Загрузившись в вертолёты, мы не стали возиться и почти сразу взлетели.
Прибывшая на место колонна техники с десантом на броне решила немного задержаться, чтобы добить раненых, собрать и уничтожить всё оружие и боеприпасы. Бросать всё это в таком виде — чревато последствиями. Едва здесь станет тихо, как ушлые духи снова придут…
До транспортного вертолёта «Ми-8» я дошёл сам, а вот чтобы забраться внутрь салона не обошлось без помощи Паши Корнеева. Уже внутри вертолета медик Шаман, аккуратно сняв с меня бронежилет и промокшие насквозь тряпки, осмотрел место попадания пули.
— Макс, да тут у тебя серьёзный кровоподтёк! — выдал заключение Рыскулов. — Не удивлюсь, если ребро сломано! А то и два!
— Главное, живой! — с присвистом, ответил я.
И действительно, видимо пуля попала в неудачное место — бронежилет-то выдержал, но с такого расстояния удар всё равно получился очень сильным. И ведь как назло, пистолет у Звягина был не «Макаров», а уже порядком устаревший «ТТ». У него и убойная сила посильнее будет, пробиваемость лучше. Патрон же «ПМ» пробивает лишь бронежилеты первого класса, а на мне был стандартный — второй. Хорошо, что я заранее напялил его на себя еще там, когда мы с Шутом переоделись в душманскую одежду.
В общем, бронежилет выдержал, а я не очень.
Боец из меня теперь никакой. Случись что, я даже постоять за себя не смогу.
Спустя четверть часа, дышать по-прежнему было тяжело, а про то чтобы глубоко вздохнуть полной грудью, можно было и не заикаться. Если столкнуться с подобным впервые, то можно поймать приступ паники — в какой-то момент может показаться, что задыхаешься. Сердце начинает колотиться, адреналин подскочит, может возникнуть кашель. От этого ещё больше дискомфорта и боли.
— Это верно… А если бы он решил бы в голову стрелять?
— Ну, не стрелял же. Вот, прилетим в Кундуз, отдамся врачам… Пусть рентген мне, что ли сделают… — тяжко отозвался я, осторожно делая короткий вдох.
Вообще, всё это для меня не ново — в прошлой жизни, я уже ломал рёбра. В боевой обстановке. Это было в Ливии, на окраине одного небольшого городка, название которого я уже и не вспомню. Мы тогда брали штурмом недостроенный трёхэтажный дом, где засела группа этнических боевиков. В какой-то момент, в самом разгаре операции, на меня бросилось сразу двое противников — одного я пристрелил, а второй, уже будучи раненым, с разбега прыгнул на меня и сбил с ног. В результате этого мы оба упали вниз со второго этажа, приземлившись на строительный мусор. Очень неудачно. Я тогда сразу три ребра сломал — ох и тяжко же было. Мои ребята вытащили меня, оперативно обездвижили, чтобы ребра не повредили внутренние органы, а затем доставили в безопасное место. Лечился потом, пару месяцев. Неприятное ранение, если приятные вообще бывают.
Помню, всё приходилось делать очень медленно, плавно, без резких движений. Казалось, чихнешь, а что-нибудь отвалится. А когда пробовал набрать побольше воздуха в лёгкие, хрипел, словно вурдалак. Лишний раз старался вообще не шевелиться — боль была такая, что в глазах аж звёздочки сверкали. Сейчас, конечно, все было проще.
Генерал Али Хадид, которого я оперативно прикрыл своим телом, выглядел приунывшим — сам факт того, что он попался, был для него ужасным. Гордость и честь, скатились ниже плинтуса. Позор для афганца такого статуса. Ему бы умереть, да только как?
Сидя в вертолёте, он прекрасно понимал, зачем американец пытался его пристрелить… Генерал оппозиции слишком много знал, а заставить его говорить было несложно. Это дело времени. Он выдал бы много полезного, и это вовсе не вопрос желания. Хочешь — не хочешь, а тебя заставят. Вот в будущем, в эру военной фармакологии, можно будет обойтись без насилия и боли. Один укол — и сам всё расскажешь. Но сейчас, время пока ещё не то.
