Мстислав Дерзкий часть 1

Глава 19

Глава 19

Я проснулся с тихим, захлебывающимся стоном. Сердце колотилось, пытаясь вырваться из груди. Все тело было мокрым от холодного пота, простыни прилипли к коже. В горле стоял ком, а в глазах — призраки того ада.

Просто лежал. Не двигался. Тихо дышал, пытаясь загнать обратно в кошмар те образы, что вырвались на свободу. Рука инстинктивно потянулась к мечу… и не нашла его. Паника, острая и дикая, кольнула меня. Где я? Что случилось?

И тогда до меня стали доноситься другие звуки. Тихий треск огня в камине. Ровное, тяжелое дыхание где-то рядом. Запах лекарственных трав и мазей. И тихий, настойчивый голос:

— … должен жить. Слишком многое зависит от него. Мы не можем его потерять.

Я медленно повернул голову. Боль пронзила шею и плечо, но это была знакомая, земная боль. В тусклом свете камина я увидел Наталью. Она сидела на стуле у моей кровати, склонившись над каким-то пергаментом. — Бумага, это называется, бумага, — почему-то вспомнилось мне. Она выглядела уставшей до смерти, с темными кругами под глазами, но ее поза была прямой, собранной.

Рядом, растянувшись на кресле и громко посапывая, спал Тихомир. Его плечо было туго перебинтовано.

Я был в своей комнате в поместье. В безопасности. Ну, относительно.

Кошмар отступил, оставив после себя тяжелый, свинцовый осадок и дрожь в руках. Я сглотнул, пытаясь прочистить горло. Звук вышел хриплым, как скрежет.

Наталья вздрогнула и резко подняла голову. Ее глаза встретились с моими.

— Мстислав? Ты… Ты пришел в себя? — она вскочила, подошла ко мне, осторожно касаясь моего лба. Ее пальцы были прохладными. — Слава богам… Мы уже думали…

— Воды… — просипел я.

Она кивнула, засуетилась, налила из кувшина в кружку и поднесла к моим губам. Вода была прохладной, чистой, лучшей, что я пробовал в жизни.

— Сколько? — спросил я, отпив.

— Два дня. Ты потерял много крови. Лекари из Приказа едва тебя вытянули, — она отвела взгляд. — Тихомир… Он тоже был серьезно ранен, но отходил быстрее. Он… Это он дежурил здесь, пока не свалился с ног.

Я кивнул, глотая новую порцию воды. Память возвращалась обрывками. Бой. Тени. Обнулятор. Падение…

— Остальные? — спросил я. — Вера? Девочки?

— Все живы. Все целы. Подкрепление из Приказа здесь. Поместье запечатано, защита восстановлена и усилена.

Я закрыл глаза. Ад в голове и ад снаружи. Все как всегда.

— Ты… ты кричал во сне, — тихо сказала Наталья. — Звал отца. Мать… сестру…

Я открыл глаза и посмотрел на нее. Прямо. Она выдержала мой взгляд, и в ее глазах я увидел не любопытство, а… понимание. И ужас.

— Это был не сон, — хрипло сказал я. — Это было воспоминание. Того дня. Когда мир умер в первый раз. Того, как все могло сложиться, если бы я не умер в Нави.

Она не отвечала. Просто смотрела на меня, и я видел, как в ее голове складываются кусочки паззла. Витязь. Инлинг. Тысяча лет. Кошмары.

— Теперь ты понимаешь, — я отвернулся к стене, снова чувствуя ту самую, давнюю усталость, старше этих стен, старше этой империи. — Почему мне нет дела до тронов и политики. Я уже видел, как все это горит. И я не хочу видеть это снова….

Сон не отпускал. Он висел на мне, как мокрый плащ, пропитанный дымом и смертью. Я просыпался с криком, застывшим в горле, и еще несколько минут лежал, вслушиваясь в стук собственного сердца, проверяя — здесь ли я? В этой ли комнате, в этом ли времени? Или все еще там, на стенах рушащегося Новгорода, теряю все, что любил?

Картины кошмара были ярче, чем реальность. Я до сих пор чувствовал на ладони тепло материнского плеча, видел, как рассыпается в прах отец, слышал тот самый, леденящий душу звон абсолютной тишины, что воцарилась после. Это было не просто воспоминание. Это была незаживающая рана, которую тот бой с тенями вскрыл снова.

