Скверная жизнь дракона. Книга восьмая

Глава 4

Напротив меня сидела женщина, жена лысого мужика с вечным волчьим оскалом. Она со вчерашнего утра не спускала с лица самодовольную, ехидную улыбку.

— Наверно, мне стоит вас звать добродушной нянькой, добродушный господин? — промурлыкала женщина.

— Повторяешься, — отмахнулся я, продолжая отрешённо пялиться в потолок. Тканевой тент повозки успокаивающе покачивался, его складки с лёгкими хлопками провисали и распрямлялись.

— Подмечаю очевидное, — кокетливо хихикнула женщина, стараясь не смотреть на сидевшую рядом со мной девочку.

Малышка второй день пытается слиться со мной в единый организм, постоянно прижимаясь чуть ли не вплотную. Девочка добрым, щенячьим взглядом изредка посматривает на меня, но в остальном она занята тряпичной куклой. Из-под её крохотной косынки выбиваются светло-жёлтые пряди, синее платье украшено белыми оборочками, как и подол и манжеты рукавов тёмно-зелёные. Вот только цвет второй пары рукавов чуть темнее основного цвета платья, а манжеты чуть светлее, но вторая пара рук пришита довольно крепко.

Портниха справилась с заказом, и вечером перед отъездом принесла готовый заказ. Девочка получила куклу после ужина и несколько минут беззвучно плакала от радости, стоя посередине гостиной с куклой в руках. Да и сейчас, спустя полтора дня — девочка никак не может расправить губки, сложившиеся в счастливой улыбке. И прижимает куклу к груди. Она даже спала с ней в обнимку все эти ночи.

Девочка сидела рядом, напротив меня сидела женщина и Консерва. Обе старались не замечать существования девочки и делали что угодно, лишь бы не смотреть в её сторону.

— Бросьте, добродушный господин. Вы в этом существе… душу увидели, — с едва прикрытым отвращением мурлыкнула женщина. — Может, вы собрались удочерить её? Я не видела, чтобы куклы покупали даже простым рабам.

— Каждый день несёт в себе открытие, — с сарказмом выпалил я.

— О, добродушный господин, вы нам столько всего открыли, — женщина хихикнула. Она чуть повернула голову и спросила у извозчика об оставшейся дороге. Тот окрикнул ехавшую впереди повозку и получил ответ, что осталось ехать ещё часа два.

По небу плыли густые серые барашки облаков, чуть сырой ветер раскачивал деревья приближавшегося леса. Радует, что мы скоро приедем к нужному месту и разобьём лагерь, а там чуток потерпеть подшучивание женщины и завтра двигать в путь.

— Вы точно уверены в своём решении, господин? — мурлыкнула женщина полностью серьёзным голосом. — Не надо недооценивать циклопов, и на детской миграции уж точно. Может, надо было запросить помощь авантюристов? Кем бы вы ни были, но… Вы уверены?

— Более чем. И не забывай, что я пойду не один. Со мной будет мой верный подручный, — я хлопнул по крышке гримуара и пристально посмотрел в глаза Консервы, на что та вздрогнула. Сидящая рядом с ней женщина с сочувствием положила ладонь ей на плечо, успокаивая.

— Но её может не хватить, — мурлыкнула женщина. — Что сделает раба против логова циклопов?

— А ей делать ничего не надо. Будет морально поддерживать, — я едко прыснул. — Дам ей в руки тряпичные помпоны и заставлю рядом с логовом размахивать ими. Всю работу делать мне.

— Точно ли вам? — с намёком спросила женщина. Я в ответ чуть прищурился, давая понять, что на риторические вопросы не отвечаю.

Помимо нас четверых в повозке ехал упитанный гусь в деревянной клетке, и две собаки. Они лежали и попеременно поднимали головы, собираясь встать, но они крепко привязаны к борту повозки.

Простые дворняжки со скомканной грязной шерстью, но их хватить для задуманного. Их ещё за день перед выездом люди Ганзы приманили мисками с едой, виляя хвостами от радости собаки позволили себя погладить и провели ночь на первом этаже здания гильдии. А прошедшие дни они только и делали, что ластились к разумным в наших повозках, рассчитывая на поглаживания и ещё один кусок хлеба. Последнее получали только от меня, за что сегодня утром даже не скулили, когда я привязывал их к борту телеги. Догадываются ли они о своей судьбе? Вряд ли, их просто поманила за собой добрая рука.

Я перевёл взгляд на свой гримуар. Я хотел расширить арсенал заклинаний, ещё когда меня преследовали две группы, но сложно без подсказок из книги правильно связать магическую печать. Зато в городе перед Трайском я прикупил «Молнию», а недавно составил магическую печать и десятью листами вплёл в гримуар, да и остальные печати восстановил. Дарит какое-то спокойствие полный набор нужных заклинаний. Они для нападения и защиты, и ни одного на поддержку, но такова уж моя скверная судьба.

Через час мы въехали в густой лес, а ещё через час остановились. Недалеко от прокатанной дороги грудой валялись поломанные колёса, борта телег и прочие остатки разбитого каравана. Консерва уверенно сообщила, что до логова циклопов пять часов пешком.

— Как определили? — процедил начальник охраны, подойдя к остовам телег.

— В Трайске с прошлого года действуют по трактату Усалика, — сказала девка.

