Ве́сти в башенный дворец Триема стекались со всего Павелена. И днём, и ночью гонцы и соглядатаи спешили поделиться ими с Императором, будто сговорившись лишить его всякой возможности выспаться. Война захлестнула западные королевства с головой, не позволяя разбираться с проблемами по очереди и тем более тратить много времени на принятие решений. Ошибки в таких условиях неизбежны, но до недавних пор ему удавалось справляться.
Даже сейчас услужливые советники, получив очередную порцию донесений, двигали фигурки войск по огромной карте, разложенной на столе в зале советов. За каждой из этих резных статуэток скрывались тысячи чьих-то жизней. И тысячи чьих-то смертей.
Император вновь окинул взглядом по людской прихоти изрисованный границами Павелен. Его взор раз за разом оббегал наиболее важные места, где сейчас решалась судьба известного ему мира. И он не просто смотрел. Он пытался заглянуть в ход вещей и событий, увидеть нити, пронзающие полотно реальности, разглядеть куда они ведут, и кто их держит в своих руках.
Вот 20 тысяч хетов вкупе с нанятыми ими наёмниками беспрепятственно высадились в порту удерживаемого ими Корпугара. Превращённый в подобие про́клятой крепости город словно нарыв начал наконец изливать наружу весь скопившийся в нём за это время гной. И кроме стойких и привыкших к войне солдат там хватало сильных колдунов, не стесняющихся использовать свои самые грязные знания. К тому же они черпали силу в добытых ими жертвенных камнях, источником для которых послужили взятые в рабство жители вольного города. У них было достаточно времени, чтобы запастись ими вдоволь.
Союзные войска, окружающие город, насчитывали 30 тысяч человек, половина из которых были имперцами. Но они сильно проигрывали в части магической силы. И чтобы не дать прорвать блокаду, Императору пришлось отправить туда двенадцать одарённых старших ступеней, включая одного мастера.
Западнее, в окрестностях Нагоса 15-тысячная армия закатников вступила в бой с солдатами триумвирата, которые, не отвлекаясь на разграбление опустевшего города, рвались навстречу со своими хетскими союзниками. Гезирские князья сумели собрать почти вдвое превосходящее по численности войско, и если бы не мощь орденских рыцарей, то королевские корпуса были бы смяты, а легионы у Корпугара получили удар в спину. Но Крест и его люди выстояли и продолжали удерживать позиции. Императору приходили донесения, что командор лично принимал участие в боях, и ведомые им рыцари не раз и не два переворачивали ход сражений. Со дня на день к ним на подмогу подойдут 15 тысяч легионеров, снятых с западной имперской границы. Ещё почти восемь тысяч бойцов из благородных домов будут патрулировать побережье, препятствуя высадке подкреплений и купируя отдельные прорывы.
Сами закатники тоже теперь воевали на несколько фронтов. Как и опасался Крест, три десятка больших галер воспользовались коротким затишьем в Неспокойном море и обошли вход в Торговый залив. С них на берег западного побережья всего лишь в сотне лиг от Ксарта сошло почти 9 тысяч хетов, тем самым стянув внимание соседа Империи на защиту собственных земель. В ближайшее время подкреплений оттуда ждать не стоит.
На востоке, за Великим Озером дела обстояли спокойнее. Казантир сдержал обещание, отправив своих солдат на север, а железо на юг. Как и Гунмир, снарядивший в поход боевых магов Ульдага. Более того, совместно они собрали в Приозерье и бывших баронствах полтысячи лучших в Западном Павелене всадников, и эта конница в неменьшей степени, чем маги, была способна решить исход больших битв. Пока армия Бродрика исполняет для обогнувших Барьер унов и снежцев роль наковальни, мобильное войско Казантира и Гунмира ударит по ним сокрушительным молотом.
