Шарлатан V

Глава 13

Сразу после ноябрьских праздников в Пьянском Перевозе завершилось строительство комплекса общежитий и жилых домов, получивших «полуофициальное» название «Студгородок». И завершилось оно с принятием комиссией последнего жилого дома в этом микрорайоне: еще одной шестнадцатиэтажной «высотки» (со шпилем, как и было «положено»), но в цоколе здания размещались лишь два магазина, а никаких «общественных помещений в нем даже не планировалось. То есть весь первый этаж сделали 'нежилым», но в нем разместили эти самые магазины и их склады — и это здание стало последним проектом дядьки Бахтияра: он все же решил, что «пора ему на пенсию». Как он мне сам сказал, потому что «видеть перестал» — то есть не ослеп все же, но те же чертежи уже мог разглядеть только в сильную лупу. Правда, мемориальную доску у центрального подъезда здания с надписью «Этот дом выстроен по проекту заслуженного архитектора СССР Б. Ильгарова» он разглядел неплохо…

Квартиры в доме распределили среди преподавателей техникума и института Ю Ю, и квартир хватило всем, там еще несколько даже осталось свободными (и моя «бывшая» их сразу же для своего института «забронировала», сказав, что они пригодятся, когда она организует у себя аспирантуру и докторантуру), так что пустыми им точно стоять придется недолго. А дом, хотя строители и очень хотели сдать к празднику, начали заселять (сразу после торжественной церемонии его сдачи) только одиннадцатого ноября. В том числе и потому, что хотя дядька Бахтияр и видел уже плоховато, недостатки он даже самые незначительные прекрасно замечал (ну, опыт был огромный, знал, где строители обычно косячат) и до устранения их всех акт приемки просто подписывать отказывался. А когда он акт все же подписал, торжества на этом не закончились: ему еще был вручен орден Шарлатана «за многолетнюю плодотворную работу». Да, давненько я эти ордена никому не вручал, но тут действительно и случай был особый, и заслужил старик эту высокую награду. Причем не один я так решил: через неделю приехал «гонец» из Москвы и ему еще и орден Трудового Красного Знамени вручил. Еще в Перевозе руководство горсовета хотело выделить ему новую квартиру «в пентхаусе» этого последнего его дома, но он отказался и вернулся к себе в Ворсму…

А в студгородке, кроме жилых домов для преподавателей и общежитий еще и отдельную школу поставили, только не общеобразовательную, а музыкальную, причем такую, что Зоя мимоходом заметила, что «Шарлатан точно хочет у нас еще и консерваторию организовать». У меня такого намерения все же не было, а вот приличную студию звукозаписи я там точно хотел сделать. У нас одна, и очень неплохая, уже имелась, но она была маленькой, а в здании новой музыкальной школы был сделан специальный «студийный зал», где было несложно записать даже выступление большого симфонического оркестра. Большой оркестр там пока не записывался, а вот маленький, в составе которого было тридцать два человека, уже запись провел: в студии записали придуманную Наташей музыку к фильму, снятому на Горьковской киностудии.

Да, в Горьком появилась своя киностудия — а большую часть оборудования для нее привезли из ликвидированной Киевской киностудии (которая так и не успела стать «именно Довженко»: не забыли в руководстве страны нацистские выходки этого режиссера). В Киеве киностудия буквально «сама ликвидировалась»: после «перехода культуры на самоокупаемость» оказалось, что продвигаемая тамошними киношниками «культура» народ вообще не интересует и на студии просто зарплату людям стало нечем платить. А так как у СССР не платить людям зарплату запрещено по закону, руководстве студии пошло под суд — а прочий народ просто разбежался и студию закрыли. А вот «Киевнаучфильм» наоборот расцвел: они там просто собрали всех оставшихся без работы профессионалов, а как раз научно-популярные фильмы в народе спросом пользовались.

