Сварог

Глава 37. Мир, в котором хочется жить.

Глава 37. Мир, в котором хочется жить.

Лада нервно теребила подол своего платья, только сама того не замечала, поглощенная собственными тревожными мыслями. Белобог вернулся.

Пока его не было в Ирие она жила так, словно его никогда и не существовало, словно она никого до Сварога никогда и не любила. Он смог подарить ей новую жизнь, где Лада была счастлива и любима, как и она ему. Но почему её сердце снова дрогнуло, когда она услышала имя Белобога? Почему чувствует волнение, необъяснимый страх и горькую печаль - все то, что она когда-то называла любовью? Как она сможет посмотреть в глаза Сварогу? Что она скажет, когда он спросит, что её беспокоит?

Слезы сами неожиданно полились из её очей, как бы она не старалась держать себя в руках. Девушка ослабла от непонимания своих собственных чувств, от страха быть непонятой любимым и тихо зарыдала, поджав к себе колени, и, спрятав лицо за волосами.

Встреча Мокошь и Белобога, вопреки всем душевным волнениям, прошла весьма обычно. Они обнялись, перекинулись парой тройкой слов о том, как сильно друг по другу скучали. Он познакомил её с Ахавом и Мокошь своим всем уже знакомым приемом, дружелюбно протянула к нему руку и прочитала всю его юдоль. Белобог одобрительно кивнул ей, она сделала вид, что ничего не случилось и продолжила вести беззаботный диалог.

Наблюдательные глаза Марены не упустили немую беседу взглядов двух друзей, а Сварог, не доверявший Мокошь, заметил, что судьба Ахава теперь для девушки не была загадкой. Но почему сейчас она вдруг решила это утаить? Почему не стала хвастаться навыками, как в прошлый раз, а решила промолчать?

Ахав устроился в доме Белобога. Он, все же, убедил его умыться, представля, как некомфортно ему от песка, который пробралась в каждый уголок его тело, и ему помогли умыться, вычистили его волосы, дали другую одежду, и он оказался весьма симпатичным молодцом с темными грустными глазами, кудрявыми волосами, аккуратными чертами лица и со стройным телосложением.

Но было, конечно, лучше, если он хотя бы иногда улыбался.

Однако, мрачность и неразговорчивость Ахава, кажется, совсем не напрягали Белобога, напротив, это была отличная возможность вдоволь высказаться самому, пока водил его по просторам Ирия.

Красиво.

Под его ногами была надежная твердь, а не горячий песок, над головой ясное темно-голубое небо. Он видел: ему не мешал поднявшийся песок, а горячий ветер не бил ему в лицо, вечная песчаная буря не забивала горло и он отчетливо видел дорогу перед собой. Дорогу, на которую то и дело выбегали то зайчата, казалось, дабы лучше гостя очередного рязглядеть, то утята приветствуя Ахава своим, ещё писклявым кряканьем.

— Впечатлен? — спросил Белобог, скорее догадавшись о его изумлении. Ахав не выражал никаких эмоций, но действительно, ничего подобного он прежде не видел, — Ты погоди, это они сами для чего-то вылезли, сейчас к лесу поближе подойдем, так ты и не такую живность увидишь! — Ахав ничего не ответил. Шел следом, изучая траву под ногами, что умудрялась расти даже через камни, тянулась к солнцу, наливаясь изумрудом.

Глупая, не знает, что скоро из-за него же и высохнет.

— Скажи, кто такая эта Изавель, если не женщина? — спросил его Белобог. Ахав долго молчал, но светлый Бог был терпелив.

— Растение.

— Растение? У вас там что-то растет? — удивился Белобог.

— Только она каким-то чудом смогла.

— Выросла из горячего песка? Вот это воля!

Теперь было ясно, почему Ахав считает свою Изавель самым прекрасным созданием во всех мирах. Среди пустоты и злого песка, прелестный росток, действительно был самым дорогим и красивым в жизни грозного Ахава. Увидев её в его сердце закралась надежда, что не все ещё потеряно, что прежний мир возможен и он был готов на все, чтобы его вернуть и защить Изавель от любых напастей, ибо именно она должна была проложить путь к процветанию его дома. Ахав ухаживал за ней много лет, пытался помочь ей стать больше и окрепнуть, но годы шли, а крепчали только его теплые чувства к ней.

— Имя ты ей дал сам?

— Нет. Изавель сама назвалась мне.

— Она умеет разговаривать? Растение!

— Впечатлен? — спросил Ахав. В его голосе еле промелькнула усмешка.

Красота и многообразие природы светлого Ирия заставляло сердце Ахава больно сжиматься от обиды. От зависти. Он не давал себе насладиться этим прекрасным краем, не позволял Ирию утешить его душу, старался держаться от него подальше: ему все равно придется вернуться в свой кошмар, справляться со своими бедами в одиночестве.

