Крушение "Борта № 84"

Глава 7. Вадим Андреевич Строев

67-й градус Северной широты.

Вечная мерзлота Заполярья.

Опытный альфа-самец сначала натравливает на жертву кого-то слабее себя. К примеру, омега-самца. Так делает любая стая, когда загоняет стадо оленей. Сильные животные бросаются на хищников, наклонив рогатые головы. Волки с воем бегут прочь, уводя за собой тех, кто встал между ними и добычей. Олени начинают преследовать их. В горячке боя им кажется, что можно покончить с волками одним мощным ударом. И тут забывают, что оленята и самки оставлены без сильной защиты. Это ключевой момент охоты любой волчьей стаи. Разделенное стадо обречено на гибель. А вожак, притаившись, ждет. Когда притворившись слабыми хищниками, волки уже отделяют самцов от их олених, вот тут и начинается резня.

Подобным образом как раз и поступил вожак стаи, что преследовала путников на всем протяжении маршрута после крушения борта 84. Отделив бригадира от его младшего друга, альфа-самец позволил тому уйти, а самого Строева оставил в живых. Волки отступили в темноту, не тронув человека с ружьем. Три раненых самца были тотчас разорваны на куски — видимо, эти неведомые твари не гнушались и каннибализмом.

— Валька-а… — бессильно свалился на снег начальник бригады, которой уже теоретически не существовало. Боль от утраченного друга — теперь, очевидно, последнего — вывернула наизнанку все его чувства. Строев в этот миг не думал о покинувшей его жене. Не думал и о смерти Петрухи, Григория, Семёна. Все мысли были только о Вальке. Куда он пошел? Кто манил его в темноту, чей разум? Чей могущественный интеллект, мог еще заставить так слепо подчиняться себе? Ведь парень в определенном смысле превратился в настоящий манекен.

И тут Вадима Андреевича осенило:

— Точно! — почти вскричал он, не заметив, что разговаривает вслух. — Вожак стаи!

Поднялся на ноги. Осмотрел поляну в снегу, растоптанную лапами хищников. И продолжил, беседуя сам с собой, как Робинзон на необитаемом острове. А ведь, по сути, так сейчас и было — он один во всей тундре.

— Вожак! — исступленно поразился он своей мысли. Только этот огромный зверь мог обладать интеллектом! Это его шелестящий звук, похожий на шорох листвы, они слышали, когда им мерещилось. Только этот мутант мог так просто подчинить себе Вальку.

— Так что ж получается? — спросил он себя, подбирая фонарь. — Я столкнулся с неизвестным видом волков, обладающих интеллектом? А еще телепатией?

Он ясно сознал, что его оставили в живых не просто по прихоти. Он нужен волкам для какой-то цели. Вот только какой?

— Эх… Валик, сынок мой! — печально и трогательно простонал он, теряя последние остатки сил. Повалился в снег вторично, поджал ноги и замер — в двух шагах от костра. Доползти к навесу уже не представлялось возможным. Так и остался лежать у догорающих углей. Через пару часов его начало укрывать снегом. И уснул бы так отважный полярник среди вековой мерзлоты, убаюканный холодом, если бы вдруг в онемевшем теле не шевельнулся остаток разума: «Ты замерзаешь! Проснись! Поднимись! Разомни руки и ноги! Иди туда, где пропал твой друг! Иди к стае волков — по их следу!»

И совсем уж нелепо прозвучал голос Вальки, искаженный, будто, помехами. Далекий и прорывающийся сквозь отмирающие ткани мозга, голос позвал:

Спаси меня! Найди! Я здесь! Освободи меня от волков!

Каким-то огромным усилием воли, Строев разлепил опухшие глаза. Шевельнул почти онемевшей рукой. Стряхнул снег. Бросил взгляд на потухший костер.

— Нет! Так не годится! — погрозил кулаком нависшему черному небу. — Я иду к тебе, Валик, сынок! Я спасу тебя! Я услышал твой голос!

Ружье валялось рядом, уже под тонким слоем снега. Пошарил рукой в карманах. Извлек два патрона — один тут же загнал в ствол. Клацнул затвором. Проверил фонарик. Тот выдал уходящий вдаль луч света. Галеты и банку тушенки — последнюю — запихнул под куртку. Бинокль повесил поверх капюшона. Что еще? — осмотрел последний ночлег их вдвоем. Веревка из строп повязана узлом на поясе. Фляга с крохами спирта выпита — и теперь бесполезно лежала в сугробе. Спички при нем. Блокнот с картой маршрута тоже. Нож, два спальных мешка — на случай, если Валька все же отыщется.

