Паук у моря

Глава 6 Провал

Медицинен-сестра 1-го класса умеет многое. Но приведение в порядок оконных рам — это какое-то совершенно загадочное дерьмо. Анн утерла пот и с ненавистью посмотрела на раму: теперь низ нормально входил, верх заклинивало. Нет, вбивать силой, сдери им башку, не будем. За стекло новая хозяйка рам и прочего негодного имущества не очень опасалась — стекла в последнее время, слава богам, не дорожали, собственно, там уже и некуда повышать — завод «Рейх-Гласхамбур» цены всегда держит почти по максимуму, еще пять пфеннигов и попросту брать не будут. Талантливый там совет директоров, истинная разбойничья банда. Но на стекла у Анн есть скидка, поскольку есть знакомства. А на древесину и столярные работы — нет.

Раму пришлось оставить аккуратно прислоненной и подстрахованной загнутым медным гвоздиком. Анн посмотрела на раму — почти и не заметно, что на соплях, посмотрела на пейзаж за окном. Склон Малого Хеллиша особого интереса к возне новой соседки не проявлял — стоял себе, рассеянно взирал провалами-глазами входов и выходов, наверное, о чем-то своем думал. Пусть оно так и продолжается. К соседу Анн уже пару раз сходила, вскарабкалась по чуть заметной тропке, извинилась, и скатила к дому три каменных блока-кирпича. Собственно, блоки следовало считать не изначально хеллишскими, а человеческими, когда-то ими пытались ближайший вход внутрь скального лабиринта замуровать. Но то предприятие было заранее обречено на провал, кладка рассыпалась, и большую часть камней уже и растащили. Анн сложила из блоков лесенку, когда возилась с окном снаружи.

М-да, сдери им башку — камни есть, стекло есть, а вот со старинными деревянными рамами полная задница.

Подобные окна Анн помнила по школьному детству. Одно время они еще стояли в корпусе, потом сменили на ныне обычные — медные, из ровно прокатанного профиля. Новые были красивые, хорошо открывающиеся, но холодными ночами дуло из-под рам просто зверски. Потом их как-то замазывали и всякое такое. Черт, нужно было смотреть за работами внимательно. Впрочем, особой разницы нет — тут-то деревянные рамы. Если их сразу менять на медные, замена привлечет внимание соседей, немедля пойдут слухи. Нет, нужно с этими старыми совладать.

— Вот же геморр старинный, — пробурчала медицинен-сестра и пошла на кухню. Пора было выпить чаю и поразмыслить.

На кухне уже имелся некоторый порядок. Чайник-кофейник почти блестел, на сковороде Анн пробно разогревала лепешку. Вполне себе посуда. Сейчас в очаг были подсунута порция дюнга, сразу дал жар. У горожан топить сельским дюнгом считалось дурным тоном, «сей способ только для неимущих», но Анн нравилось — дым шариков ламьего помета, умело смешанного с сухой травой фукконег, напоминал о Холмах. Даже уютно как-то становилось.

— Работать нам еще и работать, — напомнила медицинен-сестра, подвешивая над огнем чайник. — Оно и к лучшему.

На душе было почему-то тревожно, а работа отвлекала. Хотя тревожиться не было причин, ничего этакого не произошло, всё по плану. На днях можно окончательно съехать из Медхеншуле, подготовительная работа прошла, слух (малоинтересный) распущен, часть имущества уже переехала на улицу Зак. Ковыряние с домом идет медленно, но оно так и планировалось. С Верном тоже все вроде нормально. День назад Анн обеспокоилась — прошла сплетня, что в замке разом погибла полудюжина лучших красавиц Хейната, все как на подбор чистейшей крови, сиятельные и восхитительные, дойчи в глубоком трауре. На дойчей наплевать, а вот Верн со своими балбесами был в карауле как раз у замка, мало ли, мог в неприятности вляпаться. Но про то никаких слухов не имелось. Ну и хорошо. Вот — рама и прочее деревянное сейчас главная проблема.

Нет опыта. С деревом нет, с управлением ремонтом — нет, с естественностью ведения этого… домоводства тоже нет. Как говорят умные люди, «парадокс»: столько лет с дубоголовыми чурбанами пришлось общаться, а подпилить раму не умеем. Или это называется «подстрогать»? Тайны, сплошные тайны. Вот это дерево — «дубоголов» — оно из Старого мира, видимо, там самым никчемным считалось, раз название присвоено особо-дурным головам. Но, возможно, в древности и как-то сложнее определялось. В любом случае в Эстерштайне любая деревяшка ценна — на рынке планку из старой оливы или дикой акации меньше чем за марку и не найти. Только из засохших садовых деревьев напиливают или привозное издалека. Как жить, как ремонтироваться⁈ Довели страну, дойчи проклятые.

Закипающий чайник начал посвистывать и похрипывать. Истинно мужского характера предмет посуды достался — если правильно подвесить, ускоренно готов к оргазму. С этим повезло. Анн вздохнула. В запасе имелась полубутылка недорогого, но качественного шнапса, но со снятием усталости придется повременить. Дед прав — после двух глотков медицинен-сестру тянет на иные удовольствия, иногда прямо-таки нестерпимо тянет. Но до Мемориума теперь слишком далеко, а иных мужчин у Анн пока нет. Может, и вообще не будет, поскольку уже возраст, и…. Вот что за жизнь прошла: клиентов со склонностью к расслабляющим процедурам уйма, а вспомнить можно лишь пару человек, и Деда, который наголову и все остальное их выше.

Потянуло в Меморий. Даже без всякого шнапса потянуло.

Нет! После чая осматриваем пол в комнате. Нужно будет подсыпать, утеплить, и иных забот полно. Лампа есть, зажжем, потрудимся. Мезонин, опять же…

Анн налила чаю, взяла из сахарницы кусочек кмеса[1]. Вообще-то медицинен-сестра вполне могла позволить себе сахар или конфеты, но предпочитала старый-добрый жмых из ягод тутовника. По сути отходы, цена пара пфеннигов, а детство напоминает. По сути, в Холмах из сладкого только кмес и был…

Уже начинал лезть от щелей окон и из-под входной двери вечерний холодок, но у очага было уютно. Снаружи малопроезжая улочка Зак окончательно притихла. Вполне можно жить. Странно, но в плохо запирающемся доме, по соседству с недобрым Хеллишем спалось спокойно. Понятно, скальпель под рукой, и «ударка» на месте — подаренная сыном увесистая медная трубка, один конец которой традиционно залит свинцом, а второй для удобства обмотан кожаными полосками. Иметь настоящее оружие гражданским горожанам строжайше запрещено, а вот «ударки» допускаются. Анн полагала, что пристукнуть сможет исключительно крысу, да и то если повезет. Но когда оружие под рукой, действительно как-то спокойнее.

