— Накаркал, — вырвалось у меня.
Позади меня шумел просторный зал гильдии свободных торговцев, разумные живо обсуждали закрытый минутами ранее караван да толковали о городских слухах. За окнами опускался вечерний сумрак, а разносчица носилась по залу с напитками как в обеденные часы. Я стоял около досок с объявлениями о будущих караванах.
Уже как час вереница повозок въехала в город, название которого я даже не собирался запоминать. Ещё перед отправлением во внешнем городе я узнал, что дату праздника Новой Жизни назначили аккурат в числах к нашему прибытию. Но я вовсе не ожидал, что праздник случится послезавтра, а ближайший караван из города собирался через неделю. И то, в сторону Магласии, а север и восток и того дольше ждать.
— Встряли мы, — я потрепал макушку девочки. Тёплый сезон берёт свои права, в шапке голова малышки вспрела и намокла, мои пальцы моментально увлажнились о взмокшие волосы.
— Нам здесь быть, да? — девочка перевела взгляд с объявлений на моё задумчивое лицо.
— Этого я не знаю. Пошли, запакуем лишние вещи и отыщем гостиницу. Там и подумаем.
— И помыться, — девочка сквозь куртку почесала плечо. — Жарко, очень.
— Весна, — я только и смог, что задумчиво протянуть.
Ещё полторы недели назад, выехав из Магласии, я кутался в золотистый меховой плащ и пользовался девочкой как грелкой, а день назад уже не мог спокойно усидеть на месте. Тёплые вещи из золотого меха шестилапого манула не походили к весенней погоде: снег обильно таял и если бы не чуть приподнятый уровень дорог между городами, то где-нибудь в середине пути из-за грязи караван бы встал.
Поначалу, обратившись к работнику гильдии, я планировал арендовать ящик, сложить в него ненужные вещи вместе с тёплой одеждой и оставить в гильдии. Но прикинул, что лучше сразу же и оплатить его доставку до Трайска. Я ещё не знаю, как поступить из-за ближайшего праздника и куда ехать, но, если надумаю двигать на север к океану, то заморачиваться с вещами уже не буду.
Из гильдии мы вышли настолько налегке, что плечи без давления лямок рюкзака непривычно ныли. Рюкзак девочки практически опустел, в нём оставалось только запасное исподнее. Он перекочевал в мой рюкзак, к фляге, исподнему и нескольким магическим инструментам, размерами с палец.
Девочка шла рядом и довольно улыбалась, наслаждаясь лёгкостью без тяжёлой зимней одежды — но мне для улыбок причин не находилось. Напротив гильдии стояло двое разумных, и если бы не «Чувство магии», то я бы не заметил слежки. Два ярких овала преследовали нас до отеля и остались стоять на улице. Изначально я планировал заселиться в одну из дорогих гостиниц, но из-за слежки на полпути изменил маршрут. Потому что в отеле можно оплатить услуги, которых не может быть в гостиницах.
Дежурившая за стойкой остроухая девушка услужливо сообщила, что остались номера с окнами, выходящими во двор отеля. Меня это не волновало, вместе с оплатой двух ночей на столе звякнул десяток золотых монет Арнурского королевства. Девушка всё поняла и показала на встретившего нас в холле слугу, мол, он в нашем распоряжении.
Слуга проводил нас в номер и заверил, что ужин будет готов через полчаса, а в купальню можно уже сейчас. И замер, ожидая приказов. Я сквозь стены показал на угол соседнего дома, где всё ещё стояла двоица. И рассказал об их внешности. Уже через полчаса, когда мы с девочкой сдали нашу одежду в стирку до утра, искупались, переоделись в пижамы отеля — слуга вкатил в номер тележку с пятью разными блюдами.
— Отель воспользовался услугами помощников, — слуга максимально учтиво расставлял тарелки с тушёным мясом и закусками под голодным взглядом девочки. — Они узнали эту двоицу практически сразу. Они из «Вольного ветра». Это наёмники, они в нашем городе живут уже месяц.