Вот.

— Вот, пожалуй, и все! — оглянувшись, сказал на прощанье.

И двинулся в путь. В путь туда, куда уводили следы его друга. Туда, где находилось самое главное.

А именно — логово стаи. Логово альфа-самца. Их вожака. Теперь предстояла самая важная цель его жизни:

Встретиться с ним.

Неотвратимо приближалась развязка. Неумолимо бежало время. Он шел по следам второй день. Они уводили вглубь тундры. Делал ночевку. Снова шел. Спотыкался, падал, но шел. Замерзал. Окоченевшее тело согревал у скудного костра. Банка тушенки закончилась — остались четыре галеты. Берег два патрона. В стороне шмыгали по снегам песцы. Однажды услышал далекий рокот винтов. Но даже не стал стрелять последней ракетницей. Гул исчез за горизонтом. Призрачная мечта, что летчик увидит его одинокую точку сверху, оставила окончательно, когда он подумал, какой бескрайней пустыней белых снегов кажутся пилотам просторы вечной мерзлоты с высоты их кабины.

Снова падал и шел. Следы лап уводили все дальше и дальше.

— Валик, сынок мой… — повторял уже почти что в бреду. Заледенел капюшон. Куртка стояла комом. Когда последний раз разводил огонь, скрюченными омертвевшими пальцами не смог зажечь три спички — они обломались в непослушных руках. Четвертой кое-как распалил. Рухнул рядом с огнем и застыл до утра. В бреду звал жалобным голосом Валик:

Спаси меня! Ты близко! Мы завтра встретимся! Только не засни навечно в снегах! Я жду тебя!

— А-а-аа… — заорал он, мечась от жара в бреду. Его лихорадило. Усилием воли заставил себя подняться. Разжевал ледышку галеты. Запил кипятком. Проверил затвор. Глянул в бинокль. Следы упирались в снежный сугроб, за которым виднелась долина. И — о, чудо! Там росли деревца. Много сосновых деревьев!

Ему померещилось? Или он, наконец, полумертвый — полуживой, добрался до логова?

Сделал три шага.

— Иду к тебе, Валик! — вырвался обмороженный хрип.

Упал. Протащил ружье. Последним усилием воли поднялся. Подобно замерзшему увальню в колом стоящей одежде, переваливаясь на онемевших ногах, побрел наугад — лишь бы вперед и вперед.

— Я близко, сынок!

Слезы катились, превращаясь в ледышки. Тело налилось свинцом. Озноб бил крупной дрожью. Пальцы едва держали винтовку. Выпустив клубы пара, он грузно осел. Перевел дух, но поднялся. Шел еще два часа, теряя последние силы. До логова с деревьями оставались какие-то метры, когда в сумраке блеснули два кровавых зрачка. Сначала с одной стороны, потом еще и еще — по бокам.

Его встречала охрана.

Он шел, отдаваясь полностью случаю. Если пропустили здесь, пропустят и дальше. Четыре крупных самца, подчиняясь чьей-то незримой команде, проводили, словно эскортом, незваного гостя, отступив в темноту. Бредя наугад, теряя волю и разум, Вадим Андреевич вошел, наконец, в их полярное логово.

Перед воспаленным взором предстала обширная долина, окруженная горами снега. Внутри долины зеленел лишайник, высились деревья. Журчал не замерзший ручей. Строев узрел настоящий оазис в стране вечных льдов. Здесь было намного теплее. Теряя последние капли энергии, он стал заваливаться набок. Ружье выпало из рук. Фонарик погас. Светила в небе луна, и лишайник блестел влажной росой. Здесь не было снега, поэтому его безвольное тело рухнуло в приятную влажную зелень ягеля.

Дальше наступил глубокий обморок.

Но главное, он-то пришел!

Из бездны пустоты вывел до боли знакомый голос:

— Андреич! Ты здесь! Очнись! Как ты нашел это место?

Строев разлепил опухшие веки. Над ним склонилось лицо исхудавшего парня с клочками отросшей щетины. Фантом? Галлюцинация?

Глаза ожившего призрака с душевной тревогой смотрели на Строева — почти что с любовью.

— Валик, сынок… — едва выдохнул воздух. — Я… я пришел по следам.

Юный полярник, давно превратившийся в мужчину, осторожно усадил начальника, подложив под онемевшие ноги свою шапку-ушанку. Только тут Строев почувствовал, как здесь тепло. Легкий шлейф ветерка ласково щекотал набухшие отмороженные щеки. Все лицо пылало. Обжигающая боль терзала все конечности — организм оттаивал.

