Паладин. Свет и Скверна III

Глава 22

— И всё же я считаю, что вы неправы, сударь! Спонтанное формирование Пятен давно известный факт! Ещё в тысяча шестьсот двадцать втором, Европейской Коллегией Учёных, был задокументирован первый подобный случай!

— Вы руководствуетесь писаниной тех, кто в прошлом не знал, что такое мыло и перебивал свою вонь духами? Правда? Эти ваши учёные из ЕКУ, неучи все через одного! Вам знаком труд доктора наук Комарова, что всю свою сознательную жизнь потратил на изучения таких явлений, как Пятна, Зоны и Эпицентры⁈ Нет? Ну так ознакомитесь! Там достаточно чётко описаны способы возникновения подобных аномалий в нашем мире! Со всеми доказательствами! Вы же несёте полный бред!

Тучный мужчина в голубом костюме с высокомерием посмотрел на своего более худого оппонента в белоснежном мундире и презрительно скривил толстый губы. И вовремя поставил перед собой воздушный барьер, когда старик не выдержал к себе презрительного отношения и атаковал. Поднялся шум и крики. Сидевший за столом ведущий программы «Факты и только факты!», призывал их остановиться и вызвал охрану. А парочка спорщиков уже поднялись со кожаного дивана и принялись бить друг другу морды, нисколько не стесняясь зрителей. Охрану в виде суровых мужей они раскидали с лёгкостью, свалилась на пол камера. Картина потасовки в студии продержалась ещё несколько секунд и резко исчезла, сменившись рекламой шампуня.

Я с трудом ткнул кнопку пульта и переключил канал, где показывали записи вчерашней битвы на площади города. Ещё раз ткнул, канал сменился вновь, но теперь были не записи, а очередной репортаж.

— Тц-ц, одно дерьмо показывают, — здоровенный телевизор, висящей на стене богатых покоев, мигнул ещё раз и стал показывать на экране какой-то конкурс. Люди в резиновых костюмах всех цветов барахтались в слизи или какой-то другой жиже и пытались заползти на горку, чтобы забрать приз. И все они были азиатами, ведь канал-то иностранный. — Ну хоть так…

Дверь приоткрылась и внутрь заглянула хозяйка особняка, куда меня доставили после сражения. В домашнем халате зелёного цвета, с влажными после душа волосами. В руках она держала серебряный поднос, на котором паром исходил закрытый крышкой глиняный горшочек. Вазочка с фруктами, мороженное в форме шариков, сладости в виде конфет и печенье там тоже нашлись. Как и два стакана с золотыми подстаканниками, в которых судя по цвету был чёрный чай.

— Разжижаешь мозги? — с улыбкой кивнула Дарья на телевизор.

— Наблюдаю картину людской глупости и безделия, — люди на экране скатывались вниз, врезались друг в друга, но не сдавались. — С той целеустремлённостью, с которой они пытаются добраться до приза, японцы бы уже давно избавили мир от Пятен, Зон и Эпицентров. В одиночку.

— Да уж, только ты будешь искать смысл в таких передачах, — покачала она головой. — Тебе нужно подкрепиться, Вить. Вот, куриный бульон, клубника с дольками апельсинов и яблок, а ещё сладости и чай. Сама заваривала, таёжный сбор.

Я выключил телевизор, отложил пульт на прикроватную тумбочку и уселся поудобнее на мягкой перине. Непривычно было очнуться в такой мягкости после жёсткой циновки. Будто в облаке утонул, но в редких исключениях можно. А то, что к моему телу были подключены кабели тихо пикающей медицинской аппаратуры, не особо-то и мешало. Во всяком случае я её не уничтожил, как в прошлый раз во дворце.

Дарья села на кровать рядышком и в мой нос ударил запах цветочного шампуня. В тишине она принялась колдовать женскую магию, именуемой «забота». Из подноса показались ножки, чтобы было удобнее. Горшочек лишился своей крышки и стоило аромату бульона разлететься по комнате, как мой живот заурчал.

— И кого же мне стоит благодарить за старания? — обозначил я вежливую улыбку. — Твоего повара? Или лично тебя?

— Ты, возможно, удивишься, но я люблю готовить, — хитро подмигнула она, взяла спелую клубнику из вазочки и откусила. — Делаю, правда, это очень редко и когда есть настроение. Ну и когда есть причина готовить для кого-то.