Совсем другое дело — Джон Вильямс. Этот «крепкий орешек» — обученный агент ЦРУ, правда, скорее всего, он уже отошёл от дел — слишком староват. На вид ему за сорок пять, правда, я могу и ошибаться.
Он-то знает, что его ждёт. Не удивлюсь, если окажется, что он имеет особый статус и находится здесь в качестве приглашенного военного советника. Вопрос только в том, чего он сюда явился? Зачем так рисковал?
Его самого расколоть будет уже сложнее, но я был осведомлён, что в Союзе имеются специалисты, которые могут «уговорить» отвечать на вопросы кого угодно… Этот заокеанский товарищ знает куда больше, чем все афганские генералы вместе взятые.
Сейчас Джон Вильямс, с крепко связанными руками, сидел в хвосте салона, причём не просто так, а под наблюдением сразу трёх человек. Разбитый нос и размазанная по светлому лицу кровь, смотрелось весьма контрастно.
После того, что он сделал, ему не оставили ни шанса. Любое постороннее движение — сразу ствол в лицо. Шут сидел сбоку от него, поигрывая ножом… Пару раз, для убедительности, он кольнул его остриём в бедро.
— Зачем? — шикнул американец.
— Чтоб жизнь мёдом не казалась! — хохотнул прапорщик.
В вертолёте было слишком шумно, чтобы говорить, но и по глазам всё было понятно. С одной стороны, тот трюк, что выкинул американец с пистолетом Звягина, не имел никакого смысла. Он никак не смог бы перебить нас всех — просто не успел бы. С другой же стороны, не сложно догадаться, что ему это было и не нужно. Цель у него была иной.
Джон намеревался убить только генерала, как важного языка, а потом быстро пустить пулю уже себе в лоб. План понятен, хорош. Таким образом, ни один из них не попал бы в лапы советской разведки, а соответственно и не раскрыл бы никаких планов оппозиции относительно дальнейшего ведения боевых действий. Да, переносной зенитно-ракетный комплекс «Стингер», вместе с зарядами и комплектом документации всё-таки попал к нам руки. Для Америки, это хреновое развитие событий, но не критическое.
Это означало, что советские инженеры и оружейники разберут ПЗРК на части, внимательно изучат, поймут, какую именно опасность он несёт для советской авиации, а затем очень быстро склепают систему защиты от него. Установят на вертушки и все. Если развивать мысль, то изучение нового комплекса может дать Советскому Союзу шанс применить полученные знания для разработки нового оружия, на основе захваченного американского прототипа.
Впрочем, ничего там особо такого ценного и не было — все наработки, уже более-менее были известны конструкторам. А уникальность самого «Стингера» была сильно раздута самими же американцами, которые в дальнейшем внушили это недалёким душманам.
Я сидел с другой стороны салона, внимательно смотрел на Джона, а тот на меня. Сложно было сказать, о чём он думал. Но в любом случае, тот факт, что он попался, сыграет огромную роль — этот момент сложно переоценить. Это переломный момент Афганской войны…
До Кундуза мы летели примерно минут тридцать. Полёт на базу прошёл нормально — ну а кто бы из душманов рискнул бы атаковать сразу три вертолёта? Тот, кто попытался бы это сделать, даже не успел бы пожалеть о проделанной глупости — его бы просто размазали.
Сели на аэродроме.
Тут же принялись выгружать раненых — их оказалось больше, чем я думал. Неудачно спрыгнув на землю, я зашипел от вспыхнувший в груди острой боли. Слишком я самонадеян — неосторожно вышло. Пожалуй, придётся поваляться в госпитале и немного восстановиться. Ну, хоть отдохну.
Надо же, вот каждый раз, как мы возвращаемся с задания, я попадаю в госпиталь.
