Глава 4

Глава четвёртая.

Должен остаться только один.


Март 1994 года.

Заводоуправление. Кабинет юридического бюро.

Как не оттягивай начало неприятного дела, рано или поздно наступит дедлайн, и, хочешь –не хочешь, ты с головой окунешься в это дерьмо. А как еще назвать дело, когда ты должен выкинуть на улицу полсотни семей? Некрасиво, конечно. А, с другой стороны, эти люди вселялись в Заводской дом на условиях аренды, которую должны были оплачивать их работодатели, которые, в новых экономических реалиях бесследно растворились, оставив нам своих работников и расходы по содержанию жилья. И вроде бы, по сравнению с другими расходами, сумма не так уж велика, но генеральный директор, вероятно, уже эти квартиры кому-то пообещал, а значит, с меня он не слезет. А Завод, в это время, болтался на плаву лишь по инерции, за счет старых связей и наработок. Но, еще год, другой, и предприятие войдет в штопор, из которого уже не сможет выйти. Это сейчас генеральный думает, что приватизировав огромные цеха и здание заводоуправления, он будет жить, как кум королю, но его рассуждения основываются на опыте прошедших лет, а вот каким страшным может быть будущее — он представить себе не может. Еще полгода- год, и в Городе работать будут только вещевой рынок, железная дорога и энергосистема, все остальное будет медленно и печально умирать. Такая участь ожидает и Завод, если срочно ничего не предпринять. Пройдет десяток лет, и вместо предприятия с множеством филиалов, разбросанных на всей Сибири, с тысячью высококвалифицированных специалистов, останется маленький участок, который будет собирать в год десяток небольших генераторов и пару десятков электрических шкафов, на первом этаже заводоуправления будут шинковать салаты несколько десятков трудовых мигрантов, периодически разбегаясь, так как салатная фирмочка периодически попадала в скандалы, связанные с пищевыми отравлениями потребителей, а в огромных мертвых цехах будет гулять ветер.

Единственным выходом в этой ситуации я видел в скорейшей приватизации завода и… А вот дальше у меня случился затык. В одиночку Завод не выживет, у него просто не будет работы, и соответственно, денег. Еще год, два, и наши многолетние клиенты создадут у себя карманные ремонтные подразделения, через которые будут накручивать себестоимость итоговой продукции — тепла и электрической энергии, ловко встраивая в раздутые расходы на ремонт энергетического оборудования и сетей в установленные государством тарифы. И почему-то областные тарифные комиссии будут практически всегда удовлетворять заявки энергетиков на ежегодное повышение тарифов. Да, энергетиков будут ненавидеть, проклинать, но они, в конце концов выживут и доживут до светлого будущего вполне благополучно. Но вот как доказать генеральному директору, что в этом самом светлом будущем он будет никем, одним из сотен неудачников, что потеряет все в бесплодной борьбе за сохранение добра, доставшегося от советской власти. Как доказать этому властному, волевому, очень грамотному человеку, что для него лучше покорно склонить голову и присоединиться к чему-то, несравненно, более могучему, тому, что выживет в любой ситуации. И даже, если я смогу убедить Григория Андреевича пойти под крыло энергосистемы, на нашем пути мгновенно встанет непреодолимым препятствием ремонтное предприятие энергетиков, их родное дитя, которое, по численности и своей структуре является просто зеркальным отражением Завода. И если пока мы с ним сосуществуем мирно, работая бок о бок, так как работы много, да и не все работы Ремонтное предприятие энергосистемы желает выполнять, но вот скоро нас попросят со всех Городских электростанций, и это будет таким падением, после которого Завод уже не оправиться. И передо мной стояла элементарная задача — развалить действующее ремонтное предприятие, являющееся филиалом огромного энергетического объединения и, напротив, заставить последнее принять в свою теплую компанию Завод, с сохранением всех имущественных и прочих интересов Заводской администрации, у которой я кормлюсь. Вот только, как это сделать? У любого директора до предела обостренное чувство собственного достоинства, с очень четкой градацией, как в Средневековье, по которой граф не ровня барону, а директор выше главного инженера, а тут я со своим предложением. Хорошо, что сейчас на колья не сажают, а лишь выгоняют прочь из начальственного кабинета.


