Прапорщик. Назад в СССР. Книга 7 (СИ)

Глава 21 Не в первый раз

— Что, Громов, расстроился?

Обернувшись, я увидел позади себя полковника Хорева. Тот смотрел на меня внимательным взглядом.

— С чего вы взяли, товарищ полковник?

— Ну, ты же на звезду Героя рассчитывал? — слегка усмехнулся тот. — Мне подполковник Звягин докладывал.

Я неопределенно пожал плечами, мол, мне без разницы. И так сойдёт. Но тот расценил это по-своему:

— Хм, понимаю, что ты чувствуешь… Вы с группой многое сделали, признаю! Правда! Но звезда выдаётся только человеку, а никак не всей группе. Ее можно было бы вручить вашему командиру, Игнатьеву, но он бы отказался. Я его хорошо знаю, он еще лейтенантом был, когда я его уже гонять по полигону начал.

Пару секунд он думал, затем продолжил.

— Ты же действовал не один, вас восемь человек было. Работа проведена колоссальная, ума не приложу, как вы так долго там держались⁈ Везучий, сержант… Точнее, уже прапорщик. Да ты без малого, всего-то полтора года на службе, а уже с двумя звездами. И репутация у тебя, как у капитана минимум. Тебе три боевых ордена Красного Знамени вручили, а таких, за всю историю войны, всего человек шесть наберётся… Много ли офицеров могут таким похвастаться, а? И то, это я ещё преувеличил! Нет, лично мое мнение, я бы эту звезду тебе отдал без раздумий… Заслужил! Но не я их выдаю и не все придерживаются того же мнения, что и я! Ты же понимаешь, что не всегда бывает так, как ты хочешь и люди в штабе сидят разные?

Даже не знаю, чего Хорев прицепился к этой теме — я вообще думал совсем о другом. Мои мысли были о КГБ-шнике Кикоть — с Кэпом я ещё не говорил, поэтому не знал, что ему удалось узнать касательно сбитого духами самолёта и кто был на борту. Нужно было сменить тему, а то подумает, что я обиделся. Глупая ситуация.

— Переживу, ничего страшного. Товарищ полковник, а где сейчас находится наша группа?

— В Кундузе, в ожидании, — не думая, отозвался тот. — Так как половина личного состава временно не боеспособна, то ни о каких задачах и боевых выходах и речи быть не может. Да и не нужны они сейчас. Сейчас идёт активная проработка информации, что удалось вытащить из американского агента и генерала Хадида. Информации, кстати, море, но ее нужно проработать, проверить, решить — как на нее реагировать. А это тоже колоссальная работа и она займет немало времени. К тому же, защита от «Стингеров» только на начальной стадии разработки, наша авиация летает, но строго ограничено.

Я уже знал, что после изучения принципов работы американских ПЗРК, инженеры выдали четкую рекомендацию пилотам — в районах угрозы применения «Стингеров», летать только на сверхмалых высотах, пользоваться складками рельефа местности. При таких мерах предосторожности, оружие американцев малоэффективно. Это хоть какие-то меры, которые реально работали.

— Ладно, прапорщик… — Хорев задумчиво посмотрел на часы. — Ты наверняка задаёшься вопросом, почему с тобой разговаривает целый полковник? Я ваше непосредственное командование, а поскольку майор Игнатьев не скоро войдёт в строй, то с ним мне пока говорить не о чем. Ты ведь его заместитель, так? Ну, вот и привыкай — мы с тобой будем встречаться часто. Так, время, время… Мне пора! А по поводу вашего обвинения насчёт Шевцова, то вопрос ещё не закрыт, он на плотном контроле. Однако прапорщик Корнеев все ещё находится в изоляторе и когда его освободят, даже я не знаю. Тебе ничего не угрожает, не переживай!

— Что, кому-то мы так сильно не нравимся? — поинтересовался я.

— Ты недалек от истины!

Майор Кикоть тяжко вздохнул.

