Учитель. Назад в СССР 3

Глава 13

Шалаш я нашел не сразу. Собственно выдвинуться в сторону реки удалось только после уроков, ближе к вечеру. Перед тем, как закончить классное собрание, попросил ребят больше ни во что не влезать, напомнил о том, что впереди последний учебный год, от которого зависит их дальнейшая жизнь.

Когда произносил все эти казенные слова, морщился. В душе мне казалось, что я в этот момент теряю часть доверия, которое успел заработать за эти сумасшедшие дни. Десятиклассники поглядели на меня с легким недоумением, но согласно закивали, лишь бы побыстрее свалить из класса. Напоследок попросил Лену не переживать и пообещал, что все наладится.

Больше чем уверен, едва Верещагина покинула школу, сразу понеслась в тот самый шалаш, где по предположениям Антонины Любочкиной сейчас отсыпался Свирюгин.

После уроков меня вызвала к себе завуч, долго и с удовольствием «пытала», дотошно расспрашивая, как прошел мой первый ученый рабочий день. В достаточно мягкой форме пожурила за то, что первого сентября вместо объяснения новой темы в пятом классе, я устроил «балаган из урока», знакомился как на дне рождения у сверстника.

«Интересно, откуда завуч узнала»?' — мелькнула мысль.

— Поймите, Егор Александрович! Вы — учитель! Мало того, вы учитель с сельской школе, — вещала Зоя Аркадьевна, пристально вглядываясь в мои глаза.

Я старался держаться, не улыбаться и даже мысленно не шутить. Но мыслями все время уносился к истории, которую рассказали мне десятиклассники. Перед глазами стоял Володя Свирюгин со сжатыми кулаками, на том пятачке за клубом, а где-то на заднем плане звучал чей-то голос: «Он же не пьет совсем!»

Поэтому слушал я завуча вполуха, старательно кивал головой и угукал в стратегически ответственных моментах. Сам же пытался выстроить предстоящий разговор с парнем. В шалаш я собирался сразу после того, как товарищ Шпынько закончит поучительно-воспитательную беседу.

— Егор Александрович, да вы меня слышите? — резкий голос Зои Аркадьевны вернул меня из размышлений в завучевский кабинет.

— Конечно, Зоя Аркадьевна, — покладисто кивнул я. — Учитель на селе — лицо уважаемое, поэтому я должен вести себя соответственно, согласно статусу и положению, дабы не опозорит честь мундира и не уронить себя в глазах общественности, — старательно повторил я.

Шпынько посверлила меня взглядом, выискивая признаки насмешки, не нашла ничего подобного и продолжила.

— Все верно, Егор Александрович. Ваше поведение недопустимо. Что это за фамильярность и панибратство с учениками? В институте вы учились прекрасно, насколько могу судить по отметкам в дипломе. В красном дипломе, — подчеркнула Зоя Аркадьевна. — Уверена, вы на «отлично» знаете теорию и методику преподавания. Вы обязаны были провести перекличку, убедиться, что все дети на уроке. Отметить отсутствующих. И это ваше домашнее задание: подготовить доклад про актрису! К чему оно? Вы — учитель географии! Своими стараниями вы превратили урок в какой-то… балаган!

Завуч запнулась, сообразив, что начала повторяться.

— Зоя Аркадьевна, виноват, но не каюсь, — задорно улыбнулся я.

— Что? — моргнула Шпынько растерянно.

— Дело в том, многоуважаемая Зоя Аркадьевна, что у каждого педагога свой стиль общения с учениками, — задушевно начал я. — Как вы верно подметили, в дипломе у меня отличные оценки, в том числе и по теории с методикой.

— И эт дает вам право вести себя как подросток? — ехидно фыркнула завуч.

— Это дает мне право выбрать тот стиль поведения, который наиболее близко походить к типу моего характера, — серьезно заявил я.

— Что же это за стиль такой? — процедила Шпынько.

