Около девяти часов утра я уже стояла перед большим каменным домом с внушительной оградой. В руках у меня был поднос с жаренными тушками голышей, а точнее мерлангов, которых наловили мне вчера Рауль с приятелями.
Кроме этого к рыбке в глиняном горшочке у меня был приготовлен чесночный соус с травами, а украшал блюдо небольшой изящный овощной букет, исполненный в технике карвинга.
Я не была в ней мастером, однако, иногда со скуки по вечерам мучила морковку или огурец, вырезая из них цветы и птичек по видеоурокам в интернете.
Сейчас я очень надеялась поразить этим великолепием тетку Мадуро и проникнуть в дом Гонсалеса. Ну а дальше по обстоятельствам. Пока что дом выглядел неприступной крепостью: на воротах была намотана цепь с замком, а белые ставни закрыты.
Пока я размышляла, не обойти ли мне дом и не попытать ли счастья с черного хода, открылась одна из ставень на первом этаже, и из окна высунулась сеньора Мадуро и уставившись на меня, щурясь и прикрывая глаза от солнца.
Потом она поманила меня пальцем и указала куда-то за дом. Я поняла, что мне всё-таки следует его обойти, и направилась туда.
Какое-то время я еще ждала под дверью, набираясь терпения. Наконец, послышались шорохи, бряцанье, скрежет, и мне отворили.
- Входи, - буркнула женщина и пошла по длинному мрачному коридору, жестом пригласив меня следовать за ней.
В доме не было слышно ни звука, пахло рыбным бульоном и пастернаком. Коридор привел нас в кухню, где было посветлее. Кухонные шкафы, лари, буфеты - всё было тяжелым, дорогим и добротным. Но в тоже время присутствовал дух упадка. Как-то засалено и пыльно, как будто в доме давно никто не жил.
“Как-то странно это, учитывая финансовые возможности сеньора Гонсалеса” - подумала я. Здесь могло трудиться круглосуточно не менее дюжины слуг, наводя блеск и чистоту. Однако, по всей видимости, кроме нас здесь не было ни души.
Сеньора Мадуро развернулась ко мне.
- Показывай, что у тебя там, - она вытянула длинную, как у гуся, шею, пытаясь рассмотреть содержимое блюда.
- Вот, - поставила я его на стол и потрясла руками, которые порядком затекли.
Мадуро, как и в первый раз, чуть ли не носом исследовала всё - жареную рыбу, соус. Рассмотрев овощной букетик, она фыркнула недоуменно, однако на её лице промелькнуло что-то вроде уважения. Я готова была поспорить, что раньше она такого не видела.
- Сколько? - буркнула она, стараясь не показывать явного интереса.
Я назвала цену примерную, что выручила у неё накануне. Кажется, женщина осталась довольна, потому что, поспешно закивав головой, она прошаркала к буфету и достала оттуда узелок с монетами.
- А вчера сеньору Гонсалесу понравилось? - поинтересовалась я. Нужно было уже с чего-то начинать разговор, время шло.
- Понравилось, понравилось. Я хоть выдохнула. Уж как надоело всё одной: и стряпать, и стирать, и чистоту наводить, - неожиданно словоохотливо пожаловалась Мадуро. - Как разогнал всех старый черт, так мне и не продохнуть.
Я изобразила сочувствие на лице.
- Конечно, разве возможно в одиночку со всем справиться, - поддакнула, - можно попросить у вас стакан воды, сеньора Мадуро? Жарко.
- Жарко, да. А ставни старый черт не разрешает открывать, - женщина налила мне воды, и я принялась пить её мелкими глоточками.
А через несколько секунд чуть не выронила тяжелую кружку, расплескав воду на себя, потому что сверху послышался мужской голос, напоминающий рёв:
- Мадурооо! Мадуро, сюда!
У меня похолодели руки и ноги, несмотря на жару.
Женщина замерла, а потом шикнула на меня, чтобы я сидела тихо, и пошла куда-то на зов хозяина.
Через некоторое время сверху послышался невнятный диалог. Сеньор Гонсалес грубо и отрывисто выговаривал что-то своей служанке, а та сварливо бурчала что-то в ответ. Слов было не разобрать.
Потом Гонсалес стал надсадно кашлять, и вскоре сеньора Мадуро вернулась на кухню.
- Вовремя ты с этим появилась, - кивнула она на моё блюдо с жареной рыбой. - Сейчас поест, подобреет. Вечно не могу ему угодить, не по готовке я. Самое простое, как у всех. А ему охота, как раньше в ресторациях едал. Сейчас, обожди.
