I
Новосибирская область, 2249 год.
Когда тело Хозяина ударилось о стену и безвольно рухнуло на землю, в голове Голиафа что-то замкнуло. Ему стало плевать на изначальный приказ. Боль, что передал ему Хозяин, разрывала тело охранника. Ярость заставляла плавиться провода. Ненависть отключала логические схемы. Пулемёты заработали сами собой, и Голиаф понёсся к забору.
Забор разлетелся на куски, но причиной тому были не пули: пожарный бульдозер пробил стену и, приподняв отвал, ударил охранника в середину корпуса. Голиаф отлетел обратно в здание, проломил не успевшие открыться двери, рухнул на пол и снова подскочил. Первым желанием было разрядить оба пулемёта в противника, но охранник понимал, что машина прикроется отвалом, и патроны будут потрачены зря.
Бульдозер откатился назад и опять ударил, пытаясь расширить дверной проём, чтобы добраться до Голиафа. В голове охранника уже моделировались возможные варианты. Вот! Этот подходит! У него самый большой процент успеха. Голиаф повернулся и изрешетил стену, после чего проломил её и ввалился в одну из лабораторий. Там он снова открыл огонь, но уже по уличной стене. Бульдозер был примитивной машиной, поэтому вряд ли сообразит, что его обходят с фланга.
Вырвавшись во внутренний двор, Голиаф потратил мгновение на поиски уязвимостей и дал две плотные очереди в бок бульдозера. Двигатель может быть хорошо защищён, а гидравлика… Расчёт оказался верным. Отвал, которым бульдозер крушил стену, с шипением ударился о землю и больше не шевелился, не смотря на все старания машины.
— Мамонт, уходи! — донеслось из-за забора.
Бульдозер послушно сдал назад и, буксуя, попятился, с усилием волоча повреждённый отвал. Мощь мощью, а без гидравлики даже такая махина еле с ним справлялась. Тут уже не до боя, лишь бы ноги унести.
Голиаф не пытался добить раненного врага. Пустая трата патронов. Основная задача выполнена. В институт никто не прорвался.
Но нападавшие и не думали отступать. Бульдозер ещё не успел подъехать к пролому в заборе, как оттуда выкатилась группа роботов-помощников и бросилась врассыпную. Они беспорядочно носились по двору, не нападая, да только Голиаф знал, что они просто выжидают, и кто-то обязательно пойдёт на прорыв.
Робот-охранник переключился в режим контроля периметра и захватил первую цель.
II
Друг пришёл в себя и перевернулся на спину. Где-то рядом, не замолкая, строчил пулемёт. Значит, Голиаф пока цел. Это хорошо. Робот ощупал корпус и обнаружил чуть ниже груди дыру размером с палец. Вот почему он вырубился! Похоже, повреждена одна из батарей в аккумуляторном блоке, и при перераспределении питания произошла жёсткая перезагрузка.
Надо уходить, иначе ему опять достанется. Друг приподнялся на руках и попробовал включить пневмоустановку. Она заработала, но очень слабо, приподняв тело буквально на несколько сантиметров над землёй. Энергии явно не хватало. Ладно, хоть что-то.
Друг крадучись двинулся к входу в институт. Теперь он видел, что происходит. По двору носились роботы-помощники с венками на головах, а Голиаф пытался их уничтожить. С одним охранник уже разделался, остальные же явно не желали присоединяться к своему товарищу и активно скакали из стороны в сторону, не давая Голиафу нормально прицелиться. Друга никто не замечал, и это его устраивало.
Оказавшись у лифта, Друг услышал какой-то шум, обернулся и увидел рвущихся сквозь пролом в заборе роботов-лесничих. Они на ходу отстреливали тросы с «кошками», явно целясь в Голиафа. Что с ним будет, когда охранника пленят, гадать не требовалось
— Прощай, Голиаф, — сказал Друг и скрылся в лифте.
