Глава 5

Ночью я на чердак не поднимался.

Уснул в комнате на втором этаже ещё до того, как на улице стемнело.

Ночью мне снилось, что я вместе с Вовкой, Надей, Лизой и Сашей Лебедевой гонял по улицам Ленинграда космических пиратов.

Открыл глаза — увидел, что за окном рассвело. Посмотрел на циферблат наручных часов и прикинул, что примерно через десять часов гастролёры из Белгородской области ворвутся в здание администрации Нижнерыбинского городского рынка и расстреляют там из обрезов четверых подручных Лёши Соколовского.

Вспомнил, как Саша Лебедева у меня спросила: «Дмитрий, но ведь ты же предотвратишь это преступление? Ты же не позволишь, чтобы те два охранника на рынке погибли?»

* * *

Александра Лебедева задала мне этот вопрос в поезде, когда мы ехали в Москву. Вечером. Через десять часов после того, как я убил Ларионовского мучителя.

Я посмотрел тогда Саше в глаза и ответил:

— Позволю. Они умрут. Как и в прошлый раз.

— Но… почему?

Саша приподняла правую бровь.

— Такие изменения будущего я не планирую.

— Дмитрий, я… не понимаю, — сказала Лебедева.

Она пожала плечами, скрестила на груди руки.

Вагон покачнулся — Саша ударилась плечом о стену.

— Всё очень просто, — сказал я. — Считаю, что эти парни сами выбрали свою судьбу, когда примкнули к банде Соколовского. Они не белые и пушистые. Они обученные бойцы, каких под началом Лёши сейчас ходит примерно три десятка. Вполне возможно, что это именно они в девяностом году расстреляли в ресторане «Кавказ» Лёшиных зареченских конкурентов.

— И что с того?

— В посадке, в трёх километрах от посёлка Зареченский, в девяносто седьмом году милиционеры нашли целое кладбище безымянных могил. Там люди Соколовского хоронили тела своих жертв. Об этом рассказали подручные Соколовского на суде. Были на том кладбище и захоронения конца восьмидесятых годов, и свежие, сделанные в середине девяностых.

Я покачал головой.

— Девяностые только начались, Саша. Бандитских разборок в ближайшем будущем будет много. В том числе и у нас в Нижнерыбинске. Сколько, по-твоему, человек убьют те два бойца из бригады Лёши Соколовского, которых я спасу на рынке? Чем жизнь этих людей ценнее тех жизней, которые эти охранники с рынка отнимут в будущем?

— А если они никого не убьют? — спросила Александра. — Такое ведь возможно.

Она прикоснулась пальцем к родинке над своей губой, словно скрыла её от моего взгляда.

— Возможно и такое, — сказал я. — Признаю. Вот только те события на рынке напрямую связаны с убийством Нади. Я так считаю. Поэтому я не вмешаюсь в них. Иначе всё запутаю в известном мне будущем. Сейчас я знаю, что и когда произойдёт. Подготовлюсь к тем событиям. Тут важно расставить приоритеты. Я их для себя расставил. Понимаешь?

— Не уверена, — ответила Александра.

Я покачал головой и сообщил:

— Саша, я не вмешаюсь в судьбы тех охранников с рынка. Я так решил. И не передумаю.

* * *

Утром я бежевый автомобиль из чердачного окна снова не увидел. Хотя рассмотрел в бинокль все места перед соседним домом, где тот автомобиль могли спрятать. Сделал это скорее от безделья, чем из необходимости. Потому что прекрасно помнил: в прошлый раз «Москвич-427» не прятали — он преспокойно стоял по центру двора, когда мы с Колей и Женькой явились сюда, на остров.

В своей книге «Суда не будет» я рассказал, как троица доблестных милиционеров ворвалась в занятый преступниками дом — с криками и с предупредительной стрельбой в воздух, как и полагалось положительным героям. Троица преступников встретила милиционеров выстрелами из обрезов. Преступники промахнулись. И были наказаны за неповиновение: всех троих милиционеры арестовали.

В реальности же всё случилось иначе. Мы проникли в тот двор тихо, по-кошачьи. С табельными пистолетами наизготовку. Но не выстрелили ни разу. Обнаружили, что преступников убили до нашего появления на острове. Всех троих. Из пистолета Макарова. Эксперты сообщили, что гастролёры умерли рано утром: примерно через час после того, как неизвестный позвонил Женьке Бакаеву.

