Товарищ капитан. Часть 2. Суда не будет

Глава 23

Штора на окне едва заметно покачивалась. Стекло в окне кухни ещё не превратилось в зеркало. За ним пока виднелась покрытая кровельным железом крыша соседнего здания и торчавшие на ней (подобно иглам дикобраза) телевизионные антенны. Видел я за окном и подкрашенное в красные цвета заката небо. Отметил, что голоса птиц на улице раздавались всё реже.

— Расскажи мне о себе, Рыков, — велел Корецкий. — Кто ты? Откуда? Как познакомился с моей дочерью?

Я пожал плечами.

Ответил:

— Виталий Максимович, все мои рассказы уже зафиксированы в Сашиной записке. Повторять их — только тратить ваше время.

— Время у меня есть, Рыков, не беспокойся. Раз уж я сижу здесь, рядом с тобой — значит, я готов его на тебя потратить.

Ровно двенадцать секунд мы с Корецким бодались взглядами (эти секунды отсчитало моё сердце). Наблюдал я и за тем, как блестели седые волосы в причёске генерал-майора, как над его головой по воздуху проплывал серый табачный дым. Тёплая чашка с чаем согревала мою ладонь. Корецкий снова хмыкнул, откинулся на спинку стула. Поправил на переносице очки.

— Кстати, о Сашкиных записях… — сказал он.

Виталий Максимович резко повернулся к окну — я сделал глоток из чашки. Сашин отец взял с подоконника и положил перед собой на стол третью папку, наполовину накрыл ею первую и вторую. Я прикинул: в этой папке было поменьше бумаг, чем в той, где лежали выписки из Димкиного дела. Но выглядела она объемнее той, где находилась Сашина аналитическая записка.

— Я провёл расследование, — сказал Корецкий. — Неофициальное, разумеется.

Он похлопал по папке ладонью, сообщил:

— Вот здесь лежат документы, отчёты и фотоматериалы, собранные моими сотрудниками, проверившими Сашкины рассказы. Здесь много интересного. Некоторые моменты я пока не изучил, а лишь бегло просмотрел. Но уже вижу: косвенно все они подтверждают те выводы, которые сделала Саша. Многие Сашкины догадки мои люди подкрепили доказательствами.

Виталий Максимович взял в руку пачку сигарет «Союз Аполлон», но тут же брезгливо скривил губы и уронил пачку на стол. Я заглянул в пепельницу и подсчитал, что там лежали девять сигаретных фильтров — почти половина пачки. Корецкий взял свою чашку с остывшим чаем и залпом опустошил её, словно выпил сто граммов водки. Он снова поправил на лице очки.

— В этой папке лежат копии материалов из уголовного дела, которое завели по факту убийства Романа Курочкина. Этого Курочкина Саша в своей записке назвала Ленинградским людоедом. Есть здесь и копия отчёта о расследовании исчезновения в посёлке Ларионовка двух детей летом прошлого года. Бердникова, школьного учителя, к слову, пока не нашли.

Корецкий снова похлопал ладонью по папке.

— У Леонида Васильевича Меньшикова, доктора из Москвы, четырнадцатого июля этого года родился сын. Четыре килограмма, сто грамм. Назвали Виктором. С ребёнком и с его матерью всё нормально. Доктор Меньшиков по-прежнему ездит на работу в своей белой «пятёрке». Павел и Иннокентий Битковы признали, что готовили ограбление журналистки Лебедевой.

Виталий Максимович покачал головой.

— Они выразили желание стать осведомителями КГБ и спасать Родину от преступников и шпионов. Вот только младший Битков, который Павел, потребовал за спасение Родины нехилую зарплату. Такую не получаю даже я. Идиоты, одним словом. Не удивительно, что они согласились на авантюру этого уголовника Серого. В редакции газеты, где работает Саша, сменился главный редактор.

Корецкий говорил и смотрел мне в глаза — он будто бы считывал в них мои эмоции.

— Рыков, моя дочь сказала: ты хороший человек, — заявил Виталий Максимович. — Вот только по моим данным, ты уже не первый год подрабатываешь наёмным убийцей. Причём, заработал себе неплохую репутацию в криминальных кругах. Мне сообщили, что с начала этого года ты выполнил для бандитов два заказа. А ведь ты офицер, мой бывший коллега. Как же так?

Он покачал головой, спросил:

— Или ты не только бандит, но и предатель? Рыков, откуда у тебя эта фотография?

Корецкий ткнул пальцем в лежавший на столе конверт (с фотографией желтозубого мужчины).

— Зачем она тебе? — сказал он. — Какие у тебя дела с этим человеком?

Я пожал плечами, почесал шрам на руке.