Я это на собственной шкуре испытал: киевляне, видимо решив, что «молодой ученый Шарлатан туфту не гонит», приперлись ко мне со сценарием фильма «о физике». С физикой они обломались, а вот фильм про тепличные хозяйства сняли просто шикарный, причем им хватило буквально пары недель, чтобы весь его в Валькиных теплицах отснять. И, должен сказать, всех нас (то есть и меня, и Вальку, да и вообще всех причастных из сельскохозяйственного отделения института) поразил именно профессионализм киевских научно-популярных кинематографистов: они, когда в Пьянский Перевоз ехали, понятия не имели о том, что здесь такой тепличный комбинат существует — но им хватило буквально пары дней, чтобы набросать в свете полученных знаний черновик сценария, а до окончательного вида они его уже в процессе работы довели, исключительно по делу расспрашивая о тонкостях ведения тепличного хозяйства наших специалистов.

Да и определенный героизм они проявлять не побоялись: в теплицах-то уже догнали содержание углекислого газа в атмосфере до одного процента, и люди в такой атмосфере за полчала приличную головную боль зарабатывали (поэтому сами тепличницы ходили чаще всего в специальных масках и дышали воздухом из баллонов), а киношники работали так, поскольку в маске у них не получалось в окуляры камер правильно глядеть…

Но фильм оказался все же для страны полезным, и я это тоже почувствовал: в Перевоз валом посыпались заказы на тепличную автоматику. Можно подумать, что мы ее всю на месте делали… но так как на самом деле вся эта автоматика производилась на предприятиях, даже о существовании которых простым людям знать не стоило, пришлось нам в институте просто организовать новый отдел, который все такие заказы должен был собирать и готовую аппаратуру (с клеймами «Завода электромузыкальных инструментов») заказчикам отправлять. В каком-то будущем должен был это все делать, но в будущем очень даже обозримом…

А в процессе съемок этого фильма я узнал, что уже в нескольких городах страны появились даже специальные кинотеатры, в которых только научно-популярные фильмы и показывали. А в Москве, Ленинграде, Харькове и в самом Киеве таких кинотеатров было даже не по одному — и в них залы полупустыми как правило не были. Правда, в них чаще все же проводились тематические показы учебных фильмов для школьников, но и на вечерних сеансах, где уже школьников учителя целыми классами не приводили, залы тоже чаще всего оказывались полными: ну любит наш народ узнавать о новостях науки. И особенно любит, если билет на сеанс стоит всего рубль.

Но, понятное дело, прокат фильма даже в полусотне кинотеатров его не окупит, поэтому главным заказчиком таких фильмов было телевидение. Которое тоже, что может показаться удивительным при условии стопроцентного бюджетного его финансирования, стало «самоокупаемым». Я специально подсчитал (по собственной инициативе, но все же согласовав предварительно вопрос с партийным руководством), какой «экономический эффект» приносит «адресная реклама» и теперь в новостных выпусках (особенно местных телестудий) часто и как бы «мимоходом» зрителям рассказывали о разных товарах, которые либо лишь готовились к продаже, либо только начали поступать в магазины — и такие товары обычно уже не залеживались. Но куда как больший именно экономический эффект давали объявления об открытии подписок на новые книги или пластинки: народ быстренько шел в ближайшие книжные магазины эти подписки оформлять — а только из-за того, что невостребованная макулатура теперь не печаталась, страна экономила сотни миллионов рублей. А сколько страна зарабатывала на издании книг востребованных…

После того, как по центральному телевидению объявили от открытии подписки на второе издание собрания сочинений Николая Носова, за две недели на издание подписалось чуть больше миллиона с четвертью человек. Издание было в трех томах (Николай Николаевич все же написал своего «Незнайку на Луне»), каждый том стоил двадцать семь рублей, себестоимость такого тома при столь огромном тираже укладывалась в десятку… одно издание — и чистый доход с него позволил выстроить несколько электростанций. Ну да, не самых больших, да и в «местах не столь отдаленных», но в этих самых местах (а конкретно выручка с собрания сочинений была потрачена на постройку нескольких «малых ГЭС» на Кавказе) уже следующей весной должно было появиться слегка так за сотню мегаватт электрических мощностей. Там, конечно, большинство речек были так себе, но на них и небольшую электростанцию выходило выстроить крайне недорого и недолго: плотины там ставили вообще из сборного железобетона. А турбогенераторы (со всей прилагающейся автоматикой) туда с заводов уже готовые привозили, что тоже и цены сокращало, и особенно сроки пусконаладочных работ. А так как таких (и более мощных, конечно) электростанций было намечено (плановым отделом Минместпрома) за следующие лет десять выстроить общей мощностью гигаватта в два, вся выручка уже с моей книжки пошла на строительство в Белореченске специализированного завода, который такие гидроагрегаты будет серийно производить. Правда, рентабельность книг издательства «Юный Шарлатан» была установлена всего в тридцать процентов, а завод получался не слишком-то и дешевым — поэтому уже и Зинаида Михайловна начала очень настойчиво намекать, что мне «не нужно зарывать свой талант в землю»…