— Где… где мы? — прохрипел бригадир, протягивая изувеченные холодом руки. Валька перехватил, обнимая.

— Мы в их логове, Вадим Андреевич.

— В каком логове? — еще не пришел в себя Строев. Потом вдруг навалилось все сразу. Валькин уход под странным гипнозом. Глаза в темноте. Два дня перехода по нескончаемой тундре. Гул вертолетных винтов вдалеке. Обмороженные ноги с руками. Долина, волчий эскорт и вот этот оазис.

— Тебе сохранили жизнь? — обнял он в порыве чувств Валентина. — Не разорвали на части?

— Похоже, что так, — было видно, парень и сам не в состоянии что-то понять.

— А что помнишь? — Строев выспрашивал, а сам обводил взглядом небольшую пещеру. Груда костей по углам. Со стен сочится вода. Ясный луч ночного светила озаряет вход. По бокам два силуэта. Как настоящая стража, — мелькнуло в мозгу. Пока Валька шептал, бригадир успел осмотреть все, что надо. У входа, присев на задние лапы, сидели самцы. В проеме скалы виднелись другие хищники. Кто лежал, кто обгладывал кости. Вожака не было. Валька шептал в темноте:

— Ничего такого не помню. Как ушел из лагеря, как меня тащили за шкирку. Потом просто шел за волками. Спал под охраной. Делились свежим мясом. А когда очнулся, увидел, что меня привели в это логово. Это было вчера.

— Альфа-самца видел?

— Кого?

— Вожака.

— По-моему, видел. Здоровый такой! Черный. Огромный!

— И что дальше, вчера?

— Рычанием и лязгом зубов загнали в эту пещеру. Тут вода и тепло. Провалился в сон. А сегодня четыре крупных самца затащили тебя, Андреич. Ты был без сознания. Вот ружье — я подобрал. Оно болталось на ремне через плечо. Дал тебе напиться. Растер обмороженные руки. И вот — ты очнулся.

Строев бросил взгляд на винтовку. Растаявшая от мороза вода пропитала приклад. Машинально пощупал в кармане предпоследний патрон. Последний был уже загнан в ствол накануне пленения. Валька еще что-то шептал, потом вдруг спросил:

— Для чего нас сюда притащили, Андреич?

Начальник слабо усмехнулся:

— Вот это и пытаюсь понять, сын мой. Возникает бездна вопросов. Во-первых, как эти твари могут обладать интеллектом? Во-вторых, почему они сожрали живьем наших друзей только наполовину? Помнишь, как оставляли верхние части от пояса нам на обозрение?

Валька передернулся.

— Помнишь, какой был Петруха, его половина? И Гриша? И этот мерзавец Степан Поздняков? Полностью телом уцелел лишь Семен. И то, из-за того, что к нему не прикоснулись волки, а был убит своим же коллегой нефтяником, ставшим безумцем. А в-третьих, — загнул он палец, — как вообще какая-то тварь может внушить человеку, подчиняться ее воле? Тебя ведь, Валик, сын мой, просто-напросто загипнотизировали. Ты ушел от меня как лунатик. Тебя манил чей-то голос. Ты шел, подчиняясь ему. И в довершении к этому, — загнул он еще один палец, — будешь смеяться! Но мне тоже чудился голос. Твой, Валик, голос. Именно он вывел меня из смертельной сонливости, когда ты пропал в темноте. Я ведь мог в бреду окоченеть и замерзнуть навеки! Именно он вел меня по следам людоедов. Твой голос кричал у меня внутри, когда я метался в бреду. Звал меня, когда замерзал. И я шел на него. Брёл и брёл по следам. Спотыкался и падал. Терял сознание, замерзал. И вот, я пришел на него. На твой голос.

Строев умолк. Валька смотрел на него изумленными глазами, полными слез.

— Так что это значит? — слабо выдавил он. — Выходит, волки следили за нами с какой-то, нужной им целью?

— А бес его знает, — вздохнул сокрушенно начальник. — На этот вопрос я ищу ответ все наши дни с момента крушения. Человечество мало знает полярную тундру. Людям ближе тайга, хоть и она окутана тайнами. Но вечная мерзлота Заполярья нам неизвестна не меньше глубин океана. А возможно и космоса. Кто его знает? Может, здесь витают какие-то неизвестные науке магнитные поля, способные изменять повадки животных. Мы убедились, что эти волки как-то мутировали. Скорее всего, это одна только стая на всю Арктику. Отчего мутировали? Опять же, бес его знает. Но то, что неведомый нам пока вожак обладает способностью внушения — это факт! Мы это все видели. А ты и я еще и чувствовали на себе.