Она подхватила блюдо, зацепив на палец корзинку с хлебом, и снова удалилась. А я стала лихорадочно соображать. Сначала мелькнула лихая мысль, чтобы прокрасться за служанкой и нанести Гонсалесу неожиданный визит, но я её отмела сразу же. Наверняка, это только разозлит его. Значит, нужно было дождаться Мадуро и брать её в сообщники.
Женщина вернулась очень скоро и с просветлевшим лицом.
- Ух, как набросился! - довольно прокомментировала она. И уставилась на меня в раздумии, - ты откуда взялась? Кто твои родители? Лицо знакомое, а вспомнить никак не могу.
Я заколебалась. Стоило ли называть своё имя? С одной стороны это было рискованно: вдруг отец был персоной нон грата в этом доме из-за непонятной мне ситуации с кредитами. Пока я раздумывала, Мадуро внезапно изменилась в лице.
-Ты точная копия Росы Ловейры, вот кто! Теперь поняла!
Отступать было некуда, и я, помедлив, кивнула.
- Да, я Габриэла-Роса Ловейра.
Тетка Мадуро прижала руку ко рту и, покачиваясь, смотрела на меня. А я ждала, что она скажет дальше.
- Как капелька от капельки, - проговорила она тихонько, тоном для меня совсем непонятным, - и такая же бесноватая.
Это было обидно и я невольно нахмурилась.
- Что это значит - бесноватая?
- Глаза горят, как уголья в печи. Твоя мать была такая же. Огонь!
Тут я уже улыбнулась, представив молодую Росу Ловейру. Почувствовав вдруг её незримую поддержку, выпалила:
- Мне нужно поговорить с сеньором Гонсалесом! Помогите мне, сеньора Мадуро, прошу вас!
Она замахала на меня руками и проворно закрыла дверь на кухню, прислушиваясь. Наверху было тихо. Наверное, сеньор Гонсалес наслаждался трапезой.
- Зачем он тебе? - сердито спросила она меня, приглушая голос почти до шепота. - Что может привести порядочную девушку к этому старому черту? Если ты думаешь, что я…
- Сеньора Мадуро, - перебила я её, - не знаю, о чем вы подумали, но меня сюда привели неоконченные дела моего отца с сеньором Гонсалесом. Мне грозит оказаться сначала на улице, а потом в тюрьме за долги. Я хочу лишь поговорить с ним об отсрочке.
Женщина смотрела на меня, нахмурившись. Думала.
- Ладно, пусть доест. Потом пойдёшь. Хоть и полетят в меня потом башмаки и всё что под руку подвернётся.
- Почему в вас полетят? - мне не хотелось доставлять хлопот этой вроде бы незлой женщине.
- Пустила потому что тебя. Он же людей не переносит. Только сыночка своего обожает, да меня вот терпит из вынужденности. Дак я его не боюсь. Что мне, старой, сделается? А вот ты… - она покачала головой, обеспокоенно.
- Не съест же он меня, - нервно хихикнула я.
- Мадуроооо! - раздался рык сверху. Звучал он теперь не устрашающе, а, скорее, благодушно.
Старая женщина подняла голову кверху.
- Набил брюхо, - прокомментировала она бесстрастно. - Пойду. Ты жди.
Когда она вернулась вновь, неся моё уже пустое блюдо и стопку грязных тарелок, я уже изнемогала от нетерпения. Не то чтобы я всей душой жаждала встречи с этим местным вселенским злом, а просто хотелось быстрее с этим покончить.
- Спросил, наконец-то, где я стала брать еду. Дошло, что я не сама готовлю. Ну, я и сказала, что, мол, девочка из поселка. И если он пожелает, ты будешь приносить что-нибудь каждый день.
- Так можно подняться к нему?
Мадуро пожевала губами.
- Иди, - наконец позволила она, - я здесь, если что.
Пулей взлетела я по лестнице в указанном ею направлении и остановилась перед приоткрытой дверью. Выждав пару секунд, постучала осторожно.
- Входи! - прозвучало изнутри.
Ступив на порог, я не сразу смогла разглядеть, что и где находится: ставни были закрыты, а шторы задёрнуты.
- Дверь закрой, - скомандовал неприятный голос.
Я поколебалась, но подчинилась. Только теперь увидела, что слева от меня в кресле сидит человек. Он был одет в какую-то засаленную хламиду, из-под которой виднелась длинная нательная рубашка и голые голени.
Сеньор Гонсалес выглядел не таким уж старым. Скорее, обрюзгшим. Щеки были в красных прожилках и висели, как у бульдога. Между ними располагался крючковатый нос. Взгляд был, как у ящера - холодный и внимательный.
- Здравствуйте, сеньор Гонсалес, - как можно спокойнее и ровнее проговорила я, хотя неизвестно отчего сердце вдруг заколотилось испуганно.
- Здравствуй, здравствуй. Садись вот тут, - он указал на кушетку слева от себя.
