Глава 8
— Не подходи… НЕ ПОДХОДИ!!! НЕ… — его непонятное оружие, направленное на меня, выплюнуло маленький огонек, и возле моего уха что-то свистнуло.
Что это? Праща? И как она мне может навредить? И почему такая мелкая? И причем тут огонь? Но на всякой случай я сместился, сверкнул меч — и она упала вместе с держащей ее рукой.
Шаг ближе, удар в морду, чтобы прервать вой. Потерял сознание — работаем. Я оторвал от его одежды кусок ткани, перевязал руку, плотно стянув. Теперь быстро не сдохнет — как раз хватит, чтобы его допросить.
Потом вторым куском стянул ему руки и ноги — зачем давать человеку ложную надежду на свободу или побег? Посмотрел на то, чем он вроде как пытался меня убить. Рукоятка, длинная трубка. Интересно. Засунул за пояс — вдруг пригодится. Тем более, что от него тянуло эфиром, пусть и слабым. Наверное, какой-то артефакт.
Опомнившись, я метнулся к двери и аккуратно ее прикрыл. Интересно, а почему эти так сразу не сделали? Хотя, они что-то там говорили про артефакт, что скрывает их. Мне бы он пригодился…
Опять удары по морде, но уже чтобы привести в чувство. Парень задергался, выпучив глаза, замычал — ну да, я ему рот-то ладонью закрыл, — потом замер, увидев нож в опасной близости от своей шеи.
— Так, смерд. Я говорю, ты слушаешь. Молча. Потом ты говоришь — я слушаю. Именно в таком порядке. Нарушаешь его, и я отрезаю любую часть твоего тела на свой выбор. Кивни, если все понятно.
Он закивал так, что мне показалось, его голова отвалится. Видать, он очень умный — вон как быстро соображает. А если нет…
— Кто ты…? — завизжал он, и моя рука опять закрыла ему рот.
— На первый раз прощу, потому как считаю, что иногда, в редких случаях, человеку можно дать второй шанс. И если ты не понял, я повторю. Говоришь только тогда, когда я разрешу. Я понятно объясняю?
На этот раз он кивнул менее активно, но уже с пониманием в глазах. Хорошо. Рад, что сразу его не зарезал. Обычно трусы легко ломаются. Им даже яйца прижигать не надо — достаточно только намерение обозначить.
— Итак, у меня всего пара вопросов. Ответишь честно, сдохнешь быстро. Первый — вы кто такие? Второй — кто такой Хозяин? И третий — зачем я ему нужен? Отвечай быстро, кратко и без вранья, потому как я его сразу почую.
— Зачем мне отвечать, если ты меня все равно убьешь?
Ух ты, кто-то принял зелья храбрости? И почему я этого не заметил? Совсем старый стал.
— Ты меня услышал вообще? Так я тебя быстро убью. В другом случае отрублю руки и ноги, а после выкину к мертвякам, чтобы они тебя сожрали. Выбор за тобой. В живых не оставлю — щадить врагов не приучен. Итак, давай по пунктам.
— Я не понял, что значит — хотели от тебя?
Да что ж за тупой мне пленник попался⁈ Так и хочется врезать, но боюсь убить раньше времени. Ну да ладно, сегодня я добрый.
— То и значит. Тот труп, за которым вы пришли — это я. Ну, я так мыслю. Про иные находки графа мне не ведомо.
— Но он… Ты же мертвый⁈ Тебе тогда больше тысячи лет!!! А выглядишь, как живой старик, одетый в непонятные одежды.
— Хорошо сохранился. Раньше люди крепче были, богатыри не вы. Все. Дальше по пунктам. Кто такие?
— Наемники мы, из банды Федьки Холодного. Приказали нам пробраться в поместье и притащить труп. Все. Мы никого не убивали и не грабили.
— Кто открыл разрыв, из которого полезли мертвяки?
— Не знаю. Это не мое дело. Но точно кто-то из местных. Ну, из тех, кто графу служил.
— Хозяин кто?
— Имени не знаю.
— Кто знает?
— Федька, наверное. Он с ним дела ведет, да поручения выполняет. Мы мелкие сошки, высоко не летаем.
— Как его найти? Ну, Федьку вашего?
— На Пресненской кабак «Ёжкин ёж». Там он бывает часто. А где живет, не знаю.
— Тогда ты бесполезен…
— Не губи-и-и!!! — забился он, пытаясь отползти. — Родом клянусь, никому об тебе не скажу! Сбегу в другой город, спрячусь так, что не найдут…
— Как с твоим артефактом обращаться? — вытащил я пращу из-за пояса.
Тот посмотрел на меня дикими глазами, сбиваясь, кое-как объяснил. Я проверил. Ага. Я ж не тупой, как думают некоторые, и учусь быстро.