Прошло уже несколько часов, но выбраться из сарая у него так и не получилось. Ему почти сразу развязали руки, типа жест доброй воли. Правда, он бы справился бы и сам. Виктор анализировал обстановку, через щели пытался осмотреться. Слушал, запоминал. Убедившись, что американец куда-то спешно свалил из лагеря, а с ним и часть духов, Виктор Викторович решил, что другого шанса просто не будет. Охрана расслабилась.

Подгадав момент, он решил бежать.

Однако чуткий душман-охранник как-то заподозрил неладное, когда Виктор Викторович пытался открыть засов изнутри, используя два длинных, кривых гвоздя. Заметив это, тот ворвался внутрь и физическим методом дал понять майору, что так делать не стоит. Получив пару ощутимых ударов по почкам, спустя полчаса КГБ-шник всё-таки продолжил начатое, только уже в другом направлении. Он решил сделать подкоп.

Полноценного фундамента у хлипкого сарая, в котором он находился, конечно же, не было. Так, десять сантиметров камня в сухой глине. И даже, несмотря на это, конструкция оказалась полнее себе надежной.

Отыскав на земле острый кусок пластушки, он принялся царапать им глину, сгребать ее в сторону. Копать камнем было тяжело и неудобно, но иного варианта не было. Шло тяжко, медленно. Майор истекал потом, но куда деваться?

Дважды просил воды — охранник приносил, ставил под дверь кружку и какую-то гнутую алюминиевую тарелку с куском мяса и лепешки. Мясо было сомнительным, поэтому его Виктор употреблять в пищу не стал.

Тем временем, всего за три часа Кикоть смог проделать проход наружу, через который можно было протиснуться, если снять свободную одежду. За эти дни она превратилась в рваное вонючее тряпье, хотя раньше было не намного лучше. Вылезать одетым было неудобно, голым проще. На нем только ботинки, трусы и майка.

Подкоп был готов.

Но когда чекист уже практически выбрался, его внезапно спалил другой афганец, на соседней крыше. Наблюдатель громко крикнул и дал очередь в землю, как раз перед майором. Тот вынужден был остановиться. Охрана вновь избила майора, только теперь значительно серьезнее, после чего его перетащили в другое здание без окон, но с хорошей дверью.

Духи оказались вовсе не глупыми — по одному внутрь не заходили. Их всегда было двое… Видимо американец предупредил их, что майор — хитрая рыба и с ним нужно держать ухо востро. Иначе пальцы отгрызет! Видя все это, чекист понял — не такие уж они глупые, какими их считали кабинетные начальники. Да, плохо организованы, не шибко сообразительны, но приказы исполняют добросовестно.

В общем, лёжа на грязном полу в пустой, темной комнате, Кикоть понял — так просто ему не выбраться. А вариантов-то немного…

Вообще, отчаяние — страшная вещь. Когда это чувство захватывает человека, причем не единожды, он постепенно падает духом, готов смириться с поражением. Надежда умирает, человеку остаётся только сидеть и ждать своей участи. Прямо как баран на скотобойне!

А в плену еще хуже — сейчас духам надоест, еще что-нибудь придумают.

— Ну, нет… — прошептал он, мысленно отругав себя за слабость. — Слишком быстро я сдался… Я вылезу отсюда! Обязательно вылезу!

Чекисту сильно хотелось пить, болела спина. Откуда-то появилась изжога, которая иногда мучила майора, когда тот нервничал. Виктор Викторович частенько работал настолько увлеченно, что порой забывал не только позавтракать, но и пообедать. А когда все же приходил домой, то наедался до отвала и ложился спать. С таким подходом и отношением к своему здоровью, майор очень быстро стал обладателем гастрита. Хронического. Болезнь противная, то и дело напоминала о себе…

Спустя какое-то время, его глаза привыкли к темноте — Виктор ещё и на ощупь убедился в том, что внутри кроме одного-единственного старого деревянного ящика больше ничего нет. Кое-как вскрыв его, майор догадался, что внутри кроме рваного тряпья и соломы ничего нет. Ну, глупо было полагать, что там может оказаться оружие или инструмент.

