Твое... величество - 3!

Глава 3

***

Когда Хосе открыл глаза, он даже не сразу понял, где находится.

Темные балки над головой. Полумрак, огонек лучины.

- Живой?

Женский голос.

Он же… она же…

Хосе вскрикнул, закрыл лицо руками… она же сейчас испугается… РУКАМИ?!

Мужчина вытянул перед собой руки, не веря глазам согнул и разогнул пальцы… самые обычные. Человеческие. Без когтей и шерсти, просто длинные ровные пальцы.

- Я…

Голос дрожал, срывался.

Райка поняла все правильно, подошла и обхватила мужчину за плечи. Поддержала.

- Ну-ка, водички!

Хосе послушно попил через сухой тростниковый стебель, откинулся на подушку. Сейчас он уже мог разговаривать.

- Я… человек?

- Когда моего брата спасал, был кем-то вроде медведя. Я видела. А потом тебя корежить начало, да и в человека перекинуло. Ты из двуипостасных?

- В человека?

- Да.

Хосе помолчал пару минут. А вот как и что тут ответишь? Но врать точно не надо, не получится, да и глупо это. А потому…

Чего ему молчать? Чего беречься? Он уже умер, и не один раз, а несколько.

- Я… мое имя Хосе Лагос. Я был калекой, с детства. Потом меня выкупили у родителей, наверное. Привезли в храм, что-то давали… я начал изменяться и превращаться в эту тварь. А потом меня просто выпустили в лес, вот и все.

Райка качнула головой.

- Город…

Непонятно было, то ли осуждает, то ли понимает. Хосе лежал молча. Осознавал. Так что девушка заговорила первой.

- А у деревни ты что делал?

- Ничего особенного. Еду искал. Охотиться я не умею, а тут что выкинут, ну и рыбой можно было поживиться, - сознался Хосе.

- Людей не убивал?

- Нет.

- А волка кто заломал? Неподалеку от деревни?

Хосе тяжело вздохнул.

- Я. Он сам виноват, кинулся. Только он больной был, я его есть не смог…

Райка хмыкнула. Охотой она промышляла давно, еще отец приучил, и про бешеного волка в округе знала. До их деревни он еще не добрался, а вот с той стороны леса бед уже натворил. Она уж и в засаду собиралась, и с другими охотниками поговорить, не пускать же тварь к людям, а тут само все и сделалось.

Она и глазам своим не поверила, когда тушу волка увидела, и следы от нее. Хотела по следам пройти, да не получилось, ветер начался, замело все. Но и потом она следы у деревни видела, молчала, правда. Поди, скажи кому?

Расшумятся, раскричатся и толку не будет. Да и не очень-то к ней прислушиваются, не бабье это дело – охота. И отношение к ней не такое, как к ее отцу, батю уважали, а ее терпят за удачу и твердую руку. А дашь спуска – за пазуху лезть пытаются. Последнему нахалу она два зуба выбила луком и пообещала остальные высвистнуть, чтобы до скончания дней кашки жрал. Подействовало.

Бродит зверюга вокруг деревни, так ведь ее никто и не видел, и в деревне даже курицы не пропало, странный такой зверь. Как оказалось – ОЧЕНЬ странный. Правильно она промолчала тогда.

- И моего брата ты спасать стал.

- Они с горки катались, ну и столкнулись. Он в воду отлетел… жалко стало. Мне уже жить незачем, а ему… как мальчик?

- Жив-здоров, только на задницу еще дня три не сядет, - отмахнулась Райка. – Это ты третий день в горячке, а Лерка я барсучьим жиром растерла, горячим отваром напоила, на следующий же день хотел к друзьям утечь. Ну и получил, за подвиги.

- Он не виноват, там так получилось.

- Думать надо было, - отрезала Райка. – Матери чуть дурно не стало.

Вообще, получил Лерк не за катание, а за то, что пытался в избу дружков провести, на человека-медведя посмотреть. Ух, как же Райка тогда разозлилась! Поганец!

Тебя спасли чудом, а ты спасителю такое подстраиваешь, гаденыш неблагодарный? Ну, и взялась за хворостину. Мигом дошло! Но ведь не скажешь такое этому… кстати!