Посмотрел на это трясущееся тело — и резкий взмах мечом оборвал его никчемную жизнь. Зато без боли и страданий. Все равно на запах крови рано или поздно мертвяки припрутся. Лучше уж так.
Пошарил у них по карманам и все, что там было, забрал себе, включая светящуюся коробочку, которой так хвасталась Лишка. Наверное, очень ценная она. Добыча была маленькой, но я брал все — кто знает, что в этом мире имеет ценность.
И что делать дальше? Ясно, что становиться сильней. А значит, начнем резать мертвяков. Потихоньку так, незаметно. Разрыв, конечно, я не закрою — сил не хватит. Но тех, что есть, запросто зачищу. Погнали.
Я стоял в тени дома, прислушиваясь к мертвому миру поместья. Шесть. Я видел шестерых. У разлома, патрульные, страж у входа. Но инстинкт, выточенный годами у границ Нави, шептал — их больше. Они всегда прячутся. В подвалах. На чердаках. В тенях, где свет утреннего солнца, бледный и нездоровый, их не достает.
Начать с дома? Нет. Идея была глупой с самого начала. Пока я копошился бы внутри, те, что снаружи, могли снова почуять девочек и напасть на них. Или просто сбиться в кучу, превратив зачистку в адскую мясорубку. Нет. Сначала двор. Потом дом. Методично. Без жалости. Без шума.
Меч в руке не дрожал от нетерпения. Он был тяжел. Невероятно тяжел. Каждая мышца плеча и предплечья горела огнем после ночной бойни в склепе. Рана на щеке пульсировала. Но я сжал зубы. Эта боль была знаком. Знаком, что я еще жив.
Начал я с патрульных. Их было двое. Шаркали по гладкой плитке парадного двора, разделенные углом полуразрушенной оранжереи. Идеально. Первый. Тот, что поменьше, в лохмотьях, похожих на одежду конюха. Он медленно тянулся к чему-то блестящему в траве — обломку зеркала, наверное. Мертвые любят блестящее. Как сороки.
Я вышел из тени неслышно, будто призрак. Шаг. Еще шаг. Он не слышал. Весь мир для него сузился до этого осколка стекла. В три прыжка я преодолел разделяющее нас расстояние. Левая рука — жесткий захват за нижнюю челюсть, запрокидывая голову. Правая — меч, короткий, точный удар снизу вверх, под основание черепа. Хруст, похожий на ломание сухой ветки. Тело обмякло. Я не дал ему упасть с грохотом, медленно опустил на землю, на камни дорожки. Беззвучно. Как мясник, разделывающий тушу.
Второй патрульный за углом оранжереи. Он должен был вот-вот появиться. Я слился с резной кладкой стены, затаив дыхание. Сердце колотилось, но руки были спокойны. Только меч, влажный от черной жижи, казался холоднее обычного. Он появился. Тупо озираясь. Не видя первого. Не чувствуя опасности. Они не умны. Просто голодны и злобны.
Тот же прием. Только пришлось прыгнуть дальше. Он успел повернуть голову. Пустые глазницы уставились на меня. Рот открылся для немого вопля. Меч вонзился чуть ниже, чем в первого, под углом, почти отсекая голову. Она повисла на клочке кожи. Я подхватил падающее тело, снова приглушив падение. Готовы. Тело лежало в траве, почти невидимое. Убирать было некогда. Пусть валяется. Энергия от мертвяков прошла по жилам — но мало, очень мало. Совсем слабые попались.
Страж у входа. Большой. В обрывках бархата и кружев, когда-то, видимо, дорогих. Он стоял неподвижно, как истукан, лицо — маска из запекшейся крови и грязи. Лоб рассечен. Прямая атака? Рискованно. Он мог успеть поднять шум. Я огляделся. Над входом — полуразрушенный балкончик. Сбоку стояла деревянная лестница, видимо, поставленная при штурме. И широкий парапет, по которому можно было пройти. Работаем.
Ползком, используя каждую щель, каждую груду битого кирпича, я добрался до начала лестницы. Камень крошился под сапогами. Сердце замерло на секунду, когда под ногой со скрежетом рухнул крупный обломок парапета. Страж внизу дернул головой. Зарычал низко, как пес. Но не пошел искать. Стоял на посту. Глупец.
Сверху вид был лучше. Его макушка, почти лысая, с клочьями грязных волос, зияющие трещины в черепе. Точка входа. Я встал во весь рост на балконе. Взял меч обеими руками, для более точного удара сверху вниз. Пикирующего удара стервятника.