Ахав признал, что Ирий действительно прекрасное место, ему бы хотелось здесь остаться, но на родной земле его ждала Изавель, которую больше некому было защитить от сильных ветров, обжигающих песков... От гнетущего, жуткого, невыносимого одиночества.

— Достаточно, — сказал вдруг Ахав. Белобог остановился и заглянул на своего друга, — Ты достаточно мне показал сегодня, вернемся в деревню.

Ахав казался уставшим и измученным, и Белобог подумал, что зря потащил его показывать ему Ирий сразу. Надо было дать отдохнуть с дороги, но мир Ахава и Ирий находились так близко друг к другу, что Белобог не успел даже устать. Хотя, возможно, это было только из-за того, что он к долгому пути уже привыкший, а Ахав такое расстояние преодолел впервые.

— Мой дом - твой дом, Ахав, устраивайся и ни в чем себе не отказывай. Кушать ты, наверное, не хочешь? — спросил Белобог, когда привел его обратно в дом. Ахав не был голоден, его вдоволь накормили по прибытию и с собой еды обещали положить, потому как стряпня ирийских женщин очень ему понравилась.

— Не хочу. Я хочу немного отдохнуть.

— Как знаешь. Комнату я твою тебе показал, — сказал Белобог и зашагал к свободной комнате, чтобы снова, на всякий случай, показать ему нужную дверь. Ахав пошел за ним и хотел войти в комнату, но остановился, когда Белобог снова заговорил, — Тебе хоть понравилось у нас? Ты бы хоть бровью повел, чтобы я понял, что ты чувствуешь, Ахав. Не будь таким мрачным, дружище. Темные времена таким лицом не отгонишь.

— А улыбка в этом несомненный помощник, — пробурчал он саркастически, устало на него взглянув, и, подперев своей спиной открытую дверь комнаты.

— Ну, конечно! — засиял Белобог, — Чем темнее времена, тем ярче свет в нашей душе, а под светом выход найти гораздо проще. Говорю тебе, живи у нас и Изавель приводи. Мы её у Велеса в саду посадим. Ей хорошо там будет, Велес умеет за цветами ухаживать. Она у тебя цветок?

— Нет, — ответил Ахав слегка раздраженно. Не нравилось ему слышать, что Изавель будет хорошо с кем-то ещё, кроме него.

— Не страшно, — беззаботно продолжил Белобог, не уловив злобу в его голосе, — Нет такого растения, что не полюбило бы руки Велеса. Он у нас в таких делах умелец-мастер.

— Изавель не будет любить никого, кроме меня! — вспылил Ахав, сам того не ожидая. Светлый Бог удивился, как и сам Ахав, вскинул брови в немом вопросе.

Почему он до этих пор не замечал, что он влюблен? Как ловко у него получалось это от него скрывать. От него-то!

Но, если это правда, если он и правда влюблен в Изавель, то ради её блага, возможно, Ахав примет его предложение, согласиться жить в Ирие, пока его мир не станет, однажды, пригодным для жизни. Белобог надеялся на это, но полностью уверенным быть не мог. Не понятный он был, мрачный, безэмоциональный, неразговорчивый, и как прикажете угадать о чем думает такой человек? Что именно сейчас беспокоит его рассудок и что он собирается делать?

Чем переманить такого человека на свою сторону?

Белобог пожелал ему хорошего сна и оставил одного. Сам он с ним не разберется, если до сих пор не мог понять его намерений и желаний. Сейчас ему бы не помешал совет мудрой и внимательной подруги.

Мокошь вернулась очень кстати. В прошлом Белобогу самому приходилось бродить по Ирию и искать её, чтобы обсудить будущее, и убедиться, что все идет так, как задумано, а сейчас она была рядом и ждала друга в своем доме. Он обошел деревню, вышел к тропе, что вела к дому Девы-Мокошь и успела уже зарости травой, оттого, что по ней уже давно никто не вступал, увидел знакомую избушку и девушку, что сидела на её крыльце и плела свои нити. Её темные волнистые волосы были украшены свежим венком из желтых ромашек, незрячие глаза смотрели перед собой в привычную темноту, а умелые руки сами прели замысловатые узлы из нитей и разных камней, порой удивляя конечной картиной, даже саму Мокошь.

Лестница на крыльце заскрипела, когда Белобог стал по ней подниматься к своей подруге, она отвлеклась от занятия и отложила нити. Ей не нужно было заострять свои чувства, чтобы понять, кто к ней пришел. Его невероятную силу сложно с кем-то спутать.