- Зовут-то тебя как?

- Хосе. Хосе Лагос…

- А что у тебя покалечено было?

Хосе прикусил губу, но о своих бедах рассказал честно. Райка подумала, да и стянула с него одеяло. А что, вроде как не горит, не бредит, просто лежит…

- Давай, попробуй встать.

- Я же не могу!

- Можешь. Нет у тебя ничего такого, слово даю, обычный мужик, все, как у всех.

Хосе аж побагровел от смущения, да так, что и в темной избе заметно было. Она что – его видела?!

- Все я видела, - Райка отлично поняла его и без слов. – И даже трогала. Думаешь, кто тебя переодевал – растирал – посудину выносил?

У бедняги едва уши пеплом не осыпались со стыда.

- Я…

- Вставай, давай! Пробуй!

Хосе повиновался.

И сам себе не поверил, когда шаг сделал, второй, а там и ноги свои осмотрел…

- Я человек. Нормальный…

Райка кивнула.

- Вполне себе. Давай-ка я тебя пока уложу, да пойду, киселька сделаю. Тебе сейчас другого, поди, и нельзя ничего, если долго не ел. А ты пока подумай.

- О чем?

- Я со старостой поговорю, если что. За Лерка – можешь у нас до весны остаться. По хозяйству помочь сможешь? Батя умер, парни еще мелкие, а без мужских рук тяжко приходится. Я-то в лесу постоянно, без того охотой сыта не будешь, а ты бы матери моей и помог по дому?

Хосе даже и думать не стал.

- Я мало что умею. Но если покажете, что и как, обузой не буду, все сделаю!

Райка кивнула.

- Вот и договорились. А одежду я тебе батину дам, он шире тебя был и повыше, ну так подшить можно.

- Я шить умею.

- Уже хорошо. Сам и справишься. Лежи, сейчас тебе киселя сделаю, да к старосте сбегаю, скажу, что ты в себя пришел. А ты подумай, стоит ли старосте говорить насчет храма. Это дело такое, как бы не сообщил, куда не надо.

- Ох, - напрягся Хосе.

- Лучше я ему скажу, что у тебя случайно проявилось. Говорят, так раньше бывало, когда второй облик проявлялся, а в человека вернуться сил не было. Вот и в леса убегали, и в море уплывали. Бывало…

- А о таком в храм сообщать не надо?

- А смысла нет. Он одно скажет, а ты другое, вот он крайним и останется.

Хосе прикрыл глаза.

Райка ушла, а он лежал и думал. И было, о чем.

Что ему дальше делать. Как жить. О чем говорить…

К моменту прихода старосты, у него уже были предварительные наметки.

***

Староста оказался солидным мужчиной в годах, седоволосым и с проницательным взглядом. Он присел на скамью, поздоровался, и принялся расспрашивать Хосе. Честь по чести, как жил, что делал, чем занимался… Хосе врать не стал.

Был калекой, просил милостыню, потом начал замечать, что с ним неладное… а однажды проснулся животным. Почти правда, только про храм ни слова.

- Может, у тебя эрры в роду были? – задумался староста.

- Да кто ж его знает? Поди, проследи!

Старосту это не удивило. После Данакта… да много там чего было! А может, кто из эрров и повалял прапрабабку парня, и такое бывало. А потом кровь и передалась, и вспыхнула.

Это бывает, о чем староста и сказал.

- Райка сказала, ты едой пытался разжиться?

- Да. Вы не думайте, я чужого не брал, и никого из людей и пальцем не тронул…

- Я и не думаю. Ты, парень, не знаешь, а у меня дед из жрецов Многоликого был, много чего рассказывал.

- Да?

- Такое, как у тебя – бывало. И частенько бывало, кровь, это не титул, она сама выбирает, в ком и что проявится. И как проявится.

- Вот…

- Но если б ты в зверином обличье попробовал человеческую кровь, ты бы никогда вернуться не смог.

- Я… не знал.

- Это для первого оборота запрет. Не знаю, почему так, дед говорил, человек должен подчинить себе зверя, слиться, укротить, показать, кто сильнее. Потом, ежели второй раз обернешься, уже можно… всякое бывало. Но первый раз ни капли крови пролить нельзя. Тогда зверь точно тебя победит. Зверем ты и останешься, и человеческий разум погаснет.

