Наше время.
Полярная ночь.
Пурга бушевала всю ночь, временами срываясь в настоящий буран. Навес занесло слоем снега. Мело по крупному. Говорить и поддерживать беседу не имело смысла. Смерть Гриши, сразу после смерти Петрухи потрясла всех не меньше, чем Позднякова. Особенно был потрясен Валька.
— Девять патронов осталось, — пересчитывал он бессмысленно, лишь бы что-то сказать. Сидели, прижавшись друг к другу, спина к спине. Снаружи бесновались вихри бурана.
— Что-то не припомню я в наших краях такой непогоды, — поделился Строев с друзьями.
— В каких наших краях? — поддел Валька. — Мы же не у себя в поселке нефтяников. Вертолетом летели почти три часа.
— Он имел в виду все Заполярье, — поддержал бригадира Семен.
— А сколько мы отошли за три дня от места крушения?
— Надо свериться с маршрутом, — спохватился Вадим Андреевич. — Ты отмечаешь пройденное расстояние? — спросил у Семена.
Тот извлек из куртки блокнот. Поднес к свету костра.
— Километров сорок примерно.
— Всего сорок? — изумился Валька. Степень его разочарования передалась и Позднякову. Он вскинул голову. Посмотрел тупым взглядом в огонь.
— За три с лишним дня всего сорок километров? — огорчился юный бурильщик.
— А чего ты хотел? Мы ж не на лыжах. Снегоступы неудобные. Сани с вещами опять же — их тоже нужно тащить. Плюс привалы, остановки.
— Ага, — изрек Валька с отчаянием, — и в придачу две смерти наших друзей.
— Уже пять, — уточнил Строев. — Если считать с пилотами, то пять могил.
За два часа до этой беседы, когда временами стихала пурга, они по очереди разгребали тяжелый снег для могилы Григорию. Трудились весь день. Перекусили слегка разогретым мясом лисицы — той, что подстрелил их погибший товарищ. И лишь когда предали вечной мерзлоте труп друга, укрылись в овраге.
— Теперь мы знаем, что нападает на нас стая каких-то неведомых зверей, — заключил Вадим Андреевич Строев. На правах бригадира он имел решающий голос. — Точнее, не просто зверей, а волков. Неизвестный нам вид. Очевидно, мутировавший.
— Чего-о? — не поняв, протянул Валька.
— Мутанты, друг мой. Огромные твари, способные перегрызть человека.
— Что-то я не слыхал о волках величиной с медведей.
— Вот и мы не слыхали. Но, судя по отпечаткам лап, вожак стаи должен быть величиной с нехилого такого себе теленка. Видал их следы? Особенно крупные? Вот они-то и есть вожака стаи.
— И что?
— А то, братец мой, что сдается мне, этот вожак непростой себе зверь.
— А какой?
Строев на секунду замялся, подыскивая слова.
— Говоря откровенно, сам не знаю, как объяснить.
— Он, вожак, он… разумный? Ты это хочешь сказать? — пришел на помощь Семен.
Бригадир щелкнул пальцами.
— Точно! Разумный! Спасибо, помощник! — сдобрил шуткой беседу начальник похода. — Как раз это и вертелось на языке. Разумный!
— То есть? — уставился на них Валька. — Вы оба хотите сказать, что тварюка в образе какого-то волка обладает разу… разумом? — и икнул, потрясенный.
— Не просто разумом. А мыслящим разумом, братец мой! — подвел итог бригадир. — Мы столкнулись, вероятно, с самой крупной загадкой природы. С мыслящим существом, способным управлять стаей. Гипноз, а может и телепатия — кто его знает. Но ведь отдает же вожак команды волкам вернуться назад, оставив недоеденным трупы?
— Петруха и Гриша, они… они были не-до-едены? — по слогам выдавил Валька.
— Вот именно! — воздел кверху руки Семен, поддерживая начальника. — Все верно сказал бригадир. — Этот вожак, которого мы еще не видели, способен управлять всей волчьей стаей. По всей видимости, они обычные волки, каких мы привыкли видеть в интернете или телевизоре. А сам вожак нечто другое. Не из нашей природы. Чужак. Мутант. Иностранец — если тебе так больше доступно.
Наступила пауза.
— И… — спотыкаясь на фразах, ошарашенно выдавил Валька. — И он управляет всей стаей?