Узнав, что Приозерье отправило в Золотой Дол металл, высокий владетель тоже не стал отказываться от своих слов. «Победоносное» шествие в предгорьях Барьера закончилось потерей 2-х тысяч его солдат и почти целой тысячи легионеров. Однако дикари были разгромлены, их верховный вождь пленён и отправлен в столицу Дола для зрелищной и показательной казни. Но главное, что священное место, которым оказался ещё один храм забытых богов, перешло под контроль слуги Троих.
Как и все остальные храмы, известные Фебрану, и которые, по его мнению, могли представлять для союза королевств опасность.
Да, война лесным пожаром разливалась по окраинам их земель, но им удавалось гасить это пламя, не позволяя его всполохам пробраться глубже. И всё благодаря тому, что он успел подготовиться. Все сильные дома Империи верны своему императору, и среди них нет того, кто мог бы оспорить его право распоряжаться сейчас их силой и властью. Бывшие враги стали пусть временными, но союзниками, а их войска сражаются бок о бок с его легионами, оставив на время былые обиды. Гремящие повсюду бои каждый день множат потери, но враг истощает свои ресурсы ещё быстрее, ведь он сражается на чужой земле. А загадочные храмы, таящие в себе скрытую угрозу, вовремя заблокированы слугами Троих.
Они справлялись, и именно поэтому тревога Императора крепла с каждым днём всё сильней. Если практически всесильный враг действует так предсказуемо, то он либо уверен в своём превосходстве, либо хочет, чтобы его противник поверил в своё собственное. Поэтому, когда пришли новости из Фельса, он не был удивлён.
Грешский лес изрыгнул из себя десятки тысяч обезумевших людей, которые принялись без всякой логики разорять все близлежащие деревни и посёлки. Потерявшие рассудок и собственную волю, они имели лишь одну поставленную кем-то цель — хватать всех, кто попадался им на пути. Всё говорило о том, что они прошли через храм, запрятанный в дебрях древнего леса, и заплатили за это свою цену. Но разве такое возможно?
Этот вопрос он не постеснялся задать вестнику Троих, но тот ушёл от ответа, заявив лишь, что обездушенные не имеют порядка, а потому не представляют угрозы. Довериться его знаниям стало первой ошибкой Императора.
А ведь поначалу всё было именно так, как сказал Фебран. Оставленный там по совету магистра Шада легион постепенно вычищал расползающуюся во все стороны заразу, не неся серьёзных потерь. Но имперские солдаты не успевали везде, и каждый день всё новые деревни пустели и предавались огню. И тогда Император совершил второй просчёт. Он приказал выдвинуть на подмогу 3-й легион, расквартированный возле Фельса, а аристократам Вьеры собрать для той же цели 3-хтысячный отряд гвардейцев.
Когда ситуация в корне изменилась, стало уже слишком поздно разворачивать войска назад. Хаотично действующие дикари вдруг собрались в единый кулак и разбили сначала 9-й легион, а затем, пополнив свои ряды продолжающими прибывать из леса обездушенными, сами двинулись навстречу идущим к ним имперским войскам. И как не спешил со своим отступлением 3-й легион, он тоже был разбит под стенами Фельса, прямо на глазах у его жителей. И теперь лишь вопрос времени, когда враг разорит город и все прилегающие к нему земли.
Или всё-таки нет?
Взгляд Императора остановился на отмеченной малой короной столице северной провинции. Нужно было принять трудное решение, и окружавшие его сейчас советники единогласно предлагали оставить город врагу, чтобы воспользоваться передышкой для перегруппировки войск. Их доводы казались логичными, любые альтернативы же, напротив, сулили ещё больше потерь. Такого же мнения, судя по всему, придерживался и Фебран. Он молчал, а значит, его устраивало куда ведёт нить их рассуждений.
Вот только что-то останавливало самого Императора, заставляя его сомневаться и терять драгоценное время. То ли его умение видеть нити, ведущие сейчас в Фельс, то ли аура мастера Блурвеля стремительно приближающаяся к залу совещаний. Не дожидаясь стука и прочего соблюдения формальностей, хозяин дворца силой воли приоткрыл дверь, впуская спешащего сюда гостя.