— Существуют несколько типов педагогов… Точнее, учителя различаются стилем поведения и манерой преподавания, — начал я персональную лекцию. — Не буду углубляться в теорию и более глубокую квалификацию, об этом подробно рассказал товарищ Кан-Калик Виктор Абрамович в своих трудах… Скажу одно, на педагогической практике я понял про себя интересную вещь… Если разбирать типы по взаимодействию с учениками, то я скорее отношусь к смешанному подтипу: учитель увлеченный и учитель-друг.

— Никогда не слышала о таком взаимодействие! — воинственно вздернув подбородок, заявила Шпынько.

— Возможно, — покладисто согласился я. — Это новейшая образовательная теория, — я подумал и на всякий случай добавил. — Экспериментальная. Так вот, уважаемая Зоя Аркадьевна, для учителей подобного склада характерны следующие черты…

У меня свело зубы от собственной речи. Кажется, я начинаю разговаривать как товарищ Шпынько и представительная дама из роно.

— Для учителей такого типа… — я окончательно запутался в формулировках, замолчал, прикидывая, как объяснить завучу человеческим языком то, что хочу донести. — Увлеченный учитель и учитель-друг взаимодействуют с учениками несколько иначе, чем вы привыкли действовать на уроках. Такие учителя, и я в том числе, мы заинтересованы в том, чтобы ребята нам доверяли в любых совместных занятиях, в организации мероприятий. В своей профессии учителя я тоже глубоко заинтересован, — заверил внимательно слушавшего меня завуча. — Так вот… Учитель-друг, иначе учитель реалист, стремится не только наладить дружеский контакт с учениками. Он очень хорошо чувствует настроение ребят, понимает интересы каждого, умеет вместе с ними и переживать, и радоваться, и горевать. Знает все их печали, мысли и чувства. Это как настоящий друг, только достаточно взрослый, понимаете?

Я замолчал, прямо глядя в недоверчивое лицо Шпынько. Отметил скептически поджатые губы, но все-таки закончил свою мысль:

— Так вот, я как раз отношусь к этому типу, уважаемая Зоя Аркадьевна. Возможно, вам показалось, что я, скажем так, могу не заметить, как скачусь в панибратские отношения с учениками, позволю им фамильярности и прочее неуважение. Уверяю вас, Зоя Аркадьевна, подобного поведения не допущу.

Я незаметно выдохнул, надеясь, что товарищ завуч услышала меня и все поняла. Или хотя бы постарается осмыслить услышанное и осознать.

— Немного больше доверия молодым специалистам, Зоя Аркадьевна, и все у нас с вами получится, — улыбнувшись, не удержался я от последней реплики.

Завуч окатила меня непонятным взглядом, честно говоря, захотелось поежиться, словно только что кто-то прошелся по моей могиле в будущем. Я доброжелательно смотрел на Шпынько, ожидая реакции на свой спич. И она не заставила себя долго ждать.

— Позвольте полюбопытствовать, кто такой товарищ Кан-Калик, и какое отношение он имеет к образовательному процессу? — язвительным тоном полюбопытствовала Зоя Аркадьевна.

Я нахмурился, раскрыл было рот, чтобы шутливо попенять завучу насчет отсутствия самообразования, и тут же его закрыл, лихорадочно соображая, что ответить.

Дело в том, что Виктор Абрамович Кан-Калик действительно советский педагог, не только профессор, но и целый доктор педагогических наук. Тут я ни разу не соврал и не присочинял. В свое время, когда пришел работать в школу, меня увлекли его работы, я много о нем читал, в том числе и его труды. Одна только несостыковочка в моих словах: уважаемый Виктор Абрамович защитил свою первую диссертацию в далеком семьдесят первом году. Ту самую, которая нашла практический отклик в моей учительской деятельности.

И вот это уже настоящий прокол.

— Профессор это, Виктор Абрамович Кан-Калик, преподавал в моем институте, — на голубом глазу соврал я, ругая себя почем зря за то, что окончательно расслабился, решил, что влился в настоящую действительность.

На будущее нужно включать мозги и фильтровать все, что говорю. А то так и до беды недалеко. Ляпну что-нибудь не то, а какой-нибудь доброжелатель возьмет да черканет пару строк куда надо. И придут за мной люди в черном, и исчезну я с лица земли. Вот тебе и второй шанс.