- Я не проливал. И… я тоже умирал. Знал, что скоро стану зверем, надеялся, что убьют…

- Ну, теперь тебя убивать всяко не будут, поживешь у нас, авось, и польза от тебя будет. Управителю скажем, что ты Райкин кузен, пришел по хозяйству помогать. Родство дальнее, может, через прадедов… там решим. Глядишь, и обживешься у нас.

Хосе медленно кивнул.

- Если опять не превращусь. А если…

Беднягу аж затрясло от ужаса. Староста качнул головой.

- Не бойся. Если ты так к этому относишься, второй раз не превратишься. Для этого надо всей душой своего зверя принять и полюбить, осознать себя – им. А ты ведь не так?

- Н-нет… я его ненавижу!

- Вот. Значит, точно не перекинешься. Повезло тебе, что обратно смог, а туда… вряд ли у тебя желания хватит.

Желания у Хосе такого точно не было.

Староста хмыкнул.

- Райка, а ты к парню-то приглядись. По всему видать, правильный он.

Райка зло брякнула чугунком.

- Сватаешь, дядька Вась?

- Вот еще не хватало! Поди, и сама разберешься, не дура. Я тебе просто говорю, как есть. Если человек столько времени зверем пробыл, а человеком внутри остался, то душа у него крепкая. И еще. Ты бы парень, обратно никогда сам по себе не перекинулся, когда б не Лерк. Ты свою жизнь готов был за чужую отдать, а зверь так не поступит. Только человек. *

*- смотря какой зверь, про собак, лошадей, которые ценой своей жизни спасали хозяев я знаю, про кошек, которые ценой своего здоровья лечили людей – тоже. Но старосте простительно такого не знать. Прим. авт.

- Потому я и превратился?

- Да. Так что тебе от этой семьи теперь никуда не деться, считай, ты с ними на всю жизнь повязан.

Райка еще раз зло грохнула крышкой, но староста на это внимания не обратил, распрощался, да и вышел. Ему еще предстояло сходку собрать, да в деревне все это разъяснить. И то!

Хороший парень!

Пусть живет!

***

Забегая вперед, примерно так оно и вышло.

Так Хосе и прижился в той деревне, а через пару лет и на Райке женился. Странная у них семья получилась, жена в лес с луком и стрелами, на зверя ходит, а муж дома по хозяйству управляется, да детишек нянчит. Но их все устраивало, а людям о чем бы не посудачить!

Главное, что сами Лагосы счастливы были.

Райкиных братьев в люди вывели, сестер замуж выдали, своих детей родили, шесть штук, как на подбор, крепких и здоровых…

В зверя Хосе больше никогда не перекидывался. Не мог, его от ужаса трясти начинало, стоило только подумать, не то, что сделать. В деревне о них посплетничали немного, да и перестали. Это в городе народ все быстро забывает, а в деревнях много чего помнят. Бывает такое… ну и ничего удивительного, а вот двухголовый цыпленок у Карьки – это да! Это новость…

Что Хосе на память осталось – это здоровье. Крепкое, несокрушимое, хоть ты голым на снегу валяйся – и простуды не будет. Райкина мать при них жизнь дожила, с внуками понянчилась в свое удовольствие. А в город Хосе никогда больше не ездил. Даже в сторону столицы и не смотрел. И с родней своей общаться не хотел.

Никогда.

Не по пути им, и точка!

Так век и прожили.

А звериная форма потом проявилась. У правнука…

Видно, благословил Многоликий эту семью, и дар свой зажег в крови несчастного, пострадавшего от злых рук и недобрых людей. Но это уже совсем другая история…

Глава 2

Саймон смотрел на эрра Марко добрым-добрым взглядом. Наверное, в этом все короли похожи. Улыбаются они как-то так… Марко почувствовал, что у него задрожали колени.

Ханс тоже так смотрел.

И сразу становилось ясно, что и ты в его власти, и твоя семья, и захочет он – оборвет ваши жизни. Легко и непринужденно, одним росчерком пера. Еще и радоваться будете, если одной плахой отделаетесь!