— Не разрушают логова. Тупо, — мужик сплюнул.

— Проще монстров выслеживать, — возразил я.

— Да-да. Знать, где они остановятся всегда полезно, — мужик отмахнулся. — Все об этом твердят. Но думают жопой. Твари же знают, где приткнуться. Прут туда.

— Да и пусть прут. Они же не только разумными с округи питаются. Охотятся же. Вот из-за охоты меньше бед творят.

— Да херня это всё. Они приходят на всё готовое. Сразу молодняк стругают и за добычей ходят. Лучше уничтожать логова. Так придут твари и будут логово строить. А в это время группу соберут.

— Как сейчас, что кроме одного ксата даже спустя две недели не нашлось? Или, сколько там, месяц после миграции? — я покосился на Консерву, но девка пожала плечами. — Я понял, чего ты хочешь сказать. Но, представь, что ты — лорд города. У тебя с другим городом дорогу перекрыло новое логово, вот прям посередине дороги оруки построили свой длинный дом. Караваны не ходят, потому что только дурак поедет в объезд. А авантюристы на зачистку не собираются. Что делать?

— А солдаты лордам зачем? Хай не только на стенах шаркают и мзду собирают.

— Отправить их на зачистку логова? — ехидно спросил я, на что мужик кивнул даже не думая. — И выплачивать компенсацию семьям погибших. Твой город бы точно разорился. В том и суть авантюристов, — я махнул рукой на Консерву, — что лорд и город от их смерти ничего не теряют. Как один авантюрист однажды выразился: «Нашим братом каждую жопу затыкают».

— Так и чего в авантюристы прут? Наёмничество, вот самое оно, — мужик вожделенно облизнул губы, а подошедшая супруга обхватила его за талию.

— Что наёмничество, что авантюризм — одна дорога, — сказал я, намекая, что судьба у всех практически одноразовая. Мужик усмехнулся, но закивал.

Лагерь разбили недалеко от дороги, чтобы из груды разбитых телег натаскать пригодных к кострам деревяшек. Извозчики ухаживали за лошадьми, женщина с Консервой обустраивали лагерь, а мы с мужиком вёдрами вычерпывали воду из бочек. Ближайший ручей в двух часах, слишком далеко, поэтому воду предусмотрительно везли с собой из Трайска.

Вечерело, солнце практически скрылось за горизонтом. В костре потрескивали деревяшки с остовов телег и куски валежника, языки пламени щекотали котелок с травяным взваром. Мы сидели кругом у костра. Мужик с женой, двумя извозчиками и одним бойцом Ганзы слушали историю второго бойца. Он по молодости в ватаге наёмников служил и в одной из битв изловчился метнуть топор и сбить всадника с лошади.

Рядом со мной сидела девочка, сбоку от неё Консерва. Последняя с интересом слушала историю бойца, тихонько и тоскливо вздыхая. Девочка же как съела свою порцию, так продолжила играться с куклой, хотя играми это назвать сложно: она либо прижимала её к себе и убаюкивала, либо аккуратно пальчиками брала за каждую руку и подолгу любовалась. Малышка не пыталась покормить куклу или как-то по-другому играть с ней, но это не удивительно. Ей уже одиннадцать лет, да и вряд ли она знает, как играют другие дети, чтобы следовать их примеру.

Девочка в очередной раз прижала куклу к груди и сладко зевнула. Я показал ей на палатку, предоставленную Ганзой специально для нынешнего предприятия. В палатке лежало два спальника. Девочка замотала головой, но вскоре отправилась к палатке, услышав, что я скоро подойду. Без меня это мелкое наказание не заснёт, но хотя бы полчаса на себя я выкрою.

— Как вы вообще добирались с этим существом, добродушный господин? — мурлыкнула женщина.

— Вполне сносно, если ты спрашиваешь про её поведение в дороге.

— На тебя должны были напасть. В первой же деревне, — мужик с вечным волчьим оскалом потряс поленом, показывая на меня, прежде чем подбросить его в костёр. — Ксат с… этим существом.

— Вторую пару рук никто не видел, а золото — прекрасная затычка для рта.

— Некоторым золота не надо, добродушный господин, — женщина кокетливо провела подушечкой пальца по шее. — Я удивилась вашему рассказу, тогда, в начале осени, когда мы встретились. Вы же с этим существом не в первый раз пешком шли. Ксат с рабыней, выглядящей как маленькая девочка. Вы не боялись? Многие бы захотели вашей крови.

— Я знаю отличные способы отбить подобные желания, — я перевёл взгляд на посох. Как и всегда, я держал его прислонённым к левому плечу. Сейчас это всё ещё старый посох, ему осталось чуть больше четырёхсот использований. А запасной лежит в повозке, вместе со всеми необходимыми вещами.

— То есть, держишь эту специально? — мужик с волчьим оскалом мотнул головой в сторону моей палатки. Я с вопросом во взгляде посмотрел на нутона. — Рядом с собой держишь специально. Ну, других злить. Нам-то плевать, мы к твоим странностям привычны. А другие разумные… это существо их взбесит.

— Только если увидят вторую пару рук.

— Мы помним, добродушный господин, — мурлыкнула женщина. — Вы тогда к городу пришли, а это было одето в обычную куртку. Прятало свою «особенность». С виду кажется, что у ксата в рабах обычная девочка из тёмных эльфов.

