разодранных в клочья конечностей Гриши свисали сосульки замерзшей крови.

Степан перевел полный безумства взгляд на новых коллег. Дернулся телом. По коже под курткой прошла волна обжигающей боли. Зажмурился. Потряс головой. Зрачки вернулись в свой положенный вид. Теперь они были точками. Но не как у наркомана. Что-то особенной, доселе странное и непонятное сквозило в них.

— Ты это… чего? — повторил Валька, не сводя дула ружья со Степана. — Ты как, парень? Нормально?

— А? — будто в прострации переспросил тот.

— С тобой все в порядке? — нахмурился Семен.

— Со мной? — он взирал на них отрешенным взглядом. — Со мной… д-да, — запнулся. Непонимающе уставился на отпечатки лап. — Что здесь с-случилось? Где… — всхлип, — где я?

Вадим Строев уже понял, в чем дело.

— Шок от крушения. Потом сразу две смерти. Надо парню помочь. Валентин, подержи! — без какой-либо злобы передал свою часть тела Гриши юному другу. Валька подставил плечо, отдавая винтовку. Бригадир подошел вплотную к Степану.

— Пойдем, братец. Грише уже ничем не поможешь. А на нас надвигается буран.

— А? Буран? — непонимающе обвел тот взглядом крутящиеся вихри метели.

Строев легонько и вежливо подтолкнул в бок.

— Нужно срочно укрыться в овраге. Там костры… — и с сожалением вспомнил, что они бросили догорающие угли, мчась по следам Гриши. — Валька! — закричал сквозь ветер. — Оставь Гришу нам. Беги к кострам. Спасай угольки!

Валька понял мгновенно. Передав тело Семену, что есть мочи, помчался вперед, в темноту, где едва теплились два огонька. На ходу обернулся. Бригадир взял под локоть Степана. Тот уже пришел в себя. Двигался осмысленно, без сопротивлений, но машинально. Подчинялся начальству.

Когда расположились у костров — Валька успел поддержать огонь — сразу принялись копать ямы от вьюги. Накидали веток, растянули сверху брезент как навес. Гришу решили хоронить, когда стихнет буран. Спустя час наступило черное полярное утро. Ни солнца в долгую полярную ночь, ни света, ни теплых порывов ветра. Только пурга, только снег и мороз. Разожгли третий костер. Разогрели на четверых две банки тушенки. Тело Гриши осталось лежать за пределом навеса. В вечной мерзлоте с ним ничего не случится. По кругу пустили флягу со спиртом. Помянули уже пятую смерть в их команде.

— Аминь!

Глотая кусками горячее мясо, Степан Поздняков виновато обводил взглядом коллег по бурению.

— Простите. Не помню, хоть глаз вырви. Наверное, шок — вы правы.

— Бог простит, — буркнул Валька, с недоверием косясь на него.

А что будет дальше?

День предстоял быть долгим. Под навесом хоть чуть-чуть теплее — защищали сугробы оврага. Наверху завывала метель. Дым трех костров согревал озябшие ноги. Все молча съежились, прижимаясь друг к другу спинами.

Так что ж будет дальше? — не давал покоя Семену вопрос.

Загрузка...