Пока шла выгрузка, я видел, как подполковник Звягин и его люди оперативно вытащили из другого вертолёта контейнер с ПЗРК и потащили его куда-то в сторону главного здания. Там уже стоял подготовленный «КамАЗ» 4310. К Звягину зачем-то подошёл Шаман, они перекинулись несколькими фразами, после чего контрразведчик обратил внимание на меня. Рыскулов обернулся, посмотрел на меня, затем отошел в сторону.
— Громов! — громко произнес подполковник, подойдя ближе. — Ты во время сеанса радиосвязи, упоминал, что вам удалось достать какие-то важные документы? Где они?
Я согласно кивнул, затем вопросительно посмотрел на Шута — благо, тот догадался прихватить сумку с документами уже после того, как заварушка в ущелье закончилась.
Где-то в той сумке, замотанные в тряпки, лежали и найденные мной изумруды. Уже потом выяснилось, что Корнеев незаметно ото всех вытащил их оттуда и где-то припрятал. Эту мысль я донес до Корнеева, когда мы уносили ноги на угнанном «ГАЗ-69». Ну а кто докажет, что они там вообще были? Чемодан мы вскрывали вдвоём, в салоне больше никого не было. Ну, кроме захваченного Али Хадида, но тот связанный лежал в кузове и видеть ничего не мог.
Прапорщик без возражений протянул подполковнику драную сумку — тот заглянул внутрь, вытащил часть документов наружу, быстро осмотрел, хмыкнул, и спрятал обратно.
— Молодцы! — похвалил он. — Вы даже не представляете, насколько это важная информация. Родина вас не забудет!
— Товарищ подполковник, — скривившись от боли, торопливо обратился я к Звягину. — Я слышал, что тому, кто достанет неизвестное оружие, которым душманы сбивали наши вертолеты, обещали вручить звезду героя Советского Союза… Это так?
Тот посмотрел на меня хитрым взглядом, но ответил не сразу.
— Верно… — обдумав свой ответ, кивнул контрразведчик. — Только, если меня память не подводит, у тебя и так наград хватает, а? Да и зачем она тебе?
— Ну, не знаю… — улыбнулся я. — Внукам показывать буду!
— Рано тебе ещё внуков иметь… Ты, сначала, жену себе заведи!
— Всё-то вы обо мне знаете!
— Работа у меня такая, Громов! Ладно, ты не переживай, награда найдёт своего героя… Уж будь уверен!
Такой расклад меня не устраивал, я в Афганистане вовсе не за медалями лезу под пули врага, я уже не раз об этом говорил.
— Да я не за себя… — я поторопился внести коррективы. — Ребят бы как-нибудь поощрить! Вон, Игнатьев точно в госпиталь упадёт на пару месяцев. Остальным тоже досталось. Двое суток на ногах, ещё пара таких заданий и нас можно будет на пенсию списывать.
Звягин только слегка усмехнулся, посмотрел на меня выразительным взглядом, кивнул и, развернувшись, двинулся за своими подчинёнными. Я ещё успел увидеть, как они аккуратно погрузили контейнер со «Стингером» в грузовик, сами влезли внутрь. Вскоре, их «КамАЗ» покинул территорию аэродрома и скрылся из виду.
А вот генерала Али Хадида и Джона Вильямса забрали другие люди, судя по всему, из ГРУ или КГБ. В принципе, мне всё равно. Их я увидел не скоро.
Удивительно, но о том, чем завершилась наша охота на караван, в Кундузе уже знали все, кому не лень. Казалось, даже собаку спроси, и та что-нибудь, да знает. Слухи разносились быстрее, чем приказы!
Правда, при всём этом, оставался один весьма значимый момент, о котором слышал только я. Во время нашей беседы, американец вскользь упоминал про сбитый душманами самолёт и майора Кикоть, который якобы был на борту… Информацию о пропаже советского самолёта двухдневной давности, обязательно следовало проверить. Вполне возможно, что Джон, пытаясь отмазать свою задницу, говорил правду. А может и нет… Но в любом случае, даже если это и совпадение, то оно не случайно!