Сполоснув чашку, Анн вернулась в комнату. Окинув пол зорким взглядом, заложила руки за спину и принялась рассуждать: подсыпать лучше сначала дальний угол, там перепад неровностей самый резкий. Потом трамбуем, и идет уже основной слой. Может, это не так и сложно — кстати, без лампы пол выглядит почти приемлемо…. Вот на это дело рабочих найти будет не так сложно.

За недавно вымытым «уличным» окном неспешно простучали копыта, проплыла тень экипажа. По засыпающей улочке прокатил кто-то припозднившийся, и, видимо, никуда не спешащий. Делать людям нечего, катаются, никаких у них ремонтов. Анн машинально глянула за стекло — удивилась темному лакированному «задку» экипажа. Экая приличная упряжка в нашем захолустье. К городским воротам окольными путями направляются, даже и не поторапливаются. И куда они, на ночь глядя?

Экипаж исчез из поля зрения, но, судя по стихшим ударам копыт, и вовсе остановился. Анн ощутила тревогу. Это с какой стати? У нас тут экипажам вообще делать нечего, у нас тут спокойно. А вдруг медицинен-сестра кому-то понадобилась? Могли пронюхать где живет, хотя это пока и не афишировалось. Нет, уж слишком хороший экипаж, тут уровень халь-дойч, а то и чистокровный хозяин у такой упряжки. Клиентов с такими экипажами у Анн нет, да и не врач она, чтоб срочно ночью кинулись искать, иная специальность. Явно не к медицинен-сестре гости…

Прижавшись щекой к холодному стеклу, Анн пыталась рассмотреть остановившийся экипаж. Если это к соседу, то очень даже интересненько…

Экипаж встал довольно странно — между домами, вроде как и рядом, но непонятно, к кому прикатили. Кучера Анн не видела, похоже, он с козлов не спускался. Открылась дверца, на землю спрыгнул кто-то в длинном плаще…

Вот тут Анн стало по-настоящему нехорошо. Нет, не от безликой фигуры в плаще — в сумерках все фигуры темные и безликие. От ощущения, что сейчас что-то случится, что-то опасное и дурное…

Фигура перебежала улицу — Анн слегка выдохнула, судя по манере двигаться, это не «геста». Собственно, они в одиночку и на таких экипажах уж точно не раскатывают. Нечего тут дурить и на себя страх нагонять. Но кто? Направляется явно к дверям Анн. Вот гость приостановился, вглядываясь в номер дома…

Да сдери им всем башку, что за напасть⁈

Постучали. Анн дождалась второго стука, негромкого, и вроде вежливого, но какого-то неровного — и слегка сварливо поинтересовалась:

— Что угодно? Я никого не жду, и вообще не оде…

Очередной стук оборвал неоконченную фразу. Экое хамье самоуверенное.

Анн удобнее перехватила «ударку», и преувеличенно твердо ступая, пошла к двери. Придется открыть и побыстрее спровадить визитера, иначе вся улица заинтересуется. Этого нам не надо, нам вообще хамов не надо — что за знаменитый господин Хам был в Старом мире, никому не известно, у нас тут своих наглецов хватает, могли бы понятнее обозвать.

Хозяйка решительно отодвинула толстую полосу новенького медного засова. Сама прикручивала, измучилась, хорошо хоть с искусством установки шурупов уже давно ознакомилась. Имелась ведь мыслишка — чем надежнее запор поставишь, тем больше вероятность, что он не пригодится. Глупейший предрассудок.

Гость оказался на голову выше Анн. Ну, это не так сложно, учитывая миниатюрность хозяйки, а вот то, что не гость, а гостья — вот это странно.

— Что, собственно, фрау здесь понадобилось? — сбитая с толку, медицинен-сестра невольно засмотрелась на лицо под капюшоном.

Девица. Молодая. Омерзительно красивая. Холеная. Одета просто роскошно, тут только её «непримечательный» плащ под двести марок потянет. Учитывая рост, явное преимущество в силе и иные преимущества — визитерша втройне омерзительна.

Может, ее сразу двинуть промеж блистающих глаз?

Порыв и дубинку, соблазнительно отяжелевшую, Анн сдержала. Явно неразумное желание — у таких гостий имеется шлейф слуг и опекунов длиннее городской стены, такую девку пришибешь, тогда уж точно без «гесты» не обойдется.

Между прочим, гостья-хамка оказалась не лишена некоторой чуткости — следила за правой рукой хозяйки, хотя сама «ударка» была прикрыта юбками.

— Чем могу служить? — угрюмо спросила Анн.

Гостья, убедившись, что ее все-таки готовы выслушать, а не сразу бабахнуть по лбу, движением головы скинула капюшон плаща. Появились лицо и кисти рук, обтянутые перчатками — как и ожидалось, отвратительно дорогими и изящными. Верхняя часть хамки была еще мерзостнее: грациозная головка с туго и безупречно убранными волосами — светлыми, светлее и не бывает.

«Дойч» — обреченно поняла Анн. «Да что ей, упырихе цизелистой, здесь надо-то⁈ Боги, только всё налаживаться начало».

Гостья быстро зажестикулировала.

— Понимаю, фрау. Вы — глухонемая, — скрывая легкий мстительный восторг, сказала Анн. — У вас срочное дело. А вы домом не ошиблись?

Так ей и надо, красотке сияющей! Совсем и небезупречна, ха!

Гостья глянула слегка недоверчиво, словно, не веря, что ее способны понять с первого раза. Вынула из-под плаща квадратик бумаги, показала:

— «Анна Драй-Фир, медицинен-сестра 1-го класса, лечебный массаж, улица Зак №8» — прочитала хозяйка. — Все верно, не отрицаю. Но мы, фрау, явно не знакомы.

Гостья качнула серебристой головой, сделала настойчивый знак.

— Входите, — неохотно пригласила Анн. — Мне, собственно, скрывать-то нечего.

Дойч-блондинка сделала однозначный жест — она не хотела, чтобы ее видели.

Анн отлично поняла смысл жеста, еще яснее осознала, что нужно было выпить шнапса и рухнуть спать — иной раз неприятности, ткнувшись в запертую дверь, отправляются восвояси. Эх, теперь поздновато за шнапс хвататься.

— Прошу.

Гостья окинула комнату беглым взглядом, машинально придержала юбки, дабы не коснуться груды предстроительного мусора. И тут же забыла о своем наряде — руки так и мелькали.

— Да, я умею уверенно читать, — подтвердила Анн. — Понимаю жесты. Кое-что по языку глухонемых мы проходили в Медхеншуле. Да, я почти всё помню. Хорошо, буду проговаривать вслух. Вы читаете по губам, я понимаю.