— Без обид, — сквозь оскал процедил мужик. — Не знай я тебя, и встреть с этим существом на диких землях, то прирезал бы.

— Мы никогда не слышали, чтобы ксат без каравана из города выходил. А тут добродушный господин с… этим, — женщина покосилась на мою палатку. Девочка сейчас валялась в своём спальнике, прижимая к груди куклу.

— Просто держу её рядом. Какая-то привычка.

— Просто так? — на вопрос мужика я ответил коротким кивком. — Серьёзно? А то я череп чешу, на кой ляд оно рядом с тобой. Ну… плевать, что оно из этих. Но рабский ошейник. Рабов близко не держат. Отдельно ж едят и спят. Твоя Утара иная, — мужик кивнул в сторону Консервы. — Авантюрист же, считай, равная нам. А… ну, с этой…

— Если в другой компании добродушный господин сядет с рабом за общий стол, то его не поймут, — женщина кокетливо подмигнула мне.

— Были компании, которые всё поняли, — возразил я.

— Значит, ты им был важен. А нашему брату плевать на всё, — мужик перевёл взгляд с моего лица на гримуар и обратно, чтобы кивнуть в сторону запада. — Там бы тебе осторожней быть.

— Где это «там»?

— Куда ты прёшь. У Собора этого, Всеобщей Церкви. Там война.

— И какого, спрашивается, я узнаю об этом только сейчас? — гневно произнёс я, уставившись на Консерву. Та вдавила голову в плечи.

— Простите, господин, я ничего не видела такого. Не знаю о войне.

— Да как же не знаешь? А объявления с набором в ватаги? В каждой гильдии висят, — удивлённо произнесла женщина, а сидевшие караванщики и бойцы многозначительно переглянулись.

— Тебе сколько лет? — настороженно прищурился мужик.

— Двадцать, — ответила Консерва и робко добавила, что была невольницей в академии.

— Жизни не знаешь, — глумливо усмехнулся нутон, а остальные не сдержали в себе смешков. Мужик с оскалом посмотрел на меня с чётко считываемым намёком во взгляде. — Там война будет. Кто знает, когда начнётся, но будет.

— С кем война? Когда это стало известно?

— Да, вроде, граф с соседом махаться будет. Там за него кто-то, за соседа кто-то. Да какая разница, чего они там выясняют? Пусть закон войны чтят, и нашему брату исправно платят.

— Слух же есть, — вклинился в разговор один из извозчиков. — У этих двух соседей, графов, старшие сыновья в возрасте. Десять лет, кажется, обоим. Дружили семьями, а тут пора невесту искать. А у князя одного дочери восемь лет, скоро выдавать. Её ещё четыре года и всё, сватать надо. Вот те два графа и зарубились, кому достанется. Князь-то повыше графа будет.

— Благородное занятие, за мелкую суку кровь лить, — мужик с оскалом гневно сплюнул.

— Как давно этот слух бродит? — спросил я у извозчика.

— Да год ему точно есть, — извозчик задумчиво скосил глаза на котелок с отваром. Один из бойцов как раз начал разливать его по кружкам. — Да больше, я его услышал даже раньше, чем про тебя слух. Ну, что в академии кого-то выпустили особенного.

— Стало быть, война, — прошептал я, на что остальные понятливо закивали. Я принял свою кружку, отпил горького отвара с привкусом малины, и едва не сплюнул. Не из-за отвара, но из-за скверного предчувствия.

Вот же белобрысая сука. Даже не надо ставить свой хвост на отсечение — Хубар всяко был в курсе назревающего конфликта, так ещё и мог приложить руку к его определённому развитию. А если Хубар как-то смог поговорить с длинноухими и рассказать о поведении нежити на Чалой равнине, во время инцидента с наёмниками — то вполне мог и оказать определённое влияние на благородные семьи. Конечно, есть небольшой шанс, что Хубар не подстраивал мой проезд к Собору Магласии через горнило войны. Но паранойя крупной наждачной бумагой скребётся в груди, намекая на возможные «приключения» на мой бедный укороченный хвостик.

На следующий день я вышел из лагеря спозаранку, едва солнце начало освещать землю сквозь густую крону деревьев. Я бы вышел ещё ночью, но из-за двух событий пришлось задержаться. Консерва ведь не видит в темноте, вот и пришлось дожидаться хоть небольшого просветления. Второе же событие меня несколько сбило с толку.

Я собираться начал, пока в лагере спали все, кроме дежурившего мужика с волчьим оскалом. Он смотрел, как собаки радостно виляли хвостами, получив от меня куски хлеба. И он видел, как спавший в клетке гусь зашипел, когда я насыпал тому немного зерна. Нутон съязвил, что птица догадывается о своей судьбе и откусит мне лицо, и недовольно покачал головой, потому что настолько жирную птицу он бы хотел видеть на вертеле.

Все проснулись, позавтракали, и мы с Консервой взвалили на плечи поклажу: девка взяла рюкзак с провиантом, а я лишь клетку с гусем, и взяли по поводку, чтобы вести собак. И тут девочка прилипла ко мне. Она не хотела оставаться в лагере, клялась собраться быстро и не отставать.

