Любовь и бытовая магия

Время бежит

Так и летели мои дни. Утром я проводила лекции. Активное пробуждение вследствие воя сирены или взрывов стало, как и предсказывал мэтр Герон, чем-то обыденным. Я уже не подскакивала с бешено стучащим сердцем, но спокойно ожидала, когда старшекурсники, тихонечко пробираясь мимо преподавательских домиков, постучатся ко мне и с наивными глазами, полными веры в мои силы, будут уговаривать привести их жилище в надлежащий вид. После того, как я несколько раз помогла ребятам ликвидировать последствия их неосторожности, меня стали, если не любить, то уважать. Студентки, конечно, ещё неодобрительно косились, видя, как Роми и его друзья балуют меня то свежей выпечкой госпожи Моди, то фруктами с городского рынка, и пусть я отказывалась, на моем преподавательском столике раз за разом волшебным образом оказывались сладкие подношения. Со временем и остальные курсы осмелели и пытались требовать от меня обустроить их быт с комфортом, однако тут я была категорична: учите предмет и сможете самостоятельно справиться с любой пылью и грязью!

Несколько раз преподаватели обращались ко мне за помощью. Нужно было привести в порядок архив, здание которого давно находилось в аварийном состоянии, и сколько госпожа Рус не упрашивала ректора выделить средства на реконструкцию, жадный гном твердил, что денег нет. Выслушав жалобы Акилы, я с курсом боевиков и стихийников в рамках практического занятия восстановила помещение и вычистила всю плесень и мусор, чем привела в неописуемый восторг библиотекаря. Оценив проделанную работу, она на радостях готова была меня расцеловать и горячо заверяла в своей дружбе. Спустя пару дней, по совету госпожи Рус, ко мне обратился мэтр Дэвуш. Погодник ещё долго меня благодарил за склеенный старенький метеоприбор, который был так дорог его сердцу.

Просьбы коллег, проживающих рядом со мною, я также старалась по возможности выполнять. Тетушка мне не раз говорила, что худшего врага, чем обиженный сосед, не придумаешь. Поэтому госпоже Галсс я, задействовав магию, вспахала грядки и установила небольшой парник, за что женщина-змея поделилась со мной редчайшими семенами пряностей. Мэтр Герон просил меня подстраховать его на практических занятиях первокурсников, так как неопытные проклятийники ещё не владели силой в полной мере и выливали ее стихийно на окружающее пространство, портя вещи и распространяя в воздухе вредные вещества с магическими свойствами. Наше совместное занятие прошло на удивление продуктивно, а студенты, в очередной раз получившие доказательство необходимости владения хотя бы минимальными навыками бытовой магии, стали проявлять большее рвение на моих парах.

В общем, можно сказать, что в коллективе я прижилась. Моя идея с юбкой-брюками произвела фурор, и теперь многие хотели получить такую же модель, но, так как времени на шитье у меня оставалось немного, я брала заказы редко, создавая очередь на месяцы вперёд и улучшая свое финансовое благосостояние. Передник, который я создала для Пармы, настолько впечатлил лекарей, что Онор Катавасси лично просил ректора освободить меня от занятий и выделить средства, чтобы я смогла сшить партию для его подопечных. Сам гном, несмотря на вредность, был мною доволен, а после того как я безвозмездно согласилась на магическую уборку приемной и его кабинета раз в неделю, вообще называл меня не иначе как "Лялечка" или "дитя мое". А что? Мне не трудно: десять минут трудов — и можно больше не опасаться гадостей со стороны начальства. "Нервы — самое дорогое, что есть в организме, — любила повторять мне тетушка. — Беречь их — значит жить долго и счастливо". Кстати, после того, как я получила письмо от любимой родственницы, я немного успокоилась. Мы наладили связь, купив магические ящики для писем, и теперь быстрее обменивались сообщениями. Конечно, я безумно скучала по ней, как и она по мне, несмотря на бодрый тон писем. Однако, зная тётушку, я была уверена, что у нее все замечательно. Деньги я ей отправила, и Юдит их удачно вложила, став, как она ехидно заметила, завидной невестой. В ее письмах стал часто упоминаться господин Брау, торговец тканями, прибывший из соседнего мира. Он повстречал мою очаровательную тётушку на ярмарке и остался под глубоким впечатлением от ее деловых качеств и умения торговаться до последнего. Как сообщала моя родственница, этот наглец постоянно ходит за ней и не даёт проходу, отгоняя кавалеров и осыпая подарками. "Просто шагу не даёт ступить, берет измором как крепость," — жаловалась мне Юдит в последнем сообщении, но, читая между строк, я предполагала, что настойчивость мужчины не оставила равнодушной мою родственницу, и сердцем чую, не долго ей осталось жить в одиночестве. Ну что ж, я буду только рада ее счастью, тем более, я все ещё надеялась на брак с Киприото. Вряд ли наша совместная жизнь будет проходить на Гайо. А так у тетушки появится человек, о котором она будет заботиться, и который, надеюсь, сможет по достоинству оценить такую драгоценность, как моя обожаемая Юдит.