Обидно, но глухонемота абсолютно не портила гостью. Хороша, зараза, сдержанные и точные жесты лишь придают ей уникального своеобразия. А еще она властна и решительна.

— Да, вы из замка, я поняла. Ваше имя не имеет значения, хорошо, как скажете. В смысле, как покажете.

Гостья мимолетно улыбнулась. Смотрела она на Анн все же как-то странно, с непонятным любопытством. Впрочем, расшифровывать его сейчас было некогда.

…— Позавчера в замке было происшествие. Погибли люди. Что вы говорите, какой ужас⁈ Вас спасли. Ах, очень рада за вас. Это были курсанты, среди них был Верн Халлт. О, курсанты, они настоящие герои! Я всегда верила в наш славный Ланцмахт!

Гостья смотрела вдвойне внимательно. Сделала вопросительный знак.

— Нет, я не знаю Верна Халлта. А разве должна? — Анн шире раскрыла изумленные глаза.

Визитерша быстро показала.

— Ах, вы наводили справки в «Чистой крови». Понимаю. Я там бываю, довольно часто. Как настоящая гражданка Эстерштайна, я стремлюсь отдать долг-ленд при первой возможности. Ну, и вообще там весело. Но я же не могу запомнить имена всех кавалеров. Но курсанты, да, они очаровательны, — мечтательно вздохнула Анн.

Дойч-красавица одобрительно вздохнула, сделала властный жест «очень хорошо, можете повторять не всё, 'да» и «нет» будет достаточно.

— О да, это мне понятно, — Анн почти нейтрально взглянула в сторону двери.

«Маловероятно, что нас подслушивают, но необходимо соблюдать осторожность. Верн — в опасности. Из-за меня. Я не виновата — так получилось. Мне обещали, что он останется жив и невредим. Я очень настаивала на этом. Изо всех сил. Я очень благодарна ему и его друзьям. Но я не могу всецело повлиять на происходящее. Возможно, курсантов в ближайшее время отправят в какой-то отдаленный гарнизон или на охрану рудников. Пусть они будут очень осторожны. Через год или два все успокоится, они вернутся. Я очень на это надеюсь. Я не могу и не смогу с ними встретиться, но я очень хочу помочь. Передайте им вот это».

Анн смотрела, как гостья выкладывает на подоконник кошели (явно очень тяжелые), некий сверток, сверху еще и кисет поменьше размером.

— Послушайте, фрау, я не могу гарантировать, что передам вот это, — беззвучно, одними губами, прошептала Анн.

Пальцы в перчатках стремительно и резко летали у прекрасного лица. Да, а фрау-то — истинная дойч, если разъярится, так и лично придушит-прирежет, не побрезгует.

«Я не жду гарантий. Я в отчаянии, у меня нет иного выхода. Мне придется полагаться на вас. Я не могу встретиться с ними лично. Это их погубит. И меня тоже. Мне придется довериться вам. Не сможете передать сейчас, отдадите, когда вернутся. Они обязательно должны вернуться. Мне обещали. И я не смогла найти надежных знакомств у всех троих. Только вы. Помогите мне и им. Пожалуйста.»

— Ах, это очень романтично. Прямо как в театре, — восхищенно всплеснула руками Анн и перешла на беззвучное: — Я не уверена, что когда-нибудь увижу этого парня. Но при случае непременно передам. Я медицинен-сестра, эта профессия подразумевает определенную честность и доверительность в человеческих отношениях. Мы ведь не делаем ничего незаконного?

Гостья решительно отрицала любую незаконность:

«Я всего лишь передаю личную благодарность. Они проявили истинную дойч-храбрость, находчивость и решительность. Это не плата, это подарок от чистого сердца. Единственное, что я могу. Здесь двенадцать тысяч марок пятимарковыми монетами, немного старого золота. И оружие. Просто передайте его, оно надежное, новое. Возможно, поможет мальчикам».

Вот сука, «мальчики» они ей. Сама-то соплячка…

Фрау-дойч развернула сверток — завернуто было в косынку, дорогую, бархатную, расшитую серебром. Внутри лежала небольшая штуковина — металлическая, с отделанной деревом рукоятью. Сначала Анн подумала, что это оружие, именуемое «пистолет». Но таких небольших пистолетов, наверное, не бывает.

«Это оружие. Пистолет» — немедля объяснила гостья. «Очень хороший. Новые части механизма. Курсанты поймут. А здесь запас» — она вытряхнула на ладонь содержимое маленького кисета. «Тоже надежные».

«Патроны. Пять штук» — поняла Анн. Сказала вслух:

— Какая прелесть! Определенно, как в театре, — и перешла на беззвучное: Я не могу это взять. Меня повесят. «Геста»….

«Понимаю» — оборвала гостья, не дослушав. «Но это очень важно. Это отличное оружие. Хорошо, я не буду давать его вам. Просто пусть полежит. К примеру, вот здесь» — гостья сунула сверток в мусор, довольно ловко приподняв лист старой меди и пхнув под него носком туфельки смертельно опасный подарок.

Вот же тварь. «Вас вздернут, но вы сможете честно оправдываться до самого исполнения приговора, настаивая, что ничего такого и в руки не брали».

Дамы молча смотрели друг на друга.

«Прошу прощенья» — показала гостья. «Я доставляю вам неприятности. Но что делать, у меня единственный шанс. Я обязана курсантам. Надеюсь, всё обойдется. Верн вас любит. Я догадалась».

— Вот здесь не совсем понимаю, о чем речь, — весьма холодно процедила Анн.

Дойч-девка улыбнулась с некоторым высокомерием: «Я разбираюсь в мужчинах. Его сердце занято. Кем, если не вами? Не нужно слов. Они славные парни. Не ревнуйте. Тем более что мне понравился второй курсант. А ваш Верн просто очень милый. Я сразу не поняла, чем вы его могли привлечь, вы же явно чуть старше и не соответствуете канонам красоты. Но вы очень обаятельная и можете быть разной. Даже очень злой. Контрастной. Многих мужчин такое волнует.»

— Вы мне льстите, но я тронута до глубины души, — заверила Анн. «А на улице уже совсем темнеет».

«Мне пора. Вы на редкость чутко понимаете таких, как я. Еще раз простите. Так получилось, не я тому виной. Случайность».

