Глава 5

Понедельник добрым не бывает, вроде так говорят. Честно говоря, никогда не понимал эту фразу. Что понедельник, что вторник, какая разница? Тут главное, с какой ноги встал. Если с левой, это точно к деньгам, причем к неожиданным. Если с правой, на работе озадачат, а вот ежели обе ноги сразу на пол опустил, пиши пропало. Шучу, конечно, но в каждой шутке есть доля шутки, а остальное все правда. Похоже, в этот понедельник я умудрился вступить обоими ногами в… хм…

— Доброе утро, Егор Александрович,

— Доброе утро, Тимофей Ильич, — кивнул соседу по улице.

— Доброе утро, товарищ учитель. Как там мой балбес? — это уже родитель.

— Приветствую, товарищ Седых. Хороший парнишка, любознательный.

— Доброе утро, Егор Александрович, а вы в школу?

— Доброе утро, Галина, да в школу. Надеюсь, и ты туда же? — улыбнулся я восьмикласснице, с которой мы обынчо встречались на перекресте на повороте к зданию школы.

— Конечно, — девчонка тряхнула хвостами. — Егор Александрович, а вы уже видели… — ученица хотела что-то сказать, но заметила подружек и замахала рукой, привлекая к себе внимание.

Уточнять, что я мог уже видеть, не стал. Надо будет, прибежит на переменке, спросит или расскажет.

Как-то незаметно сложилась традиция, что детвора постоянно начала бегать ко мне между уроками для доверительных бесед. Сначала тонким ручейком, сейчас уже поток стал посолидней. Парни, правда, заходили в основном по серьезным мужским делам, про армию расспросить, девочки постарше прибегали, но в основном посоветоваться по праздничному реквизиту для Дня учителя, к которому мы активно готовились. А вот малышня с пятого по восьмой класс не стеснялась бегать по всяким пустякам, которые им казались делами совершеннейшей важности.

Школу в плане праздника прямо-таки лихорадило. Подготовка шла по всем фронтам. В какой-то момент мы перестали обращаться внимание на вездесущего завуча, на ее ворчание, вечно недовольное лицо. Я принял на себя удар, стал, что называется, буфером между детьми и Зоей Аркадьевной.

Едва видел завуча на пороге спортивного зала, где мы обычно репетировали, или в дверях пионерской комнаты, сразу же шел навстречу и располагался рядом с товарищем Шпынько, объяснял, чем мы заняты, чтобы Зоя Аркадьевна не отвлекала репетирующих. Если у завуча были вопросы, аккуратно выводил из помещения, чтобы поговорить в коридоре, ответить на все многочисленные вопросы.

Схема работа, ребята расслабились и перестали вздрагивать от каждого появления Зои Аркадьевны. Тамара Игнатьевна не шипела разъяренной коброй и не возмущалась в пространство, что ей мешают работать. Учительница русского осталась в нашей креативной команде режиссером-постановщиком.

Словом, я старался минимизировать конфликты и контакты с вредным завучем. Единственное, о чем до сих пор шли бесконечные споры: кто из парней десятого класса будет выводить товарища Шпынько на линейку.

Придумали мы знатную штуку: каждого учителя в зал под приветственные праздничные овации будет выводить ученик выпускного класса. Ведущие, в то время как педагоги будут идти по невидимой красной дорожке, представляют наставника, озвучивают все регалии и конечно же поздравляют стихами, придуманными персонального для каждого учителя жеребцовской школы.

Получается эдакая школьная демонстрация лучших из лучших. Принцип тот же, только на демонстрации представляют коллектив, а мы каждого учителя.

* * *

— Ребята, в самом деле, Зоя Аркадьевна такой де член коллектива. Все что делает товарищ завуч, она делает на благо школы, и для вашей же пользы поверьте. Уверен, став старше, вы обязательно оцените заботу завуча, которая сейчас вам кажется чересчур плотной, местами назойливой, — высказался я на последнем собрании. — Тянуть дальше нельзя, надо решать.

— Мы уже взрослые! Можно хоть немного доверия! Как на полях работать и колхозу помогать, так десятый класс, вы вам доверяем, вы уже взрослые! — завел старую песню о главном Федька Швец.

