Глава 19 Зарабатываю

— Мне тоже так кажется, — соглашаюсь с Германычем. — Я там набил вам всякой твари по паре, — показываю вглубь коридора.

— Да ещё и к замку прибавил целых пол-этажа, — усмехается завхоз. — Неплохо для первака.

— Не знаю насчёт пол-этажа, но монстров в разных коридорах немного оставил, — говорю. — Только почему вы решили, что это я прибавил?

— Да, тут простая зависимость, — поясняет завхоз. — Пока ты идёшь по таким коридорам, в них остаётся твоя проекция в мир: в частности, набитые трупы, измененные вещи, да даже накорябанные надписи. Все, что может нести отпечаток твоей личности. Коридоры и комнаты, пока ты по ним ходишь, продолжают существовать, постоянно балансируя на грани забвения.

— Это как? — задаю вопрос.

— До того момента, пока твои следы в коридорах не растерзают и не уничтожат, место будет устойчивым, — объясняет завхоз. — Но в какой-то момент, то, что было твоим в этом месте, станет общим, и тогда в неровном фоне прорыва место может вообще исчезнуть. Сейчас этаж расширился, но на какой промежуток этого расширения хватит, мы угадать не можем.

— Афанасий Германович, да вы прям поэт, — замечает Алекс.

По анфиладе поднимаются еще двое незнакомых мне преподавателей. Видимо, Алекс и завхоз сильно опередили группу поддержки.

— То есть если я набью трупов, выложу вокруг себя и лягу спать в расширенном коридоре, то ничто никуда не исчезнет? — смеюсь, представляя картину.

— Всё верно, только не забывай, что на запах крови приплывет всякое-разное, — говорит завхоз. — И вряд ли вы друг другу понравитесь. Хотя в качестве обеда… сойдете точно!

— Монстры ведь выходят из тумана? — уточняю, пока еще есть время.

— Это не совсем туман. Ты же наверняка заметил? — спрашивает Германыч. — Мы подозреваем…

— А мы — это кто? — тут же задаю вопрос.

— Не перебивай и узнаешь, — тут же осекает меня завхоз. — Мы — это исследователи прорывов, — все же поясняет он. — Так вот. Мы считаем, что у этих монстров там, где они живут, очень голодно. Вероятно, у них постоянно идет битва за жизнь. Так сказать, естественный отбор в своем мире. И когда появляется хоть какая-то возможность оттуда сбежать, а еще и подкрепиться, они её не упускают, в отличие от обычных животных.

— Ни разу не видел обычных в коридоре или на тропе, — вспоминаю.

— Так, обычного оленя в аномалии никак не заманишь, — поясняет Германыч. — Зато измененные, и твари инферно — только в путь. Те выходят из своего плана в наш с помощью тумана. Этот туман истончает грань между нашим миром и тем, откуда они все вываливаются. К нам попадают самые дикие и непоседливые. А измененные тоже не дураки по аномалиям пошастать. Более того, они в них жить начинают.

А вот про вихри завхоз ничего не говорит. Интересно, они с куратором их, вообще, видят? Спрашивать не тороплюсь. Не время и не место.

Два других преподавателя проходят мимо нас и осматривают коридор с мертвыми монстрами.

— Создание дополнительного пространства — дело сложное, — размышляет Германыч. — Сам по себе замок до прорыва был не настолько большой. Увидел бы — не узнал. Теперь у него есть множество отражений — можно так это назвать. Он теперь словно состоит из мозаики. Каждый кусочек — десятки замков, которые могли бы быть на его месте. Самое забавное, что кусочки перемешаны. Из-за этого коридоры минимально видоизменяются каждый день. Иногда происходит так, как сейчас.

— То есть коридор в итоге нас куда-нибудь выведет? — спрашиваю. — Получается, что он не бесконечный?

— Молодец! Да. Он при любых изменениях ограничен принципиальным нахождением в замке. Тут ты прав, — кивает завхоз. — В определенный момент тот или иной коридор, окно или помещение становятся слишком плотными для нашего мира и начинают…ммм… существовать. Понимаешь?

Примерно представляю, о чем говорит Германыч, но не до конца. Пока преподаватели обходят коридор с признаками бойни, нужно успеть узнать как можно больше информации. Обмозговать можно и позже.