— Мой господин, — войдя, мастер склонил голову, после чего протянул ему записку. — Только что пришли вести от наместника Фельса. Горожане укрылись во внутреннем городе, а его защитники продолжают сдерживать натиск дикарей. Однако их потери множатся, а усталость воинов растёт. Они надеются на вашу помощь.
— Легион разбит, а у наместника 5 сотен личной гвардии, — в слух принялся рассуждать Император. — Фельс — не город аристократов. Все его благородные дома едва ли смогут выставить столько же. Так каким тогда чудом он продолжает удерживать город?
— В момент начала осады туда прибыло подкрепление, — пояснил Блурвель. — Около тысячи бойцов с боем пробились внутрь и теперь помогают наместнику на стенах.
— И кто же этот безумец, что рвётся внутрь осаждённого города?
— Мазай, мой господин. А тысяча — это собранные им наёмники.
Впервые за несколько дней на лице монарха появилась что-то напоминающее улыбку.
— Другого имени я и не ожидал услышать. И всё же, две тысячи против двадцати…
— С недавних пор в Фельсе живёт мастер Кромвель. Два сильных и умелых боевых мага многое могут сделать. В письме наместника указаны примерные потери врага за время осады, а также информация о том, что им удалось устранить по меньшей мере шестерых слуг ковена, двое из которых точно были старшими посвящёнными.
Император взял письмо и пробежал его глазами. После чего велел всем советникам покинуть зал.
— Ты останься, — обратился он к лекарю, намеревающемуся последовать за остальными.
Фебран же в отдельном разрешении не нуждался и с места не сдвинулся.
— Слышишь? — обратился к нему Император, когда лишние уши покинули их. — Мои люди в Фельсе ещё держатся.
— Этот город неважен, — сухо ответил слуга Троих. — Нужно сосредоточиться на защите центральной провинции и Триема.
— Там 40 тысяч моих подданных, привыкших к мирному труду, — не скрывая злость, заявил Император. — И всего лишь горстка людей, знающих, что такое война не понаслышке. Ты хочешь, чтобы я обрёк их всех на смерть?
— Ты сам говоришь о том, что город обречён. Ни этот Мазай, ни его тысяча не помогут его удержать. Так к чему эти метания? Нам следует трезво смотреть на вещи и планировать свой следующий шаг.
— И каким он, по твоему мнению, должен стать?
— Отведи все войска с севера, собери как можно больше ополчения и отправь его в бой. Они не остановят орду, но задержат её продвижение и снизят численность. Войска из Вьеры и Пуёля необходимо стянуть к столице. Вместе с поддержкой твоих старших магов они закончат начатое.
— Теперь ты предлагаешь мне в дополнение к тем 40 тысячам, запертым в Фельсе, бросить на убой толпу неподготовленных мужиков?
— Эта война должна быть выиграна. Какие при этом будут потери, меня мало волнует.
Император обошёл стол и подобрал одну из свободных фигурок, обозначающих крупные вольные отряды. С глухим стуком он поставил её на Фельс, а затем ткнул пальцем в пограничную область на карте, занятую дремучим лесом.
— Ты ошибся раз, Фебран. Значит, можешь быть не прав и во второй. Откуда здесь взялась армия дикарей, родной дом которых находится в двух тысячах лиг к востоку? Каким путём они прошли сюда, если не через храм забытых богов? Храм, которого, по твоим сведениям, тут нет! Ты говорил, что цена за проход велика, но теперь мы видим многотысячное войско, готовое опустошить север Империи и начать свой путь в Трием! Так откуда мне знать, что завтра из этого чёртового леса на свет не появится ещё больше врагов?