Я прыгнул. Прямо с балкона, вниз ногами, как падающий камень. Меч — продолжение рук, острие направлено точно в темя. Вес тела, сила падения. Удар! Клинок вошел как в гнилое полено, почти до рукояти. Я приземлился рядом, перекатившись, гася удар, едва удержав меч. Страж даже не дрогнул. Просто рухнул как подкошенный дуб. Только ноги судорожно дёрнулись разок-другой. Три. Самый большой — самый глупый.
Остались те трое у разлома. Черное, пульсирующее пятно на земле, словно незаживающая язва мира. Они копошились возле него, как мухи у гниющей раны. Один даже засунул руку в мерцающую черноту, что-то там пытаясь нашарить. Мерзость.
Подобраться к ним было сложнее. Открытое пространство. Они стояли близко. Если одного даже взять тихо, другие могут заметить. А может, и нет — они ж тупые. Да, риск. Но иного пути не было. Я выбрал самого дальнего, того, что возился с разломом. Ползком, от куста к груде развалин, от обломка колонны к залитому кровью фонтану. Вонь от разрыва была невыносимой. Сладковато-трупная, с металлическим привкусом. Меня затошнило.
Он наклонился еще ниже, почти ныряя по плечо в черную пульсацию. Его спина сейчас идеальная мишень. Я встал во весь рост за ним, в двух шагах. Он не почуял. Меч — молниеносный укол в основание позвоночника, где был источник их силы. Тихо. Он рухнул лицом в черное пятно. Его ноги судорожно дёрнулись, затем затихли. Четвертый.
Остальные двое обернулись. Увидели меня. Их рты разинулись для беззвучного рева. Поздно. Я был уже в движении. Вперед! На ошеломленных тварей. Первый удар — горизонтальный замах, снесший голову ближайшему. Пятый. Черная струя брызнула в воздух. Последний рванулся на меня, выставив когтистые руки вперед. Я встретил его ударом меча в грудь, но он был крупнее, тяжелее. Навалился, толкая меня к самому краю разлома. Зловонное дыхание обдало лицо. Из его глотки вырвалось булькающее шипение. Я уперся, чувствуя, как скользят сапоги по краю черной бездны. Холодок Нави веял в спину. Нет уж, сволочь!
Я рванулся вбок, используя его инерцию. Он провалился вперед. Я всадил меч ему в спину, по самую рукоять, и навалился всем телом. Он рухнул на колени, затем лицом в грязь. Я выдернул меч, пнул бездыханное тело. Оно съехало к краю разлома. Шестой.
Двор был пуст. Тишина, нарушаемая только моим тяжелым дыханием и слабым, мерзким пульсом самого разлома. Но это был только двор. Меня ждал дом. Большой, почерневший, с зияющими окнами-глазницами особняк. Западня? Или нет?
«Пять, десять, пятнадцать…», — мысль была туманной. Я уже перестал считать. В склепе — сколько? Шесть? Семь? Может, все десять. Во дворе — шесть. Плюс те, что остались снаружи склепа за камнями… Какая разница? Их нужно было кончать. Всех.
Я вошел в дом через разбитое витражное окно столовой. Осколки стекла хрустнули под сапогами. Внутри царил полумрак и разруха. Запах пыли, гари и… старой крови. Много крови. Я двигался медленно, неслышно, как призрак. Слух напряжен до предела. Зрение выхватывало каждую тень, каждое движение.
Они были везде.
Один — в бальном зале, тупо бродящий среди опрокинутых стульев, задевая гнилыми пальцами струны какого-то музыкального инструмента, что отзывался резким, фальшивым звуком. Я подкрался сзади. Удар в шею. Беззвучное падение на ковер, залитый кровью. Семь.
Двое — на лестнице. Сидели на ступенях, словно усталые путники. Один что-то жевал — похоже, обрывок гобелена. Другой тупо смотрел в стену. Я поднялся по стене, цепляясь за грубую лепнину, миновав ступени. Два быстрых удара сверху вниз, как молотком, прямо в макушки. Глухой стук. Два тела сползли вниз. Восемь. Девять.
Трое — в помещении с книгами. Видать, граф был очень богатым, раз мог себе позволить столько купить. Мертвяки копошились у полок, то и дело роняя книги. Один держал фолиант и листал его костлявыми пальцами. Идиоты. Вошел, не скрываясь. Они обернулись. Бросил тяжелую медную чернильницу в лицо ближайшему. Он отвлекся. Пока остальные ошеломленно смотрели на него, я был уже рядом. Горизонтальный удар — одна голова слетела. Разворот, укол в глазницу второму. Повернуть лезвие. Десять. Одиннадцать. Тот, с чернильницей в горле, дергался на полу. Добил, одним ударом отрубив гнилую башку. Двенадцать.