Именно это обстоятельство тогда нас спасло от обвинений в убийстве подозреваемых. Хотя подозрений в расстреле налётчиков с нас оно полностью не сняло. В рапортах мы все трое едва ли не поминутно описывали, чем занимались в то утро до появления в отделении. Как это часто делали герои моих романов, состоявшие в законспирированном отряде по борьбе с преступностью «Белая стрела».

Ещё тогда мы доказывали начальству, что никаких денег в доме на острове не нашли. Пропажа денег, мне тогда показалось, всех взволновала больше, чем убийство пятерых человек за неполные сутки. О тех деньгах мы писали в рапортах. О них нас расспрашивали сослуживцы (парней из отдела волновало, какую именно сумму мы прикарманили). В пропаже денег меня обвинил Соколовский.

В моём романе сумки с деньгами милиционеры нашли в багажнике автомобиля. Какая там была сумма, они не узнали: не снизошли до подсчёта. Благородные советские милиционеры не присвоили бандитские деньги. Они разожгли из найденной у гастролёров наличности большой костёр — я смаковал в своей книге его описание: в деталях рассказал читателям, как горели те «кровавые» деньги.

* * *

Днём я снова взял в руки Лизину тетрадь. Отыскал в доме карандаш, подправил в «романе» орфографию и пунктуацию. Не без удивления отметил, что при первом прочтении не заметил множество ошибок.

По собственному опыту я знал: обычно подобное случалось, когда читатель увлекался рассказанной ему историей. Я снова от корки до корки прочёл Лизин рассказ. Вновь, как и при первом прочтении, часто улыбался.

Взглянул на слово «КОНЕЦ» на последней странице тетради. Ухмыльнулся и покачал головой. Подумал о том, что новая история у моей племянницы получилась даже лучше, чем её же рассказ о Кощее Бессмертном.

* * *

За три часа до нападения на резиденцию Лёши Соколовского я в очередной раз поднялся на чердак.

Простоял у приоткрытых створок окна почти три четверти часа. По десятому разу рассмотрел все закоулки соседнего двора.

Понаблюдал и за окнами дома. Признаков пребывания в доме людей не обнаружил.

В бинокль я разглядел, что замок на соседских воротах по-прежнему не взломан. Вспомнил, что его (как и дверной замок) в прошлый раз гости из Белгородской области безжалостно раскурочили.

Взглянул на часы.

Вновь упаковал бинокль в футляр.

Подумал, что был прав, когда ещё в прошлой жизни предположил: гастролёры впервые появились на острове уже после вторжения в здание администрации Нижнерыбинского городского рынка.

* * *

Бежевый автомобиль «Москвич-427» подъехал к воротам соседей ровно в шесть часов вечера.

Я дожидался его, стоя у приоткрытого чердачного окна; с биноклем в руках. Видел, как почти одновременно распахнулись три двери автомобиля. Из них появились люди — я в бинокль хорошо разглядел их лица. Вспомнил всех троих. Память даже чётко подсказала, в какой позе и где именно мы нашли их тела в прошлый раз.

Всех троих тогда убили в доме. Двоим выстрелили в грудь: точно в сердце. Третьему сперва продырявили живот. И только потом уже ему пробили пулей сердце. Всем этим гостям из Белгородской области тогда сделали контрольные выстрелы в голову: точно промеж глаз. Восьмой патрон убийца унёс вместе с пистолетом.

Пока все трое были живы; и веселы. Они шумно переговаривались.

Мужчины извлекли из багажника машины большой, похожий на кувалду молоток. Разбили им замок на воротах — проделали они это, не таясь. Двое стазу же устремились к веранде дома. Третий вернулся к машине, уселся за руль и загнал автомобиль во двор. Он поставил «Москвич-427» на то самое место, где мы эту машину в прошлый раз и обнаружили.

Я наблюдал за тем, как явившиеся в соседний двор мужчины достали из салона автомобиля две сумки (тяжёлые, как мне показалось). Они обменялись громкими восклицаниями. Один из мужчин понёс эти сумки к крыльцу дома — в бинокль я разглядел на его лице счастливую улыбку. Двое других задержались около автомобиля.

Они вынули из багажника машины ещё две сумки — даже я на чердаке услышал, как звякнули стеклянные бутылки. «Пиво и водка», — вспомнил я. Рядом с мёртвыми телами мы «тогда» нашли пивные бутылки и пять пустых бутылок из-под водки «Столичная». Эксперты говорили, что в крови всех троих убитых гастролёров обнаружили большое содержание алкоголя.