Строев прервал речь. Валька слушал его тихий шепот, косясь на двух самцов, охранявших выход.

— Тогда, почему они, обладая, как ты сказал, интеллектом, оставили при нас винтовку? Мы же можем ей защититься.

— Чем — горько усмехнулся начальник. — Двумя последними выстрелами?

Валька опешил. Выкатил глаза. По буквам, заикаясь, выдал:

— У… у тебя осталось всего д-два… патрона?

— Увы, сынок. Да. Эти два я оставил нам про запас.

— А те… ос-остальные?

— Стрелял в исступлении, когда ты уходил в темноту за волками. Стрелял и стрелял. А когда ты исчез, обнаружил, что сохранилось два.

И именно в этот момент проем света заслонила чья-то громадная тень.

Валька отпрянул от стены, словно ужаленный. Внутрь скользнули четыре самца помельче, но тоже огромные — каждый почти вдвое крупнее любого волка. Все были угольно-черного цвета. Такого окраса никто из людей никогда не встречал.

— Ну, держись, братец мой, — подобрался начальник. — сейчас и узнаем, для каких целей они сохраняли нам жизнь.

Старший волк издал тихий звук, похожий на шелест: Вшу-уухх…

Четыре самца обступили пленников. Вадим Андреевич хотел было дотянуться до ружья, но самцы преградили дорогу. Зарычав и оскалив пасти с огромными клыками, стали оттеснять полярников к выходу. Лязгали челюсти, громовое рычание гнало их наружу. Строев так и не успел взять ружье. Очевидно, это было предусмотрено их вожаком.

Пятясь к выходу, держась друг за друга, оба бурильщика под натиском черных тварей были вынуждены выйти наружу. Лунный свет тотчас брызнул в лицо. Они оказались на верхней каменистой площадке, и Вальке отчего-то на миг вспомнился мультфильм «Король-лев». Там тоже была такая площадка. Но там были львы. А здесь волки-мутанты. Три — четыре десятка черных созданий окружили двух людей. Те жались друг к другу. Вперед выступил альфа-самец. И вот этот миг пришел. Оба полярника узрели воочию Хозяина тундры. Их встреча стала реальностью.

— Мам-мочка небе-еесная! — едва не присвистнул Валька, узревший, наконец, вожака. — Какой ж ты урод, твою душу! Какой же громадный! — похолодело в груди.

Строев в свою очередь основательно долго рассматривал мутанта. Такого чудовища он не видел ни разу! Самец — одиночка — предводитель стаи предстал во всем своем уродливом виде. Он был огромен! Подобно быку он возвышался над всеми сородичами, а торсом походил на медведя. Таких особей не должно существовать в Природе. Ни в каком, даже самом отвращенном виде. Что-то исключительно жуткое, не поддающееся логике простого полярника. Самец-монстр выступил из темноты огромной мускулистой массой.

— О, мам-мочки… — совсем по-детски опешил Валентин.

Налитые кровью глаза впились в обоих друзей вертикальными зрачками.

— Но… п-позвольте… — икнул от жути юный полярник. — Эт-то что за… за уродина?

Вшу-ууххх… — прошелестел звук над долиной.

Кольцо тварей стало сужаться. По двое, по трое, с разных боков, существа стали подступать все ближе и ближе.

— Я понял, — тоскливо шепнул бригадир, сжимая Вальку в объятиях. — У них ритуал.

— Ч-чего? — заикаясь, выдавил тот.

— Мы у них заготовлены в качестве какого-то звериного обряда. Потому и держали нас при себе.

— Как… какого обряда? — выкатил глаза молодой ученик. — Какого, к черту, ритуала! — почти вскричал он, не веря глазам. — Они же… они ведь не люди! Как могут дикие паршивые звери проводить какие-то чертовы обряды? Они что, скажи мне еще, они, по-твоему, еще верят своему звериному Богу?

Валька едва не разразился истерическим хохотом. На грани смерти организм выдавал порцию адреналина.

— Как могут какие-то безмозглые твари следовать людским ритуальным обрядам? Скажи мне еще, что здесь где-то их шаман. А из ягеля пылают жертвенные кострища! И где-то алтарь.