Спустя минуту его величество моргнул, и рассеялось впечатление. Сидит на троне пожилой усталый мужчина, смотрит серьезно так…

- Рассказывайте, эрр Шедан. Если отец Роман счел необходимым отправить вас ко мне, это не просто так. Верно же?

Марко опустился на колени.

- Все верно, ваше величество. Я благодарен святому отцу за эту помощь, в противном случае я был бы уже мертв. Я не уберег его высочество Вернера.

- Вы? – поднял брови Саймон. – отец Роман отписал мне иное.

Марко потупился.

- Я… я должен был его удержать, остановить, убедить, что это не дело, что надо все доверить слугам. Тогда его высочество уцелел бы.

- По порядку, эрр Шедан. Рассказывайте по порядку.

Марко повиновался.

- Все началось, ваше величество, когда по Атрее поползли слухи. О чудовище, которое пожирает людей. Приходит по ночам, в дома не врывается, но и не боится. Просто подходит к окнам, смотрит, принюхивается, стонет от отчаяния, а потом уходит. Но если оно повстречает кого-то на улице – горе несчастным. Разорвет и сожрет.

- Неужели не нашлось достаточно охотников? Извести эту дрянь?

- Ох, ваше величество… охотников эта тварь извела несколько десятков. А потом я узнал… совершенно случайно.

- Случайно?

Эрр Марко вздохнул.

- Я мужчина, ваше величество. И связи у меня случаются. В том числе и связь с одной милейшей женщиной, вдовой палача. Его имя Павло… Павло Мадар.

- Павло Мадар.

- Беата, его супруга, поневоле знала о работе мужа. Она и рассказала, что в подземельях храма Многоликого, главного храма Фардании, творится неладное. Туда приводят людей, и там… их не пытают и не мучают, их не прижигают каленым железом, но с ними делают нечто другое. Им дают что-то… Павло называл это волшебным порошком, и ни разу не проговорился супруге о том, как его делают. Может, и сам не знал. Но в результате в подземелье из людей получалось… нечто. Полулюди – полузвери.

- Та-ак…

- Обычно они быстро умирали. Но иногда… получались полуразумные твари, похожие на животных, невероятно быстрые и сильные, жестокие и любящие кровь. Если такой твари удавалось вырваться в город, она начинала убивать. Не каждую ночь, но достаточно часто. А еще такие твари получали вкус к человеческому мясу.

- Вот как…

- Я не знаю, что придумала Беата, а что ей правда рассказывал муж. Но она особа очень… приземленная. Она просто не могла такое выдумать. И вроде как за этим стоит сам тейн.

- Тейн?

- Второй облик – благословение Многоликого. И может быть, они искали какой-то способ его получить для себя… не нашли.

- Там, где человек лезет в дела творца, добра не жди.

- Да, ваше величество. Тогда я посчитал это сказками, мы встречались с Беатой, потом меня назначили послом в Эрланд. И вот тогда...

Саймон внимательно слушал про эрра Сарана, про тех, кого привез с собой Вернер, про приступы, про то, что рассказывал ему эрр Линок, когда мужчине было особенно плохо, слушал, думал…

Потом подвел итоги.

- Эрр Шедан, я доволен. Вы получите убежище в моей стране, получите новое имя, я защищу вас и вашу семью. Но вам придется все это повторить перед конклавом, если потребуется.

- Хоть перед всеми богами разом, - твердо ответил эрр Шедан. Он был бледен, руки у него дрожали, но голубые глаза смотрели твердо. – Так с людьми нельзя, ни с кем нельзя…

И Саймон был с ним совершенно согласен.

М-да…

Вырисовывалась интересная картина…

***

Тома обходил клетки.

Лично проверял каждого «недозверя», контролировал пульс, дыхание, записывал мельчайшие признаки.

Уже и не вспомнить сейчас, как боялся когда-то Тома первых своих опытов. Как шарахался от них, как надеялся, что не кинутся…

Сейчас-то все у него отработано, продумано…

Тома не мог сделать полноценного двуипостасного, но сделать вполне контролируемого монстра он мог. Полулюди-полузвери, послушные его воле. Или воле того, на кого укажет Тома. Жаль только, что живут недолго.