Но, заглянув в себя поглубже, туда, где прячется источник силы, я понял кое-что еще. Что-то странное и пугающее.

Тело мое было слабым, как тряпка. Каждое движение отзывалось болью в затягивающихся ранах, голова кружилась от малейшей попытки сесть, мышцы не слушались. Потеря крови давала о себе знать — я был бледен, как призрак, и руки дрожали.

Но внутри… внутри горел огонь. Не тот, привычный, ровный свет моей силы. Нет. Он был ярче. Горячее. Более… ненасытным. Как будто я проглотил солнце, и теперь оно жгло меня изнутри. Я сконцентрировался, прислушался к нему, и меня пронзило холодное понимание.

Мой магический источник… вырос. Впитал в себя что-то. И это что-то было смертью. Смертью тех десяти теней, что мы убили.

Они были нежитью. Настоящей, глубокой, старой нежитью, лишь прикрывающейся человеческой формой. Только их уничтожение могло дать такой эффект — подпитать силу витязя, чья магия всегда была направлена против Нави. Обычные бандиты, даже маги, оставили бы после себя лишь пустоту. А здесь… здесь был избыток. Я чувствовал, как энергия бродит во мне, не находя выхода, как молодая лоза, рвущаяся из семени. Она была готова к работе. Ждала лишь, пока окрепнет сосуд.

А сосуд — то есть, я — был пока дырявым и хрупким. Ирония судьбы.

Несколько дней я провел, балансируя на этой грани. Лежал, прислушиваясь к шуму за дверью — к голосам, шагам, звяканью оружия. Приказ Тайных Дел раскинул в поместье свой походный лагерь. Через мою комнату, как через проходной двор, прошли с десяток лекарей — от суровых бородатых мужчин с руками, пахнущими травами и кровью, до юных девушек с тонкими пальцами и печальными глазами. Они меняли повязки, заливали раны чем-то жгучим и пахучим, заставляли пить отвар горче полыни. Пытались лечить магией, но мое тело плохо принимало чужой эфир.

Я пил и молчал. Спал и просыпался в холодном поту. И чувствовал, как с каждым часом та сила внутри крепчает, наливается тяжестью, а тело потихоньку, с неохотой, начинает ей подчиняться.

Наконец, я рискнул встать. Ноги подкосились, мир поплыл, и я бы грохнулся обратно на койку, если бы не чья-то сильная рука, подхватившая меня под локоть.

— Эй-эй, куда спешишь, старина? — знакомый хриплый голос. Тихомир.

Он стоял, опираясь на косяк двери, его раненое плечо было плотно перевязано, но на лице играла привычная, чуть уставшая усмешка.

— Еще не оклемался, а уже на подвиги тянет?

— От постоянного лежания тошнит уже, — ворчливо ответил я, опираясь на него. — Надо ноги размять.

— Ну, разминай, разминай, — он поддержал меня, и мы медленно, как два старика, вышли из комнаты в коридор.

И тут я увидел это. В глазах каждого встречного. Каждого агента Приказа, каждого слуги, что сновал по коридорам с бельем или подносами с едой.

Уважение. Не то подобострастное, что было раньше, когда они думали, что я просто странный боец. И не тот испуганный трепет, что появился после раскрытия моего имени. Нет. Это было другое. Глубокое, бездонное, почти благоговейное уважение воина, который видел, на что ты способен в настоящем деле.

Они встречались со мной взглядом и либо коротко кивали, либо отдавали честь, прикладывая руку к груди. Никаких слов. Никаких вопросов. Просто молчаливое признание: мы видели. Мы знаем. Спасибо.

Даже Тихомир, обычно такой сдержанный, смотрел на меня теперь по-другому. В его взгляде была не просто братская солидарность по оружию, а нечто большее. Как будто он видел во мне не просто союзника, а знамя. Точку опоры. Это могло стать проблемой, но, к счастью, Наталья об этом побеспокоилась заранее и взяла со всех, кто услышал про Инлинга, магическую клятву от неразглашении.

— Народу подвалило, да? — проворчал я, чтобы разрядить обстановку, глядя на двух агентов, которые о чем-то спорили над картой, разложенной на большом дубовом столе в холле.