Меня Григорий Андреевич выгонял из кабинета четыре раза, удивляюсь, как от злости босс не расторг с моей фирмой всяческие отношения. Правда денежные средства к нам на расчетный счет перечислятся перестали, но я особо не унывал. Стандартная доверенность представителя предполагала право на получение, в случае победы, денежных средств и иных ценностей, поэтому выиграв пару небольших исков у контрагентов Завода, я указал банковские реквизиты «Финансовой корпорации 'Южный крест», деньги снял «на зарплату» и тут-же отнес к знакомому меняле, дабы перебросить все в доллары. О моей шалости генеральный директор узнал ровно через неделю — один из контрагентов, закрыв задолженность, посчитал конфликт исчерпанным и пожелал заключить новый договор на изготовление литья.

Честно признаюсь, шел в кабинет директора без всякой задней мысли, ловушки не ждал, а она обнаружилась. Рядом с директором сидел начальник заводской охраны, а, стоило мне зайти в дверь, выход перекрыли два бравых заводских вахтера в черных комбинезонах.

— Ничего не хочешь мне сказать? — «пробросил мяч» директор.

— Относительно чего? — я изобразил, что не понимаю, о чем речь.

— Относительно денег! — рявкнул директор: — Ты, Громов, ко всему еще и вор!

— Вам потом будет стыдно за свои слова, Григорий Андреевич. — я оперся руками на подлокотники офисного стула: — Вы реально считаете, что я не смог скрыть от вас то, что я эти два дела выиграл? Вы лучше скажите, вам как деньги отдать — долларами или рублями? Если рублями, то только завтра. А если долларами, то могу сейчас отдать, с учетом погашения задолженности передо мной. Только бухгалтера вызовите, чтобы мне «приходник» выписала…

Видимо нервы директора были сегодня особенно не в порядке, он зарычал, за моей спиной почувствовалось дуновение ветерка, и я бросился к окну, через два мгновения повиснув на оконной раме, и высунув в распахнутую форточку руку с зажатой пачкой долларов.

Директор побледнел — стоило мне разжать ладонь, как зеленоватые купюры, крутясь, как кленовые «самолетики», спланируют на заводской двор, где в любое время крутится с десяток рабочих, которые мгновенно растащат американские деньги, все пять тысяч.

— Все слезай… — дал отмашку директор: — Спасибо, парни…

И, охреневшие от изменения начальственного настроения, охранники потопали на выход из кабинета. Я хмыкнул, слез с окна и бросил перед шефом пачку купюр. Что сейчас было? Не знаю, возможно, не выдерживают нервы ни у шефа, ни у меня.

Через пять минут пришла главный бухгалтер, основной конфидент генерального директора в этом сложном мире. Раскрыв газету с таблицами курсов и пересчитав валюту по вчерашнему курсу биржи, Князева Елена Анатольевна выписала мне приходный ордер в рублях и собралась уходить, но хозяин кабинета остановил свою хранительницу сокровищ.

— Погоди, Лена, присядь, наш прожектер что-то рассказать хочет. Давай, излагай. Что ты мне пытался рассказать.

Ну я и изложил, после чего мне показали все пять стадий принятия неизбежного. Эти два крайне занятых человека почти два часа доказывали мне, что я идиот, который ничего не понимает ни в экономике, ни в производстве, да и вообще, просто в жизни.


Что заставляло меня горячится, рисовать на клочках бумаги схемы и спорить с упершимися в своей тупой позиции? Наверное, то, что сегодня меня из начальственного кабинета не выгнали было обусловлено тем, что дела на Заводе стали совсем плохи. Чтобы придать веса своим аргументам, я принялся рисовать схемки неизбежного краха завода, чертя графики роста коммунальных и прочих платежей, в том числе ростом заработной платы, линии которых взлетали вверх, пересекаясь с графиком падения сумм, заключенных заводом хозяйственных договоров, которые пересекались буквально через пять лет…

Конечно, подсчеты были примитивные, совсем как у Лени Голубкова, который каждый день мелькал по телевизору, на пару со своим братом…

— Шеф. — я сел на стул, не в силах устоять на ногах от простоты, ошеломившей меня мысли: — Если все деньги, что к нам приходят, вкладывать в билеты МММ, а потом вытащить их в июне, то мы столько накрутим — ни один банк с этим по процентам не сравниться…

— А почему в июне? Ты как себе это представляешь — вложится в МММ? — два вопроса прозвучали одновременно.