— Видимо, так!
— Это значит, его я видел впотьмах, когда горели сзади костры?
— Ты его видел? — подались вперед бригадир с помощником.
— Не его самого. Но, наверное, глаза его все же видел.
— Опиши! — резко приказал начальник. — Только быстро! Чего ж ты молчал? Теперь хоть будем знать, кого искать в темноте.
— Я думал, мне померещилось, — принялся виновато описывать ночной ужас Валька. Описал красные зрачки, словно манящие к себе. Описал, как они постепенно растворялись в черноте, словно отступая назад. Описал этот странный звук шелеста: Вшу-ууххх…
Все говорило о каком-то гипнозе. Но как, черт возьми? Как? Каким образом зверь, пусть и мутант, может обладать телепатией?
— Выходит, что этот вожак просто манил мысленно к себе? Сначала Петруху, потом и Гришу? Они шли на этот его звук?
Строев переглянулся с помощников. Ответил Семен.
— Выходит, что так. Раз слышал ты, то могли слышать они. Пошли, как манекены на зов шелеста. Там на них и бросилась стая.
Минуту молчали, смотря на огонь. Буран постепенно стихал. Поздняков не издавал ни звука — казалось, уснул, уткнув голову в колени.
— Но, почему тогда они не доедали до конца трупы? — подал голос Валька. — Почему останавливались на половине? Не обгладывали выше пояса?
— А вот это тот самый вопрос, друг мой, на который я пытаюсь себе ответить, — печально заключил Строев. — Понимаешь меня? Нет?
— Нет.
— Вот и я так же. Ни беса не смыслю. Действительно, почему вожак отзывает стаю, не закончив обеда?
— Оставляет нам, — рассудил Семен. — Но это пока мои домыслы. Не факт, что они верные. Просто в качестве такого себе предупреждения. Вроде того, мол, смотрите, люди! Я тоже обладаю таким же разумом, как и вы.
— Но… — икнул Валька. — Но для чего?
— Тот самый вопрос, что задает себе Вадим Андреевич, — пожал плечами старший друг.
Потом секунду подумал, подводя логический вывод:
— И убивает нас по одному, направляя стаю. И останавливает их на половине процесса. Отзывает назад… телепатически.
В конце заключил:
— Но это, разумеется, пока только мои предположения. Они могут быть ошибочны.
— Время покажет, Семен, — с горечью усмехнулся Строев. — У нас на всю их стаю девять патронов. А следов более двух десятков. Плюс самый огромный — след вожака.
С тем и закончили беседу. Два-три раза выходили наружу по нужде. День, хоть и полярный, был сумрачен — видимости хватало не больше чем на тридцать метров. С тревогой вглядывались в темноту — блеснут ли кровавые зрачки мутанта?
Потом легли спать. Буран утих. Костры сохранили. Расстелили мешки и брезент. Теперь можно было вытянуться во всю длину своих тел. Ружье наготове. Дежурил сегодня Семен.
…С тем и уснули.
А Степан Поздняков проснулся от странного толчка. Решил повернуться набок, но чей-то настойчивый голос в мозгу прошептал: «Он снаружи. Твой враг.»
Нефтяник расширил глаза. Потряс головой. В голове пронесся едва различимый шелест, похожий на шорох листвы:
Вшу-ууухх…
Что это было?
Привстав на локоть, обвел взглядом снежную яму с навесом. Два бурильщика спали в мешках. Из ноздрей вырывался пар при дыхании. Горели костры. В проеме брезента был виден силуэт. Дежурил Семен. Упершись в приклад ружья, с глубокой печалью смотрел на огонь. Вспоминал, очевидно, Гришу с Петрухой. И летчиков. И семью. И работу…
А-а, хрен возьми! Это неважно! Важен голос внутри. Он возник ниоткуда. Манил. Гипнотизировал. Звал к себе. И…
И приказывал:
Враг снаружи. Выйди. Убей! Нож у тебя.
Степан Поздняков, подчиняясь чьему-то неведомому разуму, бессмысленным взглядом смотрел в спину «врага».
Его спина перед тобой! — шелестел внутренний голос. Он был чужим. Не своим. Не родным. Странная и непонятная нега овладела полярником. Он подчинялся. Им руководил чей-то голос. Не из этого мира. Не из этой природы.