Гостья выскользнула наружу, оставив запах духов. Анн с яростью задвинула засов…

«Не я тому виной»⁈ Сука гладкая, тварь чистокровная, шлюха замковая, чтоб тебе…

Анн представила, как сдирает башку милейшей гостье — сразу полегчало и успокоило. Удалось даже расслышать, как стучат удаляющиеся копыта. Экипаж-то даже лучше, чем показалось на первый взгляд. Видимо, даже рессоры имеет: модные-«резинен», а то и настоящие стальные. Ух, тварь светловолосая…

Медицинен-сестра совладала с новым приступом ярости. Черт с ней, с дойч-девкой. Не видали мы таких, и видеть не желаем. Но во что вляпался Верн⁈ Только отпусти мальчишку, и сразу сомнительные девки…. Нет, не то. Лучше бы девки и даже пусть с триппером — это исключительная редкость, но лечится. А связь с девушкой-чисто-дойч не лечится. Это копытную кобылу-производительницу племенных идеальных кровей можно, пусть за бешеные деньги, но купить. Дойч-девицу не купишь, эта редкость для чистейших дойч, за один взгляд на такую красавицу открутят голову, яйца, ноги-руки и прочее. Дойч-самок для дойч-самцов жутко не хватает, они же всё двинутые на этой своей чистоте крови. Вон — гостья хороша собой, но не совсем, э-э… комплектна слухом, да еще с глазами у нее какая-то гадость. Неудивительно, скорее всего ее производили племяница с дядей, или дед с внучкой. Кровосмешенье — тема в Эстерштайне наглухо закрытая, но люди с медицинским образованием не столь уж глухи и слепы. Хотя и притворяются. На виселицу или в штлаг никому не охота. О том, что у нынешних дойчей предки совершенно неправильные, думать можно только в одну голову, и то ночью, накрывшись одеялом и зажав себе рот. Тем более, если вам самим с Дедами весьма повезло…

Тьфу, черт, да что же в голову лезет совершенно ненужное⁈ Анн налила себе остывшего чая и сосредоточилось.

Складываем известную нам правду и то, что следует из точно и неточно подразумеваемого, из намеков и недосказанностей. В замке случилось происшествие — часть пострадавших погибла — кого-то спасли. Нападение шпионов тресго или ограбление? Непонятно. И абсолютно непонятно, как мальчишки-курсанты попали в замок, они же снаружи стражу несли? Вот же угораздило. А ведь говорила ему мама, предупреждала… стоп, это опять не то. Значит, кого-то спасли — вот эту курицу и спасли. Даже не пострадала, тварюка. Хотя нет, похоже, у нее ладони забинтованы, не пальцы — те тонкие, породистые, а сами ладони, под перчатками повязки лишь мельком угадывались. Тоже не важно, пусть бы ей, кобыле элитной, всё руки пообрывало. Как могло получиться, что ее героически спасли и теперь Верн в этом виноват? Он ее как спасал-то? Делал искусственное дыхание особо естественным путем? Тьфу, ерунда, и вообще не в его характере. Пусть у него неправильное, но неплохое воспитание, женщин и приличия он понимает. Да и не один же он там был. Хотя Фетте, тот, конечно, мог учудить. Но его, дурака, только мельком в разговоре подразумевали, Верн и Вольц в центре. Что они такого могли сделать? Дурачки они еще, конечно, но это не преступление. Вольц вообще малость тронут на военных законах-уставах, он бы никогда…

Не в них дело. А в чем? Что могло такого случиться, раз мальчишек высылают и были готовы убить, а эта курица…. В ней же и дело! В ней, содрать ей башку сто пятьдесят раз. Сама же и повторяет — «не я тому виной». Знает цизель, чье зернышко пожрал!

Анн двинулась было, чтобы подложить в очаг топлива, но замерла. Гостья. Она определенно чувствует за собой вину, оправдывается. А чтобы такая элитная кобыла почуяла вину, должно случиться нечто особенное, и…. Нет, это не так важно. Важна она сама. Кто, кто это был, вот здесь стоял, пальцами мельтешил⁈

Медицинен-сестра никогда не интересовалась великосветскими сплетнями. Наплевать, что у них там в Хейнате творится — да пусть что угодно, другой мир, в нем нормальному человеку ни заработать, ни полезных знаний выловить — совершенно бесполезные эти дойчи. Но жить в столице и не знать о жизни сверх-людей Чистой Крови, в жопу бы ее… невозможно. Да там всего несколько фамилий и родов осталось, ведут свою родословную от Первого Прихода, их фамилии в школе заучивают. Правда, когда Анн была маленькой, учили полтора десятка фамилий, а Верн уже уполовиненно заучивал. Ну да, у нас же Белый Мятеж случился и изрядно ту часть школьной программы сократил. Сейчас проще, поскольку дойчей меньше и все фамилии…

Анн начала по-детски загибать пальцы, вспоминая Чистые рода. Пальцев хватило, но ничего полезного в памяти не всплыло. Нет там никаких юных девиц с серебряными волосами и глухонемотой. Положим, о неполном здоровье благородной особы могли и умалчивать — недуг простительный, дети в Киндерпаласе со столь легким дефектом не исчезают, глухонемота считается допустимой, ибо не в болтовне истинная польза Эстерштайна. Хотя, конечно, слегка дискредитирует безупречность высшей Крови. Ну ладно, допустим, заставили об этой особенности помалкивать. Но обычные сплетни обойти столь яркую особу не могли. Тут одни волосы чего стоят — это же грезы, идеал и чистый мужской восторг. Да и в остальном девица весьма завидная, и фигурой, и статью. При этом юна, долг-ленд еще не отдавала, хотя по физической развитости и возрасту…. Да кто она такая может быть⁈

Анн вновь глотнула чаю и заново занялась пальцами, с ними как-то нагляднее получалось. Результат совпал — роды-фамилии отсчитываем, фрау старше двадцати лет отбрасываем, моложе пятнадцати забываем, кто там еще не рожал… есть такие, да, но масть башки у них иная. Может, она крашенная? Категорически запрещено, но ведь чистая дойч, им-то закон не писан. Хотя зачем ей, она и так красотка сказочная. Медицинен-сестра посмотрела на свои глупо загнутые пальцы. Да что там этих чистых дойч считать — их почти и не осталось, поиздохли. Медицинен-память еще вполне надежна, тут грех жаловаться. Семь родов, одиннадцать подходящих дев-кобыл, и все не те…. Тут вспомнилось, что родов формально восемь. Есть же еще Канцлер, он, конечно, совершенно отдельно, штучно считается, но формально-то…

…Вот теперь стало совсем нехорошо. Оттого, что начало сходиться.

Анн застонала….