Однако мне просто не было чего «зарывать», да и времени «развивать талант» у меня не хватало, все же я считал своей основной работой именно продвижение в практику принципов системного анализа и, в большей части, автоматизации всех «сопутствующих процессов»: без вычислительных машин просто было невозможно перелопатить всю нужную для принятия решений информацию. Одна «автоматизация» размещения новых предприятий по городам и весям чего стоила: там ведь не только численность людей нужно было учитывать, но и имеющуюся (и планируемую) энергетику, транспортные расходы и еще фигову тучу всякого разного кой-чего. И весь такой анализ (все же предварительный, я хорошо понимал, что компы «принимать решения» никогда не смогут) заставлял всех разработчиков софта вкалывать чуть ли не круглосуточно. Конечно, все работали «в соответствии с советским законодательством по восемь часов в день», но ведь люди, уходя с работы, не могли мозги просто взять и выключить — а работа в основном в том и состояла, что люди думали.

И думали все же неплохо, да и не только у меня в институте люди мозги свои напрягали, чтобы разные важные (и не очень важные, но все равно нужные) задачи решать. И я тихо радовался тому, что та же Зинаида Михайловна довольно неплохо представляла себе «потенциал» населения в республиках. И, что было, пожалуй, более важно, умела свои представления «правильно» доносить до руководства. Благо, «фактура» ей в этом сильно помогала (хотя эта «фактура» страну чаще всего вообще не радовала). Например, она резко возразила против предложения руководителей Армении выстроить там завод полупроводниковых приборов — и в качестве обоснования принесла результаты тестирования продукции Ереванского радиозавода. Простые, казалось бы, изделия: конденсаторы — однако проверка показала, что две трети поставляемой оттуда продукции правильнее было бы считать откровенным браком. И в Совмине на основании ее «представления» сделали очень правильные выводы: завод был просто закрыт, а его оборудование перевезли на другие предприятия. Еще более правильные выводы там сделали относительно автозавода в Кутаиси: там и завод закрыли, и руководство все «ответило по закону» за нанесенный стране ущерб.

Сам Кутаисский автозавод после «закрытия» передали в Минместпром, и Зинаида Михайловна «перепрофилировала» его под выпуск горной сельхозтехники под лозунгом «сами сделали — сами и пользуйтесь» А на мой недоуменный вопрос она ответила так:

— Рабочие в Грузии хорошие, это не армянские армяне, и работать хорошо умеют. А то что грузовики там делали отвратительные — так то не рабочие были виноваты, а руководство, которое их по сути дела заставляло делать дерьмо. А сейчас эти же самые рабочие, зная, что их продукцией будут родственники пользоваться — а у каждого рабочего в Кутаиси есть родственники в деревне — просто откажутся дерьмо выпускать. А немного погодя, когда там качественная работа станет нормой для каждого рабочего, их продукцию можно будет и в другие республики спокойно отправлять. Это все же, как ни крути, часть национальной производственной культуры, ведь на том же авиазаводе в Тбилиси военная приемка практически каждый самолет с первого предъявления без замечаний принимает — но там высокую культуру производства война обеспечила, а здесь… через некоторое, причем очень непродолжительное время и здесь она привьется.

— А что с армянами?