Вонзи нож в спину. Убей! Это враг! Их останется двое, а ты станешь хозяином. Хозяином тундры.
Степан осторожно поднялся, слушая чужеродный разум.
Ты станешь властелином всего Заполярья. Мы будем вдвоем…
Сошедший с ума безумец, помешавшийся от шока, шагнул через спальные мешки. Тихо отодвинул полог брезента. Тихо, крадучись, вышел наружу. Вышел и…
Вшу-ууххх… — пронеслось в воспаленном мозгу. Темнота отступила. Он стал видеть как зверь. Человеческий глаз приобрел способность животных различать предметы в темноте.
Семен сидел спиной к выходу. Что-то смотрел в блокноте. Ружье зажато между колен. Потрескивал огонь.
Степан Поздняков притаился сзади. Прежде чем нанести удар, оглядел сумрак. И, о боже! Увидел! Увидел зрачки в темноте. Глаза вожака! Они источали повеление:
УБЕЙ!
Убей прямо здесь! Прямо сейчас!
Повинуясь гипнозу бывший нефтяник, а ныне безумец, словно лунатик шагнул, взмахнул острым лезвием. Со всей мочи всадил нож по самую рукоятку. Всадил и зажал рот рукой. Выдернул нож и всадил еще…
И еще…
И еще…
Послышался сдавленный стон. Тело Семена сразу обмякло. Бывший полярник тупо уставился на оседающий труп. Откуда он знал, куда именно всаживать нож? Откуда возник навык? Кто подсказал? Кто надоумил?
— М-мм… — сквозь зажатый перчаткой рот исторгнулся последний стон Семена. — М-мм…
И тело окончательно обвисло в руках убийцы.
Хищно блеснув глазами, Степан Поздняков, или то существо, в которое он превратился, с вожделением впился взглядом в пульсирующую ещё артерию.
Три секунды…
Две…
Одна…
Артерия замерла.
Степан издал тихий стон разочарования. Подняв полный безумия взгляд, всмотрелся в темноту в поисках глаз вожака. Как бы спрашивал: «Что делать дальше?»
Зрачки мутанта-волка в темноте сверкнули алчным кровавым огнем. Потом отступили.
Не-ет! — возопило больное сознание. — Не исчезай! Не уходи! Я сделал все, как ты велел. Я убил, я вонзил нож! Можно мне впиться в артерию? Можно мне крови?
Глаза вожака постепенно растворялись во тьме. Огромный силуэт черного волка отступал назад, исчезая в потемках. Там — сугробы. Там стая. Там тундра.
Голос шелеста утих. Степан больше не слышал его. Он сделал то, что ему внушил чей-то чужеродный разум. Убил. Теперь разум пропал. Дело сделано.
И только тут, внезапно придя в себя, Степан Поздняков тупым взглядом уставился на труп. Он все еще держал обмякшее тело на весу. Взглянул, опомнился и… выронил. Тело Семена упало на снег.
— О-о… хры-ыыы… — исторгнулся хрип. — Что… что я на… наделал?
Степан отпрянул в ужасе, едва не заорав во всю глотку. Потрескивал мирно костер. Два друга под навесом брезента спали, уплыв куда-то грезами, провалившись в беспамятный сон. Их укачало тепло внутри. Они так и не услышали стона Семена. Не проснулись. В Арктике тяжело просыпаться от сна, когда вокруг тебя лютый холод с пургой.
Придя в ужас от убийства, совершенного секунду назад, Степан Поздняков не знал теперь, какая кара ожидает его, когда оба проснутся. Ведь уже не волки убили товарища, а сам — он сам, своими руками всадил нож тому в спину! В спину того, кто был с ним в момент катастрофы. Того, кто несколько дней помогал всем, чем мог. Того, кого отчего-то считал своим лютым врагом.
Степан Поздняков теперь сам стал врагом для полярников.
Пятясь назад, он окончательно потерял рассудок от страха. Перепугался возмездия. Приступ шока сковал тело. Бестолковым взглядом взирал на Семена. Тот начинал коченеть. Семен, казалось, улыбался в момент удара ножом. Ему вспоминалась семья, родной дом. Он должен был вернуться к семье. Но какой-то безумец, подвергшись непонятному воздействию, оборвал его жизнь.