— Не слыхала, — Зоя Аркадьевна снова сурово поджала губы, всем своим обликом выражая недоверие к моим словам.

— При всем уважении, Зоя Аркадьевна, но ученых очень много. Невозможно обо всех и обо всем знать, — вежливо улыбнулся я. — К тому же, повторюсь, теория экспериментальная, но уже начинает набирать популярность в столице. Если хотите, мне близок воспитательный метод Макаренко, — я постарался увести разговор со сколькой темы. — Его «Педагогическая поэма» вдохновила меня на выбор профессии, — уверенно закончил свою речь.

М-да, Саныч, до чего ты дошел, врешь и не краснеешь. Эх, тяжела и неказиста жизнь простого попаданца.

— Разрешите идти, Зоя Аркадьевна? — поинтересовался я.

Завуч еще какое-то время посверлила меня взглядом, помолчала выразительно, но все же отпустила с напутственными словами:

— Я надеюсь, вы меня поняли, Егор Александрович. Постарайтесь не уронить честь и достоинство простого советского учителя. На вас смотрят не только дети, но и родители. Общественность, в конце концов! Надеюсь, похвала уважаемой Аделаиды Артуровны не вскружила вам голову. Вы не решили что теперь вам все можно. Слова товарища Григорян ничего не значат…

Я удивлено приподнял брови, и завуч торопливо перефразировала свои слова.

— Похвала товарища Григорян означает только одно: будьте внимательны к мелочам, учитывайте политику партии и не подведите коллектив школы! Станьте достойным высокой оценки товарища Григорян. Вы — комсомолец! Ведите себя по-комсомольски.

— Обещаю постараться, Зоя Аркадьевна, — не удержался я от ответной реплики. — Я пойду? А то дел много.

— Ступайте, — царственным жестом отпустила меня товарищ Шпынько с нервной гримасой. Я с нескрываемым облегчением покинул кабинет завуча.

— Егор Александрович, приветствую, — раздался знакомый голос.

«Да что ты будешь делать! Это закончится сегодня или нет?» — выругался про себя, натянул на лицо улыбку и обернулся.

— Здравствуйте, Валентина Ивановна, — вежливо поздоровался с учительницей физики и школьным парторгом. — Вы что-то хотели?

— Торопитесь? — парторг приподняла бровь.

— Есть немного, — признался я.

«Тоже лекция о недопустимом поведении читать будет, или что-то другое?» — прикидывал я.

— Позвольте полюбопытствовать куда? — принялась допытываться Дедешко.

— А вот не позволю, Валентина Ивановна, при всем к вам уважении, но есть вещи, к которым школа и коллектив не имеют никакого отношения, потому говорить о них не намерен.

— Ох, лукавите, Егор Александрович, — шутливо погрозила пальцем Валентина Ивановна. — Знаю я вашу страшную тайну.

«Черт! Откуда?» — вспыхнуло в голове, усилием воли выражение лица я-таки умудрился сохранить невозмутимым.

— Ничего-то от вас не скроешь, — вежливо улыбнулся в ответ. — Каюсь, виноват, исправлюсь. Но это не точно, — пошутил я.

— Вам уже есть в чем каяться? — уточнила парторг.

— А вы разве не о моем уроке в пятом классе? Я только что от завуча, все осознал, обещал исправиться.

— Ах, вы об этом? — тонко улыбнулась Дедешко. — Выжили?

— Выжил, — кивнул я. — Валентина Ивановна, очень тороплюсь, честное комсомольское. Если у вас что-то важное, озвучьте, пожалуйста, и я пойду.

Вот не люблю я эти словесные игры, хитросплетения намеков и прочей ерунды. Знаешь что-то конкретное — говори. Не знаешь, оставь свои намеки при себе. Сейчас парторг потеряла в моих глазах несколько очков уважения. Никогда бы не подумал, что товарищ Дедешко сильна в словоблудии и прочих подковерных играх. Хотя, о чем это я? Она же парторг, ей сама партия велела стать иезуитом.

— Помощь нужна? — по-деловому заговорила Валентина Ивановна, пытливо вглядываясь в мое лицо.

— Никак нет, — отчеканил я.

— Уверены, Егор Александрович? — допытывалась Дедешко.