— Поработали, — пробормотал я. — И тут же отметили это дело. Молодцы, мужики.

Будто в ответ на мои слова мужчины во дворе напротив моего наблюдательного поста громко захохотали.

В тёмных углах чердака зашуршали напуганные человеческим смехом мыши.

Я опустил бинокль и произнёс:

— Гуляйте, мужики. Веселитесь. Жить вам осталось чуть больше одиннадцати часов.

* * *

Я снова приложил к глазам бинокль и снова взглянул на ворота соседнего дома. Сместил взгляд чуть в сторону, посмотрел на калитку. За время моего вечернего почти непрерывного наблюдения в соседский двор никто не входил (после того, как там появились гости из Белгородской области). Хотя я всё ещё надеялся: сообщник белгородских гастролёров всё же появится и покажет мне своё лицо.

Около чердачного окна я стоял, не шевелясь — словно изображал манекен. А вот обосновавшиеся по соседству со мной гастролёры не скрывали своё присутствие. В доме напротив моего наблюдательного поста горел свет, в сгущавшихся сумерках всё ярче светились его окна. Мужчины, не таясь, бродили по двору: то наведывались к своей машине, то ходили в стоявшую около сарая будку-туалет.

Я то и дело слышал их голоса. Хотя ничего интересного так и не подслушал. Всё меньше обращал на обосновавшихся рядом со мной мужчин внимания. Всё больше следил за подступами к входам в их двор. Две сумки денег в прошлой жизни мне казались подходящим мотивом для убийства. Другие мотивы мы тогда и не рассматривали. Разве только предполагали месть со стороны Лёши Соколовского.

Но Соколовский тогда лишь усмехнулся в ответ на это предположение. Он всерьёз потребовал, чтобы я вернул ему похищенные двадцать пятого июля в его резиденции деньги — те самые, которые сейчас находились в доме на острове. «В пятницу утром этих денег там уже не будет, — подумал я. — Интересно, сумки с деньгами унесли убийцы? Или деньги забрал тот, кто явился сюда уже после них?»

* * *

На этот раз я не улёгся спать, когда стемнело. Поужинал в комнате на втором этаже (в темноте). За сутки я хорошо изучил маршрут от чердачного окна до двери — теперь уверенно ходил по чердаку без света. Вновь и вновь отмечал, что занявшие соседний дом гости из Белгородской области не скрывали своё присутствие на острове. Они даже не занавесили окна в комнатах, где расположились: я то и дело замечал из своего наблюдательного пункта мелькавшие там человеческие фигуры.

Зарево заката ещё не погасло, но я уже понял: лица бродивших по двору людей я в темноте не разгляжу даже в бинокль. Сообразил, что с чердака дома я ночью мало что увижу, даже если таинственный сообщник гастролёров всё же появится. Замерший во дворе автомобиль «Москвич-427» не походил на куст или на холм лишь потому, что в его окнах отражался лунный свет. Но марку этого автомобиля я бы сейчас точно не определил. Разве что сообразил бы: у него кузов «универсал».

Понял, что ночью в темноте и без помощи фонаря я вряд ли отличу «Москвич» от «Запорожца». На чём бы ни приехали убийцы илисообщник гастролёров, я с чердака рассмотрю лишь форму фар автомобиля. Пойму (быть может) количество приехавших в нём людей — да и то лишь по голосам и по хлопкам дверей. Поэтому я теперь смотрел не только во двор соседей. Я всё чаще рассматривал с высоты чердака и двор того дома, где притаился в засаде. Прикидывал, как проберусь ночью к забору.

Пришёл к выводу, что мне повезло: двор не захламлён и хорошо скрыт от взоров соседей густыми кустами малинника. Проблемой будет лишь быстро пройти внутри дома. Первый и второй этажи (как я помнил) заставлены мебелью — в спешке я могу устроить там настоящий погром. Поэтому уже в полночь я аккуратно поставил футляр с биноклем на деревянную балку. Спустился с чердака и отправился на разведку. Едва ли не на ощупь знакомился с преобразившимся во мраке маршрутом.

* * *

Обитатели соседнего дома всё не успокаивались.