— Код красный, — пояснил Тихомир. — Такое не каждый год случается. Нападение на поместье графа, да еще с применением обнулятора… Да тут пол Изборска на ушах ходит. Совет в панике, агентов из самого Новгорода нагнали. Говорят, приказ лично сам Шуйский подписал.

Мы спустились вниз, в главный зал. Здесь кипела работа. Десятки людей в форменных темно-синих плащах с шевронами Приказа сновали туда-сюда. Устанавливали аппараты связи на длинных столах, развешивали карты на стенах, строчили донесения. Воздух гудел от низкого гулкого разговора, звонков телефонов и запаха свежей бумаги, пота и металла.

Я видел много новых лиц. Специалистов с ящиками, полными непонятных инструментов, магов-следопытов, вглядывающихся в хрустальные шары с застывшими лицами, суровых военных в полной экипировке, проверяющих оружие.

И все они, замечая меня, замирали на секунду. Прерывали разговор. Смотрели. И снова — это молчаливое, тяжелое уважение.

— Трупы, — сказал Тихомир, следуя за моим взглядом. — Тех… тварей. Не получилось опознать. Как только умерли, начали разлагаться с дикой скоростью. За пару часов превратились в зловонные лужицы и кучки праха. Ни ДНК, ни магических следов. Будто их и не существовало никогда.

— Значит, боялись, что их вычислят, — пробормотал я. — Прописанный механизм самоуничтожения. Дорогое удовольствие. Очень. Нас снова недооценили. Но долго так продолжаться не будет…

Мы дошли до большого окна, выходящего во двор. Я оперся о подоконник, чувствуя, как ноги подкашиваются от слабости, но внутри все горело.

Я видел, как во дворе, среди шатров и повозок Приказа — на машины если сдохнет магия надежды не было, резвилась Лишка. Она играла с каким-то щенком, подобранным, видимо, в лесу. Видел Веронику — она сидела на скамейке с книгой, но не читала, а смотрела на агентов с серьезным, взрослым выражением лица. Видел Веру — она о чем-то спорила с группой магов, ее руки летали в воздухе, рисуя сложные знаки. Она увидела меня, на мгновение запнулась, и на ее лице промелькнуло что-то сложное — виноватость, благодарность, решимость, — и она снова углубилась в спор, но уже как-то увереннее.

Жизнь брала свое. Поместье, еще недавно мертвое и пустое, теперь бурлило, как растревоженный улей. Его стены, видевшие столько смерти, теперь защищали жизнь. И в этом был странный, горький, но утешительный парадокс.

— Наталья не спит третьи сутки, — тихо сказал Тихомир, глядя в ту же сторону. — Руководит всем этим. Отправляет отчеты. Требует ресурсы. Она… она сказала Совету, что если они немедленно не выделят все, что нужно, она лично придет и устроит им «код красный» в самих их кабинетах.

Я усмехнулся. Слабый, хриплый звук.

— На нее можно положиться.

— Да, — согласился Тихомир. Он помолчал. — Спасибо, что остался тогда. Думал, уже все — отбегался.

— Взаимно, — я посмотрел на его перевязанное плечо. — За спину.

Мы стояли так молча, два старых, израненных солдата, глядя на кипящую деятельность вокруг. Я чувствовал слабость в теле, но силу внутри. Видел уважение в глазах людей и знал, что оно оплачено кровью. Слышал гул расследования и понимал — игра только начинается.

Кто-то искал меня. Кто-то очень могущественный и очень старый. Кто-то, кто не боялся Приказа. Кто-то, кто знал, кто я такой на самом деле.

И теперь у меня было что терять. Снова. Этот дом. Этих людей. Этот шанс.

Я выпрямился, оттолкнувшись от подоконника. Слабость отступила на шаг, уступая место воле.

— Ладно, — сказал я. — Хватит валандаться. Надо искать эту Башню Молчания. Пока они не замели все следы.

Тихомир посмотрел на меня с легким недоумением.

— Ты же еле стоишь на ногах.

— А внутри я уже бегу, — ответил я и сделал первый шаг. Твердый. В сторону карт, агентов и ответов. Но, увы, я явно переоценил свои невеликие силы. Пришлось возвращаться к себе, проклиная слабое тело…

День клонился к вечеру, окрашивая кабинет в густые, почти что материальные сумерки. Я не зажигал свет. В этом полумраке, пропахшем воском старых книг, дубовой древесиной и терпким дымом от камина, мысли лились четче, обретали жесткие, стальные грани. Я стоял у высокого окна, вглядываясь в багровую прощальную полосу на западе. Она была похожа на незаживающую рану на теле неба.