— А как… — я побоялся продолжать мысль, лишь показательно покрутил пальцем в воздухе.
— Это не их город. Мы не знаем, почему они остановились здесь, — я в ответ задумчиво посмотрел на слугу, на что тот прокашлялся. — Если вы спрашивали об их знаке, то это атакующая сова с раскрытыми когтями на лапах.
— Понятно, — угрюмо процедил я, старательно заглушая визжащую паранойю. Слуга в этот момент поставил на стол кувшинчик с тёплым компотом для девочки, первый кувшин вина для меня и потянулся за вторым. Я вытянул руку, останавливая слугу. Второй кувшин теперь уж точно излишний.
— Из города можно незаметно выскользнуть?
— К сожалению, стражу и патрули усиливают в преддверии праздника. Но, если желаете, вы можете воспользоваться телегами крестьян. Если, конечно, вы осознаёте весь риск для ксата вне городской черты.
— Более чем. Что за телеги крестьян?
— Крестьяне с ближайших деревень. Они ежедневно доставляют в город зерно и свои продукты. Приезжают, обычно, к обеду. И стараются вернуться дотемна.
— Юго-восток, — выпалил я, ухватившись за спасительную соломинку. — Город, который там находится, он затронут войной?
— К сожалению. Если вам нужна безопасная дорога, относительно печальных событий войны, то советую рассмотреть северо-восток, север и северо-запад.
— Пусть помощники завтра узнают, есть ли кто из самых дальних деревень. И пусть ждут, я заплачу за провоз и ночной постой. И… пусть разузнают, есть ли у наёмников лошади или повозки.
— Это потребует дополнительной оплаты, — услужливо произнёс слуга, а через секунды сгрёб пятёрку золотых и заверил, что завтра к десятому удару колокола всё будет известно. Заодно спросил за провиант, ведь я собрался покинуть город и его пределы самостоятельно, но я решил закупиться на рынке перед отъездом. Хоть и передал слуге фляжку, дабы её заполнили коньяком.
— Мы уезжаем? — спросила девочка сразу после звука закрывшейся двери. Все прошедшие минуты она жадно вдыхала ароматы жаркого, но к еде не притрагивалась, внимательно слушая наш разговор.
— Мы… — я угрюмо вздохнул, посмотрев в рубиновые глаза. Я рассчитывал определиться с судьбой девочки попозже, а теперь даже не знаю, что делать. — Завтра разберёмся, мелкое наказание моей скверной жизни.
— Я — Соя, — с едва уловимой мольбой протянула девочка.
— Я знаю. Ешь давай, пока не остыло.
Девочка обиженно угукнула, взяла ложку и с грустным выражением мордашки уткнулась в тарелку. Она медленно жевала жаркое с видом последней трапезы. Я же едва заставил себя поесть: завтра при любом раскладе понадобятся силы, но мне до скорбного волчьего воя хотелось напиться.
Следующим днём, позавтракав — я решил не выходить из гостиницы и ждать вестей. Не хотелось их пропустить, но ещё больше не хотелось дать наёмникам шанса подумать, что я что-то замышляю. Сколько бы ни думал, а так и не смог понять, каким образом они вообще догадались, что я буду проезжать через этот город. Да, от Магласии практически треть дорог ведёт в затронутые войной города, он ведь остаются другихе дороги. И среди дюжины вариантов наёмники выбрали один, и расквартировались в нём всем оставшимся отрядом.
К десяти часам я получил нужные сведенья. Наёмников восемнадцать голов, лошадей нет, но они тесно знакомы с одной из торговых гильдий. В этом городе у неё приличный парк повозок, с два десятка наберётся вместе с лошадьми и извозчиками. Если не получится быстро выскочить из города, то меня догонят. И никто им мешать не будет, потому что из ближайших городов самый скорый караван выедет сюда только послезавтра. Дороги между городами пусты.
— На улицу не пойдём? — спросила девочка, сидя на диванчике и оперев голову на руки.
— Сидим до упора. Ещё успеем нагуляться.
— Скучно, — прощебетала малышка. — Всё в ящике оставили.