Василий Николаевич Кикоть, был крайне недоволен.
Один из лучших завербованных им агентов — внезапно пропал и с ним уже две недели не было связи. Вернее, не совсем так. Всё получилось даже как-то странно, хотя, казалось бы, всё началось хорошо…
Да, после того, как Алекс провалил задание ликвидировать ненадёжного агента из комитета, он сбежал из города. Спустя сутки они встретились с ним на железнодорожном вокзале города Краснодара и всё тщательно обсудили. Теперь Алекс должен был залечь на дно, до лучших времён.
Но так уж вышло, что на вокзале им внезапно встретился старший сержант Громов, который, как кость в горле, не давал покоя Джону Вильямсу. Этого никто не ожидал — ведь именно он был «заказом», который выдал ему Том Морган. Сначала у Василия возникла мысль устранить Громова прямо здесь, на вокзале. Но, он передумал, ведь такой задачи не было. А вот попробовать поймать его живым и передать заказчикам — дело куда интереснее. Этому способствовал ещё и тот момент, что, судя по всему, Громов ничего не подозревал… Ведь у них с Василием Николаевичем в прошлом сложились очень тёплые отношения. Никто и подумать не мог, что так тесен мир и они встретятся при таких неожиданных обстоятельствах.
Алекс, несмотря на ранение руки, среагировал верно и проявил инициативу — пригласил Громова к себе в купе, чтобы там выяснить все, что ему известно. Кикоть был не против. Ведь как ни крути, а Василий Николаевич и сам был завербован, ещё в восемьдесят первом. И у него был индивидуальный позывной — Филин.
В силу возраста, американский агент Том Морган поставил ему только одну, но весьма важную задачу — подбирать и вербовать новых агентов. По воле судьбы, Алекс стал первым и задача у него была почти такой же — помогать рекрутировать лиц в самых разных структурах. В милиции, здравоохранении, науке… Сначала всё было хорошо, агентурная цепочка увеличилась еще на двух человек. Затем Алекс стал действовать самостоятельно, сумел подцепить на крючок майора КГБ, но вдруг, что-то пошло не так и тот внезапно соскочил. Попытка его ликвидировать оказалась неудачной. Поняв, что прокололся, Алекс испугался и был вынужден бежать.
И получилось так, что сев в один поезд с Громовым, агент Василия Николаевича неожиданно пропал. С концами, как будто бы его и не существовало. Проанализировав ситуацию, Филин догадался, что Громов не так прост, как кажется.
Он раскусил Алекса, ловко его переиграл, а затем тихо ликвидировал. И произошло это где-то между Краснодаром и Астраханью.
Филин временно сменил место жительства, перебрался на юг Советского Союза в небольшой, но быстро развивающийся горный поселок на самой границе с Туркменской ССР и принялся ждать сигнала от Моргана.
И только спустя две недели после этих событий, у него зазвенел телефон. Бросив быстрый взгляд на часы — на них было ровно 22:00 — Василий Николаевич сразу же догадался, кто может звонить в такое время.
— Да, слушаю!
— Филин, это я… — голос был знакомый, несмотря на применение устройств искажения. — Отбой предыдущего задания! У меня есть для тебя другое, куда более важное задание!
— А как же Алекс?
— Меня это больше не интересует…
— Снова Громов?
— Нет. Слушай внимательно…
Как и следовало ожидать, я попал в госпиталь.
Правда, уже не в Кундузе, а где-то под Мазари-Шариф, рядом с авиабазой.
Практически сразу после того, как меня доставили в лечебное учреждение, я попал на рентген. Оказалось, что у меня было сломано два ребра, к счастью, без каких-либо осложнений. Мелкие раны, синяки и ссадины, накопившаяся усталость — можно даже не считать. Пройдет месяц и я буду как новенький… Вот только в свете последних событий, желание скакать под пулями, выполняя безумные приказы, заметно снизилось.
