Шарлатан V

Глава 20

Откровенно говоря, меня международные дела интересовали довольно мало. Я, конечно, понимал, что международная политика — это важно, но пусть этим занимаются те люди, которые такой политикой заниматься умеют, а меня больше интересовали дела внутренние. И в первую очередь — благосостояние трудящихся, поскольку искренне считал, что я-то как раз тот самый трудящийся и рост моего семейного благосостояния принесет мне большую пользу. Но ведь сам себе я все нужное мне и моей семье «благосостояние» обеспечить не могу, то, что делает мою жизнь лучше и комфортней, делают многие другие люди — а чтобы они делали это хорошо, нужно, чтобы и у них это самое благосостояние росло. Но — только у наших людей, на всяких иностранцев мне было вообще… безразлично.

И поэтому меня в принципе не интересовало развитие отраслей, скажем, экспортно-ориентированных: я искренне считал, что внешняя торговля необходима лишь для получения из-за границы того, что в своей стране недоступно. Например, бананов или авокадо, а все, что можно сделать у нас в стране, я закупать за границей я считал совершенно лишним. И не просто считал, а считал на мощных вычислительных машинах и результаты расчетов передавал людям, которые как раз «внешней политикой» (и внешней торговлей) и занимались. И меня очень радовало, когда там, наверху, принимались решения, совпадающие с моим мнением. Не всегда, правда, принимались — но я ведь и не претендовал на владение «абсолютной истиной»: меня, например, полностью удовлетворил расчет, проведенный Госпланом, показывающий, что возить из Болгарии или Венгрии овощные консервы просто экономически выгоднее, чем делать их самим: там просто климат был получше и овощи (не все, а некоторые, вроде перцев и баклажанов) там получались в разы дешевле. Но в целом, как я считал, политика партии была правильной: за границу отправляли лишь минимум разнообразной отечественной продукции, необходимый для получения оттуда чего-то более дешевого или в стране недоступного. А вот все остальное руководители страны предпочитали делать внутри страны.

И это было уже полностью оправдано: население СССР выросло до размеров, гарантирующий нормальное существование и развитие даже в условиях полной автаркии. Как раз в шестьдесят пятом в СССР численность населения достигла двухсот семидесяти пяти миллионов человек, а этого по моим расчетам было уже достаточно, чтобы любое производство товаров «народного потребления» стало гарантированно рентабельным. А свое время я слышал оценку что-то в районе полумиллиарда человек — но такая годилась для капитализма, где почти половина средств забирается буржуями — а в условиях социализма цифра могла быть заметно меньшей. На самом деле мои расчеты показывали, что было бы достаточно населения в районе двухсот тридцати миллионов, но у нас имелся определенный (и довольно существенный) «перекос» в структуре этого населения: детей было очень много. Поэтому количество нетрудоспособного населения превышало значения, которые обычно использовались для подобных расчетов, а когда я данные откорректировал, то у меня в итоге вышло, что «рентабельная автаркия» с имеющейся в СССР возрастной структурой населения достигается при двухстах семидесяти трех миллионах. И практика показывала, что мои расчеты (хотя вернее их было бы назвать «прикидками») верны.

А именно «прикидками» их было правильно называть хотя бы потому, что я в модель закладывал все же далеко не всю продукцию. Но все основные группы товаров были учтены, так что возможная погрешность моих расчетов была в пределах пары процентов — а эти проценты даже если я ошибся «в меньшую сторону», в стране за год должны были компенсироваться, или, в крайнем случае, за пару лет. И Госплан мои расчеты принял («за основу», конечно) — а теперь вся страна «в едином порыве» старалась нужной «автаркии» достичь. И результаты уже радовали: например, практически прекратился импорт мебели и одежды с обувью, вся бытовая аппаратура (и радио, и прочая) обеспечивалась собственными заводами. А на экспорт отправлялись в основном «товары с высокой добавленной стоимостью», обеспечивая взамен поставки в СССР тех же самых бананов, кофе и прочих главным образом сельхозтоваров. Вот с Германией товарообмен был немного все же иным: немцам отгружалось довольно много «полуфабрикатов» вроде стального листа или алюминиевых профилей, а обратно поступала продукция машиностроения. Но и здесь торговля для СССР выглядела весьма выгодной: немцы из советского металла делали и многое, хорошо продаваемое в других заграницах, а часть оттуда приобретенного они отправляли обратно в СССР — и сейчас почти треть фосфорных удобрений имели «германское происхождение». При том, что в самой Германии вроде никаких месторождений фосфатов и не было…