Очень скоро девочка успокоилась и пообещала дождаться меня, только попросила обязательно вернуться, потому что она — где-то здесь. А всего-то надо было напомнить про недавно купленную книгу. Ещё в городе до Трайска я успел в книжарне прикупить сборник рассказов «Сказания дяди Грияса», там простенький текст и несложные истории — самое оно тренировать чтение и речь. Я протянул девочке эту книгу с заданием хорошенько всё прочитать, потому что вечером вернусь и всенепременнейше проверю её успехи. Девочка нижней рукой прижала куклу к животу, одной нижней и одной верхней взяла книгу, а оставшейся свободной взяла меня за руку и чуть притянула к себе.

— Соя — здесь, — произнесла та жалобно, с надеждой и какой-то тоской.

— Здесь ты, здесь, мелкое наказание моей скверной жизни, — я растрепал девочке волосы и показал на палатку. — Сиди в ней и дожидайся меня. Другим не мешай и не приставай. Я буду поздно. Пообедаешь, попьёшь отвара и возвращайся в палатку. С ужином так же. Захочешь в туалет — иди сразу. Потом не забудь помыть руки. Всё поняла?

— Да, хозяин, — девочка низко поклонилась. Меня хоть в очередной раз передёрнуло от этого «хозяйканья», но ещё рано запрещать это слово.

— Возвращайтесь целым и невредимым, добродушный господин, — с ехидцей мурлыкнула женщина. — Ой, простите. Я хотела сказать — добродушная нянька.

— Не смешно, — процедил я, чем вызвал смешки. Но по-другому ответить я не мог, потому что не знал ответа. Всё связанное с девочкой у меня впервые, и я не знаю, как реагировать на происходящее. Одно знаю точно — я всё делаю правильно, пока ребёнок не болеет и улыбается. Да и то, это слова не няньки, а какого-то отца.

Девочка смотрела мне вслед щенячьим взглядом, едва не плача. Казалось, что я оставлял на съеденье зверям в глухом лесу ставшую ненужной собачку, преданную и любящую. Малышка шмыгнула и помахала мне рукой, прежде чем мы с Консервой окончательно скрылись за деревьями.

Мох в осеннем лесу после недавнего дождя не просох, и накопленной влагой чавкал под ногами. Мы шли молча. Я изредка останавливался и поднимал руку, намекая Консерве не издавать ни звука. «Чувство магии» показывало где-то впереди маячившие звёздочки, перемещавшиеся группками, но всегда предосторожность оказывалась напрасной. Звёздочки были тусклыми, а ярки они только у высших разумных и монстров, они же низшие разумные.

Вот, кстати, почему именно так? У животных и у порождений олицетворение сосредоточения маны всегда чувствуется тусклым, а у всех разумных оно яркое. Это странно. Животные и высшие разумные существовали задолго до прихода скверны, но именно она породила порождений и монстров. И как же такое может быть, что у вторых не только мана похожа на ману высших разумных, но ещё и лог-листы и влияние «системы» одинаково? И это ладно, но почему у порождений…

— Нет, я об этом дерьме думать не буду, — я мотнул головой до боли в шее, стараясь выкинуть неприятные мысли.

— Господин? — осторожно спросила Консерва, едва не влетев в меня.

— Вспомнил то, что вспоминать не надо, — я раздражённо сплюнул.

Липкое чувство страха извивающимся спрутом обвило сердце, пришлось несколько секунд постоять с закрытыми глазами и мерно дыша, отгоняя страх. Моё сознание должно быть чистым, а разум сосредоточенным.

Пока я стоял — Консерва с опаской смотрела на меня, закусывая губу. Она вздрогнула и проглотила подступивший ком к горлу, когда я резко повернулся и посмотрел на неё.

— Далеко ещё до логова? — спросил я. Мы прошли уже часа два.

— Дальше должны быть остатки логова арахнидов. Это первый ориентир, — чуть подрагивающим голосом проговорила девка и шмыгнула носом. — С-скажите, господин, прошу. Что со мной будет?

— Ты совсем тупое животное, да? — я уставился на Консерву как на постоянного члена клуба «Отель Дурка. Пять звёзд. Галоперидол каждому зашедшему».

— Нет, господин, я помню. Вы говорили, что я не стану одноразовой.

— Ну?

— Вы говорили, что вам нужна прислуга для дома.

— Ну?

— Что сейчас я должна вам помогать с животными и, там, — девка дрожащим взглядом показала в сторону логова циклопов, — только помогать буду.

— Ну⁈ — от негодования я аж развёл руками.

— В-вы точно не… Я не стану приманкой? — пролепетала девка, её глаза увлажнились.

— Тупая сука, — я раздосадовано покачал головой. — Хорошо, я тебя услышал. Если ты настолько тупая, что не способна сложить всё перечисленное в единое целое, то ну тебя в скверну. Закончим, и я тебя у логова прирежу.

— Не надо, господин. Я всё поняла, не надо.

— Так в чём твоя проблема?

В ответ девка дрожащей рукой прикоснулась к магической татуировке, обвившую шею и едва заметно мерцающую синим. Я аж цокнул языком, понимая, насколько именно тупа эта девка, что до сих пор витает в своих фантазиях и отказывается взглянуть на реальность. Но это может пригодиться.

