20. Жаль, вы были блистательной парой

Шерелин

В резиденцию мы приехали ранним утром.

Я никак не ожидала столкнуться нос к носу со всей столичной элитой. Совсем вылетело из головы, что начался бальный сезон, да еще и сам император праздновал годовщину с супругой, собирая всех знатных господ в своих владениях.

И как назло, именно я попала в самый центр внимания.

Стоило нам с Баернаром появиться на площади, как на нас тут же устремились взгляды прогуливающихся гостей.

Их интерес был более чем очевиден: я впервые за долгое время появилась на людях, да еще и в компании одного из самых завидных холостяков империи.

Поздно я поняла, что его компания была худшей из моих идей.

И пусть я разводилась с Дер Крейном, мне не хотелось оглашать это сию секунду.

Но назад уже не повернуть.

Волтерн, явно придерживался иного мнения. Его тонкие губы тронула улыбка, холодная и довольная.

Он взял меня под руку.

— Я думаю это лишнее, — мягко освобождаюсь. — Мы ещё пока не завершили бракоразводный процесс, — напоминаю я.

— Как скажешь, — казалось не оскорбился он. — Но…, — он прищуривает взгляд не выпуская из своего плена, — но, самое время насладиться этим триумфом, разве нет?

Я хочу ответить, но мой взгляд привлекает внимание дама в красном как рубин платье, расправив веер она скрыв свои губы что-то говорит своей собеседнице.

Сердце забилось галопом, а стыд приливает к лицу кипятком.

Мне знакома эта дама, самая скандальная сплетница во всей империи мисс Мариан Денинсон.

Она носит яркие платья, говорит с подчёркнутой манерностью, любит взрывать общество сплетнями, так же, как актриса любит аплодисменты. В обществе её боятся и одновременно ищут её внимания, ведь её слова могут сделать человека либо звездой бала, либо посмешищем всей империи.

“Ну всё, теперь вся столица сегодня узнает, что я с герцогом”.

Император нас принял практически сразу, и это, пожалуй, было единственной хорошей новостью.

В приёмном зале он восседал рядом со своей супругой, а по периметру, словно тени, стояли несколько слуг.

Его Величество, мужчина в зрелых летах, с серебром в волосах и тяжёлым стальным взглядом, в котором ощущались опыт, мудрость и безусловная власть.

Его присутствие сжимало мне грудь, лишая спокойствия.

Рядом сидела императрица — изящная женщина в изумрудном платье с диадемой. Холодная красота и спокойные серые глаза выдавали ум и превосходство, её полуулыбка словно намекала, что она знает обо мне больше, чем хотелось бы.

Что смутило ещё больше.

Делаю реверанс и расправляю плечи, хотя это даётся с трудом. Шёлк юбок дрожит, предательски выдавая моё волнение. Сердце неспокойно, оно шепчет, что ещё не поздно передумать, отступить.

Но я должна с этим разобраться, ради ребёнка. Должна.

— Мисс Дер Крейн, я уже в курсе ваших семейных разногласий, герцог мне обо всём рассказал, — голос императора гудит в груди.

Я сглатываю.

— Да, я прошла ритуал по расторжению связи, сфера подтверждает, что она с генералом не истинная, — произношу с трудом.

— Жаль, вы были блистательной парой, — в голосе императора звучит холодное сожаление, но его глаза пристально следят, оценивая мою каждую эмоцию на лице.

— Да, если бы у такой пары имелись наследники, — мягко, и вкрадчиво дополняет Волтерн.

Его слова будто подсекают почву под ногами и толкают меня к пропасти, где нет опоры.

Император стучит пальцами по массивному подлокотнику, взгляд исследует так, что кажется он вот-вот заглянет прямо в душу, сорвёт с меня покровы молчания.

— Я приглашаю Дер Крейна, он должен прибыть, — произносит император, не отводя глаз.

Я вскидываю подбородок. Разве это обязательное условие? Горло пересыхает, но я не решаюсь спросить.