Ближе к трём часам ночи я пришёл к выводу, что гастролёры точно не готовились к утреннему побегу из посёлка. Они не спали, то и дело выходили во двор. Я слышал их громкие голоса — мужчины вели себя шумно: перекрикивались, смеялись, ругались. Они разве что не запускали фейерверки, чтобы сообщить всему посёлку о своём присутствии.

Я в очередной раз подумал, что остров очень удачная локация для ночёвки таких шумных гостей. Здесь даже они в итоге не привлекли к себе внимание жителей Зареченска. Во время опроса местных жителей (тогда) ни один из них не пожаловался милиционерам на шум с острова и не сообщил, что видел или слышал ночью в посёлке посторонних людей.

* * *

Ночью я в очередной раз взглянул на циферблат наручных часов — в это время из-за облака выглянула луна. Я почувствовал, как вдруг развеялась моя сонливость. Потому что примерно десять минут назад неизвестный мужчина позвонил домой Жене Бакаеву и сообщил тому, где сейчас находились ограбившие Лёшу Соколовского гастролёры. Я улыбнулся, взглянул на окна соседнего дома. Те по-прежнему светились. Расположившиеся в том доме мужчины не спали: я пару минут назад видел всех троих — они выходили на крыльцо (теперь они уже ленились идти через весь двор до туалета).

Я снова приложил к глазам бинокль и посмотрел в темноту около соседского забора. Рассмотрел там очертания приоткрытых ворот. Подумал о том, что время моего ожидания подошло к концу. Напомнил себе, что веселившимся сейчас в доме по соседству мужчинам жить осталось недолго. Тот, кто их тогда убил… и убьёт теперь… появится с минуты на минуту: в течение ближайших сорока минут. Я опустил бинокль, потёр глаза. Беззвучно зевнул и посмотрел на небо. Отметил, что луна нырнула за очередную тучу (будто спряталась в засаду) — на улице вновь сгустилась ночная тьма.

* * *

Приближение автомобиля я не услышал. Я заметил свет фар — он разрезал темноту: будто выстрелила световая пушка со стороны ручья. Свет даже отразился в стекле чердачного окна. Я в очередной раз чихнул (теперь я делал это совершенно беззвучно). Сместился вправо, плечом прижался к стене. Пальцем прикоснулся к оконной створке, сдвинул её примерно на сантиметр. Прижал к глазам холодный бинокль. Взглядом сквозь линзы бинокля отыскал острые верхушки на штакетнике забора. Увидел, что свет за забором становился всё ярче: его источник приближался — я уже не сомневался, что на остров заехал автомобиль.

«Вот и всё, вот и кончилось тёплое лето…» — мысленно пропел я строки из песни Андрея Державина. Опустил бинокль, взглянул на окна соседнего дома. Там всё ещё горел свет. Судя по положению мёртвых тел, «тогда» гастролёры при встрече со своим убийцей не спали — сидели в одной из комнат за столом. Женька тогда предположил, что они кого-то ждали: кого-то, кто должен был явиться под утро. Уж очень странным ему показался тот факт, что гастролёры не улеглись спать, даже когда допили всё спиртное. Чёткого подтверждения этой его версии мы не нашли — поэтому она так и осталась лишь предположением.

Я расслышал шуршание, что издавали колёса приближавшегося автомобиля. Источник света проехал мимо забора дома, в котором я устроил свой наблюдательный пункт. Добрался до соседского. Замер около приоткрытых ворот, и… свет погас. Пространство за забором снова погрузилось во тьму. Я видел лишь верхушки штакетника, что выделялись на фоне тёмной поверхности реки. А теперь ещё и угадывал очертания замершего за забором автомобиля — легковушка с кузовом типа «седан». Услышал, как дважды хлопнули двери автомобиля. Скорее вообразил, а не рассмотрел две появившиеся из машины человеческие фигуры.

— Двое, — тихо произнёс я.

Опустил бесполезный пока бинокль. Заметил, как тёмные фигуры беззвучно вошли во двор через приоткрытые ворота. То ли представил, то ли действительно проследил за их передвижением до самого крыльца дома. С высоты чердака не определил рост и габариты вторгнувшихся на соседний двор людей. Даже не был пока уверен, что оба визитёра — мужчины. Заметил, как человеческие фигуры мелькнули под окнами около крыльца. В бинокль рассмотрел их со спины: прикрытые головными уборами головы, широкие плечи, обтянутые тёмной тканью одежды. Походка замыкавшего шествие человека мне показалась знакомой.

Загрузка...