— Рабство? Вот в чём дело. Но какие сожаления? Вспомни, как именно ты заработала рабство. Как со своими дружками напала на меня на диких землях, желая забрать мою жизнь. В ответ я забрал твою. Это логично и справедливо. Не так ли?

— Но… рабство души…

— Я хочу, чтобы ты страдала до самого конца, — я пошёл дальше, не собираясь тратить время на успокаивание Консервы. Я и так достаточно сказал, чтобы полностью убедить девку в её безопасности.

Консерва поплелась за мной. Какое-то время она грустно смотрела под ноги да вздыхала, но набралась невиданной смелости и аккуратно спросила про кристалл души. Я рассказал девке о выкупленном праве на одного из магов Арнурской магической академии. И попросил Консерву хоть немного подумать той самой ниточкой извилин между двух заострённых ушей, кто полезней для создания магических устройств — она, немощная в магическом плане, или маг с высокой характеристикой «Магии». После моих слов девка долгие минуты шла молча, смотря под ноги и изредка всхлипывая. Но мой рассказ сработал, и вскоре девка перестала изображать из себя ягнёнка на заклание. И это замечательно, ведь чем беззаботней свинюшка, тем вкуснее её сало.

Мы едва не пропустили бывшее логова арахнидов, пройдя чуть в стороне от траншеи и небольшой возвышенности. Я лишь случайно заметил, что кора у деревьев в том участке леса отличается. Она не коричневая, а светло-серая. Паутина арахнидов токсична, облепленное ей дерево умрёт за сезон. Эти пауки-переростки, наверно, одни из появившихся две тысячи лет назад монстров, которые действительно ведут себя как монстры и стайные животные, а не как разумные виды.

В лесах арахниды находят ровный участок земли и лапками выкапывают продолговатую траншею. Её ширина всегда не меньше пяти метров, чтобы никто не смог перепрыгнуть, глубина примерно столько же, и тянуться она может на десятки метров. Вырытую землю стаскивают к одному месту, создавая плоскую возвышенность. В ней выкапывают крупные ямы, самки в них откладывают яйца и заворачивают в коконы, потом туда заползают самцы и их закапывают. Всё это происходит осенью, самки оплетут ближайшие деревья паутиной и будут охранять гнездовье, а маленькие паучата за зиму вылупятся и полакомятся отцами. И с первыми весенними дождями выберутся наружу.

Спустя несколько часов после логова арахнидов Консерва привела меня к лесному ручейку, журчащему в небольшой ложбинке. По его течению нашлись два стоящих рядом трухлявых пня, а в нескольких минутах ходьбы от них лежали упавшие стволы, перекинутые через ручеёк.

— Отсюда ровно час, господин, — сказала девка, когда мы перешли через ручей.

— Отлично, — я открыл лог-файл и удостоверился, что у Консервы действует постоянный приказ. Она никому, никогда и никак не сможет рассказать ничего обо мне. — Стой с собаками здесь. Потеряешь их — заменишь.

Девка от страха аж сжала поводки в руках, а собаки смотрели на уходящего меня с тоской, но если они увидят судьбу гуся, то всяко будут сопротивляться. Я просто отошёл на несколько сотен метров и за длинную шею достал гуся из клетки. Птица яростно била крыльями и шипела, раскрывая оранжевый клюв.

Внимание, активировано умение «Призыв коршуна»

Внимание, призыв успешно выполнен

Цена призыва: Жизни −1000, Мана −1500

В глазах потемнело, колени подогнулись от слабости, а от внезапного звона в ушах меня едва не вывернуло. Я кое-как остался стоять прямо, глубоко дыша и успокаиваясь. И отбросил птицу в сторону. Её пробили конвульсии, перья почернели, крылья увеличились в три раза и на их концах отрасли длинные бритвенные когти, лапы срослись с хвостом, он удлинился и стал похож на змеиный, а в его начале выросла ещё одна пара крыльев. Из затылка проклюнулся огромный костяной кинжал, а клюв удлинился и закрутился, отблёскивая металлом.

Внимание, осквернение животного завершено

Доступное количество коршунов для контроля: 1 из 2

Приказывайте созданию

— Замри, — я едва успел отдать команду. Изменившаяся птица широко раскрыла крылья, готовясь вспорхнуть на поиски добычи.

Тёмный эльф из академии говорил, что маг с классом «Некромант-Призыватель» может призвать одного коршуна только после длительного обучения и подготовки. И не надо гадать, что подготовка эта связана с внедрением в тело мага скверны. А у меня сразу аж два. Насколько же сильно моё «Осквернение»?

Птица теперь похожа на мутировавшего птеродактиля, страшного и противного. Но даже так я прикоснулся ко лбу птицы и подал толику маны. Коршуна скверны дёрнуло, у меня больно кольнуло в затылке. Зрение задвоилось. Я одновременно видел коршуна из своих глаз, и из глаз коршуна видел себя. Мерзкое чувство. Я закрыл глаза, сосредотачиваясь на виде из глаз коршуна, и показал рукой в сторону логова циклопов.

— Лети выше деревьев к деревянному дому. Кружи над ним пять минут. Возвращайся под кронами деревьев.

