Сознание возвращалось урывками. Перед глазами мелькали и размывались частички энергии, словно иллюзия. Грудь что-то сильно сдавливало, не позволяя сделать глубокий вдох.
Пронзительный писк, будто меня хорошо контузило, звучал в ушах не переставая, давил на виски и заставлял морщиться. Но даже сквозь него я смог расслышать звуки леса, а ещё… голоса.
— Вы уверены, что этот выродок не освободиться, Леонид Яковлевич? — высокомерно спросил кто-то слева от меня. Повернуть голову и посмотреть на этого человека я не мог при всём желании. Паралич всё ещё держался, но печати Света и Регенерации постепенно справлялись, а на подмогу им пришла Скверна, выжигая чужую магию из моих энергетических каналов.
— Абсолютно, господин Нагор, — с глубоким уважением, в котором так и сквозило лизоблюдство, ответил обладатель хриплого баритона неподалёку. — Касание Меналы способно обездвижить одарённого с рангом Магистр, не то что какого-то Воина.
— Это хорошо… очень хорошо! — с удовольствием произнёс юнец. А то, что присевший перед моим лицом на корточки человек очень юн сомнений не было. Не умеют маги этого мира возвращать себе молодость, слишком слабы. — Ну здравствуй, Потёмкин… Сказать по правде, я даже немного разочарован, что доставить тебя сюда было так легко. Столько слухов и разговоров приходилось слышать о тебе… Молодой князь! Сильный одарённый! Герой Империи, ха-ха!
Его смех поддержал как минимум десяток глоток, а на моём лице не дрогнул ни один мускул. Я просто смотрел на лицо этого мальчишки. Сколько ему? Двадцать? Может чуть больше… Длинные светлые волосы, холёная и высокомерная рожа, что так и просила кулака, а ещё… я отчётливо разглядел, что у него блестели губы какой-то хренью, а нос уловил запах шампуня, каким пользовалась Света. Он улыбался, чувствуя своё положение в данный момент и радовался, будто ребёнок. Вот только глаза его горели ненавистью, презрением и желание убить. Видел я такой взгляд и много раз.
Силы потихоньку возвращались, пусть энергия и ощущалась, как-будто запертая. Колдовать я не могу при всём желании. Паралич тоже отпускал и пальцами я уже мог двигать, но не стал этого делать. Три внимательных взгляда за спиной чувствовались особенно отчётливо, а значит заметят. По бокам особенно остро ощущался энергетический фон, а краем глаз я видел двух магов на расстоянии трёх метров. Готовых в любой момент ударить и удерживающих сотворённые заклинания.
— А я всё думал, когда ты вылезешь из своей норы и сделаешь свой ход, — ухмыльнулся, проигнорировав мальчишку и взглянул на седого старика с тростью, одетого в серый костюм. — Французы облажались и тебе припекло зад, Миходин? Или СБ-шники отдавили пятки и вынудили поторопиться, утопив концы в воду?
Щека старика дёрнулась, словно от пощёчины, а значит я прав. Если не в полной мере, то хотя бы частично. Недоброжелателей у моего рода много, но явных врагов не столь уж непомерное число. И Миходины являлись первыми из них, затаившись до… сегодняшнего момента, проявив себя открыто.
— Ты прав, князь, французы облажались, — сухо ответил он, справившись с эмоциями и гневом. — Кто же знал, что эти идиоты ни на что не способны, даже когда им всё подают на блюде.
— Довольно! — рявкнул обиженный юнец, на которого никто не обращал внимание. Он резко выпрямился, дёрнул рукава белоснежного костюма и прожигал меня полным ненависти взглядом. — Я не собираюсь ждать, пока этот мусор выговориться! Он здесь, чтобы сдохнуть, как собака! Ничтожество, посмевшее бросить тень на мой род!
Я приподнял бровь и более внимательно пригляделся к нему, напрочь игнорируя такую… яркую экспрессию! Как задвинул-то! Бросил тень на его род! А потому спокойно, как обычно разговаривают с умалишёнными, спросил:
— А ты, собственно, кто?
Миходин от моего вопроса ухмыльнулся, но почти незаметно и скрыл это за ладонью, будто зевнул. А вот юнец побагровел от гнева, сжал кулаки и врезал мне по лицу. Моя голова мотнулась назад, а сзади приблизился один из наблюдателей, схватил за плечо и не дал мне упасть.
— Не только выглядишь, как баба, но и бьёшь точно так же, — насмешливо хмыкнул я, сплюнув окровавленную слюну. — Не сдерживайся, повтори ещё раз, а то я что-то не почувствовал.