Что же касается меня, иной раз мною начинало овладевать отчаяние: мужские сердца так не постоянны и склонны к соблазнам, а вокруг моего ронга, уверена, вьются толпами молодые студентки. Помнит ли он о нашей мимолётной встрече? Возможно, мне померещилась его склонность? Но, воскрешая в памяти раз за разом его пристальный взгляд, его неприкрытый интерес и восхищение, я успокаивала себя, что такое не может привидеться. Поэтому, молясь Светлым богам и каждый вечер разговаривая с портретом любимого, я только считала время, оставшееся до нашей встречи. Сперва оно тянулось медленно, но потом, в будничных заботах, пролетел месяц, на исходе был второй, впереди маячили практические занятия и лето, которое, по клятвенным заверениям магметеорологов, на Торнтоне ожидалось непривычно жарким.

В целом я втянулась в университетскую жизнь и даже находила удовольствие в обучении студентов. В выходные я часто выходила в город: прогуливалась по узким улочкам или сидела у фонтана, если погода позволяла. Как и предполагал Квит, я полюбила кафе" Встреча", и меня с охотой приняли в число завсегдатаев. Иногда мы проводили время с Морой и боевиком. Глядя на них, я чувствовала радость: это была чудесная пара, которая гармонично дополняла друг друга. Он — высокий, мужественный, но удивительно нежный со своей избранницей, и она — сирена, темноволосая с блестящими глазами и ослепительной улыбкой. Иногда, конечно, мне становилось немного грустно и даже завидно, видя такую заботу, которой окутывал Квит свою любимую, но я надеялась, что похожее ждёт в будущем и меня.

Неприятности доставляли только два момента: безобразная ревность Талхиль, ну и, собственно говоря, сложные отношения с алхимиком. Стихийница изводила меня колкостями при каждой встрече (я часто наведывалась на вечерние посиделки в столовой). Будучи признанной красавицей Академии, она организовала вокруг себя кружок почитателей, среди которых неожиданно оказались магмеханик и ее коллега-стихийник. Они с нездоровой активностью принялись совершать мелкие пакости, вроде распускания слухов о моем неподобающем поведении. Самым неприятным событием стало появление у моего дома господина Жмэра Дари, заведующего кафедрой теории магии. Вредный субъект топтался по клумбе моих тувисов, ломая нежные побеги, после чего, глядя мне в глаза, сообщил, что таких, как я, нужно учить хорошим манерам и изгонять из приличного общества. За это возвращавшийся от госпожи Галсс проклятийник наслал на зарвавшегося мага своеобразное заклятие немоты: как только Дари пытался сказать слово, у него прихватывало живот. Неделю маялся бедолага, пока мэтр Герон не разрешил ему попросить у меня прощение тем самым, положив конец наказанию. После этого инцидента страсти поубавились: лояльно настроенного ко мне проклятийника боялись все. Одно дело предстать перед любимой красавицей бесстрашным защитником и совсем другое — испускать вокруг себя зловонные миазмы при одной мысли о разговоре. Так постепенно пыл желающих выслужиться перед Талхиль потихоньку гас, но вся эта суета неимоверно раздражала.

Однако, если от стихийницы я еще могла отмахнуться, то от экспериментов с алхимиком спасения не было. Спокойный? Выдержанный? Как бы не так! Мы чуть не плевались, пытаясь создать краску, которая бы подходила для сорса. Кем я только не была! И лентяйкой, и дохлой магичкой, и слабосилком! Впрочем, я тоже не отставала, называя мага выскочкой, книжным червем, сухарем и бесчувственным чурбаном.