Коршун прохрипел обезображенной глоткой и взметнул в воздух. На четырёх крыльях он летел быстро, тёмно-коричневым пятном мелькая среди стволов деревьев, прежде чем пловцом вынырнуть из-под крон. Мне стало тоскливо, захотелось самому полетать, прикоснуться к безграничному небесному простору — но это если и случится, то уж точно не в ближайший год. И от этого становится ещё гаже на сердце.

Минут через десять коршун долетел к началу оврага, окружённого деревьями. Он уходил к реке, а в его начале, оставляя небольшой участок для стока воды, небольшой деревянный форт с редким покосившимся частоколом и входом в подземные туннели на склоне оврага. От входа к форту вела кривая лестница из брёвен.

В форте расхаживало несколько тварей. Все в три метра, с грубой фиолетовой кожей, широкими ладонями и одним глазом на плоском лице. Из входа в тоннель вылез монстр с оранжевой кожей и одним глазом на таком же плоском лице, но только из вытянутого подбородка торчал костяной вырост, украшенный кольцами. Дежурившие в форте циклопы несли в руках трофейные копья, собираясь пользоваться ими как дротиками, а рядом лежали десятки увесистых камней с голову человека. Вылезшая из тоннелей верлиока со старческим кряхтением поправила тунику из шкур и поплелась в форт, опираясь на что-то похожее на посох, выдолбленное из кривой коряги и обмазанное запёкшейся кровью и смолой с воткнутыми в неё перьями.

Пока коршун кружил над фортом, я успел рассмотреть все подходы и удостовериться, что проблем с зачисткой не возникнет. В некоторые прорехи между частоколом я даже в своей истинной форме пролезу. С трудом, прижимая крылья к спине, но пролезу.

За поддержание призыва на следующие пятнадцать минут потребовалось полторы сотни «маны» и две сотни «жизней». Это меня не особо волновало: «жизни» восстановятся перекачкой, а запас «маны» обеспечит посох и перчатка. Но в минутах пяти от меня проходил патруль из двух циклопов. Они заметили летящего под кронами коршуна и пошли за ним, поправляя связанные кишками меховые шкуры и примотанные к поясу крупные камни. Вместо связок копий монстры размахивали кусками стволов деревьев, толщиной с руку и с примотанным к ним мечом.

Я отменил призыв. Коршуна в полёте окутал серый туман и тут же рассеялся, лишённая подпитки магией туша шлёпнулась об землю. Циклопы появились из-за деревьев, выплыв миражом. Групповой «Ступор» сорвался с пальца, под ногами монстров расширился магический круг. Они замерли, громко гаркая растянутыми ртами с кривыми жёлтыми зубами. Я «Рывками» примчался к циклопам и оба монстра упали на землю с перебитыми конечностями. Монстры только кричали от боли и пытались дёргаться, но ничего толком сделать не могли и только больше бередили раны.

Стоявшая у ручья Консерва слышала гулкое эхо криков и боязливо осматривалась, а собаки прижимали уши к головам. Моему возвращению все трое обрадовались, даже девка готова была отрастить хвост и замахать им. Но её радость улетучилась, когда я взял поводки и приказал ей пойти убить монстров. Пришлось напомнить, кто именно присматривает за домом и кто, в будущем, должен запитывать камни маны без помощи городских магов.

До неказистого деревянного форта мы добрались быстро, а его зачистка прошла без проблем. Сперва Консерва перепугалась, когда я обратил собак в гончих скверны; ещё больше она испугалась их изменившемуся виду; а под конец девка с дрожащими ногами и вовсе прижалась к дереву, когда твари со скоростью гепарда сорвались с места, отбросив из-под лап куски мха и земли.

— Чего ты такая нервная? — спросил я у Консервы.

— Я вспомнила, как… мы пытались вас убить.

— Это было глупо, да? — на мой сарказм Консерва нашла в себе силы только на молчаливый кивок.

Мы побежали к форту. Гончие разодрали дежуривших в нём циклопов, раскусив одному голову и вырвав утробу второму, и бросились по лестнице в подземные туннели. Оттуда доносились крики, «Чувство магии» показывало хаотично передвигающихся звёздочек. Я остался стоять около входа в туннель, в середине склона, а Консерва спустилась вниз оврага. Стоило любому монстру выбежать из туннеля, как в него впечатывалась «Магическая праща», пробитый ступором монстр спотыкался и кубарем слетал ко дну оврага. Где добивался Консервой.

Двенадцать взрослых трёхметровых фиолетовых циклопов и оранжевых верлиок, семь двухметровых подростков и две дюжины детёнышей. Тела бесформенной грудой скопились на дне оврага спустя три минуты, как гончие скверны залетели в проход. Запас «маны» в перчатке истощился, выбегавшим детёнышам приходилось «Костеломом» на бегу переламывать колени, чтобы те падали в овраг. Гончих разорвали где-то в глубине тоннеля, в нём мерцало полторы дюжины звёздочек: пятёрка сгрудилась в самом конце, остальные подёргивались на всём его протяжении.

Я приказал Консерве вытаскивать склянку «Кошачьего зрения». Пятнадцати минут хватит на всё, но есть и запасное. Девка выпила зелье в тоннеле, её радужка тускло засветилась зелёным.