Чтобы попасть туда, мне нужно было протиснуться между ним и низким тяжелым столом, на котором стоял графин с вином и большая кружка.
Оглядевшись, я поискала взглядом другое место, но не нашла.
- Не беспокойтесь, я постою, - ответила ему, не желая сидеть так близко.
Он стрельнул в меня глазами и ничего не возразил.
- Так это ты готовила то, что я пробовал вчера и сегодня? - он закашлялся и потянулся, чтобы налить себе вина. Проделав это, припал к кружке и сделал несколько жадных глотков. Ручейки вина стекали по уголкам его рта и каплями падали на грудь и живот. Я отвела глаза.
- Да, сеньор, всё это готовила я.
- Как тебя зовут, говоришь? - он отрыгнул, не стесняясь, и утер губы рукавом.
- Габриэла Ловейра, - тихо произнесла я, не зная, какой реакции ожидать.
Сеньор Гонсалес оказался внешне и в поведении таким неприятным, что весь мой пыл решить с ним какие-то вопросы поугас. Сейчас мне больше всего хотелось выбраться отсюда.
- Ловейра… - протянул он, подавшись вперед. - Да-да, теперь я вижу. Ты похожа на свою мать.
Он вперился в меня глазами так, что мне стало совсем неуютно. Затем и вовсе встал и приблизился ко мне, обдавая моё лицо своим несвежим дыханием.
“Нельзя показывать ему, что я боюсь”, - мелькнуло у меня в мыслях.
- Да, сеньор, - вскинула я голову, - мой отец - Давид Ловейра. И мне хотелось бы с вами обсудить дела, которые остались незаконченными после его гибели.
- Дела, так дела, - буркнул Гонсалес, - садись. Или я тоже теперь должен стоять?
Он практически незаметно оттеснил меня к кушетке, и мне все-таки пришлось сесть на неё. Я устроилась на самом краешке, оглядываясь вокруг себя, на всякий случай. Мой взгляд выхватил фотографию в рамке на столе. С неё на меня напряженно смотрели двое: сам сеньор Ловейра и юноша, совершенно на него не похожий. “Наверное, в мать”, - подумала я.
- И что же ты хочешь мне сказать, Габриэла Ловейра? - прищурившись, Гонсалес стоял прямо передо мной в каком-то полушаге.
- Н-насколько мне известно, отец брал у вас деньги в долг, - произнесла я неуверенно, - срок ведь через три месяца истекает?
- Да, и? Ты что, готова отдать деньги? - вопрос его прозвучал так, словно он совсем этого не хочет.
- Я бы хотела узнать, под какое обеспечение он получил кредит?
Гонсалес жадно всматривался в мое лицо, словно пытался угадать,что именно мне известно. Наконец, он с облегчением рассмеялся.
- Какое там обеспечение, дитя моё. По старой дружбе, только по старой дружбе.
Я уже поняла, что он говорит неправду, и вообще зря я к нему пришла. Нужно было уносить ноги, подсказывала мне интуиция.
- Понятно, - коротко кивнула я, - еще один вопрос, вы позволите?
Гонсалес осклабился, утирая уголки губ.
- Конечно-конечно, Габриэла. Спрашивай, что хочешь.
Голос его при этом стал неприятно-масляным, а глаза загорелись нехорошим огнем.
- Если можно, хотела попросить об отсрочке. Отец погиб, сейчас я могу рассчитывать только на себя, и мне нужно чуть больше времени, чтобы вернуть вам долг.
Гонсалес сиял. Мне это было непонятно, хотя, скорее, я не хотела и боялась разгадывать ход его мыслей.
- Думаю, мы сможем договориться, даже уверен в этом, - голос отвратительного человека был слащав и опасен. Его поза неуловимо изменилась и я поняла, что сейчас он на меня набросится.
Что произошло в следующие несколько секунд, потом я сама смогла вспомнить с трудом. Наверное, от ужаса.
А сейчас с недоумением смотрела, как Гонсалес оседает на пол, хватаясь поочередно то за голову, то за руку, по которой стекали капельки крови. Вокруг валялись черепки графина, ранее стоявшего на столе.
Я почувствовала на губах солоноватый привкус крови и поняла, что прокусила Гонсалесу руку, да еще и графин о его плешивую голову разбила.
Он в страхе посмотрел на окровавленную свою клешню и, взвыв, приложил её к губам.
- Сучка! - крикнул он в панике. Но оттого, что рот его мусолил пострадавшую кисть, у него получилось “Щучка”.
А я вдруг неожиданно почувствовала себя сильной.
- В следующий раз голову откушу, - пообещала я ему, наклонясь, чтобы он меня понял.
И вышла с высоко поднятой головой. Вслед мне неслись проклятия и угрозы, но этого я уже не слушала.