— Что ж, — коротко кивнул я. — Не буду тебя разочаровывать и отдам должное стараниям.

Пусть Хозяйка Медной Горы и являла собой само олицетворение спокойствия в данный момент, но взгляд выдавал её нетерпение. Особенно, когда я взял серебряную ложку и попробовал её творение. Горячий, наваристый бульон обволок язык и проник в горло, неся за собой тепло и непередаваемый вкус. Да, он в какой-то мере обычен. Курица, лапша и приправы, но сейчас этот суп казался мне пищей королей и императоров, которую подавали на знатных обедах.

— Прекрасно, Дарья, — был мой вердикт.

Уголки её губ приподнялись, во взгляде появилось… многое, что можно описание разными словами, но больше подойдёт «облегчение и радость». Вот только там же добавилась и тревога, когда ложка выпала из моих пальцев и упала в горшок. Бульон брызнул жирными каплями, запачкал поднос и мой халат.

— Давай лучше я, — увидела она, как моя рука дрожит.

— Нет, — приструнил я её жёстким взглядом, отчего она вздрогнула. — Я сам.

Битва дорого мне далась, но смерть не посмела даже посмотреть в сторону старого капеллана. Буду откровенен — я мог сдохнуть, но вероятность этого была очень низкой. Покалечиться? Это вполне возможно, более того, так и случилось. Мои энергетические каналы в большинстве своём порваны в клочья и целители тут бессильны. Включая того старика-мумию, что был Магистром на службе у Дарьи. Не в его силах исправить подобные повреждения, что отчасти похожи на раны Михаила Долгорукова, но гораздо страшнее. Тут и Архимаги этого мира точно не справятся, если уж старому кузнецу не помогли. Тело-то придёт в норму, ведь плоть восстановить проще. Но вот этот тремор — это результат искалеченных каналов. И Дарья это понимала, как понимали и те, кто осматривал меня кроме её целителя. Из Москвы прибыла по приказу Кутузова целая группа первоклассных целителей, но ничего сделать они не могли.

Князь Потёмкин отныне калека. Таков их вердикт, что вызвал у меня жёсткую ухмылку.

— Вить, раз ты пришёл в себя окончательно, — разрушила тишину Дарья и всё же не удержалась. Взяла салфетку и вытерла мне губы. — Может расскажешь, что там было? Когда я прибыла с своими людьми, с поддержкой Егерей города и военных, то увидела, как всю площадь затопил яркий свет. Настолько яркий, что он охватил собою как бы не половину Екатеринбурга. Все твари и порталы исчезли, а возникший центр Пятна, тот самый обелиск, раскрошился до основания. Все опрошенные свидетели говорят сплошной бред, будто умалишённые. Что в какой-то момент битвы перед тобой появилась сияющая светом книга, а на правой руке была цель из той же энергии.

— Только это и говорили? — хлебнул я ещё бульона.

— Ты прав, на записях тех, кто решил поснимать сражение и не спрятался, было слышно, как ты что-то кричал на непонятном языке. Свидетели и участвовавшие в битве это подтверждают…

На непонятном языке… Знала бы ты, о чём говоришь, Дарья. Это были слова Истинного Света, звучавшие из уст капеллана, что стал проводником его воли. А фолиант и цепь… Тут всё проще, чем кажется. За долгие годы своей службы я обрёл не только покровительство Света, но и его дары. Регалии капеллана Ордена Паладинов, которых удостаивались лучшие из нас. Мой предшественник, Орун Ломеран, владел ими. А помимо Цепи Очищения и Фолианта Чистоты, у него были и другие. Он был единственным капелланом Ордена за всё время его существования, кто обладал легендарным, покрытым мифами и сказаниями, Предвестником Зари. Даже Тёмные Боги бежали в ужасе, когда Орун являлся на битву с братьями и сжимал в руке свой меч, которым по приданиям пронзил чёрное сердце Сефирота — первого и сильнейшего из когда-то живших Владык Инферно. И этим же мечом он однажды сражался с Агаресом, Генералом Погибели и опаснейшим из демонов всех времён, который, по слухам, в одиночку дал бой Неназываемому и почти победил.