— Волтерн, — вдруг обращается к герцогу император, — я хочу поговорить с Шерелин.

— Да, конечно, — вежливо соглашается Баернар, бросая мне быстрый взгляд поддержки, но в его глазах тоже тень тревоги. Он отступает, и его шаги стихают за дверью.

Зал будто сжимается. Воздух становится плотным, вязким, трудно дышать.

Император и императрица переводят взгляд на меня, и я ощущаю их физически: словно две стены с разных сторон двинулись и начали давить, лишая пространства и выбора.

— Какова же ваша истинная причина расторгнуть брак с генералом, Шерелин? — на этот раз спрашивает императрица.

Две пары глаз уставились на меня, ожидая ответа.

Но как объяснить всё в двух словах о том, что именно случилось между нами, что случилось со мной, когда меня закинуло обратно в прошлое, чтобы не совершить повторной ошибки — остаться с ним и умереть от боли, застукав свою сестру с ним?

Как объяснить, что подвержен опасности мой ребёнок, о котором я поклялась никому не говорить?

Я словно попала в ловушку, из которой нет выхода. Скрывать свою тайну от императора — это предательство, измена, чем я тогда буду отличаться от своего мужа, если стану тут уклоняться от правды и лгать?

Ничем.

— Ты же понимаешь, Шерелин, так просто ты не можешь с ним развестись, даже если сфера показывает обратное, — продолжает императрица, — помимо традиций есть общество, долг перед империей, есть статус, есть обязательства.

— Да, я понимаю, но…, — поднимаю взгляд, — это вопрос жизни и смерти. От меня не будет прока империи, если я буду раздавлена.

— О чём ты говоришь, Шерелин? — хмурится императрица. — Тебе что-то угрожает?

Задерживаю дыхание в груди. Без признания меня не поймут, это очевидно, в худшем случае мне будет отказано, я останусь без поддержки, и сейчас решается всё!

Я раскрываю губы, чтобы произнести то, что всё это время скрываю ото всех, почти выдаю, но позади раздаётся шум, заставляя меня вздрогнуть, а императорскую чету настороженно посмотреть мне за спину.

— Ваше Величество, позвольте возразить! — сокрушается воздух грудным голосом.

Прикрываю веки, зная, кому принадлежит красивый мужской баритон.

Чёткие размеренные шаги остаются эхом по пустынному залу.

Ройнхард встаёт рядом со мной. Я держусь, чтобы не посмотреть на него, чтобы он не увидел моих эмоций.

— Некрасиво врываться без приглашения, генерал, — холодно произносит императрица, выражая справедливое замечание, но ведь это Ройнхард — ему всё прощается.

Впрочем, я убеждаюсь в этом уже сразу, когда мой муж твёрдо, но дипломатично отвечает:

— Условности — для придворных приёмов, Ваше Величество, — отрезал Ройнхард, и его голос зазвучал как сталь. — А то, что сейчас происходит, касается лично меня и моей супруги. Я требую как муж и как человек, облечённый доверием императора, чтобы мне предоставили слово. Полагаю, вы не станете препятствовать?

Императрица приподнимает подбородок и бросает взгляд на своего мужа.

— Разумеется, предоставим, — отвечает император, — раз ты так быстро явился, то мы все ждём объяснений.

— Объяснения очень простые, — возражаю я, и мужчины смолкают.

— Его Сиятельство Дер Крейн предпочёл мою сестру Беттис, — выдаю я чуть раздражённее, чем хочу.

Ну почему он появляется тогда, когда я решаюсь открыть правду? Словно намеренно препятствует мне. Как он вообще понял, что я уже здесь, и почему Волтерн его не задержал хотя бы на пару минут?!

Я не выдерживаю и всё-таки бросаю злой взгляд на своего мужа. Только ему всё равно, он держится уверенно, властно, будто всерьёз верит, что правда останется на его стороне.

— Это правда? — интересуется императрица.

