Товарищ капитан. Часть 2. Суда не будет

Глава 10

Выстрел из пистолета Макарова прозвучал в кабинете Лёши Соколовского непривычно громко. Рома Кислый посмотрел мне в лицо. В его взгляде я заметил обиду. Взгляд Кислого помутился. Ромины ноги подогнулись. Кислый обмяк и повалился на пол. После выстрела из ПМ звук его падения громким мне не показался. Я схватил сидевшего в кресле Соколовского за волосы. Поднёс к его виску ствол пистолета. Увидел, как из рассечения на Лёшином лбу выступила капля крови и скользнула между бровями к переносице.

Я наклонился к Лёшиному уху и сказал:

— Сиди спокойно, Соколовский. Расслабься. Сегодня я пришёл не по твою душу.

Окинул взглядом комнату. Отметил, что к запаху витавшего в кабинете табачного дыма добавился кисловатый запашок сгоревшего пороха. Увидел, что над письменным столом кружил сигаретный пепел. Заметил, что пепельница укатилась под стол. Окурки замерли на столешнице — два угодили в кофейную чашку. Упал на ковёр и конверт с фотографией директора Нижнерыбинского металлургического завода. Он сейчас лежал на полу рядом с лужицей крови, которая уже появилась около тела Ромы Кислого.

— Сколько человек в доме? — спросил я. — Один около ворот. Сколько ещё?

Прикоснулся стволом к Лёшиному виску.

— Двое, — сказал Соколовский.

Он дёрнул головой, но я за волосы удержал её около пистолета. Капля крови пробежала по Лёшиному лицу. Следом за ней скользнула ещё одна. Из раны на лбу Соколовского тут же выглянула третья. Облако из пепла улеглось на столешницу и на ковёр. С десяток чешуек приземлились на Лёшин халат. Соколовский замер, чуть запрокинув голову. На его шее, под дулом пистолета, вздрагивала жилка. Я выпустил из руки Лёшины волосы. Сдвинул большим пальцем предохранитель. Заметил, что Соколовский вздрогнул.

— Не нервничай, Лёша, — сказал я. — И людям своим скажи, что всё в порядке. Когда они сюда явятся.

Я убрал пистолет за спину, сунул его за пояс. Стряхнул с рукавов рубашки пепел. Отошёл к окну.

Лёша развернул кресло.

Я взглянул на его окровавленное лицо, сказал:

— У тебя здесь есть аптечка?

Соколовский мазнул рукой по подбородку, посмотрел на свою ладонь — там остался кровавый след.

— Ты с ума сошёл, Рыков? — спросил он.

Вскинул на меня глаза.

— Понимаешь, что я с тобой сделаю? — сказал Соколовский. — С твоим братом ментом тоже…

— Ты будешь сидеть тихо и молчать в тряпочку, Алексей Михайлович, — заявил я. — Залатаешь царапину на своём лбу, когда выпроводишь отсюда своих людей. Затем выслушаешь меня. И сделаешь всё то, что я тебе скажу.

Я убрал руки за спину. Кивнул — указал на дверь, из-за которой уже доносился грохот шагов. В кабинет, словно по моей команде, вломились двое молодых мужчин (привратника с ними не было). Они замерли у порога. Сощурились от яркого света, что светил им в лица из окна. Взглянули на Соколовского. Посмотрели на меня. Скрестили свои взгляды на спине мёртвого Ромы Кислого. Я не увидел у них в руках оружия. А их кулаки меня не впечатлили. Заметил, как нахмурил брови Соколовский.

— Пошли вон отсюда! — рявкнул Лёша.

Мужчины дёрнулись.

— Но…

— Вон отсюда! — повторно крикнул Соколовский.

Он вскинул руку, испачканными в крови пальцами указал на дверь.

И уже спокойно добавил:

— Я позвоню, когда понадобитесь. Что непонятного? Закройте дверь.

Мужчины синхронно кивнули головами.

— Конечно, Алексей Михайлович, — произнёс тот, что уже подавал голос.

