Обрез охотничьего ружья я разобрал на части. Вовка наблюдал за моими действиями, но вопросов о моём оружии больше не задавал. Он (как и я) прекрасно понимал, что Димка бы на них не ответил. Мой старший брат наверняка отшутился бы или вовсе проигнорировал неугодные ему вопросы. Я бы теперь поступил так же, как Димка. Но Вовчик благоразумно сдержал своё любопытство. Он задумчиво взглянул вслед убежавшей собачьей стае. Затем бросил взгляд на мой ПМ и на берег реки, где рыбачила его дочь. Вынул из бардачка в машине и нацепил на себя кобуру с пистолетом (я хранил её там же в прошлой жизни после наездов Лёши Соколовского и Ромы Кислого). Надя заметила его манипуляции, посмотрела мужу в глаза и кивнула (так она обычно соглашалась с моими действиями).
Я прошёлся вдоль берега, утопил в реке части обреза (в разных местах). Затем подобрал с земли две мятые ржавые консервные банки и прогулялся к кустам шиповника. Вовкину машину отсюда я не рассмотрел. Подвесил банки на ветки кустов, словно новогодние игрушки на ёлку. Отошёл от них на десяток метров, достал ПМ. Вскинул руку и дважды нажал на спусковой крючок. Стрелял, почти не целясь. Как тогда, в кабинете Лёши Соколовского. Выстрелы-щелчки пистолета показались не такими ух громкими после грохота пугача. Обе банки слетели с веток и покатились по земле. Я хмыкнул, подобрал с земли гильзы. Подошёл к банкам и убедился, что они слетели с веток не случайно. Спрятал за пояс пистолет и вернулся на берег. По дороге к машине я бросил стреляные гильзы в воду за камыши.
Раколовки я собрал, как учил нас с братом папа. Закрепил на вершине каждой из палок капроновую нить. К концам нитей прикрепил по куску протухшего мяса. Запашок у моих снастей был не самым приятным. Я заметил, как следившая за моими действиями Надя брезгливо поморщила нос. Вовка к тому времени уже спустился на берег к дочери. Я то и дело замечал, как взлетали над камышами тонкие концы бамбуковых удилищ. Слышал радостные возгласы своей племянницы.
Я надел подаренную мне Лизой панаму, вручил Наде свой пистолет. Вовкина жена не отказалась от оружия. Она взвесила пистолет в руке, поинтересовалась количеством патронов в магазине. Я сообщил ей, что два патрона только что израсходовал на пристрелку. Надя кивнула, проверила положение флажка предохранителя. Она прогулялась вместе со мной до спуска к камышам. Передала мне раколовки, когда я добрался до кромки воды. Пожелала мне удачи и смущённо отвела взгляд.
В камышах я не скучал. Потому что Коля Синицын меня всё же тогда не обманул (хоть и слегка приукрасил действительность). Нити на раколовках натягивались регулярно. Я то и дело поднимал на поверхность привязанные к палкам куски мяса, за которые крепко держались клешнями зеленовато-коричневые раки. Вода в реке была тёплой. Я регулярно опускался в неё по самый подбородок — прятался там от круживших надо мной мелких кровососов. Дважды отрывал от ног пиявок. Наблюдал за танцами водомерок. Хорошо рассмотрел проплывшую по поверхности реки у самой моей груди небольшую гадюку.
Металлическая сетка постепенно наполнилась добычей. Копошившиеся в ней раки толкали друг друга клешнями, грозно помахивали длинными усами. До полудня из воды я выбрался лишь однажды — позавтракал бутербродами с «крымским» паштетом, а заодно и разузнал, как шла ловля рыбы у Лизы и у Вовки. Надя мне сообщила, что её муж и дочь наловили уже килограммов пять карасей. Но заветные сазаны пока обходили их крючки стороной. Я вернулся к раколовкам — собрал со дна жадно державшихся за наживку раков. Ближе к полудню уже заметил, что добыча едва помещалась в сетку.
А потом услышал громкий Лизин крик.
— Дима!
Мне показалось, что из воды я выпрыгнул подобно черноморскому дельфину. По отвесному земляному склону я взобрался почти мгновенно. За три секунды я домчался до того места, где в камышах рыбачили Лиза и Вовка.
Опустил взгляд и увидел внизу на фоне бликующей поверхности реки радостное лицо своей племянницы. Лиза держала в руках большого сазана. Я заметил: на щеках племянницы появились ямочки, а Лизины глаза светились от счастья.