Почему-то так получалось… если прикармливать прахом с добавлением нескольких трав, твари получались покорные и легко поддающиеся дрессировке, Тома они воспринимали, как хозяина и делали все приказанное. Даже не как хозяина – как глас с небес.

Но жили они очень и очень недолго. Может, полгода – год.

Тома понимал, что такие опыты проводились на Шагрене, что это все делалось на настоящих двуипостасных, чтобы подчинить их своей воле, но срабатывало, видимо, плохо уже тогда. Люди, благословленные Многоликим, просто умирали.

Для них эти травы становились со временем ядом, и – все. Конец.

Но тейн неожиданно заинтересовался.

А что? Расходного материала много, какая разница, бездомным больше, бездомным меньше, а покорные его воле сильные и хищные твари – это же отлично! И всего-то надо добавлять им дозу порошочка в еду. А потом…

Не получат они новую щепотку травы – так и будут корчиться от боли, встать не смогут. Так что будут повиноваться.

Боль и страх – это все понимают, даже полуразумные твари.

Вот и не боялся Тома ничего, ходил среди них спокойно.

Все же молодцы эти шагренцы, столько всего интересного напридумывали! А Тома смог развить, улучшить, добавить что-то свое… он тоже умный.

И Винс…

Ох, Винно, где же ты?!

Такая тоска зеленая накатила… тома дураком не был, надеялся до последнего, только вот это сердцем. А умом он отлично понимал, что если Винно сохранил бы разум, то прибежал. А если нет, значит, разума у него нет, это обычная дикая и хищная тварь.

Может ли он выжить здесь? При таком раскладе?

Нет. Правильный ответ – не сможет.

Рано или поздно его убьют… думать об этом не хотелось, НЕ думать не получалось, тоска накатывала и заедала, хуже ядовитой гадины…

Оставалась только работа, которую надо было делать.

Пока еще оставалась.

Пока это было важно.

А потом?

А рука все чаще тянулась к кувшинчику с вином, и дни становились все более серыми и тоскливыми… Винно, где ты? Что с тобой, любимый?

Смог бы брат Тома, так завыл бы да вот беда – человек он, не животное. Впрочем, твари в клетках это вполне компенсировали своим ревом, воем, скрежетом…

Тома привычно раздавал травяные пастилки.

Пусть жрут.

Когда придет время, тейн найдет, куда их пристроить, главное, не тянуть слишком долго, а то помрет… вот тот, наверное, через месяц-полтора, надо уже сейчас подобрать кого-то на замену. Таких, послушных тварей, у них всегда штук десять-пятнадцать по клеткам сидело. И пусть.

Всякое отребье не жалко…

И клетки есть свободные, самых неуправляемых пришлось в лес выпустить, так что место есть, можно новых тварей поднабрать…

Тома даже не улыбнулся, предвкушая процесс. Раньше он бы все с Винно обсудил, раньше они бы спорили до хрипоты, смеялись… а сейчас это просто работа.

Просто рутина… правда, выпить, что ли?

Тоска…

***

В этот раз императору повезло.

Да-да, можно это назвать везением.

Когда началось землетрясение, Мушаши был в храме. Ехал в храм.

Конечно, носильщики уронили паланкин, и император прилично так треснулся копчиком. Конечно, надо будет их казнить.

Но…

Окажись он сейчас во дворце, было бы хуже. Потому что даже отсюда видно, что один из куполов дворца просто обвалился.

Мушаши представил, что мог быть ТАМ и его затрясло.

И накатила совершенно иррациональная ярость.

На что? А, на все!

На Шагрен, пропади он пропадом, на землетрясение, на двуипостасных, которые погибли, и новых не родилось… почему так? Просто – почему?!

Раньше рождались, а сейчас – нет!

На Рэна Тори – где его носит, каналью, и на Ишуро Тори, на все семейство, на чернозубых - тоже на всех сразу…ярости было так много, что она давила, душила, Мушаши просто задыхался от бешенства, и выпустить его не мог никудла. Никто не рисковал подходить к императору, так что пришлось срывать злость на первом, кто попался – на одном из носильщиков. Не успел тот вовремя отпрыгнуть, вот его паланкином и придавило.