— О-ох… — повторил в пустоту Поздняков. Сомнений быть не могло. Когда проснутся те двое, они сразу поймут, чьих рук это дело. Нож по-прежнему торчал из спины.
Повинуясь чьему-то рассудку, почти машинально, не помня себя, бывший нефтяник вырвал замерзающий нож. Мороз уже сковал края раны. Кровь замерзла сосульками. Бросив взгляд на навес, под которым спали два оставшихся друга, он захватил и шахтерский фонарь.
— Мне пригодится, — стал исступленно шептать сам себе. — Все пригодится. Я уйду. А вы оставайтесь, паскуды. Меня ждет мой Хозяин.
Связывая в узел остатки провизии, безумец уже не замечал, что называет вожака волков Хозяином. Тот требовал шелестящим омерзительным голосом внутри сознания:
Вшу-ууххх…
Покинь этот лагерь! Покинь! Иначе они подвергнут тебя самосуду. Теперь ты для них враг.
Поздняков сквозь проблески рассудка понимал, что иначе и быть не могло. Проснувшись, они увидят рану на спине. И поймут. Все поймут.
Кидая последние банки консервов в узел, он как бы спросил сам себя, и в то же время Хозяина:
— Куда мне идти? Я подчиняюсь тебе!
И внутри получал шелестящим голосом ответ на вопрос:
Иди на цвет моих глаз. Увидишь их в темноте.
— Куда в темноте?
Иди туда, где они будут светиться красным огнем. Ты найдешь.
Бросив полный безумия взгляд на навес, Степан Поздняков пожалел, что не может всадить нож и тому юному бурильщику, кто бесил его всю дорогу. От Семена он избавился. Начальник группы был к нему добр. А малец постоянно донимал своим отношением к новичку в их команде. Следил. Подозревал, что что-то с ним, со Степаном, не так.
Забыв о винтовке, примерзшей к ногам убитой им жертвы, бывший нефтяник шагнул под навес, расправиться с юным полярником. Но был остановлен отвратительным голосом, прошелестевшим внутри:
Вшу-уухх…
Не трогай. Оставь его нам. Его и начальника.
Подобно запрограммированной кукле, он вернулся назад. Животный рефлекс пересилил человеческий разум. Степан был уже наполовину зверем. Он подчинялся инстинкту.
Иди к нам. Теперь ты наш собрат. Среди нас тебе будет спокойно.
Взвалив на плечо узел брезента, ходячий бездушный манекен шагнул в темноту.
Шагнул и…
Пропал. Растворился во тьме.
Его манил голос.
Ружье так и осталось лежать между окоченевших ног Семена, помощника бригадира Строева.
…А когда Валька проснулся от непонятной тревоги, он сразу почувствовал: что-то случилось.
Пар вырывался из носа. Навес продувался. Тепло от костра отчего-то не грело. О, как не хотелось разжимать теплые веки! Как снова клонило ко сну! Как не хотелось покидать те сладкие грезы, что убаюкивали любого полярника в лютый мороз. Ты уже мог никогда не проснуться. Но требовал организм: нужно выйти наружу, сходить по нужде. Едва разжимая веки, он уже чувствовал холод внутри навеса.
— Что за… черт, Сёма! Кхры-ыы… — прокашлялся он. — Ты что, забыл про костер?
Повернул голову. В проеме брезента торчали чьи-то, засыпанные снегом ноги. Моргая от конденсата влаги в мешке, Валька спросонья уставился на унты. И тут же узнал их.
— О, ма-ма-а… — вырвался крик.
Строев дернулся в глубоком сне. Заворочался. Высунул нос из мешка. Едва разлепил опухшие веки.
— Чего ты?
— Там… там ноги Семена! — еще не совсем понимая всего ужаса, запнулся Валька.
Спустя три секунды они уже бросились к навесу. Тело их друга лежало окоченевшей ледышкой.
И тут Валька, теряя контроль над собой, дико, безудержно заорал. Темнота откликнулась ему зловещим дыханием ночи.
А где-то там, в черноте, блеснули и хищно растворились два кроваво-красных зрачка. Силуэт вожака стаи отступил в пустоту. Там и пропал.
Вадим Андреевич Строев успел только на миг уловить этот взгляд.
Взгляд безусловного разума.