— Обычно, когда говорят это противное слово — обязательно что-то происходит и…
Договорить мне не дал стук в дверь номера. Я недовольно покосился на девочку, на что та боязливо вжала голову в плечи. За дверью стоял слуга.
— Прошу меня простить, но вас желает видеть инквизитор Всеобщей Церкви. Он ждёт в холле.
— Это фуаларал?
— Совершенно верно.
Я придержал в себе восклицание о скверной ситуации, и что по первой же возможности этого длинноухого укорочу не только на уши, но и на голову. Вместо этого я нацепил на пояс кинжал с жезлом и гримуаром, и морально приготовился ко всему, к чему только можно быть готовым.
В холле, сложив руки за спиной, стоял длинноухий в белой церковной робе с красным подолом и золотым поясом с накидкой. Длинные золотистые волосы спадали до лопаток, под тонким носом губы плотно сжаты, а взгляд голубых глаз до отвратительно преисполнен ненавистью ко мне. А рядом с длинноухим стоял нутон в белых одеждах, но с синим подолом, синим поясом и красной накидкой. Его нос искривлён, а взгляд пропитан несдержанным ликованием.
— Добрый день, — надменным голосом заговорил Лаотлетий. — Было доложено, что вы укрываете незарегистрированного в церкви троптоса.
— Я только вчера приехал, — гневно процедил я.
— И вместо регистрации предпочли остаться в отеле, — длинноухий протянул руку парню с искривлённым носом. Тот немедля вытащил из-за пазухи небольшой свиток. — Согласно указу Всеобщей Церкви, с завтрашнего дня этот город признаётся чистым от проявлений скверны. Все зарегистрированные троптос должны быть изолированы. Незарегистрированных троптосов в городе быть не должно, — Лаотлетий сделал шаг вперёд. — Ваш троптос не является собственностью священных миссий Кта’сат, а вы не зарегистрировали его. Немедленно сдайте его.
— Завтра ещё не наступило.
— Настоятель местной церкви готовиться к празднику и не принимает посетителей.
— Я приму это к сведенью, — я тяжело вздохнул, понимая, что выбора у меня нет. Я, как ксат, могу заходить в любые города, а девочка хоть и моё имущество, но от такой ситуации договором не защищена.
— Сдайте вашего троптоса.
— Захлопнись, узээсара-тулеенари.
— Это… — длинноухого мелко затрясло, он натужно вдохнул, успокаиваясь. — Ваши слова следует толковать как отказ? — я коротко кивнул. — Вам, Кта’сат, не запрещено быть в городе. Но с завтрашнего дня к вам будет применено наказание за укрывательство троптос. От десяти плетей до повешенья, в зависимости от решения суда.
— Я приму это к сведенью.
— Надеюсь, — длинноухий развернулся и направился к выходу, гордо чеканя каждый шаг. За ним последовал парень и, прежде чем скрыться за дверью, он через плечо посмотрел на меня и злорадно ухмыльнулся.
Дверь закрылась, холл постепенно утопал в шушуканье посетителей. Они столпились у стен, с интересом наблюдая за произошедшей перепалкой. Мне захотелось сплюнуть и выругаться, но это делу не поможет. Я побрёл обратно в номер, на ходу бросив мимолётный взгляд на слугу. Уже через пять минут он ожидающе смотрел, как я сидел на кровати, прикрыв рот кулаком и пялясь в одну точку.
— Помощники ещё не вернулись? — спустя долгие минуты спросил я.
— Ещё нет. Но могу вас заверить, ежедневно приезжают повозки даже из самых далёких деревень и поселений. Будьте уверены, что вы найдёте провоз. Помощники осведомлены, что вы не поскупитесь и провоз с постоем оплатите золотым.
— Тогда у меня есть ещё одна просьба.
— Провиант в дорогу?
— Он самый. На… — я сочувственно посмотрел в рубиновые глаза девочки. Та сидела в креслице и взгляда с меня не сводила, а сейчас и вовсе жалобно захлопала глазами, отгоняя жидкость с глаз. — На одного разумного, десять дней. И бурдюков для воды.