Парочка попятилась к выходу. Они столкнулись плечами в дверном проёме. Всё же протиснулись в коридор. Мазнули по кабинету любопытными взглядами. Захлопнули дверь. Лёша вынул из кармана носовой платок, размазал по лицу кровавые капли, прижал платок к рассечению на лбу. Он опустил глаза на Рому Кислого. И тут же посмотрел на меня. Я прошёл мимо стола, взял за спинку стул и оттащил его ближе к окну. Установил его рядом с креслом Соколовского, в шаге от головы Кислого.

— Чего ты хочешь? — спросил Лёша.

Он смотрел на меня из-под бровей, прижимал к голове платок. Взъерошенные волосы на его голове топорщились в стороны, больше не прикрывали залысины. Камень на персте ярко блестел.

— Хочу, чтобы ты знал, Алексей Михайлович. Я больше не выполняю заказы частников. С этим я завязал. Я теперь снова работаю на государство. Понимаешь? Так что разбирайся со своим Зинченко самостоятельно.

Я заметил на рукаве своей рубашки каплю крови. Вздохнул.

Сообщил:

— К тебе, Алексей Михайлович, я сегодня пришёл по делу. Вот по этому делу.

Показал рукой на тело Кислого. Расстегнул на рукаве пуговицу, аккуратно подвернул испачканную кровью манжету. То же самое проделал и на втором рукаве.

— Найдёшь себе другого телохранителя, Алексей Михайлович, — сказал я. — Роману Андреевичу Ильину, которого ещё называли Ромой Кислым, вынесен смертный приговор. Я только что привёл его в исполнение. Понимаешь?

Соколовский скривил губы. Посмотрел на затылок Кислого. Перевёл взгляд на моё лицо.

— Приговор? — сказал он. — Какой ещё приговор? Кто его вынес?

Я пожал плечами, ответил:

— Этого я тебе, Алексей Михайлович, не скажу. Знай только, что Роман Ильин виновен в изнасиловании трёх несовершеннолетних девиц. Одну из которых, семнадцатилетнюю Оксану Поликарпову, он задушил. Случилось это тринадцатого апреля этого года. Ты выбрал себе в телохранители не того человека, Алексей Михайлович. За что только что и пострадал.

Я указал рукой на лоб Соколовского и заявил:

— Ничего личного. Так уж вышло. Я только выполнил свою работу.

Лёша хмыкнул, пробежался взглядом по столешнице, но пачку с сигаретами там не нашёл.

— Как уже говорил, — сказал я, — к тебе, Алексей Михайлович, у меня тоже есть дело. Точнее, не у меня, а у той организации, которую я представляю. Но услышишь ты о нём от меня.

Соколовский сунул руку в ящик стола, вынул оттуда новую пачку сигарет. Распечатал её. Закупил.

— Что за организация? — спросил он.

— Её официальное название тебе, Алексей Михайлович, ни о чём не скажет, — ответил я. — Но в народе… и в твоей среде её называют «Белая стрела». Слышал о такой?

Соколовский мотнул головой.

Сказал:

— Нет. Не слышал.

Лёша выдохнул в сторону двери табачный дым.

— Мы правительственная организация, — сообщил я. — Созданная в преддверии предстоящего сокращения, а потом и отмены смертной казни в нашей стране. Уже со следующего года всё меньше смертных приговоров будут приводить в исполнение. А ближе к двухтысячному году таких упырей, как Рома Кислый, согласно Венской конвенции, и вовсе перестанут расстреливать. Государству придётся расходовать средства на пожизненное содержание таких преступников в тюрьмах. А это накладно.

Я пожал плечами.

Указал пальцем в потолок.

— Там, на самом верху, — сказал я, — принято решение, что теперь над подобными нелюдями суда не будет. Приговор им выносят за пределами стен суда. Происходит это без обычных проволочек. Затем такие специалисты, как я, приводят этот приговор в исполнение. Понимаешь? К ним приходит не милиция — к ним являются люди, хорошо обученные убивать. Как именно это происходит, ты, Алексей Михайлович, только что сам увидел. Роман Ильин понёс наказание за убийство Оксаны Поликарповой. Всё.

Я развёл руками.