— Ты решила вернуться в деревню? К добру ли, Мокошь? — спросил он, присев рядом, и, оглядев её пряжу, попытался прочитать в них судьбу того, для кого она её прядет, но он в её хитрых сплетениях ещё не успел хорошо разобраться, поэтому быстро оставил эту идею, когда Мокошь ему ответила.

— К лучшему, Белобог. — сказать, что к добру, язык у неё не повернулся. — Время возмездия близится, и доль Ахава это подтвердила. Все идет так, как мы и задумывали.

— Полагаю, спрашивать что-то и уточнять бесполезно? Ты не ответишь?

— Нет. Верь мне. Я за всем слежу, — сказала она, повернув голову к своей пряже, — Сколько ты планируешь держать Ахава здесь?

— Пока все не покажу.

— Чтобы обойти весь мир тебе и целой жизни не хватит. Как только он попросится домой, не держи его – отпусти.

Белобог кивнул, хоть и знал, что подруга этого не увидит, так как был рассеян и задумался над тем, зачем Мокошь это у него просит. Возможно то, что она запланировала прямо зависит от того, когда Ахав вернется в свой мир и, тогда должно было случиться что-то, о чем она молчит. Если молчит, значит ничего хорошего сказать не может.

— Мокошь, без жертв? — спросил он довольно серьезно, и напомнил, — Мы же договаривались.

— Верь мне, Белобог. Это лучший путь из всех возможных.

Он верил. Он верил Мокошь больше, чем себе, иначе не смог бы слепо без лишних вопросов выполнять то, что она скажет. Он знал, что когда-нибудь, она приведет его к желанному, так как цель была и в её интересах тоже.

— Я не хочу идти против Верховных Богов по их же следам. Я не хочу становиться такими, как они.

— Я знаю, — ответила Мокошь и потянулась руками к его голосу. Белобог помог ей себя найти, поймал её руки, крепко сжал, — Знаю. Ты не станешь одним из них. Ты другой. Ты сильнее.

— Этого недостаточно, — выдохнул он прижавшись лбом к её холодным пальцам.

— Достаточно, — успокаивала она тихим голосом, — Ты знаешь куда направить свою силу и делаешь это ради блага всех живых существ. Не сомневайся в себе. Я всегда буду рядом, чтобы предупредить об опасности.

— Я привел Сварога и Марену из других миров, чтобы показать родичам, что сделали с ними Верховные Боги, — признался Белобог. Мокошь когда-то давно велела ему делать все к чему просится сердце, и приводить гостей из других миров, в том числе. Мокошь могла только догадываться о том, почему его тянет к соседям, но сам Белобог ей об этом никогда не рассказывал. И сейчас, когда он решил ей открыться, она как никогда раньше, внимательно слушала его, чтобы разделить с другом его переживания, — Думал, что они начнут хотя бы думать о том, что они заблуждаются относительно их святости и правости. Но вера ирийцев оказалась непоколебима и они до сих пор хотят пополнить собой их ряды. Если бы они только знали, кого они называют Великими Богами...

— То на веки потеряли бы надежду и разочаровались в собственной жизни, которую они заполняли обманчивым смыслом, — перебила его Мокошь, не дав закончить другу свою мысль, — Ты все делаешь правильно, Белобог. Мой народ не готов к той действительности, которая есть сейчас, но все, во что они верят, однажды, станет настоящим. И все это случится благодаря тебе.

Случится ли? Действительно ли ему хватит сил на это? Судить об этом сейчас и представить, что тот мир, о котором он мечтает, когда-нибудь станет его явью было для него практически невозможно. Он все время чувствовал себя недостаточно сильным, недостаточно храбрым и решительным во всем, это сбивало его с толку. Часто ему хотелось бросить все на полпути и смириться с той невероятной силой, которая грозит его новому дому с седьмых небес, заставляя повиноваться себе простой народ. Но, верная их общей цели Мокошь, всегда приводила его чувства в порядок, разжигала в нем решительность и всегда убеждала его в том, что то, что они сейчас делают, лишь необходимая цена, которую нужно заплатить, чтобы сохранить Ирий в том виде какой он есть и поделиться мудростью мирной жизни со всеми остальными мирами, подарить их жителям счастливое спокойное бытие, где все равны и могут с легкостью следовать совести, ничем при этом не жертвуя: ни мнимой властью, ни злыми деньгами, ни собственной жизнью.

Но внедрять эту мудрость насильно, заставлять их думать так, как думают они и верить в то, во что верят они, было не в их правилах, это поприще Верховных Богов. И если другая жизнь действительно существует, то убедить жителей нужно было только показав тот мир, в котором каждому захочется жить, и, в котором не страшно оставить своих родных, близких и детей.

Иначе, Белобог и Мокошь ничем не будут отличаться от Богов седьмых небес.