Отчасти благодаря Оруну, точнее записям о нём в библиотеке Ордена, я и выбрал стезю капеллана. Он стал моим примером и тем, на кого тогда ещё молодой Август Соларис старался равняться. И раз я получил от Света свои регалии, то путь мой был успешен, а вера заслужила похвалы. Но Предвестник Зари я так и не обрёл, что, возможно, и стоило нам поражения в мире Неназываемого. Может быть всё могло сложиться иначе, но смысл теперь об этом думать?

— Расскажешь? — подалась она поближе ко мне.

— От многих знаний — многие печали, Дарья, — вздохнул я. — Возможно, однажды я открою тебе больше, но не сейчас. И дело не том, что нас связывает общее дело и твой долг перед императрицей.

— Я ещё не заслужила той степени доверия, — понимающе кивнула Хозяйка Медной Горы. — Но ответь мне на один вопрос, если можно… Почему?

— Что, почему? — вздёрнул я бровь. — Почему ещё не заслужила полного доверия? Тут всё очевидно…

— Нет, — помотала она головой, перебивая меня. — Тут, как ты и сказал, всё очевидно. Требуется время, поступки и всё в таком духе, я не глупая, Витя, и всё понимаю. Я о другом… Почему ты был готов отдать жизнь за тех людей? И не нужно мне говорить про твой долг Егеря или князя. Я видела, во что ты превратился, когда битва закончилась. Леонид едва вытащил тебя, а уж он пусть и Магистр, но очень талантлив. Так почему? Кто тебе были те люди? Просто незнакомцы, ты их не знал, но готов был отдать свою жизнь. Просто так, словно… словно… тебя устраивала цена!

— А ты бы поступила иначе?

— Если бы мне предстояло выбрать? Да, возможно… Нашла бы другой выход, с жертвами, но люди умирают и это факт, но расплачиваться своей жизнью? Сложно…

— Сложнейший выбор — сделает лишь сильнейший, — не удержался я от ухмылки. Старый Мак так сказал однажды. — Твоё малодушие мне понятно и это нормально. Мы готовы умирать за свои семьи, друзей, соратников, любимых… Это сама суть человека, бороться за то, что дорого и платить непомерную цену. Но, а как же остальные? Те, кто не способен защитить себя?

— Думаешь, какому-то бедняку или оставшемуся без родни сироте будет не всё равно? Они даже не узнали бы, что кто-то умер за них. Более того, им было бы плевать в большинстве своём.

— А это и неважно, Дарья, — бульон закончился, я закрыл крышку горшочка. — Отвечая на твой вопрос: Я не могу иначе. Таков мой путь и тот выбор, о котором ты говоришь. Всё, ради человечества, — и дополнил, но на всеобщем: — Я — Август Соларис, капеллан Ордена Паладинов. Такова моя клятва.

— Красивый язык, — криво улыбнулась она. — Но я не поняла, что последнее ты сказал…

— Что твой бульон был очень вкусным, — схватил я дольку апельсина, закинул её в рот и откинулся на подушки. — Спасибо.

Я прикрыл глаза. Стало клонить в сон и отказывать телу в отдыхе не было никакого желания. Сёстры в курсе, где я и что со мной. Есенеев с Емельяном и Иоанном тоже. В поместье всё хорошо и несколько дней оно сможет простоять и без меня. А тут, тихо, никто не мешает и не требует решать дела ежесекундно. Большое поместье, где слуг пусть и много, но они почти незаметны. И всего лишь один житель, который убрал поднос с моих ног, пододвинулся поближе и положил голову на мою грудь.

— Завтра утром оладья сделаю, хочешь? — горячее дыхание Дарьи обожгло кожу, а ещё я почувствовал что-то острое. — С медом или вареньем…

— Хорошо, — приоткрыл я один глаз и увидел, что та с улыбкой наблюдает за мной и водит ногтем по моей груди. — Но лучше с мёдом.

— С мёдом, так с мёдом… Отдыхай, Вить, а я ещё тут побуду и пойду…

Усталость взяла своё и я стал проваливаться в объятия сна. Особенно после горячего и вкусного бульона. Но пусть почти и отрубился, но на грани сознания услышал тихое пение, будто колыбельную.

Японская Империя… Храм Ицукусима…

Пребывая в медитации, Минамото Тадао вслушивался в звуки морских волн у подножья обрыва. Горный ветер трепал его монашеские одеяния, закрадывался в волосы и приносил с собой запах сакуры, цветение которой подходило к концу. В отличии от северного Хоккайдо, в Хиросиме её время прошло, но аромат всё ещё можно было уловить.