— Там вообще культуры производства, я имею в виду высокотехнологические производства, нет и взяться ей неоткуда. А вот в легпроме у них уже определенные традиции есть, вот пусть легпромом и занимаются. К тому же легпром много электричества не потребляет, а там, сам ведь в курсе, с электричеством все же серьезные такие проблемы.

— Но там же горы вокруг, можно разных маленьких ГЭС понаставить…

— Нельзя. То есть можно, но не нужно: во-первых, там рек, для гидростанций пригодных, немного, во-вторых, дожди там сугубо сезонные, ГЭС смогут работать хорошо если месяцев пять в году. Ну а в третьих, кто их строить-то будет? Места там, как говорят, сейсмически опасные, а армяне даже дома для себя строят так, что они и без землетрясений, бывает, разваливаются. Для них не украсть со стройки цемент или кирпич — это вообще позор, так что… Если Минэлектрострой там что-то построить захочет, то пусть строит, а у меня на такое извращение ни людей нет, ни денег. У меня вообще ни на что денег нет, ты когда новую книжку напишешь?

— А почему я должен книжки писать? У «Юного Шарлатана» в запасе для издания сейчас лежит книг столько, что на полтора года вперед хватит, а народ писать не перестает.

— А потому, что твои разлетаются тиражами под миллион, а все прочие по двести-двести пятьдесят тысяч.

— Ну а кто мешает книжки других писателей чаще печатать?

— Я, наверное, все же Ю Ю на помощь позову… Ты же мне сам расчеты выдавал о том, что советский читатель больше двадцати четырех названий фантастики в год не сожрет! Честно говоря, наш читатель и столько уже с трудом пережевывает, так что брать нам нужно не количеством, а качеством.

— Качество вообще во всем очень важно, однако даже качеством нам такую вершину не взять. Поэтому и смысла стараться нет. Я вам даже больше скажу: качество здесь нам только ущерб нанесет, я имею в виду финансовый.

— А это почему?

— А потому что я когда для вас расчеты делал, исходил не из качества, а из покупательной способности населения. Которое может купить в год шесть-семь миллионов книг той же фантастики. А если мы им предложим очень качественные вещи, народ будет думать, что такие же и дальше пойдут, и книги средненькие скорее всего просто покупать не станет. И не потому, что не захочет их прочитать, а для того, чтобы когда новая «качественная» вещь появится, у них на нее деньги были уже заготовлены. Вдобавок вот я лично ну никак не могу гарантировать, что смогу именно качественную книжку написать, так что…

— Определенные резоны в твоих словах есть, но я не уверена… Ведь сейчас люди уже в среднем больше денег зарабатывать стали, и в целом продажи книг растут.

— В целом, а вот с фантастикой реально определенный застой наблюдается. Вон, «Молодая гвардия» как обкакалась с изданием серии зарубежной фантастики! У них сейчас хорошо детективы идут, ЖЗЛ со свистом расходится — так что вы правы, в целом тиражи растут. Но с фантастикой… а знаете, я придумал, как интерес к фантастике снова поднять.

— И как? В смысле, сколько на это поднятие нам потратить придется?

— Вот за что я вас так люблю и уважаю, так это за то, что вы всегда самую суть улавливаете. Но, думаю, потратим мы немного. У нас же теперь в Горьком своя киностудия есть?

— Ты что хочешь этим сказать? — в голосе Зинаиды Михайловны явно слышалось, что она меня подозревает в чем-то нехорошем.

— Именно это. Если мы… вы на этой студии снимете несколько фантастических фильмов, то очень многие из посмотревших этот фильм захотят прильнуть к литературному, так сказать, первоисточнику. Так что все, что нам потребуется — это найти несколько талантливых режиссеров, дать им то, что потребуется для съемок именно фантастики…

— А ты в курсе, сколько стоят съемки одного фильма?

— Я в курсе, что фильмы сейчас в прокате почти все окупаются. А потом мы… вы начнете стрижку денег с выпуска книг: надо будет сразу после выхода фильма в прокат подписку на первоисточник открывать.