Вестник не торопился с ответом. Он с неменьшим презрением сейчас смотрел на человека в стальной короне, явно сдерживая своё желание поставить того на место. Ну пусть попробует. Особенно, когда за спиной последнего стоял мастер-лекарь. На долю секунды мозг Императора пронзило желание напасть на него первым и смертью одного из них оборвать эту порочную связь с тремя самозванными богами. Возможно, что-то такое почувствовал и Фебран, так как, подняв руки в примирительном жесте, он всё же пояснил.
— Этому может быть только одно объяснение. Отрёкшийся завладел одной опасной реликвией, которую Трое считали утраченной. И, похоже, что её силы было достаточно, чтобы перебросить даже такое большое войско. Однако цена за проход измеряется не только затратами энергии. Для любого неодарённого это неминуемо грозит потерей своей сути. То есть того, что определяет его как человека. Маги ковена не чураются использовать эту особенность в своих грязных техниках подчинения и контроля.
— Ни один кукловод не может управлять больше, чем 30–40 телами одновременно, — возразил Блурвель, сбросивший маску простого слуги. — Но эта армия пусть и неэффективна, но всё же способна сражаться как единое целое.
— Потому что они не просто обездушенные, — продолжил вестник. — Они сродни послушным одержимым. Эта реликвия… артефакт немыслимой силы, который успел пожрать и переварить миллионы разумных. Осколки их душ томятся внутри и могут занимать освобождённые тела. Но даже после этого, они будут подчинятся тому, у кого есть право ими повелевать. Хозяину артефакта, или его слугам.
— И ты говоришь мне это только сейчас? — спросил Император. — Ты хочешь одержать победу нашими руками, но умалчиваешь о таких важных вещах. Почему?
— О том мне не было известно самому, — огорошил его вестник. — Боги не делятся со смертными своими знаниями без надобности. Особенно если те могут быть для них опасны.
— Скорее уж они дают им лишь те крохи, которые люди не в силах обернуть против них самих.
— А разве это не одно и то же? — кажется, Фебран восстановил временно утраченное хладнокровие. — Как бы то ни было, оставшиеся 20 тысяч дикарей не представляют для Империи серьёзной угрозы. А воспользоваться храмом вновь, если таковой действительно есть в Грешском лесу, будет возможно не ранее следующей осени. Таковы правила, и даже Отрёкшийся не в силах их изменить.
— Сомнений в этом у меня всё больше и больше. Пока твои советы обошлись мне потерей двух легионов, Фебран. А могут стоить и всего севера.
И вновь лицо вестника скривилось, обнажив истинные эмоции. За последние несколько дней устал не только Император, но даже слуга Троих подрастерял своё самообладание. А вот Блурвель, казалось, таких проблем не испытывал вовсе. И хоть он день за днём успевал проделывать колоссальную работу, его лицо по-прежнему отражало исключительно то, что он хотел показать окружающим. Вот сейчас, например, там светилось желание высказаться.
— Говори уже. Что, по-твоему, мне следует предпринять?
— Мазай до сих пор не ошибался, — будто между делом заявил он. — И если он вдруг решил спасать Фельс, то для этого должна быть веская причина. Нам не следует игнорировать это.
— Причина может быть не у него самого, — излишне резко не согласился Фебран. — А у его покровителя. Что вам вообще известно об этом человеке, и о том, что им движет?
— А что нам известно о твоих мотивах, Фебран? Лишь то, что говоришь нам ты. Что же до Мазая… У меня было достаточно возможностей, чтобы убедиться в его непримиримой вражде с ковеном. Да и сейчас он один уже сделал больше, чем все слуги Троих вместе взятые.
— Вот как? И что теперь? Пожертвуешь легионами, чтобы спасти его из этой ловушки, в которую он угодил по собственной воле?
— Нет, но я отправлю солдат освобождать имперский город, жители которого рассчитывают на защиту своего императора.
— Твои игры в благородного правителя могут обойтись всем нам слишком дорого. Подумай трижды.
— Я принял решение, Фебран. И не советую тебе пытаться меня переубедить.