— Димочка, смотри, какую рыбину я поймала! — сказал Лиза. — В ней килограммов пять, не меньше! Я сама её выловила! Честное слово! Папа только на берег её вытащил, чтобы она не сломала удочку.
Вовка и Надя приняли решение, что уху они сварят дома. Я не сомневался, что такому решению поспособствовал утренний визит стаи собак. Больше собаки нас сегодня не побеспокоили. Но мы о них не забыли (изредка слышали вдалеке их лай). Поэтому решили, что пообедаем в городе (в доме моего младшего брата).
Лиза возвращалась в Нижнерыбинск радостная и счастливая, чувствовала себя героиней. Пойманный ею сазан оказался единственным. Прочий улов рыбаков состоял из серебристых карасей и парочки крупных окуней. Но ещё мы увезли от реки примерно полтора десятилитровых ведра раков, один из которых тоже был Лизиной добычей.
У Вовки я задержался до вечера. Поделился с младшим братом известными мне рецептами ухи на костре (дома уху варила Надя). Попробовал пожаренное на сковороде мясо сазана — Лиза внимательно следила за моей реакцией.
Вернулся в свою квартиру уже затемно. Сегодня вечером я остался без новой порции Лизиных сочинений (племянница пообещала, что новая глава будет уже завтра). Поэтому я посвятил вечер чистке пистолетов.
В воскресенье (четвёртого августа) я привёл в порядок свои записи. Отметил: написанного за прошедший месяц текста хватило бы для издания его отдельной книгой. Я рассортировал блокноты по кучкам. Три блокнота запечатал в большой конверт, оставил на нём пояснительную запись. Положил в отдельный конверт и стопку тетрадных листов — записанная на них инструкция по объёму текста тянула на небольшую повесть. Блокнот с нарисованным на обложке Московским Кремлём я минут пять вертел в руках, задумчиво посматривал на голубое небо за окном. Но потом всё же запечатал в отдельный конверт и его. Сделал на нём пометку: «Деньги».
Вечером я снова явился к Вовке. Не увидел у забора «Запорожец» Бакаева. Не рассмотрел во дворе и мотоцикл Синицына. Ещё у ворот я почувствовал запах варёных раков (Вовка вчера пообещал, что сварит их по моему рецепту: на пиве, с добавлением лаврового листа и душистого перца). За столом под вишней меня дожидалась лишь племянница (после вчерашней рыбалки у Лизы покраснел кончик носа). Она сообщила, что «никто ещё не приехал». Вручила мне зелёную тетрадь с новой главой своего романа — проследила за тем, как я отнёс тетрадь в машину (чтобы не забыл её и не потерял).
Мы с Владимиром уселись во дворе. Выпили по бутылке пива «Ячменный колос» до того, как у забора припарковался автомобиль Бакаева. На этот раз Женька пришёл без традиционной банки вина. Но принёс гирлянду из сушёных бычков, которых в начале июня поймал на Каховском водохранилище. Вовка при виде рыбы махнул рукой и заявил, что рыба нам сегодня не понадобится. Женька поводил носом, шумно втягивая воздух. Улыбнулся и уверенно заявил: «Раки». Он уронил связку бычков на стол, потёр ладонью о ладонь. Недовольно посетовал на то, что «этот Синицын» опять опаздывал.
Коля Синицын подкатил к воротам на четверть часа позже оговоренного времени. Я почти не сомневался, что Николай намеренно опоздал, чтобы Вовка и Женька оценили эффектность его появления. Коля приехал сегодня к моему брату не один. Раньше Синицына с мотоцикла соскочила наряженная в джинсы и в серую блузу женщина (с «почти третьим» размером груди и с «талией балерины»). Яна и Коля вошли во двор плечо к плечу. Оба в красно-белых мотоциклетных шлемах и с улыбками на лицах. Мне показалось, что Яна улыбалась смущённо. А вот в белозубой улыбке Коли Синицына я смущения не заметил.
Вовка и Бакаев переглянулись.
— Это уже интересно, — произнёс Женя.
— И неожиданно, — добавил мой младший брат.
Я вспомнил, что при первом знакомстве с Яной Терентьевой мы с Женькой «тогда» произнесли эти же фразы.
Пиво с раками стало прекрасной заменой «традиционному» креплёному вину. «Ячменный колос» лишь поначалу казался мне кисловатым. Но затем я «распробовался» — вкус ракового мяса неплохо сочетался с этой пивной «кислинкой». Надя, как обычно, составила нам за столом компанию. Мне показалось: её порадовало появление в нашем коллективе ещё одной женщины. Уже через полчаса после появления во дворе Тереньевой и Синицына наш коллектив разделился. Яна и Надя активно друг с другом общались, отсев от мужской части компании на другой конец стола.