Канцлер — он отдельно. О нем даже сплетен не ходит. Он как бы сам по себе, без рода и связей, поскольку… Чего там — бог он. Опять же не официально, а по умолчанию. Всегда был, и всегда будет. Существовал еще до основания Эстерштайна, переживет еще и эту страну…. Нет, это опасная тема. Поскольку нормальные люди столько не живут, это же вполне очевидно. Бог он или демон, лично медицинен-сестре абсолютно безразлично, поскольку видела Канцлера она за всю жизнь раз шесть, да и то очень издалека. Но раз он столько лет существует, следовательно, у него есть родственники, Пусть о них и категорически не принято говорить. Что теперь, по вдумчивому осмыслению, кажется немного странным. Собственно, почему о них не упоминают-то?

Да и черт с ними, сдери им всем башку да в рыночный сортир зашвырни! Она-то кто? Внучка? Правнучка? Один чертов цизель и знает, как у таких богов с репродуктивной функцией. А вдруг она и то, и другое, да у Канцлера на нее имеются дальнейшие интимно просчитанные планы? А тут курсанты берут и спасают эту красавицу? И в чем преступление-то? Наградить же должны?

Анн осознала, что догадаться не сможет. Возможно, серебрянноволосую курицу спасли как-то неправильно, а возможно, людям неполноценной крови вообще нельзя знать о ее существовании. Мальчишкам крепко не повезло. Собственно, красотка об этом знает, отсюда и вся ее суета и подачки. Тварь неблагодарная.

Нет, тварь благодарная. Что намного хуже, поскольку…

Медицинен-сестра поняла, что безотрывно смотрит на чайник и при этом ей больно. Поскольку изо всех сил вцепилась в собственные волосы. Нужно успокоиться. И начать заново по порядку.

Мальчишки спасли курицу. Курица им благодарна, просила, чтоб оставили в живых. Пыталась помочь тайно. Деньги и эта штука, которая якобы пистолет — вот они. Курица — весьма важная птица. Её обязаны охранять. Она ускользнула от охраны и лишних глаз — ну, ей так кажется — и приехала сюда. Возможно, цель визита осталась тайной для ее кучера и тех прислужников, кто там еще был в карете. Допустим. Сам визит — тайна ничтожная, цена ей один пфенниг, все, кто заинтересуются, узнают, отследят и придут. Следовательно…

Следовательно, Анн обречена. Мальчишки еще могут выкрутиться — они почти офицеры, нужны фатерланду, да согрешили необдуманно, открыто и прилюдно. Это даже древний Канцлер должен понимать и учитывать. Возможно, у Верна остается шанс. Но Анн — конец.

Анн очень любила сына. Вот этот новый дом, и даже Холмы — пустяки. Сын — это сын. За такую драгоценность можно пожертвовать жизнью. Но вот в этой — башку ей сдери! — безжалостной ситуации, нет же никакой жертвы. От Анн вообще не зависит — останется ли в живых сын. Не будут ей предлагать сделок и обменов. Зачем? Она ведь всё равно расскажет «гесте» что знает, а потом исчезнет. С такой тайной нечего даже и надеяться на свободу. Тут даже не поймешь в чем секрет, а гарантированно сгинешь. Поскольку это изначально чужая тайна. Да еще и умирать придется крайне болезненно.

Как работают коллеги из «гесты», медицинен-сестра прекрасно знала. Как-то приходилось сталкиваться в Дойч-клинике, да и позже. Они же коллеги без всяких кавычек, просто цель их работы с клиентом противоположна. Кто-то облегчает боль и старается вернуть здоровье, а кто-то строго наоборот. Эстерштайн — великая страна, ей нужны разные специалисты. Но когда понимаешь, «что и как» с тобой будут делать, страшнее становится втройне.

Ой, сучка серебренноволосая, да что ж она приперлась? Неужели не понимала, что на смерть обрекает⁈ Думала, что всесильна, привыкла к слугам угодливым и услужливым, кобылка балованная? Или она наоборот? Намеренно хотела, чтоб Анн сгинула? Но зачем⁈

Анн подскочила и сдернула с вешалки шаль. Уходить! Бросать все и бежать! Немедленно! Или будет поздно! Куда угодно бежать. Хоть львам в пасть, это куда получше пыточной «гесты».

Она схватила сумку, швырнула в нее лепешку, мешки с деньгами, сверток (оставлять бесполезно, только лишние вопросы будут задавать). Задула лампу, «ударку» в рукав, теперь выглянуть, проверить, юркнуть в дверь, далее за домами, неслышной темной мышью…

Поздно, приближалась тень — закрытая повозка, вот на ходу спрыгнул человек, деловитой рысцой устремился за дом. Замершей от ужаса Анн показалось, что снаружи стоит полнейшая тишина — люди и лошади «гесты» чудились бесплотными и беззвучными призраками.

Нет, отчетливо фыркнула лошадь. Анн панически закрутилась на месте — всё, попалась. Теперь о виселице в Судебном Углу остается только мечтать.

Шансик, крошечный, меньше цизеля, но медицинен-сестра и сама невелика. Вдруг не заметят? Анн чисто инстинктивно, вообще не думая, мягко отодвинула засов и метнулась к лестнице. Только бы не заскрипели ступени, незваные гости уже рядом. Чувствуя себя жутко неуклюжей (еще сумка эта проклятая!) взлетела наверх. Чердак, хоть и называй его гордо «мезонином», был крошечен, Анн замерла, присев рядом с люком.

В дверь коротко, властно стукнули:

— Открывайте, это «геста»! Открыть немедленно!

Снаружи кто-то невнятно шепнул. Скрипнула, открываясь, дверь.

— Странно, и правда отперто. Неужели сбежала? — пробормотал тот же властный бас. — Эй, фрау Драй-Фир?

Внизу топали, деловито переговаривались. Анн бесшумно опустила крышку люка, отрезая себе последние надежды. Всё кончено — ищут именно ее, она не отозвалась, что уже само по себе серьезное преступление. Оставалось только молиться. Девушка встала на колени, прижалась лбом к полу. В богов она, как и все урожденные феаки, верила, но не особо пламенно. Как говорили в Холмах, «бог не лев — из кустов не прыгнет». Так что с молитвами не сложилось, не помнились они.

Внизу отчетливо выругались, кто-то сообщил «очаг еще тлеет, совсем недавно смылась», потом оглушительно заскрипели ступени лестницы наверх. «Отожрался, палач вонючий, сейчас лестницу мне проломит» с ненавистью подумала Анн, умом понимая, что дом уже не ее, о дорогих, пусть и дряхлых, деревяшках жалеть глупо, но все равно жалея.

Люк распахнулся. Анн слышала тяжелое дыхание в считанных сантиметрах от себя — геставец действительно вонял, темным пивом и давно не стиранным, пропотевшим камзолом. Озирался. От преступницы его заслонял лишь поднятый чердачный люк, скорчившаяся на коленях медицинен-сестра была прикрыта в самый минимум, причем замерла почти вплотную, такого «геставец» не ждал, в дальние углы смотрел.