Наши опыты носили характер бомбы замедленного действия. Каждый раз, собираясь на встречу, я уверяла себя, что буду реагировать исключительно сдержанно и профессионально, и каждый раз, стоило мне увидеть прищур голубых глаз, внутри поднималась волна раздражения, которую не могли успокоить никакие доводы рассудка.

А работа, тем не менее кипела, и пусть медленно, но продвигалась. Мы наконец поняли, что закреплять цвет тоже нужно магически, причем на поверхность сперва накладывалось специальное вещество, на поиски которого у Граа ушел примерно месяц. Поругавшись в один раз особенно сильно, он рявкнул, чтобы я, цитирую, "исчезла с глаз долой", пока он не позовет: ему нужно заниматься исследованиями, а я, видите ли, не даю ему сосредоточиться.

— Ну и пожалуйста, — здорово задетая, отозвалась я, — мне же лучше, — и хлопнула с силой дверью.

Спустя месяц я получила сообщение о встрече в лаборатории и нехотя поплелась, уже предчувствуя очередной теплый прием. Увидев Граа, я внутренне ужаснулась: похоже, что учёный вообще не вылезал из лаборатории, пренебрегая отдыхом и питанием. Темные круги залегли под глазами, черты заострились. Если это и значит быть великим учёным, то ну его к демонам, мне точно не пойдет синюшний оттенок кожи и чахлый вид. Пусть Талхиль, если его так любит, разделяет подобный образ жизни, а я — нет, увольте. Растеряв воинственное настроение, я была удивлена неожиданно теплым приемом этого болезного:

— Госпожа Вэлис! Кажется, мы на верном пути! Ещё немного, и все получится! Идите сюда, что вы там застряли в дверях, — нетерпеливо замахал мне рукой алхимик, приглашая приблизиться. Я подошла к столу, и он сказал: — Смотрите, вот здесь я выделил частичку вашей бытовой магии. Помните, в прошлый раз вы ещё не хотели мне ее предоставить?

— Конечно, помню, — процедила я сквозь зубы, — очень неприятное, знаете ли, ощущение, когда от твоей ауры отщипывают кусочек специальным устройством.

Я тогда, не стесняясь, использовала нецензурную лексику, так как алхимик, не считаясь с моим мнением и чувствами, просто не предупредил о грядущей манипуляции.

— Глядите, как это действует, — наклонился он к столу, глядя на лоскут, где под электрическими лучами переливалась моя магия.

— Красиво, — я склонилась рядом, невольно привлеченная завораживающими всполохами, которые рождались и закручивались в спирали, напоминая крохотные галактики. Лёгкое прикосновение к моей щеке мягких волос алхимика оторвало меня от созерцания. Осознав, что мы слишком близко находимся друг к другу, Граа резко отпрянул и, как мне показалось, слегка порозовел.

— Вот, видите, — внезапно севшим голосом сказал Граа, — если эту основу нанести на сорс, закрепить элементом воздуха и вымочить в специальном веществе (не буду вас утомлять формулами, но бился я над составом весь месяц, — не без гордости сообщил алхимик), то сорс сохраняет оттенок длительное время, хотя надо поработать ещё над прочностью материала.

— Это просто замечательно, — отошла я на расстояние от довольного экспериментатора, — но вы серьезно думаете, что будете постоянно отщипывать от моей ауры по кусочку? Это в конце концов не только неприятно, но и опасно. Я на это не пойду, и не просите! — сказала я враждебно, скрестив руки на груди.

— Да сдалась мне ваша аура! — с досадой ответил маг. — Я создал матрицу вашей волшебной силы, и теперь мне достаточно просто вот этим артефактом размножить ее до нужного количества. Единственное — ваше присутствие облегчает процесс и стабилизирует потоки. Поэтому вам нужно по-прежнему приходить раз в неделю, когда я буду создавать основу.

Я облегчённо согласилась, искренне радуясь удаче Граа и тому, что наше общение скоро сократится до минимума. Да, признаю: учёный он действительно выдающийся, но как человека я его органически не выносила. Пробыв некоторое время в лаборатории, я с чистой совестью ушла, когда истекли оговоренные нашим договором четыре часа.