Мушаши от души пинал бедолагу, даже не думая, как он выглядит со стороны. Да и кому какая разница?!

Он – император!

Он властен в жизни и смерти любого на острове, и когда случается вот такое…

- ИШУРО!!!

- Да, мой император.

- Сколько еще можно ждать твоего брата?!

- Ваше величество, Рэн все сделает! Я верю ему, как себе.

Мушаши сдвинул брови.

- Смотри. Если он задержится, ты ответишь головой.

Ишуро молча поклонился. Как прикажет император, так-то.

Мушаши подождал пару минут, не скажет ли Тори что-то еще, но не дождался, и кивнул ан носильщиков.

- Всех казнить. И вызови вторую смену из дворца.

- Да, мой император.

- Поеду в храм. Пусть Многоликий поможет нам!

Ишууро промолчал. А что тут скажешь? Пусть поможет… и ему тоже. Жить Ишуро Тори очень хотелось… ну где же Рэн!? Где его Многоликий носит?!

***

Давно с Хансом такого не было.

Вроде бы стоял, а потом потемнело все перед глазами, закружился черный снег, и король еще успел удивиться, как так?

Снег – и черный?

Очнулся он уже на полу.

Хорошо еще, что в кабинете он на ту минуту был один, Ханс ненавидел, когда ему мешали работать с бумагами, вот и отослал всех, даже секретаря.

Но мало ли, что не видел? Результат же от этого не поменяется, верно?

Ханс медленно поднялся, сначала на колени, и это было разумно. Тут же дурнота накатила, снова мир пошатнулся, но теперь он уже устоял, и схватился за колокольчик, позвал на помощь…

- В спальню меня! И лекаря!

Слуги завертелись рядом, и Ханс прикрыл глаза. Раздражали – ВСЕ. Вообще, все.

И лекарь, который спустя час, осмотрев пациента и расспросив обо всем, о чем можно, спрятал глаза. Явно сказать что-то такое хочет, а не может, боится… ну?!

- Ваше величество… плохо все.

Ханс и так понимал, что плохо. Но – насколько?

- Я тебе не баба брюхатая, так что говори прямо!

Лекарь вздохнул.

- Может, полгода. Но скорее всего, и того меньше.

Ханс на миг прикрыл глаза.

А вот так! Оказывается, до последнего на что-то надеялся, думал, мечтал…

- Что со мной?

- Кровяные жилы, ваше величество. Они изношены и не справляются, сегодня одна из них лопнула, когда лопнет следующая, я не знаю. И чем это будет грозить – тоже.

- Грозить?

- Смерть. Может, паралич, может, безумие или что-то еще… я не знаю, ваше величество.

Ханс скрипнул зубами.

- Выйди вон. И прикажи позвать тейна.

Лекарь так и сделал. Сообщать королю сложные диагнозы… уцелел?

Уже повезло! А могли бы и казнить. Лучше он сейчас будет держаться подальше от его величества. Целее будет, ей-ей. А что он может сделать против природы? С ней же не поспоришь?

***

И тейн, и Фридрих себя ждать не заставили, наверное, тейн во дворце был. Ханс посмотрел на них, и мужчины отвели глаза.

- Чего жметесь?

- Ваше величество, у вас глаза красные, - не стал скрывать тейн.

Из-за чего-то у короля белки налились кровью, и глаза словно два провала в кровавом море… очень неприятно такое видеть!

Ханс, который и сам чувствовал, что зрение стало хуже, злобно выругался. Мужчины слушали молча.

- Ладно, – наконец пришел в себя бывший король. – Тейн, мне нужен твой умелец.

- Эммм… ваше величество, вы все же хотите попробовать?

- Сделать, - оборвал Ханс. – Если не сделаю, точно умру. Если сделаю, может, и умру, но авось, попозже. И попробую, каково это, когда вторая ипостась. Вдруг да получится?

- У брата Тома пока еще не все получилось, ваше величество.

Ханс выразительно скривился.

- У меня больше нет времени, тейн. Так что… пусть постарается.

- Это я обещаю, ваше величество.

Ханс кивнул.