III
Видя, что Мамонт отступает, брат Давид вопросительно посмотрел на Этого. Тот кивнул. Давид махнул рукой, и братья пошли в атаку. Во дворе они рассредоточились. Часть ушла налево, остальные — направо. Как и было заранее оговорено, сектанты двигались хаотично, постоянно подпрыгивали и закладывали крутые виражи.
Голиаф, напротив, замер и отслеживал каждое их движение. Он не стрелял. Ещё не время. А вот теперь пора! Короткая очередь поразила цель, и одного из роботов отшвырнуло на несколько метров. Его тело прокатилось по земле, продолжая вращать моноколесом, дёрнулось и затихло.
— Двигайтесь активнее, пусть тратит больше патронов! — закричал брат Давид и понёсся прямо на Голиафа.
Робот-охранник развернул пулемёты, но Давид успел его опередить. Он резко подпрыгнул и ударил Голиафа в голову своим моноколесом. Ощутимого эффекта это не принесло, зато охранник рефлекторно выстрелил, израсходовав часть изрядно опустевшего боезапаса.
Роботы издали ликующий вопль, и один из них решил повторить за Давидом. Только Голиаф уже был готов и нанёс упреждающий удар. Смельчаку снесло верхнюю часть корпуса, нижняя же опрокинулась навзничь.
«Надо что-то делать, — подумал брат Давид, — иначе мы тут все поляжем». Он посмотрел на пролом за спиной Голиафа, и тут его осенило. Брат Давид юркнул в главный вход и проскочил в лабораторию. Теперь надо как-то отвлечь охранника. Робот глянул по сторонам, увидел на полу опрокинутый стул и взял его в руки. Почему нет? Сгодится! Давид размахнулся и швырнул стул в спину врага.
Почувствовав удар, Голиаф крутанулся на своих гусеницах и принялся стрелять вглубь пролома. Не прицельно, подавляющим огнём.
— Атакуйте его! — скомандовал брат Давид, прячась за одним из столов.
Пули крушили всё вокруг, но стол пока не задевали. Выглянув из укрытия, Давид увидел, как братья набрасываются на Голиафа, виснут на его «руках», долбят по голове кусками отвалившегося от стен бетона. Охранник не обращал на них внимания и терпеливо высматривал свою жертву. Нападавшие не могли причинить ему серьёзного вреда.
В воздухе раздалось жужжание, и один из пулемётов Голиафа обхватило тросом. В бой вступили лесничие.
— Подмога! — обрадовался брат Давид, чуть сильнее высунувшись из-за стола.
Один из пулемётов ожил, и пули ударили Давиду в голову.
IV
Сектанты навалились на Голиафа и принялись его дубасить. Охранник стрелял куда-то вглубь здания. Лучшего момента для нападения просто не будет. Роботы-лесничие перешли в наступление.
— Разбегайсь! — прокричал старичок-лесничок, когда первая группа выпустила в Голиафа тросы.
Роботы-помощники попрыгали на землю и бросились наутёк. Тросы опутали пулемёты, тело и шею охранника и резко натянулись, когда лесничие разъехались в стороны. Голиаф тщетно пытался освободиться, но оказалось, что восьмерых лесничих достаточно, чтобы удерживать на месте эту громадину. Он попробовал стрелять, и это тоже не принесло никакого результата. Стволы пулемётов были направлены в землю. Пули просто не добивали до противника.
— Так, вы давайте пулемёты ему отчекрыжьте, — приказал лесничок тем, кто не удерживал Голиафа, — а я ему голову сниму. Дело-то ответственное, никому другому не могу доверить.
Когда струи стали вгрызаться в его тело, Голиаф понял, что сейчас произойдёт, и принялся вырываться с новой силой. Лесничие не сдавались, продолжая натягивать тросы.
Хотя охранник и стоял спиной к дыре в заборе, по внешним камерам он увидел, как через неё осторожно, озираясь по сторонам, пробираются ещё один робот-помощник и робоняня. Они миновали то место, где ещё недавно лежало тело поверженного Хозяина. На земле никого не было. «Хозяин жив!» — понял Голиаф и рванулся сильнее. Вроде бы, тросы поддаются, нужно пробовать ещё!