— Поднимите его! — зарычал этот представитель мужского пола, хотя это не точно.
К удерживающему меня человеку подошла подмога, а затем меня подняли с колен. И юнец не сдержался. Стал избивать меня, осыпая стремительными ударами. В ход пошли кулаки и колени. Рёбра хрустели, дыхание выбило и боль я чувствовал, но где-то там, на периферии сознания.
Остановился он лишь тогда, когда его лоб покрыла испарина, дыхание участилось, а кулаки сбились в кровь. И не только его, но и моей.
— И это всё? — прохрипел я, улыбаясь окровавленными губами и замечая, как многие из стоявших здесь бойцов рода Миходиных — уж их герб я узнаю — переглянулись. Глава их покачал головой, но промолчал, а вот юнец даже изумился. — Мне кажется, ты устал, возмёшь перерыв?
— Для того, кто сегодня сдохнет, ты слишком много разговариваешь и храбришься, — процедил он, а его глаза вспыхнули светом. Ага, картина стала чуть-чуть понятна. — И я выбью её из тебя! Заставлю молить о смерти, ублюдок!
— Ну-ну, ты не горячись, — понимающе покивал я. — Понимаю, зависть чувство такое, въедливое, противиться ей тяжело…
Судя по тому, как его глаза засияли ещё сильнее и из них стал валить дым, а на щеках появились паутинки белоснежной энергии, я попал в самую точку. Банальное предположение, ведь я слышал, что в этом мире есть и другие маги, кто обладает силой света. Не такой, как Паладины, не Истинным Светом, а так… ужатым и ничтожным вариантом.
Пусть я и играл на эмоциях этого идиота, но по мере того, как магия возвращалась, а паралич практически спал, оценивал противников. Их количество, местоположение, вооружение, энергетический фон. Не всегда Август Соларис был справедливым и по мере своей добрым человеком. Для друзей и соратников, во всяком случае. Задача капеллана не только в том, что наставлять на путь истинный братьев Ордена, благословлять их и очищать души смертных. Нередко приходилось заниматься и тем, на что не отважились бы и Ордена Священной Инквизиции, любящие устраивать аутодафе чёрным магам и прочей нечисти. И я не горжусь этим этапом своей биографии, но и не стыжусь её.
— Мне это надоело… — вздохнул мальчишка, резко успокоившись. — Сейчас ты умрёшь, Потёмкин… Но должен знать, что в этом лишь твоя вина. Ты посмел вылезти из своей грязи и одним своим существованием мешаешься под ногами. Пусть сначала я хотел лишь твоей казни… Но теперь… теперь я хочу, чтобы ты мучился. Считай это личным.
Его рука вспыхнула Светом и на мою грудь легла раскрытая ладонь. Доспехи с меня заблаговременно сняли и сейчас они валялись рядом с двумя бойцами Миходиных, там же был и лабрис. На мне осталась лишь рубаха, да штаны с сапогами.
Грудь обожгло, словно к ней приставили раскалённую кочергу. Завоняло палённым мясом и жжёной кожей, но на этом всё. И по мере того, как ладонь юнца сияла всё сильнее, росло непомерно удивление в его глазах. И не только его. Старый Миходин тоже понял, что что-то пошло не по плану и сделал шаг назад.
— К-как? Ты уже должен был сгореть от моего Света! — негодующе зарычал Нагар… Или Нагор? Впрочем, плевать.
— От твоего «Света»?, — хищно оскалился я, почувствовав, как внутри меня неистово вспыхнуло пламя Скверны, а печать Света засияла, подобно звезде. Этот идиот сам того не понимая поделился со мной энергией. — Твой Свет ничто, мальчишка. И будь ты хоть Архимагом, это ничего бы не изменило.
Резко подавшись назад, я заставил двух удерживающих меня людей Миходиных наклониться вперёд. Связывающие руки путы, полностью состоявшие из синей энергии, сгорели в пламени Скверны, а следом такая же судьба постигла и замешкавшихся бойцов.
Время словно остановилось и каждый из находящихся на лесной полянке людей только-только начал понимать — что-то пошло не по плану. В глазах мальчишки, в которые я смотрел немигающим взглядом, отразился страх и ужас.
— Не стоило тебе чесать языком, пока был шанс, юнец… — вокруг меня вспыхнула Эгида Света, вмиг поглотившая пули и магию. — И в особенности не стоило давать время капеллану Ордена Паладинов, не славящегося милосердием!