— Да, это так, — бессовестно открыто признаётся он, и даже не моргнул. — Но это не моя прихоть, меня во всём устраивает моя жена, кроме одного…, — он замолкает, а у меня сердце сжимается от свежей раны. — Без согласия Шерелин я не хочу продолжать. Я…, — он поворачивается ко мне, — уважаю её чувства и не хочу причинять ей неудобства, если она того сама не захочет.

Я ошеломлённо замираю и смотрю на дракона.

Что же не так, Ройн? Ты так старательно обвинил меня во всём тогда, что изменилось, ведь сейчас хороший повод сделать это публично. Почувствовать себя белым и пушистым — ты ведь это так любишь?

Горечь от собственной язвительности разливается по языку. Именно это прочитал дракон сейчас в моих глазах.

Но ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Так, — напряжённо выдаёт императрица, — всё очень интересно, но чтобы прийти к твоему пониманию и разрешению спора, нам нужны подробности. А вы оба, — смотрит на меня, потом на Ройнхарда, — к этому, как я полагаю, не готовы? И что же делать?

— Я прошу официального развода, — настаиваю я.

— Я против, — возражает Ройнхард.

— Не удивительно, что ты против, — взрываюсь я. — Признай, что тебе нужна не я, разве это так трудно? — мои нервы просто трещат по швам, не могу сдержать эмоций.

— Признаю, — вдруг отвечает он, глядя мне прямо в глаза, — мне нужна ты.

Я так и захлопываю рот, сжимаю подрагивающие пальцы в кулаки. Слёзы неожиданно наполняют глаза влагой, я поджимаю губы, не в силах спорить, лишь качаю головой и отворачиваюсь, пряча глаза.

Чудовище, просто монстр. Сколько ещё он будет меня мучить?!

— Я думаю, — берёт слово император, — на сегодня достаточно.

— Согласна, — поддерживает его супруга. — У нас сегодня торжество, не будем омрачать его ссорами, — мягко улыбается она. — В любом случае будьте сегодня и завтра гостями. Будет время успокоиться, подумать, обговорить, а потом продолжить, верно? — стреляет взглядом на своего супруга, а тот охотно кивает.

Да это целый заговор?

— Я всё понимаю, — возражаю, — прошу меня простить, но мне бы хотелось поскорее…

— Спасибо, Ваше Величество, за гостеприимство, — перебивает Ройнхард, — мы рады быть на этом празднике.

— Вот и славно, — императрица делает жест, улыбаясь моему мужу, давая понять, что на сегодня разговор окончен.

Я вылетаю вперёд в распахнутые двери.

Глаза от злости и негодования застилает пелена.

Ройнхард идёт следом за мной. Он буквально настигает меня, как дикий лев свою добычу, заставляя развернуться и посмотреть на него.

— Шерелин, ты совершаешь ошибку, — дышит он горячо мне в лицо.

Я упираюсь в стену, прижимаюсь к ней лопатками. Холодный камень остужает горячечный жар в груди, но тело всё равно будто горит.

— Я сделала ошибку, когда согласилась выйти замуж за изменника, — слова вырываются хрипло, словно выскальзывают из горла осколками льда.

Лицо Ройнхарда искажается, будто он и вправду получил пощёчину. Скулы напряжены, на виске дёргается жила.

Он делает шаг вперёд, слишком близко. Его грудь почти касается моей, тёплое дыхание обжигает щёку. От него пахнет силой и свежестью, едва уловимым мускусом и чем-то знакомым, до боли родным. Его тень накрывает меня с головой, будто я поймана в ловушку.

— Я думал не только о себе, Шерелин, — голос низок и густ, вибрирует где-то в груди. — Я обеспечил тебя всем! Каждое украшение на тебе, каждый шелк твоего платья — это я сделал, чтобы ты не знала нужды.

— Вот именно! — выдыхаю я, чувствуя, как спина вжимается в стену. — Ты думал о своём статусе. О том, как будет выглядеть твоя жена, чтобы не упасть в грязь лицом.