А своим самым серьезным достижением я считал то, что в СССР с Нового года начала активно внедряться система «карточных платежей». После того, как ее обкатали в Пьянском Перевозе, ее довольно быстро внедрили в других небольших городах области, а в декабре уже и в Горьком начали с бешеной скоростью на нее все предприятия (и предприятия торговли тоже) переводить. В МГБ результаты внедрения оценили практически сразу, и то, что объемы циркулирующих «бумажек» сократился втрое, там сочли лишь мелким бонусом — а вот практически мгновенное сокращение числа краж и грабежей у населения вдвое очень хорошо заметили. И заметили и то, что меньше стало махинаций с финансами в разных организациях: украсть-то деньги было по-прежнему возможно, а вот с их легализацией возникли серьезные такие трудности. Причем такие, что только на «сэкономленные на мошенничестве деньги» вся система карточных платежей должна была окупиться менее чем за год.

Соответственно, с подачи МГБ Совмин решил деньги, которые предстояло быстро окупить, на это дело потратить — и в Ялуторовске всего за полгода выстроили и запустили завод по производству как раз самих карт. Завод специально «в глубине страны» поставили, так как выпуск чипов для карт и самих карт руководство сочло «стратегическим производством» и заводик сделало «режимным», разместив «подальше от шпионов». А торговые терминалы стали выпускать уже на трех заводах сразу, причем два были специально для этого и выстроены (и тоже в Сибири). Правда, для таких производств (там же ведь непосредственно на заводах выпускали и необходимую 'элементную базу) требовалось дохренищи электричества, но с этой проблемой пока как-то справились, а на будущее…

А на будущее завод в Выксе получил заказ на производство четырех дополнительных реакторов по восемьдесят пять мегаватт и сразу десятка на шестьсот. Я «творчески переработал» слегка знакомую мне «концепцию зеленого квадрата» в энергетике и выдал руководству расчеты по своей уже концепции, получившей название «красной звезды» (что было и «патриотично», и лучше сути соответствовало): согласно моему предложению двадцать процентов электроэнергетики следовало обеспечить атомными станциями («базовой генерации»), двадцать — тепловыми (угольными и газовыми, но в основном все же угольными) как основой «зимней базовой нагрузки). Еще двадцать — базовыми (летом) и маневровыми ГЭС, следующие двадцать — совсем уже 'маневровыми» ГАЭС. И последнюю часть, по моим расчетам, следовало возложить на небольшие «местные» электростанции, тоже в основном тепловыми. Как раз по ним у энергетиков возникли серьезные такие возражения, но меня поддержали в армии — и программа начала воплощаться.

Интересным образом воплощение началось — с серьезной реорганизации «руководства». Было создано отдельное министерство гидроэнергетики, которому переподчинили все строящиеся и действующие ГЭС, все проектные институты по данному направлению и (частично) заводы, выпускающие оборудование для гидростанций. Еще было организовано (точнее, два старых министерства были объединены) министерство тепловых электростанций, которое теперь должно было управлять строительством и эксплуатацией всех «больших» таких станций. Средмаш трогать никто, впрочем, не стал — но в этом министерстве был создан отдельный департамент, занимающийся исключительно «атомной энергетикой». А вот всю «малую энергетику» просто спихнули на Минместпром, чему Зинаида Михайловна была, конечно, страшна рада. Без иронии рада: теперь она могла самостоятельно планировать не только строительство новых предприятий, но и их энергетическое снабжение — а это придавало ее проектам по размещению новых фабрик и заводов (и развитию уже существующих) дополнительную гибкость. Потому что в соответствующем постановлении как-то было упущено определение того, что считать «малой электростанцией»: там из числа таковых всего лишь исключались атомные независимо от их мощности…