— Абсолютно, — заверил я парторга. — Если понадобится, я знаю к кому обратиться.

— Ну, хорошо, нет так нет, — покачала головой товарищ парторг. — До свидания, Егор Александрович.

— До свидания, Валентина Ивановна, — машинально ответил я.

«И что это было?» — глядя вслед учительнице физики, гадал я. Секунду понаблюдал за тем, как физичка общается с учениками, пожал плечами и метнулся в свой кабинет.

Так, собрать вещи, закрыть окна и дверь, и можно отправляться на поиски Свирюгина. Надеюсь, за это время никто из ребят не сбегал к шалашу, не доложил обстановку, не спугнул парня. Особенно Лена. Девушки в принципе склонны к преувеличениям. А при наличии влюблённости и вовсе горазды впадать в панику.

Надежда, что называется, умирает последней, причем всегда, при любых обстоятельствах. Поэтому я почти не удивился, когда на пороге школы встретил Дашу Светлову. Девушка явно поджидала именно меня.

— Егор Александрович, мне нужно с вами поговорить, — с места в карьер начала Дарья.

— Слушаю, внимательно, Даша. Только давай отойдем с крыльца, чтобы никому не мешать.

— Да, конечно, — кивнула десятиклассница и решительно двинулась по ступенькам вниз, затем резко свернула к скамейке, которая находилась под двумя березами.

— Что случилось, Даша? — благожелательно поинтересовался я.

— Ничего, — подала плечами девушка. — Я о Володе хотела поговорить.

— Слушаю тебя, — я выжидательно посмотрел на Светлову.

— Понимаете… Володьке нужна встряска! Ну, я не знаю! Чтобы он, наконец, пришел в себя, перестал быть мямлей! На дворе двадцатый век! Комсомольцы реки вспять поворачивают, мир меняют, а он слушается какого-то…

— Председателя? — подсказал я.

— Ну, пусть будет председателя, — возмущенно фыркнула девушка. — Хотя Семен Семенович больше на барина похож, а ведь он коммунист! — выпалили Светлова. — Только ведет себя как… как… плохо себя ведет, нехорошо! Не по-коммунистически!

— Отчего ты так думаешь? — заинтересованно уточнил у десятиклассницы.

— Потому что барин и есть! Крепостной хозяин… Ой… хозяин крепостных! А вокруг все его холопы, которыми он помыкает! И Вовка его холоп! Он за него все порешал, и теперь жизни не дает! — зло выдохнула Дарья.

— Предположим, — осторожно начал я. — А ты не думаешь, что председатель хочет помочь Володе? В конце концов, это право Володи самому решать, какой будет его жизнь, не так ли?

Даша немного озадачено на меня посмотрела, нахмурилась и выпалила:

— Я думала, вы другой… а вы…

Девушка дёрнулась словно собралась уходить.

— Постой, я хочу услышать ответ на свой вопрос, — остановил борца за чужие интересы.

— На какой? — упрямо поджала губы Светлова.

— Имеет ли право Володя Свирюгин самостоятельно решать, что ему делать со своей жизнью? — повторил я.

— Да что он там решает! — моментально вспыхнула Дарья. — За него все решили давным-давно отец с председателем! Средневековье какое-то, честное слово! И Ленка еще… вместо того, чтобы помочь, только плачет! А ведь женщина — она как факел! Понимаете?

Глаза Дарьи загорелись огнем истинного фанатика.

— Понимаете, Егор Александрович? Вы меня понимаете?

Забывшись Светлова ухватила меня за рука. Я осторожно высвободился из неожиданно сильного захвата девичьих пальчиков, переступил с ноги на ногу, чтобы незаметно отступить назад. Не хватало еще сплетен.

— Даша, успокойся. Причем здесь Лена? И какое отношение к истории с Володей она имеет? Володя и Лена дружат? — уточнил я.

— Не понимаете, — огорченно вздохнула девушка. — Ну, дружат, -буркнула Светлова. — Любовь у них, это вы хоть понимаете? — глаза десятиклассницы снова разгорелись внутренним светом, но теплым, не агрессивным. — А им встречаться не позволяют. Прям Ромео и Джульетта жеребцового разлива какие-то! — всплеснула руками десятиклассница.