Слуга не соврал, ближе к обеду в отель примчался парнишка лет десяти. К конюшне северного городского рынка прибыл крестьянин с одной из крайних деревень. Он привёз муку на продажу, в повозке один, обратно поедет через несколько часов и готов не только отвести меня практически к черте между городом и дикими землями, но ещё и дать ночлег.
Я схватил девочку и помчался к рынку, не обращая внимания на слежку. Около конюшни меня поджидало двое ребят с небольшим мешочком: там крупы, сушёные овощи, вяленое мясо. А рядом стоял мужик, нервно теребя в руках войлочную шапку. От моего вида он опешил, но пересилил себя и поклонился, заметив символы на моём гримуаре. Уже через пять минут он замотал в свой пояс тройку золотых монет, на одну больше ради срочности и спешки, а мы уселись на солому телеги.
Девочка с самой гостиницы не проронила ни слова, всё грустно глядела под ноги. Иной раз она грустно улыбалась, шмыгала носом и всхлипывала, едва удерживая слёзы. Я же только и мог, что угрюмо смотреть на девочку.
Мне не было обидно и сожалеть мне не о чём — я лишь корил самого себя за глупые поступки. В этой проклятой Магласии я расслабился до крайней степени, что аж стыдно. Защита совета малиров и Хубара с Малаюнарией притупили моё чувство опасности, и я сам себя подставил. Шепелявящий мужик-то говорил, что с тем парнем пересекался, а я с мужиком о кораблях разговаривал да в ратушу ходил. Кто исключает, что у длинноухого инквизитора нет своих осведомителей в ратуше? Да и от всей этой кутерьмы с запретом троптосов за версту несёт хитро спланированным действием. И чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что и с отсутствием караванов не всё так просто.
К позднему вечеру мы приехали в селение на краю городской черты, пройди километр и законы с договорами прекратят действовать. Самым логичным шагом было идти вперёд и ночью, пользуясь бодрящими зёрнами и выигрывая время — но именно в этот раз самый логичный шаг не самый правильный.
На ночь мы разместились в сенях привезшего нас крестьянина. Девочка аккуратно пристроились с краю накрытой простынёй кучи соломы и практически сразу уснула, лишь всхлипнула несколько раз напоследок. Я же прислонился спиной к стене да так всю ночь и просидел в полудрёме, «Чувством магии» следя за яркими звёздочками в двухсотметровом радиусе.
Часам к четырём утра звёздочек в деревне прибавилось. Они разместились у дальнего края деревни, а к стоящему позади дома овину подошли две звёздочки, сменяемые другой парой через каждые полчаса.
К часам пяти в доме проснулась хозяйка и зашла в сени за вёдрами. И вздрогнула, когда в кромешной темноте из-за её спины вынырнула моя рука и прикрыла той рот и плотно сжала. Женщина брыкалась и извивалась, я с минуту боролся с ней, всё время повторяя, что ничего ей делать не буду. Ей просто не надо кричать. Окончательно женщина успокоилась, когда я сообщил о посторонних около овина. Она вздрогнула и на мою просьбу не кричать и не подвергать нас всех опасности закивала. Очень скоро женщина вышла из дома с вёдрами и инструкцией, что я вроде бы как проснулся, а на улице несколько темно и ещё часа полтора у нас есть, поэтому попробовал спать дальше.
У меня от нервного возбуждения чесались руки и покалывало в спине, пока светящийся овал женщины отдалялся от дома, превращаясь в звёздочку. Около овина к ней вышла дежурившая двоица и, похоже, как и я, сначала прикрыли ей рот руками. Вскоре женщина прошла к корове, а двоица вернулась на пост. Я устало выдохнул. Дело оставалось за малым.
Женщина вернулась в дом и хотела что-то мне сказать, но я оказался быстрее и сперва заверил, что селению и жителям ничего не угрожает. А после — передал ей золотой Арнурского королевства, купив крынку свежего молока и каравай чёрного хлеба, испечённый вчера специально на завтрак.