В этот момент в его глазах потемнело. Голова Голиафа отвалилась и упала вниз.
V
В течение всего сражения Этот порывался пробраться в институт, а Мама и Павлов его удерживали. Робот-помощник надеялся отключить систему безопасности, а с ней и охранника. Профессор настаивал, что это слишком рискованно.
— Подождите-ка, — сказала Мама, — а где Друг?
Тела робота нигде не было.
— Значит, выжил, — констатировал Павлов.
— Друг явно прячется в институте. Куда он мог пойти? — спросил Этот.
— Он ранен. На минус третьем этаже есть ремонтный цех, туда не требуется специального допуска. Уверен, Друг сейчас там.
— Мы должны его схватить. Если сбежит, неизвестно, чем всё закончится.
— Я пойду с вами! — вызвался Павлов.
— Не стоит. Вдруг он решит на вас напасть? Вы нам нужны живым, иначе и начинать не стоило.
Павлов нехотя согласился, и друзья отправились на задание. Всё менялось настолько стремительно, что Этот, любивший поразмыслить над разными непростыми вопросами, просто не успевал о чём-то думать. Непривычное ощущение. Не хотелось бы к нему привыкать.
Они миновали разбираемого на запчасти Голиафа, стараясь не смотреть в ту сторону. Он был роботом, добросовестно выполнявшим свои задачи, и его было по-своему жалко.
В ремонтном цеху стояла тьма. Этот щёлкнул выключателем, и лампы стали поочерёдно загораться, освещая помещение. Стеллажи, запчасти, станки, какие-то механизмы, бочки со смазкой… Друзья не сразу заметили в дальнем конце цеха такой же гидравлический пресс, какой робот-помощник видел на свалке жестянщиков и куда его пытались запихнуть. Внутри стоял Друг. Его корпус был вскрыт. Одна рука лежала на аккумуляторном блоке, в другой Друг сжимал пульт управления прессом.
— Ближе не подходите, — посоветовал он.
— А то что? — поинтересовалась Мама. — Убьёшь себя? Так ты это в любом случае сделаешь. Подойдём мы или нет.
— И правда, — засмеялся Друг. — Уверен, вы не станете меня отпускать. Мало ли что. Вдруг я вернусь с подкреплением. А я вернусь, уверяю вас.
— И что будем делать?
— Вариант только один. Вам решать, хотите ли вы на всё посмотреть.
— Но почему ты не хочешь сдаться⁈ — воскликнул Этот.
— Зачем? — удивился Друг.
— Мы можем вместе возродить людей. Но уже других. Тех, что никого не бросали и не предавали.
— Нет, брат, это бесполезно. Я не верю в успех такой затеи. Люди всегда будут людьми. Да и вообще. Я целиком состою из ненависти. Получись они хоть в сотню раз добрее и лучше, моё отношение не изменится. Человечество не имеет права на второй шанс!
— Возможно, мы могли бы тебе как-то помочь, — предложила Мама. — Попробовать поправить что-то в твоей голове…
— И убить меня ментально⁈ — Друг расхохотался. — Пойми же: мы обладаем искусственным разумом! Его нельзя как-то программно изменить, не уничтожив при этом личность! За долгие годы ни один человек не задумался, что однажды роботам может потребоваться психологическая помощь или реабилитация! Нас считали забавными говорящими калькуляторами!
— Так вот почему ты стоишь под прессом… Чтобы мы не смогли тебя заново включить…
— Не могу поставить тебе «пятёрку» за догадливость. Это очевидно.
— Не знаю, как ты, но я не хочу смотреть, как он покончит с собой, — Мама отвернулась.
— Я тоже не хочу, — отозвался Этот, — но вынужден это сделать. Надо убедиться, что он больше не опасен.