Я сообразил, что в моей прошлой жизни они так и не познакомились. Яна «тогда» видела мою жену лишь на фотографиях. А ещё мы с Терентьевой в той, в прошлой жизни, ни разу не танцевали. Я решил, что сегодня исправлю это упущение, когда Вовка вынес из дома кассетный магнитофон «Соната М-216». В прошлом году мы… они с Надей купили этот магнитофон, как подарок на очередную годовщину своей свадьбы. Обошёлся он в двести шестьдесят рублей (десять рублей я тогда приплатил «сверху»). Узнал я и кассету, которую мой младший брат извлёк из пластмассового подкассетника.
«Немного теплее за стеклом, но злые морозы…» — зазвучал из динамиков голос Юры Шатунова. Вовка тут же пригласил на танец свою жену. Синицын рванул к Яне. Мы с Женей Бакаевым достали из стоявшего у ствола вишни ящика по бутылке пива. На веранду вышла Лиза. Она не спустилась по ступеням, а подошла к перилам. Улыбнулась. Наблюдала за тем, как танцевали её родители. Я вспомнил, что «Белые розы» — любимая Надина песня. Моя жена мечтала, что однажды мы с ней попадём на концерт группы «Ласковый май» и послушаем, как молодые парнишки споют эту песню со сцены «вживую».
«Люди украсят вами свой праздник…» — пел тонкий мальчишеский голос. Мы с Женькой отсалютовали друг другу бутылками (пиво мы принципиально пили «из горла»). Я взял из тарелки рака. Оторвал раковую шейку, посмотрел на довольные лица танцующих Нади и Вовки. Вспомнил, что в прошлой жизни мы с женой в последний раз танцевали не в это воскресенье, а ещё в июле (в Крыму мы трижды посетили огороженную решётчатым забором танцплощадку). Посматривал я и на Синицына, плясавшего рядом с Яной. Коля смотрел своей Терентьевой в глаза, будто гипнотизировал её взглядом.
Какая песня прозвучит вслед за «Белыми розами» я вспомнил, когда ещё звучал голос Шатунова. Ведь это я много лет назад делал записи на эту кассету. «Ты пришёл такой ненужный…» — запела Алла Пугачёва. Вовка и Коля вернулись за стол. Яна и Надя остались на пятачке около собачьей будки, где сегодня была танцплощадка. Мой младший брат и Синицын открыли пиво, потянулись за раками. Я наблюдал за тем, как их подруги выплясывали под пение Аллы Борисовны. Смотрел на Яну и на Надю. Но вспомнил вдруг о Саше Лебедевой. «Во вторник ей позвоню», — напомнил я сам себе.
Вовка и Женя расспрашивали Колю о том, где он «раздобыл такую красавицу». Синицын рассказал им правду. С той лишь поправкой, что не упомянул о моей роли в их с Яной знакомстве (по моей просьбе). Коля гордо описал, как явился к Терентьевой домой с букетом цветов и пригласил её в кино. Рассказал, как поцеловал Яну по пути из ресторана. Вовка и Женька поочерёдно похлопали своего «отчаянного» приятеля по плечу. Принялись вспоминать о том, как «много лет назад» они познакомились со своими жёнами — Коля Синицын в очередной раз слушал рассказы своих друзей и снисходительно улыбался.
Под песню в исполнении Александра Серова я всё же станцевал с Яной Терентьевой. Мы с Женькой скомандовали Коле и Вовке «отбой» и рванули на танцплощадку к их женщинам. Бакаев успел к Наде первый. Поэтому я положил свои руки на талию Яны. Терентьева улыбнулась мне, скосила взгляд на притворно хмурившегося Синицына. Я заметил улыбку на лице танцевавшей справа от меня Нади. «…А может снова всё начать?» — пел Александр Серов. Яна Терентьева лукаво усмехнулась, склонилась к моему уху и сказала: «Спасибо вам, Дмитрий. За Колю». Я ухмыльнулся и кивнул ей в ответ.
В начале следующего танца ловкий Бакаев переметнулся к Яне Терентьевой. Я мазнул взглядом по лицу замершей на танцплощадке Нади и вернулся за стол под вишню. Вовкину жену пригласил на танец теперь уже искренне расстроенный Синицын. Лиза не следила за плясками родителями — вернулась в дом. Мы с младшим братом наблюдали за танцами, сидя за столом. Пили пиво, ели раков, общались. От бесед на тему преступников и преступлений я отказался. Сказал Вовке, что на подобные разговоры у меня сейчас не было настроения. Поговорили о футболе. Затем я поинтересовался планами брата на завтрашний день.