А Сорочинский завод уже наладил производство паровых турбогенераторов на двенадцать мегаватт, так что товарищ Коробова лишь хищно облизывалась: у нее уже были подготовлены планы на очень много новых производств, которые раньше в работу пустить не получалось из-за отсутствия именно «энергетической инфраструктуры». Правда таких генераторов делались еще маловато, завод в год был в состоянии их пару дюжин пока что изготовить, но она искренне считала, что страна одним этим заводом не удовлетворится. И я с ней было вообще-то согласен, однако результаты моего обсчета ее грандиозных планов очень сильно мешали ей «окончательно распоясаться». Потому что для строительства новых энергетических мощностей требовались не только новые заводы по их выпуску, но и разнообразное сырье — а вот с этим все еще было как-то не очень…

То есть было «совсем не очень» практически со всеми цветными металлами, кроме алюминия (которого внезапно стало просто завались), и больше всего в стране не хватало меди. Конечно, провода теперь в основном использовались алюминиевые, а том числе и для внутренней проводки в домах (хотя я считал это и неправильным, так как алюминиевая проводка при неправильной эксплуатации часто становится причиной пожаров) — но меди все равно не хватало, хотя ее в прошлось году уже добыли больше восьмисот тысяч тонн. Медь-то не только для генераторов и проводов нужна, ее дофига где ничем другим заменить было почти невозможно (хотя бы в той же электронике)…

Официально СССР медь уже лет пять не импортировал — но это «СССР как государство». А вот разными кривыми каналами Зинаида Михайловна медь в страну из-за границы все же таскала помаленьку. Здесь помаленьку, там помаленьку… попутно «склоняя к сотрудничеству с Советским Союзом» африканского африканца, которого звали Кеннет Каунда. Как она мне сказала, «мужичок забавный, но правильный, такому и помочь не грех» — и Минместпром африканцу помогал (на взаимовыгодной основе, конечно). Но так как основа была выгодной именно взаимно, то сотрудничество в Замбией, в которой этот Каунда работал президентом, довольно быстро развивалось…

Лично меня это сотрудничество радовало лишь тем, что благодаря ему вот прямо сейчас заводы, выпускающие оборудование для любых электростанций, работали относительно бесперебойно. Но вот то, что стране своей меди не хватало (учитывая, что в СССР ее в земле было закопано более чем достаточно), мне сильно не нравилось. Мне вообще не нравилось, что очень многое из земли сейчас было выкапывать просто нерентабельно (а чаще — просто бессмысленно) так как для переработки выкопанного просто энергии не было. Не «не хватало», а именно не было, вообще не было. Вот взять, к примеру, добычу хотя бы того же железа: оно-то вроде совсем дешево обходилось, и с энергией вроде все было в порядке. Но это только если очень издали смотреть, а если глянуть поближе, то становится просто страшно.

И страх вот в чем заключался: на лучших месторождениях железной руды собственно руды в породе было не больше сорока процентов и даже на самых богатых меньше пятидесяти. И эту руду, прежде чем из нее металл плавить, нужно было предварительно обогащать. И это дело не особо сложное и не самое дорогое, а в результате в печь шла руда, в которой железа было уже больше шестидесяти процентов. Вроде все замечательно, если бы не одно «но»: возле рудников, точнее, возле обогатительных комбинатов скапливались всякие отходы. И отходы эти тоже выглядели довольно интересно…

По-разному они выглядели, однако в целом примерно одинаково: после переработки в «пустой породе» железа оставалось около двадцати процентов. И, чтобы из сорокапроцентной руды сделать шестидесятипроцентную, в отвал отправлялось вдвое больше «отхода», чем отправлялось в печь «обогащенного продукта». Но это — если месторождение очень хорошее, но на Кимканском месторождении железа изначально было около трети — и в отвал шло уже восемьдесят процентов породы. А в Кондопоге вообще изначально железа была всего четверть… В среднем по стране в отвалы отправлялось вдвое больше железа, чем шло на металлургические заводы — а ведь в руде не одно железо было, там еще много всякого (включая те же 'тяжелые металлы) имелось. И в среднем из руды выковыривали всего треть металла, а остальное начинало активно отравлять окружающую природу.