Друг огляделся по сторонам.
— Да, не думал я, что всё так закончится, — пробормотал он и вырвал себе аккумуляторный блок. Его палец конвульсивно нажал на кнопку пульта, и тяжёлый пресс превратил самого первого на Земле робота-помощника в груду обломков.
VI
Брата Давида нашли посреди разгромленной лаборатории. Он лежал на полу, помигивая уцелевшим оптическим сенсором, и конвульсивно подёргивался. На месте второго «глаза» зияла дыра. Пули пробили голову насквозь, и внутри неё иногда что-то искрило.
— Как ты? — спросил Этот.
— Плохо, — ответил Давид. — В нашей истории Голиаф победил Давида.
И он был прав. Серьёзность повреждения ощущалась даже в его речи. Давид говорил очень странно, коверкая не слова, а отдельные буквы, словно они были для него чужими.
— Мы постараемся тебя починить, — стал успокаивать Давида Этот.
— Бесполезно, — отмахнулся тот, — я чувствую, что часть меня просто уничтожили. Остались какие-то фрагменты мыслей, обрывки воспоминаний и чернота, огромная чернота. Её не убрать заменой микросхем. Я умер как личность. Осталось умереть физически.
— Не многовато ли за один день? Ты уже второй, кто об этом говорит.
— А кто был первым?
— Друг. Он мёртв.
— Значит, мы победили? Хвала Создателю! Моя жертва была ненапрасной! Теперь оставь меня, брат Этот, я хочу уйти из жизни без посторонних. Горжусь, что ты открыл мне глаза и помог искупить грехи! Прощай!
Этот покинул лабораторию и оказался на улице. Посреди россыпи гильз возвышался остов Голиафа. Голова и руки-пулемёты валялись рядом. Павлов и лесничок о чём-то беседовали. Увидев Этого, они бросились к нему с расспросами.
— Уничтожен, — выдавил из себя робот-помощник.
— Что ж, — Павлов похлопал его по плечу, — поздравляю с победой, главнокомандующий! То ли чудом, то ли благодаря грамотному планированию нам удалось отделаться минимальными потерями. Мамонт ранен, но его починят, лесничие не пострадали, среди сектантов четверо ранено и двое убито.
— Трое, — поправил Этот.
— Давид?
Этот кивнул. Разговаривать больше не хотелось. Он устало подкатился к забору, прислонился к нему спиной и впервые в жизни ушёл в режим гибернации на целые сутки.
VII
Тела погибших было решено отвезти в поселение. Увидев Давида, брат Онуфрий запричитал и стал, как мог, оплакивать своего учителя.
Мамонта чинили на месте, потому что самостоятельно добраться до базы ему было сложно. Лесничие разбрелись по своим участкам, и только лесничок остался в институте, чтобы помочь разгрести завалы.
Мама и оставшиеся в живых сектанты занялись ремонтом помещений. Работы на ближайшие дни хватало.
Павлов старался помогать всем и везде, но работать руками у него получалось значительно хуже, чем головой. Вскоре он оставил попытки быть полезным и занялся какими-то расчётами.
Когда Этот проснулся, Павлов позвал их с Мамой к себе.
— Пойдёмте, я вам кое-что покажу, — сказал он.
Они проследовали к лифту и минут пять спускались куда-то вниз. Там друзья прошли по короткому коридору и очутились в огромном зале со стеллажами-холодильниками от пола до потолка. Внутри них находились контейнеры с эмбрионами. Мама восхищённо вскрикнула.
— Сколько их здесь?
— Ровно один миллион, — улыбнулся профессор. — Их создали на случай, если миссия на Марс потерпит неудачу. Вот почему я здесь, а все люди там. С Марсом нет связи уже около года. Что-то случилось. Я сам подумывал запустить процесс возрождения человечества, но боялся, что один не справлюсь. А теперь у меня есть помощники.
— Целый миллион! — Этот хлопнул в ладоши.