— Плотность меняется из-за тумана, — продолжает завхоз. — Он истончает грань между нашими планами. Что там происходит в инферно, мы не знаем. Люди, которые туда ходят…

— А такие есть? — удивляюсь.

Алекс внимательно слушает наш разговор. Похоже, завхоз делится редким, да и время у нас еще есть.

— Да, они туда ходят с проводниками, — поясняет Германыч. — Эти проводники каким-то неведомым образом находят выходы обратно в наш план. Описать человеческим языком, что с ними происходит в плане инферно, ходившие не могут. Там всё предельно странно. Все, кто ходили, рассказывали разные истории. И друг на друга эти истории не сильно похожи.

— А что за проводники? — интересуюсь.

Завхоз выжидающе смотрит на куратора. Видимо, таким образом, дает ему слово.

— О, это редкие маги, их очень мало, — Алекс оживленно вступает в нашу беседу. — У нас на всю империю всего четыре человека. Они могут вывести из инферно и найти дорогу назад. Это, собственно, единственное основное их свойство. По типу своеобразных ищеек. Но невероятно редкое.

— И что, часто ходят? — задаю вопрос.

— Ну как тебе сказать? — мнётся куратор. — С учётом того, что практически любые материалы из инферно стоят как чугунный мост…

— Нечасто, — вмешивается Германыч, улавливая в моем вопросе намек. — Их всего четверо. И видели они предостаточно, да и заработали уже очень прилично. Редко что заставляет магов пойти в инферно и вернуться. Тем более, провести за собой людей. Первый свой год каждый, конечно, ходил и не по одному разу, теперь их нужно чем-то заинтересовывать.

— И как получается? — обращаюсь к завхозу.

— У императора получается, — отвечает он. — Богатство — это ещё не всё. Маги работают на империю. Чаще всего против своей воли, ради подтверждения дворянского звания. Так что такой себе талант, конечно…

Удивляюсь самой мысли, что кто-то ходит между мирами. Сама возможность поражает, пусть даже наши миры отличаются. Попробовать, безусловно, хотелось бы, но, учитывая все сказанное, шансы побывать в другом мире всё-таки не то чтобы большие. Может, оно и хорошо. Мысли проносятся в голове, но пока не заостряю на этом вопросе особого внимания.

— А почему вы сказали, что я не должен был сюда попасть? — задаю вопрос, который мучает меня с самого начала разговора. — Мы же один раз попадали в подобный коридор всей группой. Тогда это было в разы опаснее.

— Да, попадали, — соглашается Германыч. — Только ты не знаешь, что кроме вашей группы, успел провалиться ещё один парень. Да еще в таком месте, где мы точно всё закрывали. Тенденция мне не нравится.

— Почему так происходит? — спрашиваю.

— Сам не понимаю, — качает головой завхоз. — Мы с подобными заклятиями работаем уже не первый год, да и не первое десятилетие. Всегда удавалось выровнять пространство и наладить общую устойчивость. А сейчас у нас целых два, с натягом, если брать вашу группу, тогда три подобных происшествия за неполные две недели. Это ненормально, поэтому меня это беспокоит, — делится со мной Германыч. — Ладно, давай смотреть, студент, чего ты там набил, — завхоз переводит разговор и смотрит в сторону двух других преподавателей.

Они уже вовсю рассматривают и разделывают убитых монстров.

— Какие-то ядовитые гады, — сообщаю. — Раньше таких не видел.

— Знаем, — кивает Германыч и смотрит на убитых монстров. Те валяются по коридору как смятые тряпки. — Засадники. Хорошая зверюга. Неплохо ты поработал. Только продать их никому, кроме государства не сможешь.

— Почему? — удивляюсь.

— Яды, — поясняет завхоз и подходит вплотную к одному из монстров. — Тут яд — разрушитель, — указывает на кислотное щупальце. — Он быстро разрушает любое органическое соединение. Соответственно, пригодится и для артефакторов, и для химерологов — да всем и сразу! Очень полезная штука, но к свободному распространению запрещена. Находится примерно на том же уровне, что и серебро.

— Ого, и много я получу? — задаю вопрос.

— Так… раз, два, три, четыре засадника, — пересчитывает монстров завхоз. — Прилично получишь. Если с ядом всё в порядке, а осьминожки, похоже, старые. В общем, выплатят как за работу серьёзного охотника.