Чердак. Еще трое. Забились в угол, под стрехой. Спят? Или просто ждут? Неважно. Узкое пространство. Меч был неудобен. Я вытащил тяжелый кинжал из-за пояса. Ближний бой. Молчаливый, страшный, в пыльной темноте. Удары в шею, в основание черепа, в спину. Топот ног по доскам, хрипы, чавканье стали, входящей в гнилую плоть. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать.
Подвал. Пугающий темнотой. Сырость, запах тлена и ощущение, что сама Навь дышит тебе в спину. Здесь таились еще четверо. И источник еще одной воняющей лужи на полу — видимо, разлагались давно. Они были медленнее, слабее. Но страх здесь был гуще.
Я спускался медленно, шаг за шагом, меч наготове. Они подняли головы. Зашипели. Я не дал им сгруппироваться. Ринулся в атаку, рубя, коля, отбрасывая их друг от друга. Удар. Шестнадцать. Еще удар. Семнадцатый. Один уцепился за ногу. Я всадил кинжал ему в глазницу, вывернул. Восемнадцать. Последний попытался бежать вглубь подвала, в кромешную тьму. Я метнул кинжал. Попал в спину. Он рухнул. Девятнадцатый? Двадцатый? А тех, что были у склепа, считать? Черт знает. Хватит.
Я стоял посреди подвала, опираясь на меч. Дышал так, что легкие рвались. Руки тряслись, я даже боялся уронить оружие. Весь был в липкой черной и бурой жиже, заляпанный ею с головы до ног. Каждая рана, каждый синяк кричал от боли. Голова гудела. Тошнило от вони и усталости.
«Высшей нежити… нет… — пронеслось облегчением в сознании. — Слава всем живущим… не справился бы…»
Я поднялся наверх. Шаг за шагом, держась за стены. Проверил еще раз. Каждую комнату, которую мог. Бальную залу. Библиотеку. Кухню с развороченными котлами. Детские комнаты с разбитыми игрушками… Там было особенно тяжело. Пусто. Мертво. Только следы недавнего ужаса. И тишина. Гнетущая, полная тишина.
Наконец я вышел на крыльцо. Утро было в разгаре, но солнце затянуло пеленой серых туч. Поместье лежало передо мной. Мертвое. Очищенное. От нежити, но не от смерти. Не от горя. Не от той черной язвы разлома у восточного крыла. Она пульсировала слабо, едва заметно, но жила.
Руки не держали меч. Я воткнул его в землю рядом, как костыль. Оглянулся на особняк. Мрачный, разбитый, но теперь… пустой. Никто больше не шевелился за его окнами. Никто из него не выйдет, чтобы схватить девочек.
Я побрел к стене. Ноги еле волочились. Каждый шаг давался только усилием воли. Как перебрался через забор, сам не знаю. Лес встретил меня запахом хвои и влажной земли. Чистым. Живым. Здесь я шел, уже не скрываясь. Осторожность кончилась. И силы кончались.
— Мстислав!
Они выскочили из-за дуба. Вероника — с облегчением на грязном лице. И где только успела испачкаться? Лишка — с глазами, полными слез и надежды. Она бросилась вперед, но остановилась в шаге, увидев меня. Весь в черной жиже, в крови (своей и не своей), с лицом, застывшим в маске усталости и пустоты после множества убийств.
— Все… — выдавил я хрипло. Голос не слушался. — Двор… дом… чисто. Никого. Пока.
Вероника подошла ближе. Ее взгляд скользнул по мне, по воткнутому в землю мечу, по направлению к мертвому поместью.
— Сколько? — спросила она тихо.
Я только покачал головой. Слишком много. Слишком, чтобы считать. Слишком, чтобы помнить.
— Разрыв… — сказал я вместо ответа. — Жив. Надо… думать. Но… позже.
Я выдернул меч из земли. Рука дрожала. Лишка осторожно протянула мне свой камушек-оберег. Он был теплым и спокойным. Никакой дрожи.
— Он не дрожит, — прошептала она. — Значит… тихо.
Я кивнул. Взял камушек. Тепло легкой волны пробежало по изможденной руке. Маленькая частичка жизни в этом царстве смерти.
— Идемте, — сказала Вероника твердо, подхватывая мою руку и кладя ее себе на плечо, будто я старик. — Внутрь. Помоешься, отдохнешь. А потом… потом мы вместе разберемся с этой язвой.
Я позволил ей вести себя. Шаг за шагом, через знакомую дверь, прочь от смерти. Впереди было поместье Темирязьевых. Мертвое. Очищенное. Но не побежденное. Пока пульсировал разлом, ничего не было кончено. Но сейчас… Сейчас можно было просто идти. Дышать. Чувствовать тепло девичьего плеча под рукой и тихое покалывание обережного камушка в ладони. Этого хватало. На этот час.