— Ну и дыра, — оглушительно пробурчал шпик, с опаской поглядывая на низкую кровлю.

Вылезет или нет?

Мужчина тяжело шагнул вниз, заново заскрипели несчастные ступени, бухнулся-вернулся на место люк.

Анн не шевельнулась, лишь по щекам струились слезы. Так страшно ей никогда не было. Но теперь, наверное, всегда будет. Пусть и спас отлично изученный чердак и люк, только это последняя утешительная случайность.

…Что-то слышать она оказалась способна через минуту или две. Внизу совещались. Было понятно, что ловкая фрау Драй-Фир ускользнула, видимо, «сразу после визита». Анн узнала, что у нее есть богатый покровитель, «дом-то сам собой не купится», и что «медицинские шлюхи — виртуозки, такие фокусы знают, куда там ксанам-неряхам». Ладно, хоть что-то хорошее в столь недобрый вечер о себе услышишь. Обсудив насущное, шпики разделились: один собрался ехать докладывать «господину бригадфюру», двое оставались в засаде.

…— До утра точно не вернется, что она, совсем дура, чтоб во тьме у Хеллиша шнырять.

— Приказано взять немедля. Сейчас придется всех ее клиентов трясти, так что считайте, что вы здесь на отдыхе остаетесь. Всё Столичное Управление работает. И как мы эту медицинен-сестру раньше просмотрели? Она же явно подозрительная.

Самокритичный старший «геставец» отправился к экипажу. Застучали копыта упряжки — вот совершенно не призрачные, реальные эти шпики. Даже иногда их обмануть можно, пусть и временно.

Анн утирала капающие с носа слезы, старалась дышать ровно и медленно, прижавшись ухом к щели люка, слушала.

Внизу нашли полубутылку шнапса и теперь спорили — кому дежурить снаружи первым? Вот, вроде «геста», а уставы у них и правила словно в порядочном Ланцмахте. Один из шпиков вышел: сейчас заглянет к соседу, уточнит, что и как, засядет у забора на другой стороне улицы.

Анн убедилась, что насчет соседа не ошибалась — стукач. Впрочем, это Новый Хамбур, тут почти все стукачи, этой обязанности еще в школах учат. Иное дело, что кто-то просто стукач, а иной гражданин душевно работает, вдумчиво и истово доносит.

Внизу похрюкивали и вышагивали. Анн с грустью уловила аромат шнапса. Хорошо, что сама не успела глотнуть, точно бы унюхали. И что медицинен-профессия не позволяет ежедневно духами пользоваться, тоже хорошо. Но что теперь делать? Всю оставшуюся жизнь на чердаке не просидишь.

Было понятно, как «геста» будет искать. Прямо сейчас возьмутся за журнал посещений, начнут допрашивать клиентов — сначала мужчин, более охочих «до шлюх-виртуозок», потом всех подряд. Преступницу не найдут и пойдут по второму кругу. Шпиков уйма, их на все адреса хватит, в Медхеншуле уже наверняка роют, фрау Реке трясется.

Наверное, час прошел. Или три. Привычки сидеть на чердаках неподвижно медицинен-сестра не имела, потому быстро утеряла чувство времени. Слезы иссякли, из развлечений была только смена шпиков — мерзнуть на улицу ушел другой. Внизу выругались насчет «бесчестно поделенного» шнапса, обманутый шпик прикончил свою долю, поерзал и засопел. В кресле дремлет, урод, как будто для него кресло и мыли-скребли.

Решение созрело как-то незаметно, видимо, одновременно со злостью оно и созревало. Терять Анн было абсолютно нечего. Времени — только до утра, да и то условно. Сидеть неподвижно стало невыносимо, сейчас казалось, что пытка неподвижностью хуже той — профессиональной, «геставской». Медицинен-сестра размяла руки, мягко помассировала затекшие ноги. Сумка была рядом, пусть перегруженная предательскими «дарами», но своя, насквозь знакомая. Бесшумно извлечь нужное было не так сложно. Анн догадалась, что ей повезло — внизу похрапывал тот из шпиков, что уже заглядывал на чердак. Знает, что тут ничего страшного, кроме щелей, не таится, этот не испугается.

Она бросила комок глины в один из углов «мезонина», потом в другой. И еще разок. Похрапывание внизу прервалось. Анн выковырнула между камней еще кусочек, «пошумела» в очередном углу. Чуть поскребла пальцем кровлю.

— Кошка? — пробормотал шпик внизу. — Донервет, да быть не может! Она же старая и убогая, эта медицинен. Кто ей подарит-то?

Последнее замечание звучало малоприятно, но в остальном решилось недурно. Вечная байка о том, что мужчины дарят лучшим содержанкам кошечек — тварей редких, вечно пачкающих в углах, но считающихся чрезвычайно престижными — эта байка была весьма живучей. Лично Анн, если бы была содержанкой, то предпочла бы деньги и только деньги. Хотя от кошек — вот — тоже бывает некоторая польза.

На сей раз шпик поднимался куда осторожнее — надеется схапать ценную тварь. Может, потом даже и кому-то передарить. Романтик, башку ему сдери.

Крышка люка приоткрылась.

— Ци-ци-ци… — умильно позвал шпик.

Анн видела кошек крайне редко — только на рынке, да несколько раз у клиентов — но почему-то представляла, что зверьков подзывают как-то иначе. Впрочем, «гесте» виднее, как кого подманивать. Только давай, высовывайся повыше, не тяни…

— Показалось, что ли? Ци-ци-ци… — шпик поднял свечу повыше, принялся вглядываться в самый дальний угол…

Анн высунулась из-за люка, схватила гостя за подбородок, изо всей силы прижала затылком к люку, одновременно вонзила скальпель в горло, регулируя глубину погружения лезвия, плавно и быстро провела поперек…

«Геставец» издал очень странный звук, уронил свечу, изо всех сил ухватился за проем люка, словно больше всего боялся рухнуть вниз. Это верно — Анн его вряд ли удержала, грохоту случилось бы изрядно.

Дернулся еще разок, обмяк.

— Красавчик, теперь держись, держись! — взмолилась Анн, чувствуя, как тяжелеет тело в абсолютной темноте — упавшая свеча погасла….

… Что они там болтали насчет «медицинских шлюх-виртуозок»? Фокус оказался еще тем — насквозь акробатическим — Анн изо всех сил удерживала покойника, неумолимо съезжая вслед за мертвым телом в провал люка, гад-«геставец» тянул и тянул вниз, пола там вообще не было. Повиснув вниз головой, медицинен-сестра растопыривала ноги, пытаясь удержаться. Может, нужно было его бросить? Грохоту от двух упавших тел будет всяко больше, чем от одного.