Сообщил:

— Я намеренно убил Рому Кислого здесь и сейчас. Чтобы ты, Алексей Михайлович, отнёсся серьёзно к моей просьбе. Роман Ильин познакомился со своей будущей жертвой на молодёжной дискотеке в парке «Пионер». Там он заманил девицу к себе в машину. Что произошло дальше, я тебе уже рассказал. Добавлю только, что тело несовершеннолетней Оксаны Поликарповой твой бывший телохранитель зарыл у посадки, рядом с Лисьей балкой. Там, где вы год назад хоронили зареченских. Помнишь?

Рука Соколовского дёрнулась — в воздухе кабинета вновь закружили крупинки пепла.

Лёша затянулся дымом. Задержал дыхание, будто успокаивался.

— Нашей организации в настоящий момент нет дела до бандитских разборок, — сказал я. — Вы прекрасно справляетесь с сокращением своего поголовья и без нашей помощи. Поэтому мы временно не замечаем ваши правонарушения. За исключением тех случаев, когда от ваших действий гибнут обычные люди. Такие, как Оксана Поликарпова. Приговор у нас только один, Алексей Михайлович — смерть. Поэтому постарайся, чтобы в будущем твои дела не задевали рядовых граждан. И следи за своими подручными.

Соколовский хмыкнул. Он стряхнул с сигареты пепел себе под ноги, на ковёр.

— Алексей Михайлович, ты несёшь ответственность за своих людей. Как руководитель. Понимаешь? Расхлёбывать неприятности после их выходок придётся именно тебе. Как в случае с Ромой Кислым. А как ты хотел? Раз уж Роман Андреевич Ильин был твоим подчинённым, то часть вины за его преступления лежит на тебе. На смертный приговор эта вина не тянет. Пока. Но тело девчонки нужно найти и вернуть родителям для захоронения на кладбище. Это и есть моё дело к тебе, Алексей Михайлович.

Я вынул из-за пояса пистолет, указал стволом на Соколовского.

Лёша замер в кресле, лишь дымилась сигарета у него в руке.

— Срок выполнения этого дела: до пятницы, — сказал я.

Передёрнул затвор — патрон выпрыгнул из пистолета и упал на ковёр, замер по соседству с окурком.

Лёша развёл руками.

— Как я её найду? — спросил он.

— Это твоя проблема, Алексей Михайлович. Но Кислый не в одиночку хоронил ту девицу. Подумай, кто ему помогал. Расспроси своих людей. До ночи с четверга на пятницу у тебя ещё полно времени. Найдёте тело девчонки. И там уже решай сам. Либо передай его своим друзьям из милиции. Либо перезахорони тело и сообщи мне его новое место нахождения — дальше я разберусь. Но только помни: если ты не справишься, то в пятницу утром около Лисьей балки будут рыскать милиционеры.

Я взмахнул пистолетом, сказал:

— Милиционеры работаю хорошо не только при запахе наживы, как ты говорил. У них тоже есть семьи. Они понимают, что значит потерять ребёнка. В поисках тела Оксаны Поликарповой они перепашут всю балку и всю посадку около неё. Особенно, если поступит такое указание сверху. Они найдут не только девчонку, как ты понимаешь. И тогда у тебя станет несравнимо больше причин для волнения, чем сейчас. Поэтому отнесись к этому делу серьёзно, Алексей Михайлович.

Я снова передёрнул затвор. Затем проделал это ещё пять раз — патроны из ПМ разлетелись по кабинету. Соколовский снова вздрогнул, взглянул на тот патрон, который замер в луже крови около тела Кислого. Поднял на меня глаза. Соколовский наблюдал за тем, как я вынул из кармана джинсов носовой платок и тщательно протёр им пистолет. Лёша затянулся табачным дымом. Я положил ПМ на столешницу рядом с кофейной чашкой. Лёша коснулся разряженного пистолета взглядом.

— Вот и всё, Алексей Михайлович, — сказал я. — Других дел у меня к тебе пока нет.

Встал со стула.