И ведь были уже методы для извлечения из такой руды всего металла (и даже всех металлов сразу), в том же Скопине таким образом пиритные огарки перерабатывали. Но для такой переработки как раз и требовалась прорва энергии. Дешевой энергии — а самую дешевую у нас дают как раз ГЭС и АЭС.

Правда, даже с самой дешевой энергией получаемое таким образом железо обходится минимум вдвое, а то и втрое дороже «традиционного», о чем мне немедленно сообщила сразу куча товарищей, начиная с Ю Ю и заканчивая лично Зинаидой Михайловной. Однако с последней разговаривать было легче, все же завод-то в Скопине она в свое время строила и с некоторыми особенностями получения из огарка железа была уже знакома, так что мне просто пришлось ей ответить на несколько довольно специфических вопросов и она свое первоначальное мнение слегка поменяла. Не полностью, она сначала решила «проверить мои предложения» на отходах Балейского рудника, на котором вовсе не железо добывали — но я по поводу результата проверки особо и не сомневался. Не то, чтобы я был уж очень крутым строителем, но вот фильм, как (и из чего) строился Бурж-Халиф, я когда-то смотрел…

А у нее как раз был план постройки небольшой ГЭС в тех краях, на речке Черная. Совсем небольшой, на десять мегаватт — но всяко ГЭС есть ГЭС, так как минимум плотину нужно строить. А это дело не самое простое и все же довольно затратное, особенно если цемент для постройки плотины нужно возить чуть ли не через полстраны. Но если можно половину цемента заменить на сугубо «местный» и откровенно бросовый материал, да еще и качество бетона при этом заметно повышающий, то идея начинает выглядеть гораздо интереснее. Правда, там для этого «качества» еще и «большую химию» привлечь нужно, но вот с химией у Минместпрома отношения давно уже были налажены — так что она решила проект запустить в работу. Не сразу, но инициированные ей исследования (относительно качества получаемого бетона) результат очень быстро продемонстрировали, так что уже в начале августа на Черной начались подготовительные работы.

А суть идеи заключалась в том, что перемолотый буквально в пыль кварц прекрасно «заменяет» в бетоне почти что половину цемента. То есть сам-то по себе он цемент не заменяет, но благодаря именно своей «пылевидности» песок в бетоне «ложится плотнее», и цементного раствора для заполнения пространства между песчинками требуется уже меньше, а бетон получается более плотным и гораздо более прочным. К тому же он еще и воду почти не пропускает, так что строить из него гидросооружения — самое милое дело. Правда, чтобы он действительно очень плотным стал, в него нужно воды гораздо меньше добавлять при перемешивании — а для этого требуется какой-то хитрый «пластификатор» — но такой, оказывается, советская наука давно уже выдумала, а советская химическая промышленность даже производила. Для несколько иных целей, а конкретно, для целей, выбранных на нашей земле «потенциальным противником» — но если простенькая (конструктивно) ракетная шахта в состоянии выдержать ядерный удар поблизости, то уж плотина из такого бетона вообще что угодно выдержит.