…Встал наконец. В буквально смысле — достал сапогами пол и слегка уперся.

— Ах ты, мой виртуоз! — страстно пролепетала Анн. — Всё можешь, просто маг и волшебник! Я от тебя без ума!

Последнее, видимо, было лишним — мертвец начал заваливаться набок. Бывают такие падкие на лесть самцы. Анн поднатужилась, направила тело ровнее, отпустила уже в последний момент. Сполз почти бесшумно, замер, трогательно положив грудь и голову на нижнюю ступеньку.

Медицинен-сестра 1-го класса беззвучно хихикнула — нервно, но удовлетворенно. Вот теперь действительно есть за что пытать и вешать бедняжку, а то уж к совсем невинной девушке злобно примерялись. Теперь бы самой в крови не измазаться.

Скальпель Анн вытерла уже внизу, когда втроем с сумкой туда перекочевали. Лазить, сжимая крошечное оружие в руке, было глупо. Скальпель — отличная вещь, но больше такой фокус не удастся. Даже у истинных виртуозок.

— Сейчас-сейчас, — прошептала убийца. План, вроде бы так четко сложившийся во время верхнего бесконечного сидения, сейчас почему-то рассыпался. Анн теряла присутствие духа.

— Спокойно! Меня здесь вообще не было. Я же раньше ушла, — беззвучно прошептала девушка и полезла под камзол мертвецу.

Про отпечатки кровавых пальцев Анн знала — вроде бы по ним можно убийцу вычислить. Так что пришлось сначала осторожно вытащить носовой платок умершего (засмарканый, но подобной мелочью медицинен-сестру не смутишь), уже потом, обернув платком, вынуть из тайных ножен кинжал «геставца». Отличное оружие, у Ланцмахта куда хуже. Впрочем, Анн все равно не воин, ей настоящее оружие без надобности.

Дважды пырнув (не без доли мстительности) жертву в бок, медицинен-сестра расширила рану на горле и положила кинжал рядом с мертвецом. Платок придется прихватить с собой.

Надевая сумку через плечо, Анн в последний раз окинула взглядом комнату. На мертвеца наплевать — сам пришел, сдери ему башку — а дом жаль. Эх, можно было всё хорошо здесь сделать, сто лет еще простоял бы. Может, еще и простоит, другие люди позаботятся. А медицинен-сестре до утра бы дожить — уже предел мечтаний.

Вот окно Анн могла бы открыть с закрытыми глазами. Гвоздик памятный оставляем на месте…

Выбралась без происшествий, каменная «лесенка» ждала под окном, шпик, еще не знающий, что остался без напарника, дисциплинированно мерз на противоположной стороне улицы. Анн поднялась по тропке, прячась в тени провалов галерей, прокралась в обход соседнего дома, дальше через малый отрог скал, и прямо к улице, идущей вдоль городской стены. Во тьме по Хеллишу люди не гуляют — более идиотского поступка трудно представить. Но опасаться чего-то больше, чем «гесты» — еще более глупая идея.

Вот она — городская стена, основная опора и защита славной столицы, ныне весьма слабо охраняемая. Не хватает копий и щитов у Эстерштайна, вернее, оружия еще можно наскрести, вот вояк маловато. Теперь главное — ворота, выводящие на Нордри-бан обойти, там точно застава-охрана, им скучно, могут и углядеть.

Пройти шесть башен…. Анн то бежала, то, переходя на шаг, прокрадываясь мимо башен. Надвратную благополучно миновала, прорысила дальше. Как-то расспрашивала Верна насчет охраны стены — курсантов посылали и туда и сюда, дабы учились и разносторонне понимали, как несется служба. Вот как знала, что пригодится. Но теперь, башку ему сдери, ничего и не вспомнить: вроде бы постоянные посты стоят не на всех башнях, а через одну, да еще патруль регулярно по стене марширует. Но на каких башнях и как часто патруль — разве сообразишь? Вот дура! Может, проще было обойти?

Нет, обходить не хотелось. У стены хоть относительно спокойно, ближе к Карл-парку сунешься, там ночью куда веселее, особенно для одинокой девушки. Еще поди докажи, что ты сама убийца и шлюха-виртуозка.

Дух Анн перевела, только выскочив к ограде Медхеншуле. С этой стороны — ближе к городской стене — было гораздо спокойнее — по сути, только узкий проезд да заросли высокой, много лет не кошеной дрянной травы. Все очень ругались — кусачие насекомые на школьную территорию лезут, а то и змея протиснется, но вообще-то такие дебри чрезвычайно удобны. Для убийц вне закона.

Придерживая в рукаве мешающую «ударку», Анн перебралась через стену Музеума. Всё так же торчали вечные статуи, свет лун равнодушно скользил по гипсовым башкам, которые никто никогда срывать не будет — сами отвалятся. Ладно, наверное, и здесь медицинен-сестра в последний раз. Но дело сделать-то нужно. Анн, пошатываясь, выбрела к Рус-Кате, вяло подняла в приветствии ладонь:

— Стоишь, демонша? Стой, жди. Оставляю тебе целое богатство, уж передай, пожалуйста.

С богатством получилось так себе — оно в тайник не влезало. Анн заново вынула мешки с монетами, сначала пристроила сверток с пистолетом, потом уж принялась загружать деньги. Все равно не влезало. Пришлось раскрыть один из кошелей, отсыпать монет. Пятимарковые кругляши блестели как новенькие. Уж не фальшивые ли? С благородной курицы станется и тут обмануть. У-у, сука чистокровная!

Отдуваясь, Анн двинулась к Меморию. Терзали запоздалые сомнения: не лучше ли было вообще выкинуть непонятный пистолик и оставить в тайнике лишь монеты? Серебро есть серебро, вряд ли они действительно фальшивые, такое мошенничество не соответствует уровню высокомерной курицы. А железка, она что…. С другой стороны, сын — солдат, может, ему то оружие действительно ценнее? И в мешочек с золотом не посмотрела. Может, оно и неправильное? Хотя и тяжелое.

Анн тяжко вздохнула. В золоте она разбиралась весьма поверхностно, всего несколько раз держала в руках, но то так… для удовлетворения самолюбия. «Золото? Ах, видала я ваше золото». На самом деле в золоте разбираться необходимо тонко, обычно украшения из золота с драгоценными камешками, а та тема — вообще отдельные тайные знания. Разберется ли Верн? Но медицинен-сестре времени разбираться уж точно нет.