— А если в переводе на пощупать? — не успокаиваюсь.

Внутри кипит адреналин. Пока убивал монстров — о заработке не думал. Теперь же, оказавшись в безопасности, наслаждаюсь результатом. Охота вышла славная.

— Да ты настырный, — смеется завхоз. — Выплатят в зависимости от того, сколько яда получится нацедить с этих гадин. В среднем, каждый засадник приносит около двухсот-трёхсот золотых. Сам ты яд получить не сможешь, мы тебе поможем. Если учитывать, что их четверо, тут под тысячу, наверное, получится, — чешет затылок Германыч, внезапно вспоминает, что он, завхоз, большой человек, и тут же опускает руку. — Рассказывай, кого ещё набил?

— Ну, пепел — это помесь бульдога с осьминогом, — поясняю.

— А, бестолковые, — машет рукой завхоз. — Мы так и не поняли, что с них можно взять. Кроме сердец ничего не нужно. Вообще не жалей. Сколько здесь их было?

— Около восьми, — отвечаю. — Правда, все в пепел.

— Восемь золотых — вообще наплюй и забудь, — советует Германыч.

— Да я, собственно, и не переживал, — признаюсь. — Без того забот хватало.

— Хорошо, кто ещё у тебя там есть? — продолжает расспрашивать завхоз.

— За парой поворотов отсюда кротокрысы. Только они далеко, — показываю рукой в нужную сторону.

— Тоже ерунда, — говорит Германыч.

— В соседнем коридоре, через один поворот, монстры, похожие на кошек, но в то же время и на собак. Какие-то собакокоты, — объясняю.

— Интересное название, не видел таких, — снова оживляется Алекс. — Пойдём, посмотрим.

Германыч тоже выглядит заинтересованным, смотрит на куратора и кивает.

— Надо сходить.

— А там безопасно? — узнаю на всякий случай.

Учитывая, сколько всякой дряни лезло из стен и потолка, хочется заранее удостовериться.

— Мы же проверим, прежде чем идти, — объясняет куратор. — Или хочешь вернуться в Академию? Имеешь полное право.

Завхоз выжидающе смотрит на меня и слегка ухмыляется.

— Нет, не хочу. Здесь идти недалеко, мне тоже интересно, — пожимаю плечами.

— Тогда пошли, — завхоз разворачивается в сторону указанного коридора. — Кстати, красивые окна у тебя получились.

— В смысле, у меня получились? — не понимаю.

— Есть такое поверье, — снова заводит свою шарманку Германыч. — Что исследователи аномалий притягивают то, что они считают наиболее нормальным и уместным. Ты считаешь нормальным коридор с магическими факелами и в другом случае — с большими окнами. Кстати, имей в виду, факелы тоже денег стоят. И прилично.

— Да? — удивляюсь.

Узнать, что всё это моих рук дело, или, в каком-то смысле, моего разума — неожиданно. Тем более что один из факелов все еще заткнут у меня за пояс.

— Каждый стоит где-то по пять золотых, — подсчитывает Германыч. — Не зазнавайся. Они тут часто появляются. Но я смотрю, у тебя их здесь многовато.

— Видимо, чтобы мне светло было, — задумываюсь. — Я изначально только об этом и думал.

— Вот, начинаешь понимать принцип, — на лице завхоза расплывается улыбка. — Ты подумал, чтобы тебе было светло, затем притянул нужную реальность с этими самыми факелами. Ничего не скажешь, молодец.

Интересное объяснение. Я ведь еще переживал, что могу оказаться в подвале или земляной яме.

— Так, у меня там ещё одна галерея, и тоже с окнами, — делюсь.

— О, замечательно! — радуется завхоз, продолжая путь. — А окна такие же, как здесь, пустые?

— Нет, там со ставнями и стеклом, — рассказываю.

— Это тоже хорошая штука, — одобрительно кивает Германыч. — Стекло наверняка зачарованное. Ладно, скоро посмотрим.

А вот информация о том, что хмарь ментально активна и читает мои предпочтения, меня озадачивает. Все это происходит несмотря на пелену. Я, конечно, не смогу никак на это повлиять, но учитывать в своих действиях однозначно буду. Иду за Алексом и завхозом.

