— Если ничья, то пусть он сам решает, — произнес Смерть, вставая с кресла. — Не вмешиваешься ни ты, ни я. Мы просто ждем. Что решит мальчик.
— Что он может решить! Ему лет… лет девять-десять! — сглотнула я. — Наверняка за него всё решают взрослые!
— Но этот выбор взрослые сделать не могут, — на губах Смерти появилась улыбка. — У него достаточно аргументов, чтобы остаться. И достаточно аргументов, чтобы уйти. Там, по ту сторону, его ждет любимый дедушка. Здесь — мама и папа. Мне самому интересно, что он выберет…
Я сглотнула, понимая, что доверять такой выбор ребенку не следует! И что он слишком мал, чтобы выбирать. Ну, мне так кажется…
— Что тебя так взволновало, пылинка? — прошептал Смерть.
Он подошел ко мне, а я почувствовала, как по телу пробежала дрожь.
— Ни ты, ни я, никто не вмешивается, — заметил Смерть. — И я здесь, чтобы проследить за правилом этой игры.
Он коснулся моей щеки, а я зажмурилась и потянулась к его ладони, потерлась о бархат его перчатки.
— Сколько же в тебе жизни, пылинка, — усмехнулся Смерть, гладя пальцами мою щеку. — Сколько любви, чувств… Ты словно само ее воплощение…
— Если есть Смерть, то где-то есть Жизнь? — спросила я, чувствуя, как его пальцы касаются моей щеки.
— Нет. Жизнь у каждого своя, — произнес он. — Это Смерть для всех одинаковая.
— А Судьба? Судьба существует? — спросила я.
— Я не знаю, — улыбнулся Смерть, а его рука скользнула по моей шее. — Потому что если бы она и вправду существовала бы, я бы предъявил ей претензию.
— Правда? — удивилась я, чувствуя, как от его прикосновения внутри все сжимается и по телу разливается тепло.
— Да, — усмехнулся Смерть. — Я бы спросил у нее, зачем она привела меня к тебе? Зачем она дала тебе редкий дар? Зачем она сделала тебя такой? Чем она думала, когда создавала ту, ради которой я раз за разом нарушаю правила?
Он стоял передо мной — не как Смерть, не как закон, а как мужчина, который слишком долго сдерживал то, что не имел права чувствовать.
— У меня к ней тоже много претензий, — улыбнулась я, глядя в его глаза, где вспыхивали искры. — Поверь. Мне кажется, у каждого живущего наберется к ней столько претензий, что я не удивлюсь, если Судьба где-то прячется.
Я украдкой поцеловала его палец, прикоснувшись губами к бархату.
— Скажи мне, почему из всех, кто существует в этом мире, ты выбрала меня? — спросил Смерть. — Неужели тебе мало тех, кто дышит, смеется, мечтает, живет?
— Не знаю, — прошептала я, чувствуя каждое его прикосновение. — Честно? Не знаю.
— Ты ведь считаешь меня злом. Абсолютным злом, — усмехнулся он. — И при этом мечтаешь о моем поцелуе.— А ты считаешь меня пылинкой, — усмехнулась я. — И нас здесь в этом мире как грязи… Но все равно приходишь… Это ведь что-то значит, не так ли?
Он не ответил словами.
Просто наклонился.Его губы коснулись моих — не жадно, не страстно, а… бережно, как будто боялся, что я рассыплюсь, как пепел.О, боже… У меня даже колени задрожали. Я не верила. Я не верила, что такое возможно. Что однажды я почувствую прикосновение его губ к своим. Этот бережный поцелуй, холодный и плавный, вызывал бросал меня в дрожь.
Холод обжёг, но в этом холоде вспыхнуло тепло — не страсти, а признания.
— Пожалуйста, — прошептала я в его губы, которые едва касались моих.