— Но я вижу тут несколько, скажем, подводных камней. Пункт первый: как мы определим, талантлив режиссер или нет? Пункт второй: как заранее узнать, окупится фильм или нет? Пункт третий… я даже не говорю, что у нас в Горьком хороших актеров на несколько фильмов сразу просто не набрать. Театральных-то хоть, как ты говоришь, попой жуй, а вот киноактеров…

— Давайте так договоримся: вы мне — сами решайте как это сделаете — на полгода запрет выезда из области отменяете, а я вам и режиссеров сам найду, и актеров.

— И сам будешь в роли директора этих фильмов выступать, я согласна.

— Про директора мы не договаривались!

— Это ты не договаривался, а я уже договорилась с кем надо, так что можешь не спорить. Тебе же играть в фильме не придется, директор фильма — это просто человек, с которого потом за провал кина можно будет шкуру спустить.

— Интересно, а с кем это вы успели договориться? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Со своей совестью, и мне этого достаточно. Ну что, согласен?

— Мне тогда Наташу Резникову бухгалтером…

— Даже не мечтай! То есть даже не мечтай, что я хоть слово поперек скажу. Итак, когда начинаешь?

— Ну, вот с Нового года и начну…

Вообще-то Новый год — это светлый семейный праздник. И праздновать его мы всем семейством отправились в Кишкино, что давно уже превратилось в традицию. Родители (и мои, и Валькины) к этому празднику тоже подготовились, причем их «подготовка» стала для меня, Маруси и Вальки настоящим сюрпризом: они пристроили к дому здоровенную (под пятьдесят метров) теплую «веранду», на которой и было устроено застолье. Но вот удержаться от рассказа о том, чем мне предстояло заниматься (среди прочего всего, конечно) не смогли ни Лида, ни Валька — и поэтому в основном «застольные беседы» крутись вокруг кино. Причем все «с очень профессиональным видом» обсуждали что снимать, как снимать и кого из знаменитых актеров приглашать — так что обратно в Перевоз я возвращался в состоянии изрядного раздражения. Не из-за родни, они-то все мне помочь хотели и все свои предложения делали от чистого сердца. Но я начал потихоньку осознавать, что Зинаида Михайловна меня просто «взяла на слабо»: на самом деле я действительно не знал и что снимать, и как. Я знал лишь, кого стоит пригласить играть… ага, приходите сниматься в нашем фильме, только я не знаю, про что это кино вообще будет. Впрочем, я уже знал, кто будет кино снимать: в СССР, по моим воспоминаниям, был лишь один режиссер, относительно прилично умевший снимать фантастику — но и ему нужно было сначала все же рассказать, на что мы его собираемся толкать.

Лида, почувствовав мое настроение и примерно зная, какие проблемы мне приходится решать (дома-то я жене все рассказывал), прервала мои горестные размышления:

— Вовка, я точно знаю, что фильм нужно снимать про космос. Сейчас все космосом интересуются, а книжек про космос вообще море. В основном, конечно, дрянь, но ведь есть и хорошие! И даже среди неопубликованных есть несколько, которые и мне, и брату понравились, и девчонки мои тоже сказали, что печатать их надо! Варя их все равно уже в план издательства включила… а если их подзадержать до выхода фильма…

— Было бы чего подзадерживать! Я почти все, что ты мне давала, прочитал, и ты знаешь: книжки-то они на самом деле очень неплохие, но ведь снять их просто нельзя! Я имею в виду, нельзя технически.

— Тогда сам напиши то, что снять можно!

— Ага, вот прям щяз все брошу и начну писать!

— Нет, ты сейчас за рулем, а вот когда до дома доедем, тогда и бросай. Потому что если ты сейчас все бросишь, то мы просто разобьемся и я уже не увижу фильмы, которые ты снимешь, вот!

— Веский аргумент, и не поспоришь… а ты знаешь, мне твое предложение нравится. Ведь снять-то можно, да и нужно то, что в сценарии написано, а сценарий для фильма — это вообще не книжка, он по размеру даже не на повесть, а на рассказ хорошо если потянет. А вот когда по сценарию наш режиссер снимет кино, то я Варю посажу все снятое описать в виде отдельной книжки, и пусть попробует отвертеться!