Да уж, выбрал я себе работенку непыльную: считать и пересчитывать чужие планы. Но те, кто эти планы составлял, чаще всего не задумывались над тем, как быстро можно их просчитать, а потому сроки, как правило, мне ставили с изрядным запасом. И у меня появлялось время на то, чтобы чем-то «посторонним» заняться, вроде съемок фильмов и «написания» песен, или — что для меня было важнее всего — семьей заняться. Вот только занимаясь с детьми я постоянно что-то новое и интересное «придумывал», так что за моими семейными посиделками очень внимательно и соседка снизу наблюдала, и Наташа Резникова. И еще довольно приличное количество народу — так что город наш стал буквально рассадником всяких детских (и не очень детских) развлекух. Но именно «рассадником» под себя все затеи город не подгребал (да и Наташа, которая большую часть моих придумок в производство запускавшая, предупредила, чтобы я «думал масштабно», поскольку у нас в городе места для новых заводов нет, а строить новый город для выпуска простенькой игрушки несколько нерационально). В Гороховце благодаря ей заработал завод по производству детских мотоциклов (а что этот завод еще производил на базе там же изготавливаемых небольших, но мощных электромоторчиков, никому было неинтересно). С теми же моторами и аккумуляторами уже собственного производства (поставляемыми «по бартеру и в Гороховец) в Вязниках уже выпускались детские автомобильчики. И то, и другое полностью из пластмассы делалось, из полиэтилена, выпуск которого в больших количествах как раз химпром и налаживал. Понятно, что налаживал не для изготовления детских самобеглых игрушек, но эти два завода как раз в основном на вторсырье и работали: я как раз 'придумал» из полиэтилена делать крышки для молочных бутылок — а молока даже в одном Горьком пили много. Ну а сбор всякого вторсырья у горожан давно уже в привычку вошел, так что и «электротранспортные» заводики не простаивали.

И вообще никакие заводы не простаивали, хотя в стране быстро нарастали проблемы с рабочей силой: народу-то в СССР стало много, однако заметную часть населения составляли дети. И в июле правительство приняло мое довольно «странное» на первый взгляд предложение: пенсия людям теперь назначалась (и выплачивалась) с момента достижения пенсионного возраста, причем независимо от того, продолжает человек работать или нет. Но пенсионеры работающие за каждый год работы после получения пенсии увеличивали ее на десть процентов от начальной суммы, так что если мужчина дорабатывал до семидесятилетнего возраста, то пенсия у него уже удваивалась. И удваивалась она даже если он работал уже не на прежней работе (все же много было профессий тяжелых, где старикам работать было просто не под силу) — и народ это изменение в законах принял с воодушевлением. По крайней мере уже в августе процентов семь вышедших ранее на пенсию граждан поспешили на работу вернуться, а на нескольких небольших новых заводиках и фабриках Горьковской области экс-пенсионеры составили больше половины работающих. Например, на «мотозаводе» в Горохове…

И меня это радовало, то есть то, как быстро развивалась страна, радовало. А на зарубеж мне стало вообще плевать — вот только «зарубеж» от этого явно успокаиваться не желал. Совсем не желал, и в начале сентября произошло то, о чем так беспокоились Павел Анатольевич и Пантелеймон Кондратьевич. Причем произошло очень уж громко — но, по счастью, гром пролетел мимо Советского Союза. А прогремело на Ближнем Востоке, причем, если мне память не изменяет, примерно по той же схеме, что и в моем прошлом «будущем». Точно в будущем: я, хотя тогда еще мальчишкой был, насчет дат точно не напутал.

Но, должен сказать, гром прогремел совершенно иначе, чем в «прошлой жизни», хотя все вроде развивалось по прежнему сценарию. Я думаю, что когда мы (в смысле СССР) договаривались с товарищем Асадом, он в свою очередь о чем-то договорился с Насером, который был египтянином. И египтянин закрыл для израильских военных кораблей Тиранские проливы, а так же запретил проход любых иностранных судов, поставляющих в Израиль стратегические товары. Израильтяне немного подумали — и разбомбили египетские аэродромы (ну, до которых дотянулись, то есть уничтожили на земле почти половину египетской военной авиации). И в этом события почти не отличались от знакомой мне «шестидневной войны» — но вот дальше все пошло не так. Совсем не так: израильские «Миражи», возвращаясь после налета, внезапно обнаружили, что садиться-то им уже негде: после того, как на Египет упала первая бомба, с территории Сирии взлетело больше сотни ракет Р-11 и все израильские аэродромы были разбиты. Ну, кое-кто из летчиков смог самолеты посадить на автодороги — но взлететь им снова было уже не суждено: сначала сотня уже сирийских самолетов плотно прошлась по всем «подходящим местам» и зачистила остатки израильской авиации, а затем уже с неба они принялись и бронетехнику уничтожать. И не только с неба: египтяне подтянули самолеты из глубоких тылов, сирийцы тоже летать не перестали, а видя такое дело, и армия хошемитского королевства на месте не осталась.