Не было бы ему так плохо, точно бы поругался, или потребовал гарантий, постарался надавить… ничего, Фридлрих справится с этим. А у Ханса опять снежинки перед глазами плыли, и подташнивало…

- Где там зелье, которое лекарь приволок?

- Вот, отец. Выпей.

- Давай сюда. И чтобы завтра тут твой умелец был, тейн. Надо начинать, чего тянуть?

Никто и спорить не стал. Король сказал?

Значит, так и надо сделать. И брат Тома тут будет, и король будет принимать лекарства… даже если ему пара лет останется, все равно, это больше, чем то, что врач обещает.

Хансу очень хотелось жить. Любой ценой.

***

- Весна идет, весне дорогу, - Мария напевала песню, которую помнила еще из той жизни. *

*- Весна идет. Слова М. Вольпина Музыка И. Дунаевского. Прим. авт.

Фальшивила она нещадно, но где тут музыкальные критики? Нет? И нечего им тут заводиться! Сколько они настоящих талантов в угол запинали, и подумать страшно. Нет уж! Тут народ судит. Понравишься ты – послушают. А нет – гнилой репой по морде очень освежающе действует.

Весна действительно наступала на поместье Стоунов, медленно и неотвратимо.

Вчера еще не было, а сегодня – здравствуй, первый листик. Или привет первому комару в сезоне. Эти сволочи и двуипостасных жрут, и титулованных, если что, им плевать, какой у тебя статус, им гемоглобин важен.

Беременность плавно подходила к концу, скоро ожидались роды, так что Мария удвоила осторожность.

Хотя и так-то…

- Эрра Мария, позволите?

Рикардо, возникнув словно из ниоткуда, поддержал ее под руку. Мария благодарно оперлась на мужчину, тот даже не дрогнул, словно и не заметив ее веса.

- Спасибо.

- Эрра Мария, у нас тренировка сегодня. Ночью.

- С удовольствием приду посмотреть, - от души сказала Мария.

Выглядело это и правда, захватывающе.

После своего превращения, Рикардо не успокоился. А что? Если он такой, то может, и еще кто-то есть на эскадре?

Как оказалось – есть. Еще восемнадцать человек, прямо, как на подбор. Правда, морских змеев больше не было. Зато среди моряков оказались четыре тюленя, два альбатроса, восемь косаток, четыре дельфина и два кита. С китами Мария чуть вообще в обморок не упала.

Откуда?!

Это ж не абы кто… это КИТ! Ладно, не синий кит, а горбатый кит, два горбатых кита, но ведь это все равно десять метров длины и больше десяти тонн веса.

КАК все это получается, а?!

Мария свято была уверена, что все можно объяснить научно. Вывести закономерности, разобраться, прикинуть одно к другому… ну хоть что-то и как-то! И если со змеей, кошкой, газелью масса человека еще как-то коррелирует, разница в два или три раза, пусть даже в десять – это не так страшно! Но кит?! Там же сотни раз! Человек весит сто килограмм, кит десять тонн, получается в сто раз?! И это еще приблизительно?

Как это может получаться?

А у местных на все один ответ.

Благословение Мнгоголикого. И смотрят такими глазами… на Марию смотрят, как на икону.

Ладно, главбуху не привыкать, на нее так регулярно смотрели, когда она организацию из разных пакостей вытаскивала, или от финансовых ям отводила. И все равно, неприятно.

В том мире она сама, своими силами работала.

В этом – все решил за нее Многоликий.

А вдруг он обратно перерешает?

Мария понимала, что так не будет, но все равно, неприятно, когда не ты сама, своим трудом и горбом чего-то добиваешься, а тебе дают подарок. И что с тебя за него спросят?

Кто еще знает…

- Эрра Мария, это вам.

Рикардо достал из-за спины и протянул Марии букетик ее любимых цветов. Лиловых первоцветов.

Подснежники Мария почему-то не очень любила, а вот эти, фиолетовые пушистики, обожала. Сама не рвала, но всегда покупала букетики.

- Спасибо, Рикардо!

Адмирал опустил глаза.

- Мария… я хотел сказать… вы всегда можете на меня рассчитывать. Всегда.

Вскинул голову, и взгляд синих глаз сказал Марии намного больше, чем мог бы сказать сам Рикардо.