Тут же добавил:

— И да… заканчивай эту комедию с похищением денег и с наездами на моего младшего брата. Это лично я тебе советую. Та троица преступников из Белгородской области была под колпаком у нашей организации. Там, в посёлке Зареченский, в доме на острове, в ночь с четверга на пятницу находился наш наблюдатель. Убедиться в этом несложно: на чердаке дома остались следы от его пребывания. Наш человек видел и красную «шестёрку», что приезжала на остров под утро, и тебя, и Рому Кислого.

Я улыбнулся.

— Я только всё хотел спросить, Алексей Михайлович. Почему в гастролёров выстрелили семь раз? Почему зажали восьмой патрон? Или на этот патрон у тебя были другие планы?

Примерно пять секунд мы с Лёшей смотрели друг другу в глаза. Затем Соколовский дёрнул плечом.

— В магазине оставалось только семь патронов, — сказал он. — Восьмой выстрел был пристрелочным. Я израсходовал его на пустыре около моста в город.

Я кивнул головой.

— Ясно. Тогда прими бесплатный совет, Алексей Михайлович. Не трогай пока Зинченко. Повремени с этим до сентября. А там, глядишь, он и сам исчезнет с твоего горизонта. В Москве назревают интересные события. Скажу тебе по секрету: Советский Союз доживает последние месяцы, если не дни. Скоро Министерства СССР отойдут от реального управления. Ельцин повсюду продвинет своих людей. В том числе и на директорское кресло нашего металлургического завода. Понимаешь?

Соколовский сощурился. Смотрел на меня.

У него перед лицом извивалась в воздухе струйка серого табачного дыма.

— Иногда полезно просто посидеть у реки, Алексей Михайлович, — сказал я. — И тогда ты увидишь, как по ней проплывёт тело твоего поверженного врага.

Мысленно я добавил: «Если сам до этого доживёшь».

Я шагнул в направлении двери и заявил:

— Жду от тебя известия о местонахождении тела убитой девчонки, Алексей Михайлович. Найди его. Жду отчёт о твоих успехах до вечера четверга. Время на поиски истечёт в ночь с четверга на пятницу. Ровно в полночь, как в сказке про Золушку.

Лёша махнул рукой — блеснул камень на его перстне.

— Я понял тебя, Дмитрий Иванович, — тихо сказал Соколовский. — Я всё решу. Что мне делать с… этим?

Он показал сигаретой на тело Романа Ильина.

Я наклонился, прикоснулся двумя пальцами к шее Кислого. Пульс на ней не обнаружил.

— Теперь это твоя проблема, Алексей Михайлович, — сказал я. — Разберись сам. Ты в таких делах опытен. Не мне тебя учить. Знаю только, что в земле около Лисьей балки ещё полно места.

Я вышел из кабинета Соколовского. Прошёл по этажу до лестницы, рядом с которой на кожаном диване сидели мужчины, прибегавшие в Лёшин кабинет на звук выстрела. Они проводили меня взглядами, но с дивана не встали. Я без помех спустился на первый этаж особняка. Вышел на улицу, где у входа в дом одиноко стояла моя «копейка».

Не задержал меня и хмурый привратник. Он (опять же, вручную) распахнул перед капотом моей машины створки ворот. Я выехал на шоссе и повернул в направлении своего дома. По пути домой я взглянул на тот самый забор, о котором мне рассказывал Соколовский. Подумал: «А ведь в прошлый раз Димка, похоже, всё же убил Зинченко».

Дома я первым делом прошёл к столу в комнате и открыл блокнот. Пролистнул его до абзаца, начинавшегося со слов: «Роман Андреевич Ильин, Рома Кислый. 13 апреля 1991 года убил в городе Нижнерыбинск Оксану Поликарпову, 17 лет. 1 мая 1992 года…» Я посмотрел на имена и фамилии двух других девиц, в известном мне прошлом ставших жертвами Ромы Кислого. Отметил, что до абзаца с перечислением преступлений Ильина я добрался вне очереди. Подумал: «Лучше раньше, чем никогда». Перечеркнул абзац двумя почти параллельными косыми линиями. Закрыл блокнот и бросил его поверх двух других.