Поскольку идея будущего фильма (одного из фильмов) у меня родилась еще во время поездки из Кишкино, я решил сразу приступить к формированию команды. Найти в стране человека с фамилией Викторов, особенно если его зовут Ричардом, для Светланы Андреевны труда не составило, правда, оказалось, что он сейчас не а Москве работает, а в Минске. Но мне было, в общем-то, и плевать, откуда его к себе тащить, а так как он скорее не работал, а просто на студии числился, что процесс «сманивания» много времени у меня не занял. А вот с актерами оказалось несколько сложнее: Донатас Юозович очень долго не соглашался «уйти из театра на полгода» — но в конце концов мне его удалось уговорить. А вот Регимантас Вайтекович согласился с моим предложением почти сразу (у него в театре вроде как отношения с руководством не очень сложились), однако когда он прочитал сценарий (набросок сценария), он тут же и передумал. Но сценарий-то он читал уже в салоне моего «Буревестника» по пути в Горький, так что я сделал простой финт ушами: по прилету не на студию его повез, а прямиком к Зинаиде Михайловне — а та, оглядев внимательно «кандидатуру» произнесла сначала лишь «Ну да, хорош, Шарлатан, ты его ко мне просто похвастаться привез?» — а выяснив, в чем проблема, молодого литовца буквально за пять минут сниматься все же уговорила.

И началась работа… очень непростая. В киноискусство я вообще старался не лезть, но ведь кое-кто просто мечтал в процессе поучаствовать! И пришлось Ричарду Николаевичу (причем втайне от меня) даже немного сценарий подправить: для пущего драматизма и для того, чтобы Лида в фильме тоже снялась. Мне просто пришлось смириться: когда я об этом узнал, то часть с Лидой уже была отснята (и на экране жена должна была появиться разве что на одну минуту), а когда я отснятое увидел, то с ехидством Лиде сказал, что «так тебе и надо, впредь будешь головой думать прежде чем что-то делать». Ну да, там моя драгоценная супруга, вся из себя беременная, валялась на каталке и корчила грустные рожи. А Ричард (мы с ним на «ты» быстро перешли, так как разница в возрасте была все же невелика) мне потом сказал, что это вообще были «технические» кадры, а то, что Лида «под камеру» делала, ни в какие ворота вообще не лезло. Но все же — профессионал, сумел выбрать то, что нужный драматизм обеспечивало.

А где-то в апреле уже самый популярной фразой, которую, обращаясь ко мне, произносили разные люди, было «Да ты охренел!». Сначала ее произнес Донатас Юозович (с которым в мирное время мы все же строго на «вы» обращались), затем Регимантас, потом уже Ричард. Но это было лишь началом: эту же фразу, причем с очень эмоциональными интонациями, произнесла Зинаида Михайловна, за ней еще несколько человек., а последним — уже в начал мая — ее же повторил и Пантелеймон Кондратьевич. Но все они — то есть абсолютно все — в конце концов соглашались с тем, что я действительно охренел, но если все получится…

Съемки прервались, точнее, в работу пошел уже другой фантастический фильм, а охреневающие вместе со мной товарищи (за исключением Ричарда, который на второй фильм почти сразу и переключился) стали готовиться к тому, чтобы «заставить охреневать уже весь мир». Ну, одну причину предстоящего всеобщего охреневания я мог сразу назвать: фильм должен был получиться вероятно самым дорогим в истории советского кинематографа. И, скорее всего, он таким и получится: Пантелеймон Кондратьевич в окончании нашей с ним беседы высказался просто:

— Вот умеешь ты заставить людей охреневать. Но я уж точно не хочу оставаться единственным охреневшим от твоих затей, так что попробуем охренеть всей страной. Но, сам понимаешь, если охренеть не получится, то кое-кто за это ответит — и поверь, тебе будет очень больно! Ладно… а ты за этих парней-то ручаешься? Хотя чего я спрашиваю, с тобой и так все ясно, ты за любого поручиться готов. За всех, кто тебе, Шарлатану, верит и делает то, что ты придумываешь. Но я еще с тех пор помню: если что-то пойдет не так, валить на кого надо? И я надеюсь, что ты меня до инфаркта все же не доведешь…