— Выходит, что они не безмозглые, — с горечью заключил бригадир. — И мы у них как раз в качестве жертв на их звериный алтарь. Готовься, сынок. Ружья нет, застрелиться нам нечем. Будь отважным.

— К чему?

— Нам приготовлена мучительная смерть, Валик. Нас будут разрывать кусок за куском, по частям. Не так, как Петруху с Григорием. И даже не так, как того Позднякова. Тут что-то другое заложено. Смотри на альфа-самца. — И добавил с прискорбием. — Начинается.

Огромный уродливый вожак отступил в сторону. Приблизились волки. С клыков свисала кровавая пена. Они только что растерзали двух оленей. Их туши с кишками догрызали молодые особи, очевидно, не допущенные до главного пиршества.

Волки, озверело урча, пуская слюну, подступили еще на шаг.

И еще…

И еще…

— Прощай, Валик, сын мой, — обреченно обнял младшего друга начальник.

— Прощай, Андреич! — у парня навернулись слезы отчаяния. — Мне было за честь жить и работать под твоим руководством.

— Встретимся на небесах, сынок!

И… оба зажмурились.

Первых два волка уже вгрызались в унты. Остервенело рвали мех. Снегоступы были вмиг растерзаны. Еще миг, и нога Валика раздробилась бы под мощным давлением челюстей. Еще миг, и ноги Вадима Андреевича в долю секунды перемололи бы в мясной фарш. Пожирая живьем, их бы медленно и неотвратимо разрывали на части — куски за кусками. Еще миг и…

О, чудо!

Волки замерли. Валька, теряя рассудок от ужаса, вдруг услышал отдаленный гул вертолета.

И, хватая воздух в крике, что есть мочи, заорал. Диким криком заорал и Строев, заметив, как твари на секунду опешили. Задрали оскаленные морды кверху. Из морозной черноты полярной ночи, сверкая иллюминацией, над долиной лишайников неслись три винтокрылых машины.

Лихорадочно сунув руку в карман, бригадир извлек ракетницу. Отрезвленный блеском иллюминаторов, он вдруг вспомнил, что последняя ракетница еще не использована. Она ждала своего часа.

И вот он настал.

Крича диким ором в исступлении, Строев выстрелил в небо: ба-аахх! Полоса прочертила темноту на фоне лунных бликов. Вспыхнула. Рассыпалась фейерверком. На несколько секунд зависла, озарив поляну с тварями. Ближний вертолет сразу спикировал вниз. В вихрях потоков турбулентности, под грохот винтов, приземлился прямо в гущу разбегающихся тварей. Все было кончено. Оба друга рыдали — их заметили с высоты! Пущенная в небо последняя ракета, озарив поляну, дала возможность разглядеть группе спасения, как внизу разбегаются какие-то громадные черные звери, не похожие ни на одно животное на Земле. И увидели двух, прижавшихся плечами друзей. Их искали давно. Шарили командами по всей тундре. Квадрат за квадратом.

Теряя сознание от нахлынувшего бессилия, Валька успел услышать череду выстрелов. Гудели еще два винта вертолетов. Повсюду кричали, стреляли, раздавались команды. Последним усилием воли Строев успел разглядеть, как в кровавом месиве, среди расстрелянных сородичей, в темноте скрылся вожак с красными зрачками.

Потом были объятия. Поздравления. Радость. Их уложили на носилки. Сделали уколы снотворного. Надели кислородные маски. Укутали одеялами. Группы бойцов добивали невиданных им прежде зверей. Вожак так и исчез, никем не замеченный.

Но все это было уже без участия обоих друзей. В салоне они смотрели друг на друга под кислородными масками.

— И снова привет! — промычал сквозь маску бригадир. — Мы выжили, сынок.

— Привет! — прохрипел в ответ Валька.

И впервые в жизни произнес слово:

— Отец!

Эпилог

Вожака никто не заметил. Трех или четырех особей неизвестного науке вида поймали в ловушки. Им предстояло исследования мутировавших организмов.

А чудом уцелевшие Валька с Вадимом Андреевичем летели над тундрой, подключенные к капельницам. Бригадир Строев называл юного друга «сынком». Валька называл его «отцом».

История крушений «Борта-84» навсегда вписалась в биографии обоих отважных полярников.

Вечная память погибшим друзьям: трем летчикам, Петру, Григорию и Семену.

О безумном Степане Позднякове два друга так и не вспомнили.

Они летели домой. Они продолжали жить.

Аминь…

******** (КОНЕЦ КНИГИ) ********