Удача не может быть вечной.
Факт наличия в советской армии таких продажных тварей как Шевцов, меня совершенно не удивлял. Как говорится, кому война, а кому мать родная. Удивляло другое — им многое сходило с рук. Тот факт, что Звягин находился в Кундузе, пытаясь нащупать крота — был понятен. Но какое он имел отношение к добытому мной «Стингеру», было неясно… Мне все равно, это теперь не мое дело. Ну, невозможно контролировать все аспекты, особенно с моим-то званием и должностью. Рано ещё, не вырос. Но в любом случае, нужно менять род деятельности, причем, чем скорее, тем лучше.
Дважды раненый, командир группы «Зет», майор Игнатьев лежал неподалеку от меня, в соседней палате. И дела у него были не очень — одна из пуль попала в кость, в результате чего последствия ранения оказались серьезными, но прогнозов пока никто не делал. Кое-кто подозревал, что майор свое «отбегал».
Самарин и Герц оказались везунчиками — их перевели в теплое место, где было много молодых медсестер. А в виду того, что Док в скором времени должен был вернуться из госпиталя, Шаман покинул подразделение. Честно говоря, я подозревал, что Рыскулов был человеком подполковника Звягина, и скорее всего, был намеренно прикомандирован к нам для того, чтобы наблюдать за работой команды изнутри. Что, в контрразведке нами тоже заинтересовались⁈
Впрочем, не удивлюсь, если так оно и есть. Группа «Зет» уже второй раз заявила о себе и достаточно громко. Когда на весь Афган разлетелась новость, что наконец-то были добыты не только сведения, но и боеспособный образец оружия, которым духи сбивали вертолёты, это было воспринято на «ура».
Лежать в госпитале было хорошо — тихо, спокойно. Я вновь вернулся к тому, что невольно заметил некую тенденцию — побегал, повоевал, получил ранение. Лёг в госпиталь, подлечился, отдохнул и снова на поле боя. Но если первый день я отсыпался, то на следующие сутки мне уже было скучно. Информация со стороны доходила до меня обрывками, по частям и уже в искажённом виде. Тем и не люблю военные госпитали, потому что ни за что не узнаешь, где истина, а где очередные слухи…
Наверное, на четвёртый день, если не ошибаюсь, на пороге моей палаты появился интересный гость. Уже не молодой, высокий и худощавый, в классическом костюме «тройке». Возраст гостя был около пятидесяти лет. Орлиное лицо, серые глаза, крючковатый нос… Я никогда его раньше не видел, но зуб даю — он появился здесь не случайно.
Заглянув в мою палату, где в данный момент был только я, он шумно вздохнул:
— Ага! Ну, наконец-то… Старший сержант Громов?
— Да, а кто спрашивает? — все так же, лёжа на кровати, поинтересовался я, глядя на незнакомого человека. Отметил, что в руке у него была авоська с тремя апельсинами.
— Ты меня не знаешь, все верно… — он подошёл поближе, положил на мою тумбочку фрукты. — Это тебе, организму сейчас витамины не помешают, поэтому я оставлю это здесь. Так, о чем мы говорили? Хм, я давно слежу за твоей карьерой, Максим Алексеевич! Моя фамилия Хорев, я из штаба ГРУ СССР. Вряд ли ты обо мне мог слышать… Собственно, это ведь я выбрал и отправил вашу группу на последнее задание…
— Любопытно… — пробормотал я, глядя на гостя.
— Подполковник Звягин действовал по моему указанию, он подробно все изложил в своем рапорте. И, нужно сказать, я снова впечатлён. В хорошем смысле. Вот я и подумал, хорошо бы нам с тобой познакомиться поближе. К тому же, у меня к тебе серьезный разговор…
— Раз так, присаживайтесь, товарищ Хорев, — я указал на табуретку у кровати. — О чем будем говорить? О службе?