…Знакомый проход под сводами кустов. Анн посидела, прислушиваясь. Тихо. Точно как у морга и должно быть. Вот чего не хватает Эстерштайну — так это стабильности. Вечно какие-то происшествия: то кого-то спасают, то наоборот, то мятежи и «геста», а серебро вечно подозрительное. В старом мире такой беспорядок именовали — «бардак». Очень экзотичное заведение, там целый штат девок исключительно за деньги либе-либе занимался, без всяких долг-лендов и иных государственных хитростей. Дико жили предки, зато вольно и интересно.

Анн еще раз прислушалась и постучала. Ждала с замиранием сердца… вот шорох, окно открылось.

— Ого! Не ждал, — прохрипел Дед.

— Ты один?

— Нет, конечно. Гостей полно. Лежат, ждут. Завтра кочегарим.

— Я не про холодных. «Геста» не приходила?

— Не было. А что случилось?

— Много чего, — Анн всхлипнула и соскользнула в надежные руки, в благоденственное спокойствие и тишь морга.

…— Тебя сначала успокоить и потом расскажешь, или наоборот? — поинтересовался Дед, держа гостью на коленях.

— Какое «успокоить»⁈ Не до этого. Мне бежать нужно! Срочно, прямо сейчас! Я у тебя только уточнить хотела….

— Спокойней, малышка. Ты все успеешь, у тебя впереди уйма времени.

— Это точно? — замерев, спросила Анн. — Учти, я тебе верю. Тебе одному.

— Точно. Только будь разумной, и не выспрашивай «откуда? откуда?». Так что с тобой случилось?

— Выспрашивать не буду. Остальное по порядку. Ты, случайно, о моем Верне ничего не слышал?

— Слышал, конечно. А он разве тебе весточку не передавал? Его с товарищами повысили, и сразу отправили в срочный рейд. Вернется уже лейтенантом. Я думал, ты уже знаешь. Он не оставил записку под вашей красавицей?

— Можно сказать, оставил. Только уж с другой красавицей передал, — с горечью объяснила Анн.

— Это как?

— Сейчас объясню. Но сначала скажи: что произошло в замке три дня назад, вечером? Кто там злосчастно сдох?

— Погибли две девицы. У меня тут лежат, можешь взглянуть, убедиться. Мост обрушился, бедняжки разбились одним мигом. Хорошенькие, обе халь-дойч, служанки, из самых верхних. Странно, что мне их отправили, но я всех беру.

— Вот жаль, что не совсем «всех-всех», некоторые-то там отлынивают, — пробормотала Анн. — Надо же, целый мост рухнул, а разбились только две. Нет бы хотя бы три. А лучше весь сраный Хейнат. Нет, Дед, я не спятила. Там у моста стоял Верн со своими друзьями-лоботрясами. Пост у Главных ворот. Так вот, мальчишки не нашли ничего лучшего, как спасти одну сущую суку…

…Когда Анн закончила рассказ, перед ней стоял полный стакан шнапса — против обыкновения хрустально чистый, даже на вид холодный.

— Дед, мне же нельзя! — застонала страдающая медицинен-сестра. — Мне нужно уходить! Прямо сию же минуту. Вдруг «геста» по моим следам идет? Я не хочу и тебя утопить.

— Не утопишь, — заверил хозяин Мемория. — До утра никто тебя не выследит, «геста» не очень-то любит ночь. Ночь — наше с тобой время, малышка. Тебе нужно отдохнуть. Но хорошенько запомни — это твой последний шнапс на долгое-долгое время. Может, и навсегда. Лучше брось этот способ отдыха разума. В любом случае тебе будет нечего и не с кем пить ближайшие дни.

— Это я догадываюсь, — вздохнула Анн. — А давай мы отдохнем и ты свернешь мне шею? В твоей печи меня никто не найдет, а оказавшись в Засмертных Холмах, я буду очень-очень тебе благодарна.

Дед ухмыльнулся:

— А если не трону шею, не будешь благодарна?

— Буду. Ты лучший мужчина и мой друг. Но я до усрачки боюсь «гесту».

— Не преувеличивай. Ты можешь быть похитрее «гесты», и вообще очень везучая. Сейчас начинается твоя основная жизнь. Не сказать, что она будет абсолютно безоблачной, но ты не пожалеешь.

— Дед, ты ничего не перепутал? Что тут начинать? Даже если без «гесты». Мне лет-то сколько?

Дед молча показал три пальца.

— Это что за загадка? — вяло спросила Анн, гладя замечательно прохладное стекло бокала.

Хозяин подвалов и мертвецов медленно загнул один палец, потом второй, остался единственный — крепкий, рабочий, не очень ровный мизинец.

— Я, кстати, так сегодня уже делала, неоднократно пальцы гнула, — сообщила Анн. — Не очень-то помогло. Что такое «один палец из трех»?

— Треть. Ты прожила треть жизни.

— Смешно. Ха-ха. По-твоему, я доживу до девяноста лет?

— Это точно. Дальше я не уверен.

— Забавно. И что я буду делать в столь почтенном возрасте? Разлагаться заживо и изводить своим безумием санитарок городского приюта?

— Внешне ты весьма мало изменишься. Будешь воспитывать внуков, правнуков, и прочих «пра». И преподавать науки другим детям.

— Преподавать? В Медхеншуле? Да вряд ли. И откуда у меня правнуки? Нет, я уверена, что Верн славно исполнит долг-ленд, но вряд ли ему повезет как мне, и он не узнает имена своих детей. Мужчинам с этим сложно, откуда им знать….

— Вот и я о том же, — усмехнулся Дед. — Иногда видеть будущее или разглядывать его как абсолютно понятный спектакль — совершенно разные вещи. Я сказал что знаю, а детали уж тебе самой придется рассмотреть.

— Ты меня глупо утешаешь.

— Нет. Пей и иди ко мне.

Анн медленно выцедила жгучую холодную жидкость и оказалась в горячих объятиях…. Голова закружилась, как тот дурацкий падающий мост, но это не пугало.

Она заснула после блаженства. Глаза неудержимо закрывались, но еще видели сухо-мускулистую спину Деда. Он будет думать — за нее и о ней. И что-то придумает. Или мгновенно свернет спящей глупышке шею. В любом случае всё будет хорошо. Иметь в друзьях и любовниках Деда — исключительная удача.

[1] Пути словообразования неисповедимы. Видимо, название лакомства происходит от турецко-персидского «бекмез», он же «дошаб» — вываренный фруктовый сок. Но способ производства здесь иной. В принципе, вкусно и полезно, я пробовала. При смешивании с рыбьим жиром еще вкуснее, но опять эту здоровую новацию принципиально бракуют. (примечание известного специалиста общемировых гастрономий Л. Островитянской)