«Невозможно!». Именно это слово сейчас звучало в голове Адама Нагора, сына посла из британской империи, который большую часть своей жизни прожил в Российской Империи, а именно в её столице. Как гарант взаимоотношений между двумя государствами или как важный пленник с большей долей свобод, не так важно. Для самого Адама во всяком случае. Пусть он видел Туманный Альбион не столь часто, навещая в редкие случаи своих родных, но полностью проникся духом англичан. С самого малого возраста его воспитывали слуги и специально приставленные люди, а в редких случаях и отец, закладывая юному представителя герцогского рода, что он особенный! Что в его власти повелевать людьми! Диктовать им свою волю! Получать то, что он только пожелает! Деньги, женщины, лучшие артефакты, людей… Адам не знал слова «Нет!», а потому душой его завладел самый страшный из грехов. Гордыня.
Именно гордыня диктовала ему, как поступать с теми, кто делом, словом или даже упоминанием мог хоть как-то пошатнуть статус рода Нагор! И тем сильнее был гнев юноши, когда до него стали слухи о выскочке с Урала. Бездарный мусор, который по какой-то вселенной глупости появился в роду князей Потёмкиных, посмел сделать то, что не получалось у самого Адама. И речь не только о его предрасположенности к Свету, которой ранее славился только род Нагор. И не о том, что Потёмкин отличился в Хабаровске и походе, который возглавлял генерал Кутузов. Нет, нет, и ещё раз нет! Все успехи Потёмкина были лишь камнями, из которых выкладывалась ненависть Адама. Финальным же, маленьким камешком, устроившим лавину, послужил всего лишь один день. Обычный, ничего не значащий, но в тот день юноша встретился с той, кого не мог соблазнить своим статусом или деньгами. Не мог заставить подчиниться себе или угрожать её родным.
Кутузова Кристина… Дочь генерала Российской Империи. Та, кто завладела сердцем юноши. Та, от кого его кровь пылала, а похотливый мальчишеский разум навевал будоражащие сны. Их отцы уже давно вели разговор о помолвке и будущей свадьбе, а сам Адам проявлял все шаги в ухаживаниях за юной девой. Он заваливал её подарками, тратя баснословные суммы. Одаривал уникальными артефактами, которым позавидовали бы даже властители мелких государств, а многие князья Российской Империи сделали бы многое, если не всё, чтобы их получить. Доставщики цветочных магазинов, товар которых добывают прямо из Зоны, каждый день привозили Кристине новые цветы.
Он даже убивал ради неё, пусть она и не знала. Трижды бросал вызов на дуэль, где побеждал, хотя официальный повод и был другим. Пять раз устраивал покушения на тех, кто посмел приблизиться хотя бы на метр к той, кто должна принадлежать ему!
И всё, что он получал взамен, были лишь слова благодарности. Мало, ничтожно мало, ведь Адам достоин большего, чем просто «Спасибо», но за её улыбку он готов был это терпеть.
Ровно до одного дня! Такого самого дня, когда на их встрече, замаскированной под тренировочным спаррингом, она не стала хвалить и рассказывать о ничтожном князьке с Урала! И то, с каким жаром она это делала, широко улыбаясь и подначивая Адама, что вот он не воевал с её отцом за Российскую Империю, вызывало у юноши не просто гнев, а лютую ненависть! Как посмело ничтожество, валяющееся в грязи и обладающее лишь иллюзией власти и статуса, затмить его⁈
Разумеется, Адам не мог спустить такое. Не мог просто забыть Потёмкина, а мысли о мести выжигали его суть изнутри. Он желал прикончить этого князя. Всеми фибрами души хотел разорвать его на куски, спалить до состояния пепла своей магией света!
Он даже не удивился, что были и другие, кто разделял его желание. Найти этих людей оказалось просто, как и договорится с ними. Конечно, пришлось давить с позиции рода и статуса, а ещё доплатить, чтобы именно Адам забрал жизнь князя. Глава рода Миходиных не сильно хотел уступать эту, без сомнений, приятную во всех смыслах казнь. Но Адам настоял и получил шанс. И плевать ему было, что пришлось подкупить человека Долгоруковых, чтобы тот сделал всё правильно и выкупить у Миходина за баснословную сумму артефакт одновременной телепортации и тюрьмы. Он бы заплатил больше, не считаясь ни с чем. Особенно тогда, когда в его голове набатом били слова Кутузовой, которые распаляли его ненависть ещё сильнее: «Именно таким должен быть мужчина, который желает моей руки!».
Потёмкин сдохнет… И этот приговор даже не обсуждался. Вот только, стоило ошеломленному и ослабшему от применения артефакта князю оказаться в точке телепортации, тот не стал молить о пощаде. Жаль, очень жаль, Адам хотел бы посмотреть в его полные ужаса глаза, перед тем, как выжжет его сердце!