Выбраться из этого помещения можно только лишь хитростью — попробовать заманить душмана сюда и нейтрализовать, затем завладеть его оружием и бежать отсюда. Но сделать это нужно так, чтобы охранник был только один — с двумя чекист точно не справится. Не на то учился, хотя кое-какие навык все же имеются.

Выждав какое-то время, Кикоть решил сделать вид, что ему очень плохо и нужна помощь. Изобразить больного, которого сковал спазм, не сложно. Главное, чтобы духи поверили.

Он принялся громко стонать и звать на помощь, при этом лёг в дальней части помещения, рядом с ящиком. Скрючился. Охранник отреагировал не сразу — сначала грохнул ногой по входной двери, затем повторил то же самое, но уже несколько раз и посильнее, крикнув что-то недовольное на пушту. Но Виктор Викторович не унимался…

Наконец у душмана не выдержали нервы — дверь с грохотом распахнулась. Краем глаза Виктор Викторович увидел только одного охранника, второй был далеко впереди, в дверном проёме. Молодой, бородатый. Лицо — злое, недовольное, глаза сверкают.

Увидев, что шурави в неестественной позе лежит на земле, тот развернулся и крикнул что-то своему напарнику. Тот ответил, судя по всему, не особо вникая, а затем и вовсе скрылся из виду. Короткий диалог окончился ничем. Вот он, вот он тот самый момент, когда нужно действовать. Другого шанса может и не быть.

Держа автомат Калашникова перед собой, душман медленно шагнул к чекисту, подошёл ближе и недовольно пнул его ногой. Резко выругался, обернулся ко входной двери. Затем ткнул стволом автомата в живот скрючившегося пленника.

— Э! Шурави?

Выбрав наиболее подходящий момент, КГБ-шник шустро ухватил руками ствол автомата, резко отвёл его в сторону. Почти мгновенно, сильным ударом ноги он двинул душмана в правое колено. Кажется, даже что-то хрустнуло. Душман хотел заорать от возмущения и острой боли, но не смог — майор заткнул ему рот ладонью, тут же ухватил за воротник и резко дёрнув на себя, повалил. Навалился сверху. Кое-как отстегнув магазин от автомата, он использовал его как дробящее оружие — трижды, с силой, ударил им в висок охранника. Вскоре тот затих.

Чекист вновь вставил магазин в приёмник, привел оружие в боевое состояние. По понятным причинам вставить автомат на предохранитель, он не стал. Выглянул, прислушался — тишина. Неужели никто ничего не заподозрил?

Просто замечательно!

Не поверив своей удаче, майор тут же прикрыл дверь, оставив небольшую щёлочку. Затем быстро раздел душмана, облачился в его одежду. Взяв в руки его же автомат, он выбрался из тёмного помещения и закрыл за собой дверь.

Прежним было тихо — где-то неподалёку играла музыка — вероятно, какой-нибудь японский патефон.

— Значит, здесь есть электричество? — догадался майор, также вспомнив, что видел небольшую радиовышку. Они тут хорошо устроились. Не поспоришь.

В голове уже созрел более-менее рабочий план, но прежде чем бежать, хорошо бы обозначить своё местоположение. А значит, нужно попробовать добраться до радиостанции…

В таком виде его точно никто не узнает, достаточно просто спрятать лицо и вести себя непринуждённо. Все получится — ну кто из душманов догадается, что запертый советский шурави уже освободился и строит коварные планы.

Едва майор прошел вперёд и свернул за угол, намереваясь выбраться из здания, как ему навстречу вышло сразу двое… Кажется, один из них был врач, с сумкой на боку. Там болталась нашивка — красный крест.

Оба смотрели на него каким-то странным взглядом.

Прошло три недели, меня наконец-то выписали из госпиталя.

Майора Игнатьева вдруг перевели в госпиталь Ташкента, где ранее находился наш медик Док — внезапно выяснилось, что кость у Кэпа срослась неправильно. В общем, так я остался один. От скуки успел порядком всех достать — ну не могу я просто валяться на матрасе и в потолок глядеть. Карты и домино просто задолбали. Шахматы тоже, а газет тут отродясь не было.