Скрип двери был тихим, почти застенчивым, но я уловил его. Я узнал ее шаги — легкие, но уверенные, не пытающиеся скрыть свое присутствие. Наталья. От нее пахло холодным ветром, дорожной пылью и чем-то еще… Чем-то металлическим и горьким. Знакомым до тошноты.

— Мстислав, — ее голос был низким, усталым, без обычной живости.

— Я здесь, — отозвался я, не оборачиваясь.

Она подошла вплотную, остановившись за моей спиной. Я чувствовал исходящее от нее напряжение, словно от натянутой струны.

— Вернулись. Осмотрели все.

— И? — односложный вопрос повис в воздухе.

— Ничего. То есть, абсолютно ничего, что имело бы для нас смысл. Кроме одного.

Я наконец повернулся к ней. Ее лицо в сумерках казалось бледным маской, только глаза горели темным, почти черным огнем. В них читалось то же, что клубилось и в моей душе — ярость, смешанная с ледяной осторожностью.

— Они появились внезапно. Километр от западной межи. Росчисть старая, — она говорила тихо, отчеканивая каждое слово, будто зачитывая донесение, которое следовало тут же уничтожить. — Нашли круг. Свежий. Мощный. От него… От него так и фонит до сих пор. Кровью. И страданием. Массовое жертвоприношение.

Я закрыл глаза на секунду, пытаясь заглушить внезапный приступ гнева. Опять. Снова эта варварская, дьявольская механика, где чужая жизнь — всего лишь разменная монета, топливо для призыва.

— Кто? — спросил я, уже зная ответ.

— Никого. Ни тел, ни следов, ни осколков, ни случайно оброненной безделушки. Чисто. Профессионально. Как скальпелем вырезано. Привели, убили, призвали, ушли. Приказ исполнен.

— Опять «Хозяин»? — прошептал я, больше самому себе.

— Похоже на то. Высшая нежить, Мстислав, — голос Натальи дрогнул. Не от страха. От ненависти. — Умертвия. Искорёженные тела. В них… В них духи Нави. Мертвые души в мертвой плоти, заточенные воевать еще раз. Кто бы это ни сделал, он не просто преступил закон. Он плюнул в саму основу мироздания.

— За это в Империи полагается смертная казнь, невзирая на чины и звания, — продолжила она. — Для Приказа Тайных Дел это дело принципа. Найти и уничтожить самого вызывателя. Стереть его в порошок.

Мы молча смотрели друг на друга, и это молчание было красноречивее любых слов. Оно говорило о главном. О той пропасти, что зияла между официальным долгом и нашей личной, частной войной. Приказ бросит все силы на поиски. Но найти — значит начать расследование. Копать. Поднимать пласты информации. Вызывать свидетелей. А вдруг чья-то лопата звякнет о наши собственные, так тщательно закопанные секреты? Вдруг чей-то любопытный взгляд со стороны заметит, что тени следователей из Приказа и нас самих иногда движутся в странном, подозрительном унисоне?

— Он знает, — тихо сказала Наталья, озвучивая мою самую черную мысль. — Тот, кто это затеял. Он знает о нас. Знает, что мы ведем свою игру. Это послание. Проверка на прочность. Вылазка разведки. Они бьют рядом, чтобы посмотреть, куда мы побежим. Как среагируем. Что выдадим.

Я отвернулся к окну. Ночь окончательно победила день. В темноте уже угадывались знакомые контуры моего поместья — островок порядка и условного покоя в море хаоса. Островок, который только что попытались атаковать.

— Федька Холодный, — произнес я его имя, и оно прозвучало как ругательство. — Его информация о Башне Молчания. О «Хозяине», что отдает приказы из тени.

— Мы молчим о ней, — мгновенно откликнулась Наталья. — Не передали в Приказ. И не передадим.

— Правильно, — я кивнул, сжимая пальцы на холодном подоконнике.

Камень был шершавым, реальным. Он напоминал, что все это — не сон.

— Если это ловушка, то вести в нее официальных следователей — значит подписывать им смертный приговор и хоронить единственную зацепку. А если нет… Если это и правда шанс выйти на него…

— … то этот шанс должен быть нашим, — закончила она.