— Федор, прекрати, — поморщилась Нина Новикова. — Мы уже сто раз слышали твои возмущения. Егор Александрович прав, Зоя Аркадьевна просто очень строгая. Но она — член коллектива! Ребята, давайте жребий кинем, раз вы не можете взять на себя ответственность и поступить по-мужски, — предложила правая рука старосты класса.

Сама Даша Светлова занималась с чтецами из началки.

— При чем здесь ответственность?

— Все мы можем! — возмутился Саша Бородин.

— Сравнила тоже, мужской поступок, и с учителем по спортзалу пройтись! — фыркнул Сережа Беспалов.

Парни принялись возмущаться, Нина смотрела на них своим фирменным невозмутимым взглядом.

— Все? Наговорились? — ехидно поинтересовалась девушка, когда мальчишки замолчали. — Ну и кто из вас, таких взрослых и таких говорливых, станет выводящим для Зои Аркадьевны?

— И тишина, — хихикнула Полина Гордеева.

— И мертвые с косами вдоль дорог стоят, — все так же невозмутимо закончила Нина цитату.

В ответ парни смущенно заулыбались, а потом дружно заржали. Но при этом по-прежнему никто не желал выходить с товарищем Шпынько.

— Что и требовалось доказать! — довольным тоном отметила Нина. — Так что голосуем!

— Голосуем? Есть кандидаты? — обрадовались парни.

— Кандидаты — вы все. Егор Александрович, большинством голосов, раз сами не хотят? — уточнила Нина, оглядываясь на меня.

В такие дискуссии я по возможности старался не встревать, слушал, иногда направлял, возвращая в русло обсуждения, порой утихомиривал. С самого начала, когда принял класс, на одном из первых классных собраний, объяснил ребятам свою позицию.

Класс — это коллектив, и решения по классным вопросам ребята должны принимать самостоятельно. Моя задача озвучит задачу, предложить возможные пути решения в том случае, если ребята зайдут в тупик. Задача коллектива обсудить, придти к общему знаменателю. Да, порой не обходилось без споров и конфликтов, но результат был.

Разжёвывать и совать ложку с едой в рот практически взрослым юношам и девушкам, я не считал нужным. Собственно, как-то так повелось, всегда относился к детям любого возраста, как к взрослым личностям. Сюсюкать, обслуживать, потакать капризам, уговаривать, что там еще делают гиперответственные мамочки? Это не мой путь. Может, потому, что я вырос в детском доме, оттого считал, что каждый ребенок — не просто личность, а вполне себе адекватная и все понимающая личность. И если к ребенку соответственно относится, то и отдача будет нормальная, взрослая. Конечно, с некоторой поправкой на возраст.

Детдом у нас был самый обычный, никакого индивидуального подхода, общая масса. Делай как все и не выделяйся. Может, поэтому меня коробит от того, как ломают детей, начиная с первого произнесённого «Я хочу» или «Я сам». У взрослых, особенно у родителей, не хватает терпения дождаться, когда ребенок сам завяжет шнурки.

Раздражённая мама, которая опаздывает к педиатру на прием, хватает малыша и сама застегивает пуговицы на курточке. Недовольный папа, которого жена обвиняет в отсутствие внимания к отпрыску, вручает сыну молоток, и тут же получает выговор от супругу. Ах. Мальчик ударит пальчик! Науськанный женой, отбирает у пятилетнего пацана инструмент, и отправляет поиграть в машинки. При этом злится, когда ребенок начинает реветь, потому что папа прогнал.

Сердобольная бабушка до семи лет подтирает внуку задницу. Встречал я и такое. Но там отдельная история, бедняга молодой отец противостоял двум женщинам: жене и теще. Одна слушала маму, а теща считала, что лучше понимает в воспитании. Как никак «подняла на ноги двоих детей». Ну а то, что сынок вырос рохлей и мямлей от такого поднимания, так это пустяки, дело житейское. Мамочка утешит, сопельки утрет, ну и попу заодно, если взрослый сынуля в очередной раз обосрется. Так и живет, управляемый женщинами.

Каждый раз, слушая женские вздохи о том, что настоящих мужчин не осталось, очень хотелось задать вопрос: «Откуда им взяться, милые ламы? Разве не вы сами из собственных сыновей растите послушных мальчиков-зайчиков, неспособных принимать самостоятельные решения?» Самое страшное, что могут сделать родители с собственным ребенком, это пожертвовать всем, в том числе собственным счастьем и нормальной жизнью, ради своего вечного малыша. Медвежья услуга как она есть.