— Да как — очень просто…- я потянулся к пачке долларов, до сих пор лежащих на столе: — Про эти деньги все равно никто не знает, мы сейчас отматываем все назад, и я завтра покупаю билеты МММ, а в июне их реализую обратно, часть рублей сдаю в кассу, а разницу в долларах отдаю вам, ну а вы уж сами решите, куда их девать. А почему в июне? Не знаю, просто чувствую, что долго эта схема не проработает, месяца три- четыре и надо сливаться. Просто посчитайте доходность по этим бумагам и сами решите, стоит ли с ними связываться.

— Ладно, с этим мы решим… — главбух и генеральный переглянулись, видимо обсуждать эту тему будут без меня: — Но это копейки. Что ты там насчет присоединения к энергосистеме говорил.

— Дискредитировать надо ремонтное предприятие, и в тоже время сделать из нас ангелов во плоти…

— Паша, не крути, а говори конкретно, что надо делать. — директор нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице, видимо, не терпелось ему уединиться со своим «кошельком на ножках».

— Ну, если я правильно понимаю, просто на поклон к Томскому вы не пойдете?

Томский был директором областной энергосистемы, таким маршалом от энергетики в нашей области, дядькой, по сравнению с другими «красными директорами» головастым и продвинутым, что, правда, не спасло его, когда в область пришли по-настоящему большие московские деньги с молодыми и беспринципными реформаторами.

По лицу генерального пробежала судорога. Ну да, это то же самое, что блестящий герцог Великой Бургундии Филипп Красивый падет на колени перед Королем Франции Людовиком Святым — сплошное попрание чести и потеря лица.

— Ну тогда мне надо эквивалент пятисот долларов в месяц, новая форма для всего нашего персонала, что на городских станциях работает, перестройку работы прачечной, чтобы форму стирали в выходные, и наши люди, как чушки не ходили на работу, ну и еще кое-что, но это будет доводиться до вас по ходу работы.

— Паша, ты сам то себя слышишь? Будет доводиться до вас по ходу работы… Ты о себе что возомнил? — чувствую, что сейчас меня выгонят в пятый раз из этого кабинета.

— Григорий Андреевич, ну как я вам могу сказать о своих планах, если я не знаю, удастся ли реализовать их на первом этапе. От вас пока нужны эти копейки и информация, когда вас пригласят на совещание к энергетикам, конкретно к Томскому.


Апрель 1994 года.


Совещание по подготовке к летней ремонтной компании 1994 года было созвано в расширенном составе, с приглашением крупнейших подрядчиков, в число которых попал и мой генеральный директор. Началось оно ровно в одиннадцать часов, а в одиннадцать часов ноль одну минуту его течение было прервано ревом десятков молодых голосов под окном.

— Томский, уходи! Томский — отравитель! Томский — зло!

Генеральный директор энергосистемы в сердцах ударил кулаком по столешнице с такой силой, что тяжелый письменный набор подпрыгнул.

Кто-то из «молодых», присутствующих в просторном кабинете бросился закрывать распахнутую, по теплой погоде, форточку, но это особо не помогло — голоса за окном надрывались не за страх, а за совесть.

— И откуда они только узнают…- пробормотал Томский.

Травить генерального директора энергосистемы начали совсем недавно. В Москве, все-таки, допилили новую Конституцию страны, Верховный Совет, не расстрелянный в октябре прошлого года, дорабатывал последнюю сессию, а на осень были запланированы выборы в новый высший орган власти — Государственную Думу, что вызвало запредельную активность десятков политических партий и движений.

Вот и сейчас, под окнами старого, «сталинской» постройки, здания областной энергосистемы, визжали, орали, свистели и просто радовались жизни два десятка студентов, расположенной недалеко, водной академии. Но, не надо считать, что молодые люди просто хулиганили. Нет, они выполняли важную общественную миссию — боролись за экологию под эгидой партии «Кедр», что подтверждала пара флажков с стилизованным изображением какого-то хвойного растения.

Студенты обходились мне всего в один доллар в день, а связь с экологическим движением обошлась всего в десять долларов, зато генеральный директор энергосистемы, за две недели экологических пикетов, начал вздрагивать от любого громкого звука. Каждый день молодые люди кричали под окнами его кабинета, требуя немедленно прекратить травить родной город. Когда студенты уставали кричать, они начинали гудеть в дудки и горны, которые обошлись мне тоже в какие-то копейки, а в довершении, бить в барабан.