Ответил:

— Никаких. Фотографию я нашёл на столе у себя в квартире. Понятия не имею, как она там оказалась.

Виталий Максимович наклонился к столу — стёкла его очков блеснули.

— Это уже не шутки, Рыков, — сказал Сашин отец. — Я знаю, кто этот человек. Это Антанас Арайс, журналист из Риги. Ещё семь лет назад его завербовало ЦРУ. Он находится в нашей разработке. Зачем он приехал в Ленинград? Какие у тебя с ним дела, Рыков? Ты понимаешь, что это уже не простой криминал? Тут совсем другая тема. Дима, это измена Родине!

Последнюю фразу Корецкий произнёс громко, едва ли её не прокричал.

— Шутки закончились, Дима, — сказал он. — Это ты моей дочери рассказывай про перемещение душ и про путешествия во времени. Саша женщина впечатлительная… временами. Да и ты ей понравился. Она тебе поверила. Но я-то тебя, Дима, давно знаю. Прекрасно представляю, на что ты способен. Так что не ломай комедию, Рыков. Объясни мне, наконец, что за игру ты затеял.

Корецкий нахмурил седые брови.

Я покачал головой.

— Виталий Максимович, вы утратили хватку. Генеральские погоны, как вижу, расслабляют. С измены Родине следовало начать наш разговор. Покричать, постучать кулаком по столу. А не планировать рождение внука и свадьбу дочери. Лучше расскажите, почему у меня дома появилась эта фотография. Я же видел: вас она не удивила. Это новый заказ? От кого?

Корецкий снял очки, положил их на папку с отчётами. Потёр глаза. Взглянул на меня.

— Дмитрий, я всё же надеялся: у нас состоится откровенный разговор, — сказал он.

— Я тоже на это надеюсь, Виталий Максимович.

Сашин отец откинулся на спинку стула, взял сигарету, закурил.

— Значит, ты придерживаешься прежней фантастической версии? — спросил он. — Или изображаешь потерю памяти?

— Фантастической, — сказал я.

— Вариант с амнезией выглядел бы более правдоподобно.

— Я учту ваш совет, Виталий Максимович. В дальнейшем.

Корецкий кивнул.

— Учти, Дима. Учти. Но и вариант с перемещением душ ты отыгрываешь талантливо. Молодец. Пока я не заметил в твоём поведении фальши. А я враньё чувствую за версту, ты это знаешь. На все мои действия ты реагируешь превосходно: в соответствии с выбранной линией поведения. Хотя я надеялся: ты рассмеёшься мне в лицо. Хорошая школа, советская.

Он поднёс сигарету к губам, затянулся дымом, задержал дыхание.

— В любом случае, Рыков, тебя обследуют врачи, — сказал Виталий Максимович. — Я пообещал это дочери. Я покажу тебя всем: начиная от психиатра, заканчивая проктологом. Поищем у тебя и тромбы, и опухоли в мозге. Узнаю, какая наследственность досталась моему внуку. Проверим, тот ли ты Дмитрий Рыков, которого я знал. Или тебя подменили инопланетяне.

Генерал-майор фыркнул. Его рука дрогнула. С кончика сигареты на папки осыпался пепел.

Я смочил горло глотком тёплого чая и сообщил:

— Виталий Максимович, смерть от тромба мне уже не грозит. Во всяком случае, не в ближайшее время. Тот тромб был не совсем таким, каким я описал его Александре. Тогда было сразу два тромба. Свинцовых, калибром девять миллиметров. Они оба попали моему брату в сердце, когда он поднимался на крыльцо больницы. Димка приехал туда, когда ему сообщили, что я очнулся.

Я посмотрел Корецкому в глаза.

— Моего брата в прошлый раз застрелили из того же пистолета, из которого днём раньше ранили меня и убили мою жену. «Walther P38». Убийцу тогда не нашли. В тот раз не выяснили и причину этих убийств. Теперь я думаю, убийство Димки было лишь результатом неудачного стечения обстоятельств. Лёша Соколовский стал тогда главным подозреваемым. Он испугался Димкиной мести.

Я развёл руками.

— Так что помощь врачей мне теперь не нужна. Киллер ликвидирован. Им, кстати, оказался тот самый Серый, которому заказывали и журналистку Александру Лебедеву. Заказчик убийства мёртв. Исчезла и причина нападения на моего брата и на его жену. Так что я теперь здоров и полон сил. Встречи с новыми тромбами любого происхождения не жду. Во всяком случае, пока.

Корецкий постучал сигаретой по краю пепельницы.

— Да, — казал он. — Перед твоим приходом я как раз знакомился с отчётом обо всех этих убийствах и самоубийствах, что случились в Нижнерыбинске на этой неделе. Смерть Фролова и Соколовского признают суицидом: я прослежу. Информация о ликвидации нашим сотрудником связанного с иностранными спецслужбами особо опасного преступника Серого уже передана наверх.