Дыхание мужчины, разменявшего четвёртый десяток, но на вид выглядевшего очень молодо, было ровным. Глаза его закрыты, а сердце отбивало спокойный, размеренный ритм. Ничто в мире не волновало того, кто отринул всё мирское и встал на путь веры, придя в Храм Ицукусима. Власть осталась в прошлом и больше не заботила выходца одного из древнейших родов Японии. Богатства были отданы на благо храма, а желание показать силу всему миру — исчезло. Он был свободен.

Являясь восьмым Архимагом Японской Империи он отринул всё, но и получил многое, что и не снилось большинству людей. Он был беден для многих благородных, но являлся богачом, что обрёл покой. Тот самый покой, цена которого очень высока и во многом недостижима.

Чуткий слух одарённого стихии Ветра уловил редкие шаги того, кто поднимался по каменным ступеням на площадку для медитаций. Тадао знал, кто к нему шёл. Понял это столь же легко, как сделал очередной вдох в своей медитации.

— Три недели, Тадао, — раздался старческий голос настоятеля храма за его спиной. — Ровно три недели прошло, с того момента, как ты поднялся сюда и остался один на один с миром. Скажи мне, обрёл ли ты мудрость?

Поджарый мужчина ответил не сразу, а сначала открыл глаза и ловко поднялся на ноги. Одежды не стесняли его движений, но позволяли разглядеть тугие мышцы под плотной тканью. Всё тело Тадао было создано лишь для одного — сражаться. Его воспитывали в верности клану. Обучали стать лучшим из лучших. Превзойти самого Оду Норайо, что был сильнейшим Архимагом Японии. Бросить ему вызов и совершить подвиг во имя клана. Вот только Тадао нашёл другой путь, где нет места смерти и крови, но есть место вере и чему-то большему.

— Я слышал ветер, мастер настоятель, — приятным слуху баритоном произнёс он. — Он шептал мне, что в мир пришла сила, одна грань которой несёт смерть всему живому, а другая — спасение.

Старый настоятель покивал и пригладил седую бороду морщинистой, покрытой пигментными пятнами, рукой. Глаза его были абсолютно белыми, что говорило об отсутствии зрения у этого мудреца, но он был отнюдь не слепым. Сухой и сгорбленный старик видел больше, чем мог узреть зрячий.

— Мне было откровение, Тадао, — вздохнул настоятель и опёрся на резную тросточку, вдоль которой виднелись сколы и зазубрены. Много слухов ходило про прошлое старого мастера, но все ученики знали, что эта простая палка в руках настоятеля превращалась в самое грозное оружие, когда кто-то из послушников проявлял непослушание. — Богиня Аматэрасу явилась ко мне во сне и поведала, что грядет тяжёлое время. Поведала о тьме, что надвигается на наш мир. Голодной, жестокой и жадной до душ смертных… Но также она рассказала и о спасении. В наш мир пришли те, кто не является его частью. Смерть, — развёл настоятель руки. — И жизнь.

— Я понимаю, о чём вы говорите, мастер, — нахмурился Тадао. — Но не понимаю, зачем вы говорите это мне, а не императору. Мэйдзи прислушается к вам.

— Ты прав, прислушается, — вновь опёрся старик на трость и обратил свой слепой взор на чистое небо, подставив лицо ветерку. — Но не о нём мне ведала богиня, а о тебе, Тадао. Когда ветер унесёт последний лепесток сакуры, а волны успокоятся, тебе нужно будет отправиться в Токио.

— Для чего, мастер? Я отринул всё мирское и здесь мне спокойно.

— Чтобы твой путь пересёкся с тем, кто стар душой, но молод телом. С тем, чьё сердце закалено войной с тьмой, а голос способен говорить с душами. Такова воля богини, Тадао, а нам остаётся лишь исполнить её.

— Но как я пойму, что это именно тот человек?

— Ты поймёшь, — улыбнулся старик. — Потому что только его свет сможет наконец-то залечить ту пустоту, что привела тебя сюда. И ты сделаешь всё, чтобы этот свет не погас. Ведь альтернатива ему лишь одна — вечная агония для всех нас…