От основного ствола тоннеля корнями ответвлялись десятки проходов. Где-то валялись безголовые тела, где-то циклоп с отгрызенной ногой всё ещё держался за ускользавшую жизнь, но из-за внезапного нападения гончих некоторые монстры будто мирно посапывали на лежанках из веток и пожухлой травы, заботливо положив рядышком ошмётки кишок и голов.

Оставшиеся монстры в последней пещерке жались друг к другу. Четырёхметровый циклоп сжимал в руках огромную каменюку, за ним стояла оранжевая верлиока с костяными наростами на голове и руках, а за ними подросток-циклоп и две маленьких верлиоки. Циклоп с криком метнул в нашу сторону камень, я отпихнул Консерву, а сам ушёл в сторону «Рывком». Верлиока начала причитать какое-то заклинание, но сорвавшаяся с моего пальца «Немота» заткнула монстра.

После нежити из осквернённого сада циклопы казались несерьёзным врагом. Сперва в главного циклопа одну за другой ушли «Молнии». Тонкие синие разряды вспышками преодолевают пятьсот метров, наносят столько же урона и способны шоком остановить любое сердце — но такой урон у них только на первых пятидесяти метрах, а в дождливую погоду ими лучше не пользоваться. Магия магией, но физику никто не отменял и может так случится, что «Молния» попадёт в каплю и отразится обратно. Не хочется закончить жизнь с эпитафией «Неудачник года».

Главный циклоп помер после третьей «Молнии», но вокруг глаза на его плоском лице не было костяных наростов, показателя одного из высоких «грейдов». Кожа с него бесполезна, но вот верлиока с костяными наростами подходила более чем. Она умерла третьей, потому что циклоп-подросток заслонил её собой и тут же упал с пробитым черепом. Последними упали два мелких монстра. Одна из них бросилась в сторону Консервы, но рухнула головой вперёд с «Ледяным копьём» в затылке.

— Вот и всё, — произнёс я несколько разочарованным голосом. И, почему-то, вспомнил, как давным-давно Налдас с вожделением ждал зачистки логова гоблинов и поубивал всех их в одиночку, практически не пользуясь «умениями». А магии у него не было и в помине.

— Скучно, не правда ли? — спросил я у Консервы, стоявшей в проходе у пещеры. Та не нашла ответа, только и смотрела на трупы монстров. — Вот ты душная как сауна. Нет бы сказать хоть что-то, а ты втыкаешь в окружающее пространство как умалишённая. Если бы мне предложили отдать все мои деньги и имущество, или таскаться с тобой, то я бы с удовольствием спал в подворотнях голышом.

Консерва что-то попыталась возразить, но я приказал девке проваливать из тоннелей и ждать на выходе. Заодно пусть у циклопов найдёт парочку копий. Они понадобились, когда я срезал кожу со спины и живота старой верлиоки и всучил кожу девке со словами приколоть к земле и счистить жир. Нести проще будет, тем более что нести Консерве.

Пока девка чистила кожу — я ещё разок внимательно прошёлся по тоннелю, в поисках трофеев. Те остовы от повозок явно принадлежали пропавшему каравану церковников, и я никогда не поверю в россказни об их нестяжательстве. В одном из ответвлений нашёлся импровизированный склад с награбленным барахлом: в самом конце прохода сиротливо стояли несколько ящиков с бочкой, а в них ткани, инструменты и прочее. Чего-то пристойного или интересного не нашлось, но я повеселел в ответвлении рядом с финальной пещерой.

На стенах висели черепа человеческие и всяких животных, а в выдолбленной в земле выемке стояла увесистая шкатулка. На свету её содержимое переливалось бы золотом и серебром, а также белым, синим, красным, зелёным и прочими драгоценными оттенками. Рядом, прислонённым к стене, стоял меч. Ничем не примечательный внешне, но от рукояти к лезвию перетекал поток магической энергии, а в толще клинка заметны два уплотнения магии.

— Что там у тебя с душой? — спросил я у Консервы, выйдя из тоннелей. Девка как раз закончила срезать крупные куски жира с кожи.

— На четыре «ступени» больше, господин, — с восхищением проговорила девка, не веря в такой огромный результат за один день. — Двадцать единиц «величий» и четыре единицы «свершений».

— Последнее всё в «Чувство магии», доводи до десяти. А все «величия» в «Силу души» или что там у тебя шестым идёт.

— «Величие души».

— В него и вноси, как я тебе и приказывал.

Остроухая зашептала молитву, вызывая подобие лог-файла. Вскоре она зашептала ещё раз, прося одного из Тонов внести очки «характеристик» и «навыков» в нужные места. Теперь у Консервы пятьдесят «Магии», это пятьсот «маны», но нужно иметь хотя бы тысячу, чтобы не впустую портить искусственные камни маны.

Я передал Консерве трофейный магический меч. Пускай привяжет его к себе, оценит, изучит вписанные в него заклинания и как ужаленная в жопу мотается по заданиям, вычищает логова монстров и прочее. Подключённого к сигнальному контуру камня маны без подзарядки хватит на месяц, так что разрешу остроухой отправляться на задания в ближайшие города и с караванами ездить охранником. Это дополнительный «опыт», и новые «уровни».

Шкатулку с драгоценностями я собирался осмотреть уже в лагере. Там есть что-то магическое, его бы отнести к оценщику в следующем городе, а остальное оставить Консерве на продажу.