В последние три дня, ко мне в палату заселили трёх молодых бойцов — душманы обстреляли один из дальних постов, благо личному составу удалось отбиться. Этих, легко раненых, доставили сюда — типичные представители молодежи, которой это война и нафиг не сдалась. Им бы кутить, гулебанить, да с девочками развлекаться, а их военный комиссариат сюда опередил. Сунул в руки автоматы, выдал кирзачи и сказал родину защищать. Лежал я, слушал их разговоры и поражался — совсем не о том думают. Хотя, порой и проскакивали весёлые моменты.

Одного звали Саня, второй Толик. Оба ефрейтора, лет восемнадцати, не больше. У одного ранения плеча и руки, у второго осколочное — левого бедра. Так вот они постоянно галдели, обсуждали всякую чушь, лишённую смысла. Как-то они завели речь о том, кто во сколько успел «мужиком стать» и женщину «понюхал». Ну, понятно, хорохорились молодые друг перед другом, нагоняя бессмысленных понтов. Толку-то от них в госпитале? Здесь медсестер молодых не было, самой молодой за сорок пять. Не перед кем кичиться.

Я тоже молодой, только совершенно не думал об этом.

Задали вопрос и мне. Да не один, а больше десятка.

— Макс, а ты что скажешь?

— По-поводу? — мне было все равно, что малознакомый ефрейтор обращался ко мне на «ты». Не великое звание, чтобы из себя павлина корчить.

— Ну, ты с девчонками когда шуры-муры водить начал? Когда под юбку полез, ну чтоб того… — тот заговорщицки усмехнулся. — А?

— Не помню… — отмахнулся я.

Честно говоря, я и в самом деле не помнил. Давно это было, а в этой жизни я как-то не по этому делу. Я сейчас и впрямь молодой, но силы направил совсем в другое русло… Наверно, это по-своему не правильно. Но решил ответить им без конкретики, чтоб только отцепились со своими глупыми вопросами. — В шестнадцать, кажется.

— А я в пятнадцать! — гордо заявил Толик, ударив себя кулаком в грудь для убедительности. — Во как! Ее Маша звали… Не верите?

— В пятнадцать? — прищурился я, глядя на того с недоверием. Сам тощий, щуплый, зато самомнение… — Это когда ты деду в шахматы проиграл, что ли?

Сначала было тихо, потом Саня и ещё один сосед по палате, младший офицер, по имени Костя, заржали так, что и лошадь позавидовала бы.

— А-ха-ха! — скрючился в спазме Санёк, едва не свалившись с кровати. — Ну, ты насмешил! Это ж надо, деду в шахматы! Хорошо же он тебя наказал!

Толик обиделся, покраснел и возмущённо фыркая, вышел из палаты.

— Хорошо сказал, Громов! — Костя был лейтенантом, поэтому пытался быть в палате старшим, но получалось у него плохо. Харизмы не было. Вернее была, только он ей пользоваться не умел.

Таких эпизодов было много. Как-то Толик был дежурным, должен был следить за отдельным дизель-генератором. Тот обеспечивал дежурное освещение и пару зданий рядом. Так вот вышел я ночью нужду справить, а дежурный Толик спит. Прямо так, сидя на табуретке. Еще и храпит, звучно так. Громко.

— Э, воин! — гаркнул я у него над ухом. — Где патроны?

— Какие патроны? — спросонья промямлил тот, вскочив с табуретки. — Я не сплю!

— Медленно моргаешь, что ли?

— Я когда так моргаю, то лучше думаю! — нашелся с ответом тот. — Не вру!

— А, ну тогда потом продолжишь думать, а пока иди генератор запускай! Кто не уследил, тот и заводит…

Наступил август, крайний месяц лета… Впрочем, в Афгане лето будет идти ещё долго, а перепады температур при этом будут неожиданными. Время потихоньку шло. Вдруг объявился посыльный — боец, задача которого была доносить в госпиталь почту.

— Прапорщик Громов! — громко произнес тот, заглянув в палату. — Вам письмо!

— Письмо? — изумился я. — От кого?