Наверное, в политическом плане Сибирь была не развита, во всяком случае, никакие «титушки» моих студентов не разгоняли. Максимум, на что смог сподобиться господин Томский — сменить кабинет на расположенный с противоположной стороны дома, но эту хитрость я пресек сразу, так как у меня был пропуск в здание энергосистемы, и я периодически ходил туда на разведку.

В чем обвиняли, в принципе, безвинного господина Томского? Естественно, во вредных выбросах, что сыпались на город через высоченные кирпичные трубы теплоэлектростанций, а во-вторых, в огромных золоотвалах, куда ежегодно смывались сотни тысяч тонн и кубометров золы и шлака, удаляемых из гигантских котлов. Тонны воды, перекачиваемые мощными насосами, смывали эту гадость в гигантские отвалы, откуда вода, чуть отстоявшись, смывалась в Реку.

— Как говорится, половину царства отдал бы тому, кто бы освободил меня от этих крикунов. — глава энергосистемы болезненно морщась, обхватил голову ладонями.

Ну простите, я старался. Дядьку не оставляли в покое даже на коротком отрезке от машины до входа в здания энергокомпании и обратно — две милые студентки с раннего утра и до вечера дежурили на удобных скамейках у входа в здание и при появлении фигуранта бросались наперерез том-менеджера, крича прямо в уши страдальца': — Прекрати травить реку, убийца! А стоило отставникам, что дежурили на входе в энергокомпанию, дотронуться до нежных девиц, в попытках спасти своего шефа, как на визг милых барышень на улицу, в полном составе, выбегала кафедра криминалистики из юридического института, расположенного в соседнем доме, в попытке узнать, кого, только что, убили.

— Разрешите мне! — несмело поднял руку, ждущий этого момента, Григорий Андреевич.

— Вы кто? — Томский сделал вид, что не узнал коллегу –конкурента.

— Григорий Андреевич Соколов, генеральный директор ПО «Энергоспецремонт»…- смиренно представился мой шеф, включаясь в бюрократическую игру «Вас у меня много».

— А, не узнал, богатым будешь. — кивнул управляющий энергосистемы: — И что ты сделаешь?

— Отдайте мне золоотвалы в аренду на десять лет, за один рубль в месяц. И я займусь их реак…рекультивацией…- сбился «генеральный» на модном слове: — А по очистке от выбросов, я к вам завтра на приём попрошусь, привезу проект.

— Добро, договорились. Завтра все бумаги привози. — кивнул повеселевший управляющий энергосистемы.


Через три дня.

Здания управления «Городэнерго».


Зеленой лужайки и переносной трибуны не было, но вот собрание заинтересованных лиц имело место быть.

На крыльце «конторы» улыбался управляющий «Городэнерго» господин Томский, за спиной которого виднелись главный инженер энергосистемы и мой директор.

Вокруг крыльца кучковались два десятка грустных студентов (которые чувствовали, что ручеек денег за их кричалки иссякает), с флажками движения «Кедр» в руках, координатор упомянутого движения «Кедр», который уже составлял в уме отчет о победе над загрязнителем — монополистом, и пяток журналистов, собравшихся «подсветить» модную тему — экологию.

— Уважаемые господа…- жмурился на весеннее солнышко управляющий: — Рад вам сообщить, что в деле борьбы за сохранения экологической безопасности Города наше объединение совершило гигантский прорыв. Наш партнер, ПО «Энергоспецремонт», в лице генерального директора Григория Андреевича Соколова немедленно приступает к монтажу систем «циклон» на котлах наших угольных электростанций, а также рекультивации золоотвалов угольных ТЭЦ нашего Левобережья, что, безусловно, существенно повлияет на экологическое благополучие нашего любимого Города. Думаю, что уже осенью уважаемый Григорий Андреевич сможет доложить о проделанной работе. В любом случае, вы знаете, с кого можно спросить по этому вопросу, так как наше объединение готово финансировать эти работы на все сто процентов.

Кисловато как-то мой шеф выглядит, хотя причин для его грусти я не наблюдаю. Да, господин Томский немного преувеличил размер финансирования работ — за огромные фильтры — «циклоны» нам никто денег не заплатит, но взаимозачет за электроэнергию и тепло сделают, ну а золоотвалы… С золоотвалами все было немного сложнее.

Загрузка...