— Да всё, как обычно, — ответил Владимир. — Заберу Надю с работы, поедем домой.
Он пожал плечами. И вдруг вскинул брови.
— Хотя нет, — заявил Вовка. — Завтра же у неё примерка юбки. Точно.
Мой младший брат усмехнулся.
— Надя в Керчи юбку себе купила, — сообщил он. — Нужного размера не было. Поэтому взяла большой. В среду мы ездили к швее. Завтра к ней снова наведаемся, проверим результаты. К половине шестого. Так что домой вернёмся позже.
Я мысленно отметил, что планы Вовка и Нади на понедельник пятое августа остались прежними. Такими же, какими они были «тогда» и у меня. Я встретил тогда жену. Повёз её к швее. Теперь Владимир и его жена снова окажутся на «том самом» перекрёстке в «то самое» время. Я слушал рассказ своего младшего брата о крымских винах. Вспомнил, как капала кровь с подбородка умиравшей Нади. В прошлый раз я наблюдал ту сцену всего пару секунд. Пока сам не потерял сознание. Подумал: «В прошлой жизни мы с Надей перешитую юбку так и не увидели. Потому что к швее мы в тот понедельник не доехали».
Домой меня в воскресенье вечером отвёз Женя Бакаев. По пути я расспросил Бакаева о его детях. Предсказал Женьке, что его старший сын окончит юрфак, но не станет ни адвокатом, ни милиционером — он будет известным в Москве ресторатором. Пообещал, что младший Женькин сын (Сергей Бакаев) станет прокурором. Он не поедет к брату в Москву, а останется в Нижнерыбинске рядом с родителями. Бакаев в шутку меня спросил, в каком звании он уйдёт на пенсию. Я в ответ пожал плечами. Ответил, что «теперь» у Женьки будет возможность дослужиться и до генерала. Если только он не станет «обычным безработным долларовым миллионером», потому что такая возможность у него в будущем тоже обязательно появится.
Перед сном я прочёл очередную главу Лизиного романа. Почти на полчаса она отвлекла меня от реальности. Я исправил в тексте дочери орфографические ошибки — отметил, что их стало значительно меньше. Прикинул, какие журналы сейчас напечатали бы Лизину историю. В том, что роман вполне сгодится для печати, я уже не сомневался: мои первые тексты были ничем не лучше, но их всё же напечатали на бумаге. На ум мне пришёл журнал «Юность». Все прочие варианты показались спорными. Но я журналы позднего СССР почти и не помнил. Литературой я заинтересовался, будучи гражданином Российской Федерации. Я положил Лизину тетрадь на тумбочку и подумал о том, что по поводу журналов проконсультируюсь с Лебедевой.
В понедельник рано утром я встретился с Колей Синицыным. К тому времени на улице ещё было не жарко. Я стоял у двери гаража, подставлял лицо свежему ветру. Николай не подвёл меня: подкатил ко мне на мотоцикле, заглушил двигатель, ловко спрыгнул на землю. Он погладил свою «вишнёвую лошадку» по слегка запылившемуся металлическому боку.
Коля пожал мою руку, вручил мне ключи от мотоцикла и свой модный мотошлем. Я закатил мотоцикл в гараж, закрыл ворота. Синицын воздержался от расспросов. Он лишь спросил, довезу ли я его до отделения. Я ответил, что выполню своё обещание. Напомнил Николаю, чтобы он сегодня воздержался от рассказов о нашей сделке при общении с моим младшим братом.
К «родному» ОВД мы с Колей поехали на моей «копейке». По пути беседовали о вчерашних танцах и о том, как «парни обалдели» при виде Яны Терентьевой. Я предсказал Синицыну, что отец Яны в недалёком будущем станет депутатом нашего Горсовета. Но Коля отмахнулся от этого известия и заявил, что он и сам не засидится в «простых капитанах».
Я остановил машину у тротуара напротив входа в отделение милиции.
Мы с Колей попрощались.
— Удачной службы, Николай, — сказал я.
Синицын кивнул и произнёс:
— Дмитрий, ты… это… скажи, если нужна моя помощь.
Николай потёр пальцем усы.
Я улыбнулся и ответил:
— Всё будет хорошо, Коля. Я справлюсь.