Глухо забилось сердце.

- Я замужем. И жду ребенка.

- Знаю. Я ни на что не рассчитываю, Мария. Я просто буду рядом.

И что было ответить на эти слова?

Мария и не стала отвечать. Она просто коснулась рукой щеки адмирала.

- Все будет хорошо, Рикардо. Рано или поздно…

А если в это верить, оно и правда сбывается. Только надо очень-очень верить.

***

Рикардо проводил ее величество до поместья Стоунов, а сам отправился к морю.

Недолго думая, кинулся оземь, перекинулся в змея, сполз в море и поплыл вперед, рассекая волны мощным хвостом.

Куда?

А, разве это важно – куда? От своих мыслей не спрячешься, не уплывешь, не заставишь себя думать о чем-то другом.

Мария…

Королева Мария…

Красивая ли она?

Рикардо не мог на это ответить. Она не красивая, она прекрасная. И она словно светится изнутри, это такое ощущение рядом с ней, словно от нее волна тепла идет. Ровного, доброжелательного, и руки к ней протянуть хочется, и погреться…

Рикардо смотрел на горизонт, а видел совсем другое. Вот Мария, смеющаяся, на ковре, обыгрывает Мелиссу в карты и легонько щелкает последней картой по носу. Девушка дуется минуту, а потом начинает весело смеяться.

Вот Анна обыгрывает Марию, и делает ей погоны из карт. И смеется уже сама Мария.

Вот Мария и Тина в четыре руки лепят печенье, а потом угощают всех. Печенье, кстати, удивительно вкусное.

Вот Анна играет на клавесине, а Мария с улыбкой смотрит на дочку. И живот гладит. Она уже любит этого ребенка. Будет любить.

Вот…

Мария, Мария, еще раз Мария…

Твое величество, моя королева… когда я успел в тебя влюбиться? Когда потерял свое сердце? Когда твоя улыбка стала для меня ярче солнечного луча?

Когда я понял, что готов отдать все, за один твой радостный взгляд?

Когда я тебя полюбил?

Море плескалось вокруг, море шутливо дергало за хвост громадного змея, а на душе у Рикардо бушевал настоящий двенадцатибалльный шторм. Может, и посильнее…

Мария…

Она королева, а он просто ее адмирал. Им никогда не быть вместе, она жена его величества Иоанна. А любить… любить он королеву не перестанет.

Никогда.

Мария…

Не моя Мария…

И от этого было удивительно больно.

***

Поместье Стоунов открылось внезапно.

Вот только что ничего не было – и здрасте-нате, повернула дорога и в изгибе холма лежит дом, как на ладони.

Уютный такой дом.

Рэн потер грудь.

- Кхм…

Последнее время шагренца мучил жестокий кашель.

Бертран промолчал. Он уже прекрасно усвоил шагренскую философию, и про слабость и он помнил.

Нельзя тебе проявлять слабость?

Вот и отлично, и не надо. Не проявляй. Я, когда буду с хозяевами договариваться, сам им все скажу. Мне-то можно, я не дикарь островной какой!

Выговорю я тебе и чашку горячего вина, и горсть жира – грудь растереть. Никуда ты не денешься!

Сам займусь!

Рэн покосился на друга, словно прочитав его мысли, но тоже промолчал. Все равно переспорить Бертрана ему не удавалось ни разу.

А еще…

У него было такое странное чувство, словно его впереди ждет что-то хорошее. Тянет его вперед, тянет так, что бегом бы побежал! Но пока нельзя.

Неосознанно Рэн все ускорял и ускорял шаг, но Бертран молчал.

Что-то с другом творится неладное… еще и Шагрен его, будь он неладен… Рэну придется туда возвращаться. А сможет ли он уйти с этого острова?

Захочет ли?

У Бертрана пока не было ответов.

Да и пусть их, сейчас главное здоровье другу поправить. Бертран вырос возле реки, отлично он знал, как такой, вроде бы несерьезный кашель, легко превращается в жестокую лихорадку, а потом и в кровохарканье! А все потому, что человек легко к нему отнесся!

Нет уж!

Как миленький лечиться будешь! Сам пригляжу!