— Просыпайся, — я потряс девочку за плечо. Та продрала глазки и села, раскачиваясь.
— Доброе утро, хозяин, — сонно пролепетала та, причмокнув губами и пытаясь в темноте сеней различить хоть какой-то силуэт. Я повёл её в дом и заставил умыться, чтобы та окончательно проснулась.
Мы вышли из дома без резких движений, стараясь показать двоице за овином, что о них не знаем и засады не предполагаем. Наверно, именно поэтому мы с девочкой смогли выйти из деревни и отправиться по одной из главных дорог на северо-восток. Народу и караванов на ней, понятное дело, быть не могло.
Поначалу девочка спросонья молча шла рядом, отрешённо смотря под ноги. Но к ней вернулись воспоминания прошедшего дня. Рубиновые глазки вновь увлажнились, девочка шмыгнула и верхней рукой утёрла подступившие слёзы. И едва справилась, чтобы не заплакать. Я нарезал хлеб и протягивал ломти девочке, чтобы та позавтракала. Она мотала головой, не хотела есть и вообще не голодная — но я приказал ей завтракать. После первого ломтя пошёл второй, а за ним и третий. Вскоре треть каравая скрылась в животе девочки, а крынка вполовину опустела.
— Я больше не хочу, — девочка замотала головой.
— Наелась?
— Да, — та запнулась и едва не упала, она вовремя схватилась за мой рукав и сохранила равновесие. Девочка проглотила подступивший ком и подняла голову, со вчерашнего дня наконец-то посмотрев мне в глаза. Жалобный, скорбящим, умоляющим взглядом. — А… что дальше… будет?
— То, что не понравится. Ни мне, ни тебе.
Девочку пробили чувства. Она попыталась успокоиться, но не смогла и беззвучно заплакала. Я не собирался её успокаивать или что-то подобное делать, лишь хотел сохранить оставшийся хлеб на будущее. К сожалению, мой рюкзак забит провиантом на следующие десять дней, да ещё и десяток бурдюков лежит в нём, хоть и пустых. Зато в рюкзаке девочки только кукла и запасное исподнее. В него я хлеб и закинул, собираясь разобраться с этим чуть позже. Молоко же допил, а крынку выбросил. Мне для завтрака этого достаточно, нечего живот набивать перед роковым событием.
Мы шли по дороге долго, час, второй, третий, минуя ровные поля, ещё неготовые к посадке семян, земля в них набухла от талой воды. Холодный ветерок нёс с полей зябкую сырость, залетал за шиворот и под куртку, заставляя ёжиться от холода. Пахло грязью и пожухлой травой, а впереди маячили зелёные кроны хвойного леса с прорубленной широкой просекой.
Каждый час я запускал «Обнаружение жизни». Восемнадцать фиолетовых шлейфов шли за нами практически в полукилометре, хотя в деревню приехало две дюжины звёздочек. Всяко извозчики привезли их и, либо остались дожидаться, либо отправились обратно в город. И это прекрасная новость, да и наёмники без лошадей — но у меня язык не повернётся сказать, что их всего лишь восемнадцать. Этого может быть достаточным даже для меня.
К концу пятого часа пути мы уже как полтора часа шли по дороге, с двух сторон смыкаемой деревьями. До них метров тридцать, так что вряд ли кто-то из наёмников решит отделиться от толпы и спрятаться в лесу. Тем более что я сейчас один и полностью открыт, а на небе ни облачка и солнце светит, а не тёмная облачная ночь без света луны. Расклад не в мою пользу. Но больше оттягивать неизбежное нельзя.
Я остановился, резко. И полной грудью вдохнул сырой лесной воздух. Пахло хвоей и смолой. Девочка по инерции прошла несколько шагов с опущенной головой, прежде чем остановилась. Она уже как несколько часов не плакала, но глазки покраснели, нос опух, а губки подрагивали.