«Начитанная — это хорошо, — похвалил про себя девчонку. — А вот кто ты есть на самом деле Дарья Светлова, никак понять не могу. Вроде за друзей переживаешь, с другой стороны, вполне сознательно сдаешь товарищей, когда считаешь нужным. Вот и сейчас, что на самом деле ты от меня хочешь, девочка?» — размышлял я, разглядывая ученицу.

— Егор Александрович, вы к Володьке не ходит сейчас. Спит он, — Даша внезапно сменила тему разговора.

— Почему так думаешь? — насторожился я.

— Да… — Даша махнула рукой, дернула плечом, закусила губу, но через пару секунд решительно сдала одноклассников. — Ребята к нему уже бегали. И… Федька ему пива раздобыл, на опохмел. Спит он, дрыхнет без задних ног в шалаше.

Даша снова дернула плечом и скривила презрительно губы.

— Слабый человек. А ведь талант, — совсем по-взрослому вздохнула девочка.

И я в которой раз подумал: «Кто же ты такая, Даша Светлова?»

— Спасибо, Даша, я тебя услышал, — вежливым нейтральным тоном произнёс я.

Дарья пытливо на меня посмотрела, кивнула каким-то своим мыслям и добавила.

— Вовка хороший, только слабохарактерный. То есть не слабохарактерный… Он за мать боится… Отец ее со свету сживет, если Вовка чего учудит… против него если пойдет… И Ленка тоже… Вот была ведь девчонка с характером! — рассердилась Даша на подругу. — Да и бабка там против.

— Бабушка? Чья? — не понял я скачка в разговоре.

— Так Ленкина. Говорит, нечего с бестолочью необразованной встречаться.

Мол, у Свирюгина одна дорога, в мастеровые. А потом спишут, как пьянчугу и все дела. Тоже все решила за Вовку, получается, — фыркнула Светлова. — Она, впрочем, бабка Ленина, не против, чтобы Ленка на селе осталась. Но только после того, как получит достойную профессию. Доктора, — сообщила Даша. — А она хочет артисткой стать!,

— Кто? Бабка? — я окончательно запутался в потоке девичьих мыслей.

— Так Ленка же, Верещагина!

Я мысленно досчитал до трех, улыбнулся и спокойным нейтральным тоном произнес:

— Даша, я тебя услышал. И про Вову, и про Лену, и про бабушку с отцом. Ты уверена, что Свирюгин все еще в шалаше?

— Да куда он денется, — дернула плечом десятиклассница. — Пока не проспится, домой не пойдет, чтобы мать не расстраивать.

— Так Серафима Юрьевна, наверное, переживает. Володи сутки почти дома нет. Да и не ночевал… — осенило меня.

— Да что вы, Ленка предупредила. У нее с тетей Симой хорошие отношения, — отмахнулась Даша.

— Так это не в первый раз что ли? — осторожно уточнил я.

Вроде говорили, Володя не пьет, тогда с чего бы ему дома не ночевать регулярно.

— Ну… бывает иногда… когда с отцом поругается… — смутилась Светлова. — Ладно, Егор Александрович, мне пора.

Девушка вдруг заторопилась, засуетилась. Я не стал задерживать ученицу, попрощался и задумался. Странный разговор, непонятный, и оставил после себя непонятное послевкусие.

Я подошел к школьным воротам и смотрел вслед десятикласснице. В конце школьного забора Даша Светлова резко обернулась, словно почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Девушка заметила меня, в очередной раз нервно дернула плечом, поправила лямку школьного фартука и прибавила шаг.

— И что это было, а? — пробормотал себе под нос. — Разберемся.

Школьные часы, которые кто-то приспособил на стену на входной дверью, показывали конец рабочего дня. Я вернулся к скамье, забрал свой портфель, который оставил в начале разговора, и, не оглядываясь, покинул школьный двор. Еще одна встреча, и Свирюгина я точно не застану в шалаше. Собственно, сомневаюсь, что Володя до сих пор отсыпается в местном подполье. Но сходить, все равно схожу, пого

ворить с парнем надо.