Виталий Максимович качнул головой.

— Дима, в случае с Серым ты сработал грязно, — заявил он. — Не ожидал от тебя подобной халатности. Что за фиглярство? Неужели не хватило фантазии? Устроил бы ему аварию. Или отравление. Ну… не знаю, ты в этих делах лучше меня разбираешься. А то затеял, видишь ли, ковбойские разборки средь бела дня посреди города. Нам из-за тебя теперь по шапке прилетит от начальства.

— Виталий Михайлович, в прошлый раз… когда моего брата застрелили, мне в январе девяносто второго позвонил человек. Мужчина. Его голос я не узнал. Он выразил мне соболезнования в связи со смертью брата. Сказал, что Димка был хорошим другом, прекрасным офицером и до самого конца преданно служил своей Родине. Это не вяжется с тем, что я узнал теперь.

Корецкий выжидающе смотрел на меня сквозь пелену табачного дыма.

— Виталий Максимович, вы… мы с вами знакомы? — спросил я.

— Я бы твоему брату не позвонил, — сказал Корецкий.

Он покачал головой.

— В то время вы уже умерли, — сказал я. — Вы…

— Да, Сашка мне передала твоё пророчество.

— Виталий Максимович, я приехал…

— Знаю, зачем ты приехал, — заявил Корецкий. — Рыков, у дочери от меня секретов нет. Учти это… на будущее. Скажу тебе так: моё самоубийство в моей квартире мог бы инсценировать только один человек. Кроме него, в мою квартиру с оружием никто бы не вошёл. Это абсолютно точно. Без вариантов. Он уже дал показания. Признался. Подтвердил твои предположения.

Сашин отец взмахнул сигаретой и добавил:

— Не дождутся, твари. Зубы об меня сломают. Так что моё самоубийство пока откладывается. Это ещё одна из причин, почему ты, Рыков, сейчас здесь. А не сидишь в камере подвала Большого дома вместе с моим старым другом и коллегой. Вот только сразу тебе говорю, Дима… или кто ты там на самом деле: я ещё не пришёл к окончательному выводу относительно тебя и твоих рассказов.

Корецкий ухмыльнулся.

— Но я представляю, кто бы позвонил твоему брату и выразил бы соболезнования в случае твоей смерти, — сказал он. — Я этому деятелю завтра же шею намылю. В воспитательных целях, разумеется. И да, мы с тобой давно знакомы. Говорю это, на тот случай, если у тебя действительно амнезия. Ты работал с моим другом в Смоленске, и теперь… работаешь со мной.

Я вскинул брови — вновь заметил у себя этот любимый «Вовкин» мимический жест.

Спросил:

— Разве Димка… разве я не ушёл со службы?

Генерал-майор указал на меня сигаретой.

— Ты вышел в отставку, Рыков, всё верно. Потому что этого потребовала сложившаяся в стране ситуация. Но это не значит, что ты не служишь Родине. Ты по-прежнему на службе, пусть и не по бумагам. Твоему брату правильно сказали тогда по телефону: ты был и станешься действующим советским офицером и защитником Родины…

Корецкий хмыкнул и добавил:

— … Даже если теперь у тебя вместо памяти в голове гуляет ветер.

Виталий Максимович положил сигарету в пепельницу. Он взял со стола конверт и вынул из него фотографию. Бросил её на столешницу передо мной.

Я опустил взгляд на изображение улыбчивого желтозубого мужчины.

— Вот это и есть твоя настоящая работа, Рыков, — сказал Виталий Максимович. — Враги Родины, которых мы теперь принимаем за друзей. Ты рассказывал Саше о книгах, которые ты сочинял в этом своём воображаемом будущем. Говорил моей дочери о неком спецотряде «Белая стрела», который отстреливал преступников. В реальности его, разумеется, не существует…

Корецкий замолчал, взял в руку сигарету. Затянулся дымом.

— … Но я сейчас курирую работу организации, по выполняемым функциям отчасти похожую на эту выдуманную тобой «Белую стрелу», — сказал генерал-майор КГБ. — Ты тоже состоишь в этой организации. По собственному желанию, а не по моему приказу. Подробностей я тебе сейчас не скажу. Пока мы не разберёмся с твоей памятью. Однако кое-что тебе всё же поясню.

Генерал-майор облокотился о столешницу. Бросил взгляд на фото прибалтийского журналиста. Внимательно посмотрел на меня из-под густых бровей.