— Всё. Пришли, — я удручённо потёр переносицу и, подумал, что неплохо бы сказать хоть что-то девочке напоследок, но ничего не придумал и лишь развернулся лицом к наёмникам. В кольчугах и коже, с щитами, копьями, мечами, топорами и луками, и с поднятым стягом. Сова с раскрытыми когтями на лапах атаковала свою жертву. Дорога практически прямая, до стяга чуть больше трёхсот метров. Наёмники видели нас с девочкой и злорадно ухмылялись, а лучники специально натягивали пустую тетиву и прицеливались в малышку.
— Это всё, да? — девочка привычно встала по правую от меня руку и, пересилив себя, потянула меня за рукав. Я не нашёл слов для ответа. Малышка всхлипнула. — Мне было хорошо с хозяином. Приятно. Я… Соя… Только… Быстро… не хочу больно. Хочу, чтобы как раньше, с хозяином, приятно…
Малышка заплакала. Я снял с девочки шапку и положил руку ей на макушку, почему-то хотелось напоследок растрепать ей волосы.
— К сожалению, не всё в жизни решаем мы. И даже происходящее сейчас зависит не от нас. Но одно о нас я могу сказать точно — это приключение закончилось, мелкое ты наказание моей скверной жизни.
— Я — Соя, — сквозь слёзы пролепетала малышка, глядя мне в глаза.
— Я знаю, — я угрюмо улыбнулся и растрепал девочке волосы. — А теперь повернись спиной и сядь на корточки. Закрой плотно уши, чтобы ничего не слышать. Зажмурься, чтобы ничего не видеть. Постарайся ни о чём не думать, ну или думай только о хорошем.
Малышка попыталась что-то сказать, но лишь смогла беззвучно открыть рот и пошевелить губами — хотя фразу про то, что она здесь, можно понять и без слов. Девочка всхлипнула и послушно села спиной к наёмникам, закрыла ушки всеми четырьмя руками, зажмурилась. И задрожала.
Я прошёл вперёд на шаг, увеличивая расстояние для мощного замаха. И перехватил поудобней посох. Зелёные утолщения на древке не позволят руке соскользнуть.
Активирован «Пронзающий удар»
Острое основание посоха моргнуло синим. С чавкающим звуком оно вошло в сырую землю строго за спиной девочки. С ухающим звуком на землю упал мой тяжёлый рюкзак, на него примостился гримуар, кинжал, жезл, кольца, именной браслет. Плотный кожаный плащ лёг на девочку, полностью скрывая, а сверху — чёрный пояс, закрывая детскую спину и голову. На землю легла куртка с подогревом, штаны, рубаха, обычные ботинки и ботинки с подогревом. Исподнее.
Холодный ветер обдувал каждый сантиметр голой морщинистой кожи, но от нервного возбуждения я не чувствовал холода, не чувствовал ветра, не чувствовал привычного тремора. Я лишь чувствовал чуть влажную землю дороги под ногами, когда медленно ступал вперёд. Два, три, пять метров от девочки. Это достаточно. Я остановился.
В десятке метров напротив меня встали наёмники, все восемнадцать голов, все восемнадцать ярких овалов от «Чувства магии». Они всё это время смотрели, как я раздевался и ржали лошадьми надо мной, а сейчас скалились охочими до крови бойцовыми собаками.
— Разделся, чтобы членом своих хвастаться? Так мы его тебе отрежем, сука, — выпалил один из наёмников, на что все заржали.
— Чё, госока, — стоявший по центру наёмник вытащил длиннющий кинжал, — оставил всё своё там? Чё, рассчитываешь на быструю смерть? Не мечтай, сука. Мы не торопимся, за каждого нашего брата отомстим тебе. Зарежем мелкую погань и примемся за тебя. Ты сдохнешь в муках, сука.
— Вряд ли.
Внимание, Вы собираетесь воспользоваться основным свойством достижение «Двуединый»
Желаете изменить форму Вашего тела?
Сознание откинуло от точки зрения, она свернулась в трубочки, уменьшилась, истончилась. Мысли разорвало клочьями, истлевшей трухой они облепили трубку. Она покрылась смолянистыми кляксами, больше их, больше. Трубку вывернуло наизнанку, перекрутило, растворило. И обратно развернуло, очистило от клякс, мысли собрались из кусочков сажи, трубка расширилась, точка зрения резко приблизилась и встала на своё место, показывая ошарашенное лица наёмников, бывшие теперь ниже, чем пять секунд назад.