Снял рубашку, взглянул на испачканную кровью манжету. Вспомнил, как неоднократно описывал в своих романах способы быстро и без особых усилий убрать кровь с одежды. В моих книгах герои к этим способам прибегали неоднократно. Потому что не чурались крови преступников. В моих романах они тёрли кровавые пятна на своих одеждах хозяйственным мылом под холодной водой; использовали соль, лимонный сок, белый уксус и перекись водорода. Я сообразил: лимонного сока у меня сейчас дома не было. А вот прочие способы вполне годились. Я решил, что испробую их на практике. Но сделаю это чуть позже.

Бросил рубашку на кресло, прошёл в прихожую. Остановился напротив зеркала. Потрогал пальцем шрам-вмятину у себя под ключицей. Поднял глаза — увидел точно такое же белое пятно и под ключицей отражавшегося в зеркале Димки. Димкин взгляд показался мне спокойным, слегка уставшим. Привычной иронии в глазах старшего брата я сейчас не заметил. Сколько ни пытался, но так и не вспомнил о том, чтобы Димка «тогда» разговаривал со мной о пропавших деньгах Лёши Соколовского. Мне тогда казалось, что старший брат и вовсе не знал о той моей проблеме. Я не обратился к нему за помощью. А он мне помощь не предложил.

Я посмотрел Димке в глаза и сказал:

— Значит, ты поверил тогда Соколовскому? Ты поверил, что это я украл Лёшины деньги? Как же так, брат? Почему ты просто со мной не поговорил? Ведь у меня не было от тебя тайн. Я бы тебе всё честно рассказал. Разве ты не знал об этом? Почему ты не заехал ко мне после того разговора с Соколовским? Ведь у тебя же он тоже состоялся. Я в этом не сомневаюсь. И ты поверил Лёшиным словам. Ведь так, брат? Ты поверил в то, что я вор!‥ Ведь так? Иначе бы ты, брат, не убил Зинченко.

Я протянул руку к зеркалу — Димкино отражение сделало то же самое. Я прижал ладонь к ладони брата. Но почувствовал лишь холод стеклянной поверхности.

— Мы мало с тобой, брат, общались «тогда». У тебя появились тайны, которые ты от меня скрывал. Теперь я это точно знаю. А мне скрывать было нечего. Тем более от родного брата. От тебя, Димка. Неужели ты думал, что я не рассказал бы тебе о деньгах… если бы действительно тогда их прикарманил? Или ты решил, что я тебе солгу? Потому и не расспросил меня? Тебе проще было рассчитаться с Соколовским, чем поверить моим словам? Почему, Димка? Я… правда, не понимаю.

Я покачал головой — Димка в зеркале сделал то же самое. Этот его жест походил на просьбу о прощении.

— Я не злюсь на тебя, брат, — сказал я. — Честное слово. Ты не поверил в мою невиновность. Но ты меня защищал. Спасибо, Димка.

Увидел, что мой старший брат в зеркале ухмыльнулся — невесело, будто скептически.

— Ты выполнил условия Лёши Соколовского, — сказал я. — Те самые, которые он озвучил мне сегодня. Директор металлургического завода умер в субботу третьего августа. Утонул. Несчастный случай. Женька Бакаев говорил, что ничего криминального в той смерти не обнаружили. Всё случилось, как и хотел Соколовский. Да и Лёшиных денег я не брал. Он это прекрасно знал. Понимаешь? Получается, что у Соколовского тогда не было причины для моего устранения.

Димка в зеркале вскинул брови — раньше я за ним такой привычки не замечал.

— Но на меня покушались уже в понедельник, пятого числа, — произнёс я.

Пожал плечами — Димка отреагировал на мои слова тем же жестом.

Я помассировал тонкую белую полосу шрама между средним и указательным пальцем на своей руке — Димка так делал время от времени; сделал он это и сейчас.

— Не вижу в этом никакой логики, — сказал я. — К тому времени у Лёши ко мне уже не было никаких претензий. Даже официально. Он ведь устроил всю эту подставу с деньгами только ради тебя, Димка. Чтобы ты убил Зинченко. Разве не так? Не удивлюсь, если окажется: он сам вызвал из Белгородской области ту троицу. Разыграл целую пьесу, чтобы только ты, брат, выполнил его задание. Директор завода умер, деньги остались у Соколовского. Так какого чёрта в меня стреляли?