Германыч особо не заморачивается. Жестом, походя, кидает вперёд себя нужные заклятия. Рядом с ним нет ощущения, что находишься с гудящим ядерным реактором. Наоборот, накатывает спокойствие, и это притом, что человек сам себе на уме. Алекс не использует заклятия, просто следует туда же, куда и завхоз.

Двое других преподавателей остаются в первом коридоре. Видимо, немедля принимаются разделывать мертвых монстров.

— Красиво, — говорит завхоз, доходя до второй галереи с окнами. — Открывать пробовал?

— Да, крайнее открывал, — рассказываю.

Оно как раз находится рядом с трупами собакокотов. Мертвые измененные завхоза интересуют меньше, чем сами окна. А вот стёкла он чуть ли не облизывает.

— Ну, что я тебе могу сказать, студент, отличные окна, — еще раз повторяет Германыч. — Стекло можно брать для барьеров, только чуть зачаровать, и все готово…

Алекс же, наоборот, проходит чуть вперёд, чтобы осмотреть зверушек.

— Афанасий Германович, — говорит он с нотками удивления. — Да это же никак родственники монстров прорыва.

Завхоз нехотя отвлекается от окна и подходит к Алексу.

— Почему ты так решил? — спрашивает он.

— У них вся шерсть — сплошь каменные иглы. Интересно, как ты их убил, парень? — обращается ко мне Алекс.

— Иди-ка, студент, поближе, сам посмотри, — зовет завхоз.

Никак не могу отвлечься от вида снаружи. Где-то третий высокий этаж, и отсюда идеально видно Торопскую топь. Совершенно без леса. Какое-то безнадёжное зрелище, но есть в нем своё очарование. В прошлый раз, когда я смотрел в эти же окна, здесь был только белесый туман.

— Студент, отвлекись, иди сюда, — повторяет Германыч. — Смотри, что с твоими животными стало.

Подхожу и внимательно осматриваю монстров.

— Да, когда они были живые, никакой каменной шерсти точно не видел, только обычную, — говорю. — Нож, по крайней мере, прошёл спокойно. А вот этого я за бок держал, — показываю на каменные иглы одного из монстров. — При этом ничего не кололось.

Пока меня не было, шерсть монстров вздыбилась. Сейчас она больше похожа на тонкие неравномерно окрашенные иглы.

— Интересная штука, я таких точно не встречал, — восхищается Алекс.

— Ага, — подтверждает Германыч. — Уверен, что кожа имеет какие-то необычные свойства, потому что видишь — не ломается.

Завхоз пытается отломать ножом одну иглу, но, несмотря на то, что она выгибается, отломать её не получается.

— Молодец, студент, опять же дважды молодец — во-первых, выжил, во-вторых, не растерялся. Всё сделал правильно, — хвалит Германыч, продолжая орудовать ножом. — За дополнительную галерею наш директор тебе скажет большое человеческое спасибо, но особо больше ни на что не рассчитывай. Ты же не специально это делал, но получилось красиво. А вот окошки я себе приберу — хорошие получились.

— Дорого они могут стоить? — не забываю про расценки.

— Окошки-то? Хитер, — улыбается завхоз. — Я обсужу это с директором. Но вообще — они теперь собственность замка. Разве что премию за воображение тебе директор выпишет. Но я бы не рассчитывал.

Германыч с упоением поглядывает на стекло.

— Результативный из тебя вышел бы охотник, если бы звание было, — размышляет он вслух. — Что не выход, так возвращаешься не просто с добычей, а с хорошей добычей. Ну разве что кротокрысов твоих смотреть мы, пожалуй, не пойдём — плевать на них. Позже успокоим пространство. Сейчас надо вот этих вот существ отнести. Пускай их препарируют — мы таких никогда не видели.

Завхоз делает жест, и под трупами собакокотов появляется фиолетовая подушка.

— И ещё, студент, — обращается он ко мне. — Скорее всего, наш директор согласится. Я почти уверен, что выдам тебе после разговора с ним зачарование для комнаты. Будешь постепенно наносить его на стены, увеличивать площадь своего домика. Согласовать с директором предварительно все же стоит. Всё-таки стандартно вы такое зачарование должны получать только через месяца три, когда освоите первые три глифа.

— Два я уже освоил, — сообщаю.

— Ну-ка, покажи, — приподнимает одну бровь завхоз и внимательно смотрит в мою сторону.

Загрузка...