К лагерю мы вернулись поздно, на деревьях в вечернем полумраке плясал оранжевый свет костра. Консерва едва переставляла ноги от усталости, волоча на плечах дурнопахнущую кожу и сумку с трофеями. По отходу от циклопов она спрашивала про отданный меч, про разрешения ездить в соседние города и прочее — но уже через час заткнулась. Она устала, а я и вовсе говорить не хотел.

Настроение испортилось, но не из-за тремора в руках, несколько уменьшившегося за последние дни — мне хоть и хотелось напиться, но в пути я себе этого не позволю. Я просто понял, почему Налдас так себя вёл, тогда, ведя меня в академию. Почему так искал битвы, почему прятал магическое кольцо в поясе, и почему практически не пользовался «умениями», зачищая лагерь гоблинов.

Я помню, как ксаты в той злосчастной миссии обозначили Налдаса «Старейшим». Он явно разменял не одну сотню лет, добрался до высоких «уровней» и изучил много «умений» и «навыков». И обычные битвы для него потеряли свой азарт и вкус. Именно поэтому он себя ограничивал, применяя весь арсенал только для моей защиты. Налдас пытался вновь почувствовать вкус сражений.

И вот он я, полностью понимаю Налдаса. Как прошла зачистка логова? До нелепого обыденно. За меня всю работу сделали гончие скверны, да и в конце разобраться с пятью монстрами не составило труда. Конечно, меня бы паранойя загрызла, решись я отказаться от каких-то «умений», «Магического щита» и прочего: я не могу рисковать собой, пока крылатые суки ещё живы. Но что-то мне подсказывает, что какого-то азарта от битв можно не ждать.

У лагеря меня насторожила непривычная тишина. Все разумные сидели около костра и молча готовили ужин, да и яркая звёздочка мерцала внутри одной из палаток. Нас с Консервой заметил лысый мужик с волчьим оскалом и негромко поприветствовал. Звёздочка в палатке зашевелилась.

Девочка вылезла наружу. И без того рубиновые глаза заплаканы, сосудики полопались, вокруг глаз опухшие мешки, взгляд жалобный, а губки подрагивают. В руках нет ни куклы, ни книги, а на куртке под подбородком мокрое пятно. Девочка увидела меня и задрожала, сжала кулачки и медленно пошла на встречу. А подойдя — всеми четырьмя руками ухватилась за край моей куртки.

— Соя… — начала говорить та, но заплакала.

— Какого хрена происходит? — я недоумённо уставился на разумных около костра.

— Да кто знает, что у этого существа в башке, — процедил мужик с волчьим оскалом. — Обедали, кашу разложили. Этой дали. Отошла, начала есть. Ну… мы об этой и заговорили. Ну ты же в тот Собор едешь. Вот и думали, чего ты эту в церковь тащить. На словах за церковь эта и… испортилась.

— Оно кричать начало, добродушный господин, — мурлыкнула женщина, стараясь не замечать плачущую девочку около меня. — Что-то кричала про своего хозяина, просила быть здесь. Хотела бежать за вами, но спряталась в палатку. В ней так и просидела.

— Мелкое наказание моей скверной жизни, — я устало помассировал переносицу и присел на корточки. Девочка двумя верхними руками тёрла глаза, нижними продолжая удерживать край моей куртки. — И чего ты плачешь?

— Соя… здесь. По… по-пожалуйста, — протянула девочка, обняв меня всеми четырьмя руками и прижавшись к груди. — Соя… Я всё… всё… только здесь, здесь…

— Да здесь ты, мелкое наказание, — я аккуратно положил ладонь на голову девочки и легонько погладил. — Никто тебя в церковь не отдаст. Я ведь говорил тебе это, так?

— Да, — пролепетала девочка. Поглаживания по голове её чуток успокоили, она постепенно переставала плакать, только шмыгала носом.

— Так в чём проблема?

— Не хочу, в церковь, — девочка как можно сильнее прижалась, будто стараясь вбуравиться мне в грудь. — Не хочу. Больно не хочу.

— Никто тебе больно не сделает, — я аккуратно отодвинул девочку от себя и за подбородок чуть приподнял ей голову, чтобы та посмотрела на меня. — Ты моя собственность. И только я решаю, что с тобой будет. И если я решил, что никто тебя в церкви не обидит, значит — так и будет. Поняла?

— Не обидят? — боязливо тихим голосом спросила девочка. Я кивнул. — Зачем туда?

— Мне надо. Ты будешь со мной, тебя не обидят, — на мои слова девочка опустила взгляд. — Ты, что, не веришь мне?

— Верю. Хозяину верю, — девочка громко шмыгнула и робко показала на землю около моей ноги. — Соя — здесь?

Вот что делать с этим ребёнком? Оставить в Трайске на попечение Консервы нельзя, троптоса вообще нельзя без присмотра оставлять. Её ведь разорвут, события последних дней это ясно показали. Только брать с собой, в одно из двух сердце Всеобщей Церкви, через намечающуюся войну.

Я устало вздохнул, предчувствую все тяжести, доставшиеся мне с этой девочкой. Я с ней действительно намучаюсь, но и бросить на произвол судьбы не могу.

— Да. Соя — здесь, — сказал я, глядя в заплаканные рубиновые глаза. Девочка шмыгнула и, вновь прижалась ко мне, тихонько заплакала.