— Честно? — пожала я плечами. — Нет.
— У тебя в роду… — он замолчал, будто боялся произнести вслух. — Был Жнец. Или… кто-то, кого Смерть не смог забрать. Потому что таких, как ты… не бывает.
— Ну я же перед вами! Как такое может быть? — спросила я, удивляясь.
— Смерть не ко всем приходит лично. Лично он приходит к избранным, — заметил доктор, забыв про свой чай. — Можно сказать, что это — великая честь. К остальным приходят Жнецы.
Мы помолчали.
За окном пели птицы.Где-то в палате смеялся Лиам.— Будь осторожна. Таких, как ты… Смерть не понимает, — прошептал доктор. — А то, что он не понимает… он старается держать рядом.
Я похолодела.
— Вы хотите сказать… он держит меня под наблюдением?
— Нет, — доктор покачал головой. — Он держит тебя под рукой. Пока не решит: ты — оружие, которое он может использовать… или угроза, которую нужно устранить.
Дверь приоткрылась, а из палаты вышла счастливейшая из женщин, утирая слезы.
— Я могу забрать сына домой? — прошептала она.
— Нет! Он останется у нас ещё на несколько дней, — нарушил тишину доктор. — Рана глубокая. Нужно следить за инфекцией. И за ядом. Кто-то очень хотел, чтобы он не выжил.
Мать Лиама удалилась, всхлипывая. Но на этот раз от счастья.
Мы с доктором допивали чай, когда в дверь раздался требовательный стук.
— Доктора! Срочно! Она умирает!Дверь распахнулась с таким грохотом, будто сама смерть ворвалась внутрь.
— Держите её! Она падает!
— Быстрее! К доктору!— О боже… её живот… она же беременна!Я бросилась к двери, видя жуткую картину.
Двое мужчин бережно вносили в приемный покой женщину.
Она была в ночной рубахе, пропитанной кровью и потом. Лицо заплыло синяком, губа разорвана, глаз распухший до щелки. Золотистые волосы облепили плечи и спину, с пальцев ее руки капала крупными каплями кровь, оставляя дорожку на полу.А живот…
Большой. Круглый. Месяц седьмой-восьмой! Не меньше!— Сюда! — закричала я, распахивая дверь. — Быстро! Доктор! Доктор Эгертон!
Доктор уже был на ногах, как будто чувствовал — беда не дремлет.
— Несите ее в операционную! Осторожней! — рявкнул он, и голос его снова стал ледяным, резким, безжалостным. — Нонна! Готовь «Сердце Луны» и чистые бинты! И не стой, как пугало на капустной грядке!
Я метнулась к полкам, но на бегу успела спросить у женщины в сером платке, что дрожала у двери:
— Вы — родственники?