Солнце блеснуло на моей чёрной коже. Шрамы на груди вспыхнули жаром, обрубок хвоста, левая культя и повреждённая морда болью разрывали сознание. Воздух проник в сформировавшиеся лёгкие.
По округе разнёсся крик, подкреплённый болью и шестью сотнями очков в характеристике «Воля». Наёмников пробил страх. Шестеро упали и замерли, трое упали и задёргались в конвульсиях, остальные испуганно замерли. «Рывок» сорвал меня с места. «Удар» лапой разметал разумных. Укус, и чья-то голова взметнулась в воздух. Ещё удар и когти на лапе пронзили чьё-то тело. Кровь брызгала. Мечтавший о пытках наёмник истерично завизжал и бросился к лесу, но спиной поймал «Магические копья» и упал навзничь без движений.
Секунды, и вокруг меня лежали тела. Кто с раздробленной головой, переломанным от удара позвоночником или перекусанные пополам — те всяко мертвы. Упавшие в самом начале может быть и живы, но «Обнаружение жизни» осталось в форме ксата, хотя и без этого у меня достаточно способов для проверки.
В явных живых остался один из наёмников, он упал на спину и пытался отползти, моля оставить его в живых и пощадить, он никому не расскажет и будет молчать. Я придавил его лапой, ломая кости ног. Он заорал от боли, но меня это не волновало.
«Тщедушное существо», — я пробился наёмнику в сознание и, не дожидаясь ответа, толстыми когтями пробил ему грудь. Наёмник выпучил глаза, натужно раскрыл рот. И обмяк. Примерно то же самое я сделал с прочими разумными, наверняка заканчивая это приключение.
Земля чуть вибрировала и подрагивала, пока я медленно ковылял на трёх лапах к оставленным вещам. И мелко дрожащему кожаному кокону. Я остановился около него и привычно захотел цокнуть языком да потереть переносицу, но только неуклюже вывалил язык через повреждённую часть морды да едва не упал, попытавшись перенести вес на культю. Захотелось привычно сплюнуть, но я побоялся опять вываливать язык.
«Вставай, Соя. У нас времени мало», — я пробился девочке в сознание и сразу обрубил канал мыслеречи, чтобы та могла свободно действовать. Кожаный кокон зашевелился, плащ упал на землю. Малышка повернула голову, увидела мою культю, проскользила взглядом по чёрной коже и уткнулась им в обезображенную морду. Она задрожала и плюхнулась на мягкое место и только хотела попятиться, но широко распахнула глазки, уставившись в мой уцелевший глаз.
— Хозяин? — пролепетала та.
«Хозяин, хозяин. Вставай же, Соя, времени мало».
— Соя? — от удивления у неё задрожали губки, а глаза вновь увлажнились. Она подскочила и всеми четырьмя кулачками ударила себя в грудь. — Соя? Соя⁈
«Да Соя ты, Соя».
— Соя, — Соя улыбнулась и на дрожащих ногах подошла ко мне, вытянув руки и приложив ладони к культе левой лапы. — Я здесь?
«Да здесь ты, здесь. Мелкое наказание моей скверной жизни», — я аккуратно тюкнул культёй в макушку Сои. — «А теперь давай работать, позже нахозяйкаешься и наздеськаешься. Нужно прибраться здесь и валить, иначе нам уж точно несдобровать».
Только сейчас Соя догадалась посмотреть на дорогу, на окровавленные и истерзанные тела. Она вспомнила всё произошедшее, резко вздрогнула, потрясла головой, утёрла подступившие слёзки и решительно посмотрела на меня, ожидая распоряжений. Потому что слишком легко сопоставить исчезновение ксата с девочкой и когтистые следы на дороге с восемнадцатью телами там же.
Следующие полчаса прошли на редкость суетливо.