Он резко замолкает. Его глаза — тёмные, как омут, и в них та же опасность, что в шаге хищника перед прыжком.

— Скажи мне честно, Шери… — он произносит моё уменьшительное имя так, будто ласкает его языком, и оно отзывается дрожью в коленях. — Если бы у меня не было ни титула, ни состояния… ты бы всё равно вышла за меня?

Он склоняется чуть ближе, так, что его губы почти касаются моего уха. На миг мне кажется, что он сейчас дотронется. И сердце сбивается с ритма.

Я замираю, и в эту паузу слышно лишь его дыхание.

Он снова это делает — загоняет в угол, вынуждает меня обнажать душу.

Его рука ложится на стену рядом с моей головой, и пространство между нами исчезает.

— Ты… ты клялся перед алтарём в верности. И предал эти клятвы, — почти шепчу я, стараясь не поддаться обжигающей близости. В его глазах вспыхивает огонь — гнев, боль, и что-то ещё, от чего внутри всё предательски сжимается. — Я не прошу вернуть прошлое. Я прошу отпустить меня. В разбитую чашу не налить воды, Ройнхард.

Молчание сгущается, тяжёлое, вязкое, будто воздух насытился железом.

Он дышит резко, ноздри раздуваются, плечи вздымаются и опадают. Кулаки сжаты. И всё равно он не отступает — напротив, его тянет ближе.

Зачем я ему? Просто как трофей? Как красивая ширма? Беттис моложе, соблазнительнее. Так почему я? Или…

Нет. Нельзя. Эти мысли — яд.

— Даже если тебе удастся удержать меня силой, — смотрю ему прямо в глаза, чувствуя, как дрожь пробегает по коже, — ты получишь лишь пустую оболочку. Душа никогда не будет твоей. И разве тебе, привыкшему к победам, понравится такая кукла?

Мой голос срывается на хрип, будто горло перехвачено его близостью.

Я отталкиваюсь от стены и отворачиваюсь, готовая уйти, но чувствую, как едва заметно скользит по локтю его пальцы — не задерживая, но оставляя след.

— Я ошибся, — глухо бросает он мне в спину.

Слова пронзают, заставляют остановиться.

Не оборачивайся, Шерелин. Но тело не слушается.

Его шаги быстрые, решительные, и вскоре он снова у меня за спиной. Его ладонь почти касается плеча, и только в последний миг он сдерживается.

— Я просчитал всё — кроме тебя. Я думал стратегиями, отрицал чувства. Считал их слабостью. Но просчитался.

Сердце гулко колотится, в висках пульсирует боль. Я сжимаю кулаки, ногти впиваются в кожу, оставляя кровавые луночки. Медленно поворачиваюсь к нему.

— Ничего уже не вернуть. У тебя будет Бетисс. Она родит тебе наследника. И ты забудешь обо мне.

Он замирает, лицо снова становится маской, но между бровей залегает глубокая складка. Его пальцы чуть дрожат, и я вижу, как он сжимает их за спиной, чтобы не потянуться ко мне.

На этот раз он молчит. И не останавливает.

Я выхожу в коридор, чувствуя, как ноги подгибаются, как дрожь пробегает по телу от слишком долгой близости.

— Шерелин? Как прошла встреча? — Волтерн возникает из тени, его глаза сразу выхватывают мои покрасневшие глаза и дрожащие губы.

Я торопливо смахиваю слезу, ощущая, как щёки жгут — будто всё ещё храню след дыхания Ройнхарда.

— Всё в порядке. Просто… император попросил нас остаться его гостями. Решение перенесено.

Волтерн хмурится, его взгляд острый, как лезвие.

— Неожиданно.

— Я пошлю Кармен за вещами, — отвечаю быстро, и, не дожидаясь его, иду прочь.

Мне нужно побыть одной.

Отряхнуть с себя его запах, его близость, его голос, что всё ещё звучит у самого сердца.

Загрузка...