— Твоё криминальное настоящее, Дима, — сказал он, — это хорошее прикрытие, которое обеспечит секретность нашей организации в случае провала очередной миссии. Цепочка расследования убийства приведёт не к офицеру КГБ. А к нашему бывшему сотруднику, ныне работающему на бандитов. Это будет обычный криминал, а не убийство по политическим мотивам.

Виталий Максимович дёрнул головой.

— На комитет сейчас… и уже не первый год оказывают давление. Политика нашего руководства теперь не всегда находит понимание среди патриотов нашей Родины. Врагов сейчас называют друзьями, хотя они по-прежнему вредят нашему государству. Вот с такими вредителями мы сейчас и боремся, Дима. За это меня и списали со службы… в том будущем, о котором ты говорил Сашке.

Столешница заскрипела — Корецкий постучал по пепельнице сигаретой и откинулся на спинку стула.

Я сделал глоток из чашки. Отметил, что взгляд Сашиного отца стал задумчивым.

— Рыков, о нашей с тобой дальнейшей работе мы поговорим позже, — сообщил Виталий Максимович. — Когда я окончательно разберусь во всём вот в этом.

Он снова положил руку на лежавшие перед ним на столе папки.

Сказал:

— Думаю, случится это после предсказанных тобой на вторую половину августа событий. Как ты их назвал? ГКЧП? Я решил, что понаблюдаю за этими событиями со стороны. В политику, Дима, я не полезу. Я понимаю: что-либо кардинально менять в нашей стране сейчас уже поздно. Поэтому буду рад… если твои предсказания через три недели сбудутся.

Он взмахнул сигаретой и спросил:

— Знаешь, почему?

— Почему, Виталий Максимович?

— Потому что тогда я совсем под иным углом взгляну и на все прочие твои, Дима, пророчества.

Корецкий затушил сигарету, собрал в стопку папки и вернул их на подоконник. Они тут же отразились, будто в зеркале, в оконном стекле (где до этого отражался горшок с фиалкой). Я отметил, что ни одну из своих папок Сашин отец передо мной так и не раскрыл. Словно он не сомневался: я поверю ему на слово. Корецкий придвинул к себе мои блокноты.

— Вчера и позавчера я много спорил со своим старым другом, — сказал он, — о положении дел в нашей стране. С тем самым другом, который готовил мою ликвидацию. Мы с ним не сошлись во взглядах на те перемены, которые произошли и происходят в СССР. Но я нисколько не сомневаюсь, что у нас с ним было бы единое мнение о том, что ты записал вот здесь.

Виталий Максимович постучал пальцем по странице раскрытого блокнота.

— Ленинградский людоед, Ларионовский мучитель… — произнёс он. — Я за то, чтобы все эти персонажи остались только на страницах приключенческих романов. В реальной жизни они не нужны. Это я говорю не только, как генерал. А как муж, отец и уже почти дед. Такие книжные персонажи, Дима, нам на улицах городов и сёл не нужны. Однозначно.

Корецкий снова ткнул пальцем в страницу.

Продолжил:

— Вот этот Александр Дорохов, например. Сашка с твоих слов записала его фамилию и год рождения. Сказала, что у тебя возникли сложности с поиском этого Курского душегуба. Я дал задание подчинённым. Они с ним справились за пару дней. В Курской области проживает почти два десятка Александров Дороховых. Но только один из них шестьдесят шестого года рождения.

Виталий Максимович хмыкнул.

— Как видишь, Дима, такие проблемы решаются очень просто. Координаты этого Дорохова я тебе предоставлю… чуть позже, когда мы с тобой всё же насладимся обещанным тобою балетом «Лебединое озеро» по телевидению. Ведь ты же понимаешь: к делам нашей организации я тебя теперь не подпущу. Даже если все врачи мне скажут, что ты полностью здоров и вменяем.

Корецкий покачал головой. Ткнул пальцем в блокнот.

— Ты сам затеял эти дела, Рыков, — сказал он. — Вот ты сам с ними и разберёшься. Не спеша, раз теперь ты не боишься тромбов. С моей помощью, разумеется. Я уверен, что и Сашка тебе поможет советами. Она женщина умная. Да ты и сам, думаю, это уже понял. Сашка, кстати, сейчас поехала к моей жене за твоим любимым печеньем с корицей. Скоро вернётся. А пока…

Виталий Максимович показал рукой на навесной шкаф.

— … Пошарь-ка, Рыков, вон в том шкафу, — сказал он, — который справа от мойки. Принеси на стол стаканы и бутылку коньяка. Я знаю, что коньяк у Сашки там всегда припрятан. Уверен, что дочь не расстроится, если мы с тобой его откупорим. Сейчас для коньяка самое время. Выпьем с тобой, зятёк, за встречу и за взаимопонимание. Обсудим, какое имя будет у моего внука.