Сначала я приказал девочке завернуть все мои вещи в мой же кожаный плащ и крепко его завязать таким образом, что под узлом можно было протянуть подобие верёвки. Затем девочка принялась осматривать тела, а их плащи вместе с редким провиантом откладывать в сторону. У большей части наёмников за спинами рюкзаков не было, только пятеро несли поклажу. Там несколько длинных мотков верёвок разной толщины, сухих лепёшек с три дюжины и сушёное мяса, и несколько бурдюков с водой. Недостаточно, чтобы продолжить путь по дороге к следующему городу, да и палаток и прочего у наёмников с собой нет.
Я с трупами в зубах курсировал между дорогой и глубокой частью леса, скидывая тела в лесу. Заодно, на одной из ходок, высмотрел стайку волков и в один присест закинул в живот двух серых. Голод не сразу, но чуток притупился. Есть же трупы наёмников я и вовсе не собирался, ибо гадость. Да и кто вообще знает, какую болячку можно подхватить от этих утырков: чесотку, сифилис, гонорею, аутизм?
Очень скоро о случившейся бойне напоминали темноватые лужи на дороге, но первый же дождь избавится от них. Соя успела связать два плаща наёмников большим полотном, нагрузить его трофейными вещами и связать кульком. Его вместе с кожаным мешком она обвязала верёвками. Всё это повисло на локте моей культи, а я прижал лапой девочку к груди и, сказав не дёргаться, взмыл в воздух. Единственные, кто в тот момент видел чёрного дракона — так это лесные звери. И Соя, будто не замечавшая полёта и что-то счастливо мурлыкавшая себе под нос.
Я летел примерно два часа, убираясь как можно дальше от поселений разумных. И приземлился на небольшой лесной полянке, позволяя Сое перевести дух. Да и сам удобно разместился на залитой солнечным светом поляне, собираясь обдумать произошедшее и дальнейший план действий. Заодно позволяя съеденным волкам перевариться и окончательно заглушить голод, а солнцу приятно погреть мою спину. Вот только кое-какое мелкое наказание моей скверной жизни напрочь отказывалась переводить дух.
Соя то прижималась к моему боку, то счастливо оббегала по кругу и заглядывала в уцелевший глаз, то жалостливо гладила культю. Вскоре ей это надоело, и она села рядом, аккуратно придвинулась и прислонилась к моему правому плечу. И довольно заулыбалась.
«Откуда в тебе столько радости?»
— Я с хозяином, — прощебетала Соя. — Это всё, что надо. Вместе быть. Хозяин большой, сильный. И… — она засмущалась. — Это же хозяин со мной говорит? Он тоже как бог, да? Учил меня разговаривать с богами, они ответили мне голосом хозяина. Вот поэтому, да?
«Я не бог, и никогда им не был, мелкое наказание моей скверной жизни».
Соя отвечать не стала, только сильнее заулыбалась и всеми четырьмя руками попыталась обнять меня — но наши размеры несколько отличаются и обнимашки не удались, на что Соя недовольно надула щёки.
— Что дальше, хозяин? Мы… летим куда-то?
«Да, летим. Но сперва надо подготовиться. Нужно рассчитать запасы воды и еду экономить. Тебе она нужна, не мне. Нужно подготовить все вещи к перелёту, чтобы не рассыпались в пути. И сделать тебе что-то наподобие мешка, чтобы я смог привязать его к своей груди и посадить тебя туда», — я задумался, глянув в чистое весеннее небо. До этого я размышлял о дороге и терялся в вариантах, а теперь мне легко и приятно, потому что выбирать больше не надо.
Девочку я бросить не могу, да и не собираюсь. Нам надо всенепременнейше спрятаться там, где нас никто не найдёт. К счастью или к сожалению, но я знаю такое место. Слишком скверное место для сложившейся скверной ситуации, но оно нам подходит.
Да, это отличная идея — переждать и дать церковникам подзабыть случившееся. А там я не знаю, что буду делать, но придумать обязан. По крайней мере уже не только ради своей клятвы, но и ради одного мелкого наказания моей скверной жизни.