Но, понятное дело, разозленные египтяне первыми решили «наказать агрессора» — и, под прикрытием хотя и поредевшей, но вполне боеспособной авиации (и своей, и сирийской, и иорданской — там тоже самолеты были и летчики ими управлять неплохо умели) перешли в атаку. Сразу почти триста тысяч солдат пошли — и израильтяне сделали роковую ошибку: на пути наступающих египетских войск они взорвали свою атомную бомбу…

Я потом фотографии этой «бомбы» видел: какая-то корявая конструкция, установленная в кузове грузовика — но она свои (как потом выяснилось) двенадцать килотонн египтянам показала. По расчетам, из-за этого египтяне потеряли мгновенно тысяч десять человек убитыми и порядка двадцати с лишним тысяч ранеными. Но вот после этого с Израилем вообще никто даже разговаривать не стал, а в заварушку мгновенно вступили Ирак и Иран. То есть на следующий день вступили, и вступили крайне жестко…

В общем, через четверо суток о таком государстве, как Израиль, лишь «старожилы помнили» — а вот на самой территории бывшего государства вспоминать о нем было уже некому. Территорию поделили соседние страны «по-братски», причем сами соседние страны себе забирать почти ничего и не стали. Некоторое время «поокуппировали» землю, а затем свернулись и ушли восвояси, передав власть наскоро сформированному из местных палестинцев правительству. И никто в мире по этому поводу всерьез возмущаться не стал: в США было поднялся вой среди «прогрессивной общественности», но правительство очень жестко вой этот заткнуло. А мне потом Пантелеймон Кондратьевич, вручая звезду Героя Соцтруда «за разработку современной системы карточных платежей», сообщил, что янки своих евреев заткнули потому, что поначалу испугались до мокрых штанов, что у арабов теперь бомба будет. А когда наши дипломаты по своим каналам их проинформировали, что «не будет», если лишний шум не поднимать (в смысле, чтобы «у других арабов не возникла идея у русских все наработки под шумок отнять»), все за океаном мгновенно заткнулись.

Павел Анатольевич отдельно (и сильно позже, уже после ноябрьских) мне сказал, что Асад свое обещание выполнил и передал нам все, что мы в Димоне смогли найти: порядка двухсот килограммов практически «оружейного» урана, около трехсот тонн урана необогащенного, еще что-то по мелочи — и оборудование, которое еще предстояло оттуда вывезти, и оборудования было уже около пары тысяч тонн. Прилично — но у наших специалистов остался один вопрос без ответа, и когда его наши американцам задали, те тоже на уши встали: у евреев не было вообще ничего, способного провести обогащение урана. И не было урана малообогащенного. Так что как они получили оружейный, было совершенно непонятно — а спросить об этом было уже не у кого. Совсем не у кого — и Павел Анатольевич меня попросил:

— Шарлатан, ты все же что-то про физику знаешь… мы со своей стороны, конечно, попробуем выяснить, кто евреям уран обогащал, но подумай: а вдруг существует и какой-то другой способ получения оружейного металла?

— Чтобы думать, нужна какая-то базовая информация…

— Да помню я, что ты теперь только электронными мозгами думаешь. Но документацию в Димоне мы забрали всю, и она было в основном на французском и английском, иврит в этом центре, судя по всему, вообще не использовался. Все бумаги к Новому году и переведут, и в твои машины загрузят… поработай в этом направлении?

— Мне-то не жалко, но я не думаю…

— Сам знаю, что законы физики нарушить нельзя даже за деньги, ты уже всех нас этому обучил. Но вот твои соседи в Арзамасе-16 вместо работы начинают бредить, так ты им математически покажи, что дурью им маяться не стоит. А нас… у них дел полно, и мы не хотим, чтобы их работы срывались. Так что я… мы все на тебя надеемся…