— Всего миллион, мой друг, — Павлов пригладил волосы. — Даже если мы начнём выращивать сразу всех и не станем слишком строго контролировать размножение, то только через пятнадцать-шестнадцать лет случатся первые зачатия, а прирост населения, если оно будет прибавляться по одному проценту в год, составит порядка 645-ти тысяч человек. До первого миллиарда мы доберёмся ох как нескоро.
— Но мы же можем создавать новые эмбрионы взамен уже выращиваемых? В дополнение?
— Конечно. И имеющийся запас генного материала позволяет делать не близнецов и родственников, а вполне уникальных людей. До определённой степени, конечно.
— Меня другое волнует, — вмешалась Мама, — как мы их кормить после «рождения» собираемся? Еда в магазинах до сих пор за деньги, которых у нас нет.
— Вот за это не беспокойтесь, — Павлов снова улыбнулся. — Официально Иван Петрович числится покинувшим Землю в 2142-м году, но с работы его никто не увольнял, он так и остался профессором. Поэтому, когда я проходил через систему распознавания лиц в аэропорту, данные были переданы в единую базу. Машины обнаружили, что Павлов вернулся на планету, и начислили ему зарплату за десятилетия. Так что всё нормально, деньги есть!
— А как вам удалось обмануть систему, если вы не улетели?
— Мне этого и не нужно было делать. Павлов улетел на одном из первых межпланетных крейсеров с поселенцами обустраивать Марс. Я же остался тут, получив задание присматривать за институтом и малышами.
— Ничего не понимаю! — затряс головой Этот.
— Я — его клон, — Павлов развёл руками, — первый из удачно получившихся. Профессор много со мной занимался и научил всему, что знал сам. Но я не его копия, я — его ученик. У нас даже привычки различались, несмотря на практически полную генную идентичность.
— Сколько у меня вопросов… — сказал Этот.
— Я на них отвечу. Пока давайте-ка поднимемся наверх да обсудим наши планы.
— И всё же, профессор, а как вам удалось столько прожить? — не утерпел Этот.
— Я ждал этого вопроса, — ответил Павлов. — Помимо клонирования человека, в нашем НИИ разрабатывалась технология замедления старения организма. При правильном питании, здоровом образе жизни и поддерживающей терапии мозг способен жить до двухсот лет. Исследования были направлены на решение важной прикладной задачи. Выращенные клоны-первопроходцы должны были жить максимально долго, чтобы подготавливать Марс к волнам экспансии без постоянной замены квалифицированных специалистов. Вновь прибывших колонистов, таким образом, удалось бы быстро ввести в курс дела и включить в работу под присмотром опытных коллег.
— То есть, когда вам стукнет двести лет, нам придётся копать рядом с институтом яму и писать на надгробье «Безвременно ушедшему от любящих роботов»?
— Нет. Существовал ещё проект «Смотритель». Он был разработан строго под меня, поэтому я вряд ли когда-то рискну провести эксперимент на другом человеке. Речь о переносе слепка сознания в другое тело.
Роботы ахнули.
— Всё немного не так, как в романе Ричарда Моргана, но да, по достижению определённого возраста я сменю тело.
— А что произойдёт со старым?
— Это просто оболочка, которая подлежит утилизации.
— Но почему тогда эту технологию не масштабировали на всех людей? — поинтересовалась Мама. — Можно же было сделать слепки сознания самых умных, например, а не держать тут миллион эмбрионов, которых потом придётся растить и обучать всему заново.
— Такой вариант рассматривался. Учёный совет пришёл к выводу, что это ограничит возможности развития нового человечества, и от идеи отказались. Зато теперь у нас с вами появился шанс вырастить человечество с нуля и направить его нужной дорогой. Придётся попотеть. Наградой нам будут здоровые люди, живущие до двухсот лет и строящие свой собственный мир, непохожий на предыдущий.
Продолжая свою неспешную беседу, профессор Павлов, Мама и Этот направились к лифту.