И что же увидел Адам? Насмешку! Потёмкин его не боялся! Не ужасался той силы, которой обладал пусть и слабый, но Ветеран! Он смеялся над ним! Дразнил, а своё избиение воспринимал, как ничего не значащую помеху! Он вёл себя так… будто был хозяином положения, что бесило Адама ещё больше! Его гордыня была задета, а это непозволительно!
И в какой-то момент юноша усомнился, прав ли он насчёт этих мыслей. Вдруг ублюдок и правда боялся, и от страха банально спятил? О да, в это поверить Адам мог и желал. А потом в один миг стал спокоен и решил, что пора закончить начатое… Результат же, был прямо перед ним и это вызывало неверие! А ещё… тот самый ужас, который он так желал увидеть в глазах князя.
— Не стоило тебе чесать языком, пока был шанс, юнец… — холодно произнёс Потёмкин, смотря Адаму прямо в глаза. Вокруг его тела появился необычайно мощный барьер из Света, который не брала никакая магия и пули были бесполезны. — И в особенности не стоило давать время капеллану Ордена Паладинов, не славящегося милосердием!
Последняя его фраза осталась для мальчишки непонятной, а вот что он понял в полной мере — он не уйдёт живым с этой поляны и более не вернётся в свои роскошные комнаты. Потёмкин исчез в блике Света, столь быстром, что за ним невозможно было уследить, а затем… элитные Егеря союзника стали умирать. Не веря в происходящее и всей своей суть ощущая, что стоит сделать хоть шаг с места и жизнь оборвётся, Адам смотрел на самую настоящую резню. Он слышал, как вопили от боли люди, конечности которых князь отрывал голыми руками, а других сжигал в пламени, от вида которого душа уходила в пятки. Словно мясник он упивался бойней и творил такое, на что не способы даже отпетые головорезы.
Воплощение смерти… Вот кем стал тот, кто минутой ранее являл собой слабого и ничтожного, а затем обернулся кровожадным чудовищем во плоти.
Граф Миходин смог задержать его лишь на миг. Одарённый Мастер, сильнейший в своём роде, он ударил в Потёмкина мощнейшей молнией и активировал артефакты, которыми был увешан, будто новогодняя ёлка. Множество стихий и энергий смерти, пространства и даже проклятий, обрушились на князя. Он должен был умереть. Не иметь возможность выжить, но когда буйство энергий улеглось из образовавшегося разноцветного облака вышел голый Потёмкин. И если ранее его тёмно-зелёное пламя появлялось лишь на миг, сжигая людей Миходиных, то теперь он пылал им весь! Его глаза горели, словно два костра, а пламя струилось плотной аурой отчаяния и ужаса, охватившей всё поле боя.
На невероятной скорости, буквально растворившись в пространстве, Потёмкин оказался рядом с главой рода Миходиных и одним ударом пробил множество барьеров. А затем добрался и до самого графа, схватив того за шею и с лёгкостью оторвав от земли одной рукой.
— Д-демон… — прошептал бледный, как покойник, Адам, сделал шаг назад и почувствовал, как стали намокать собственные штаны.
Будто наяву он увидел, как позади невозмутимого князя проявился силуэт настоящего чудовища. Настолько ужасающего, что разум не мог подобрать его описание. Безликое, смазывающееся в пламени, оно чем-то походило на человека, но им не являлось. Единственное, что удалось разглядеть — это элементы покорёженных доспехов и разорванный плащ, будто тлеющий в огне.
Граф сопротивлялся. Боролся за свою жизнь, но все его попытки были тщетны, а следом… следом последовали мольбы, которые не были услышаны. Сильный Мастер, способный заменить собою небольшую армию, умер столь же легко, как и обычный человек. Тёмно-зелёное пламя поглотило его, не оставив даже костей, что случалось с другими бойцами Миходиных.
— Жил, как ничтожество, и умер также. Этого червяка даже судить зазорно, — невозмутимо произнёс Потёмкин и разжал ладонь, с которой на землю стали падать хлопья праха. Всё, что осталось от главы Миходиных. Пламя, что окутывало его тело — исчезло. Но на смену ему пришли сияющие праведным светом глаза, обратившие всё своё внимание на Адама, что был не в силах сдвинуться с места. И эти глаза видели его душу насквозь. — А вот тебе такой участи не избежать, мальчишка. Гордыня, жадность, алчность… Твоя душа провоняла этими грехами, а руки измазаны в крови невинных по локоть. Бездна заждалась тебя и раз уж я здесь, то отправлю тебя во тьму прямым рейсом, без остановок…