Так вот это точно не мой путь. Ребенок, хотите вы этого или нет, — это личность. Причем личность которая прекрасно все осознает. Просто мы сами учим детей манипулировать сознанием взрослых с раннего возраста. Иначе детвора просто не выживет, затюканная любовью собственных родителей. Любовью и контролем.

Дети — это отдельные вселенные, личности со своими желаниями, пытливым умом, стремлением познавать мир, с намерением пробовать и делать все по-своему разумению. Да, без шишек тут никак не обойтись. Но ведь как говорят: в спорах рождается истина, а через набитые шишки лучше усваиваются жизненные уроки.

— Нина, предлагаю вернуться к твоему первому предложению. Устроить жеребьевку, — напомнил я девушке более удачную мысль, выныривая из размышлений.

С тех порю как я оказался в новом старом мире, не уставал думать, размышлять, анализировать о далеком будущем, наблюдая за детьми из прошлого. Будущем, в котором практически не осталось места для честности, порядочности, патриотизма. Власть захватили деньги и гаджеты. Благие намерения в очередной раз выстелили путь в ад, но до развилки еще есть время. Так почему бы не попробовать изменить направление, выбрать другую дорогу у пресловутого сказочного камня?

Вот и еще одна учительская способность: уметь слушать контролировать, наблюдать и думать о своем одновременно. Многозадачность педагога наше все.

— Значит, жеребьёвка, — кивнула девушка. — Сейчас я напишу на листочках имя завуча, кто вытащит, тот и выводит, — деловито закончила обсуждение Нина.

— Егор Александрович, а может вы? — смело закинул удочку в мой огород Федька Швец.

— Сами, Федор, все сами, — улыбнулся я и продолжил наблюдать за тем, как решается вопрос, заодно и за девочками-старшеклассницами, которые репетировали праздничные стихи с малышами.

Нина аккуратно нарезала бумажки, писала имя завуча, затем искала вещь, в которую можно спрятать записки, чтобы вытаскивать по очереди, не подглядывая.

Федька Швец то и дело отвлекался на четвероклассников, который крутились здесь же, в спортзале. Мелюзга тоже принимала активное участие в будущем мероприятие. У ребятишек самое ответственное задание — выразительное чтение наизусть поздравительных стихов.

Федька то и дело срывался, подбегал к Лене Верещагиной, которая репетировала с малышней, подсказывал текст, грозил пальцем тем, кто баловался. Всячески помогал детворе, при этом невольно мешая Лене. Девушка сердилась, прогоняла одноклассника, но Швец то и дело возвращался к неровному строю малышни.

Федор все больше и больше вызывал симпатию у меня симпатию. Вот вроде и хулиганистый пацан, и шутит порой глупо, и весь, что называется, далек от понятия «идеальный ученик», а вот есть в нем что-то такое… Стержень что ли. Несмотря на возмущения, на споры, на попытки улизнуть от некоторых школьных дел, самое главное, что Федор считал важным для коллектива, парень выполнял на пять с плюсом. За своих тоже горой стоял, мог запросто взять вину на себя. Иногда приходилось долго разбираться, чтобы выяснить, откуда уши торчат в той или иной ситуации, когда Швец уверял, что это он набедокурил.

А еще мне нравилась его манера общения с младшими школьниками. Федор уважал малышню, общался с детворой как с равными, не отмахивался от нее, внимательно слушал, если надо, выступал третейским судьей. При необходимости воспитывал и наказывал подзатыльником. Непедагогично? Возможно, зато действует сразу, без всякого нанесения психологической травмы.

Однажды я даже предложил Федору задуматься о поступлении в педагогический институт. Швец пять минут хлопал глазами, недоверчиво на меня поглядывал, трижды переспросил, шучу я, или нет. Я нисколько не шутил. То, как Федор возился с пацанами младшего и среднего звена, как на своем примере показывал и учил, вполне отвечало мысли, которую я однажды вычитал, уже работая педагогом на пенсии.

Учитель воспитывает своей личностью, своим знанием и любовью, своим отношением к миру, потому как учитель напрямую работает с человеческой душой. Дословно не помню, но тут главное суть. Именно про душу меня зацепило больше всего.

У Федора получалось транслировать детворе нужное, правильное, хорошее и полезное, он умел достучаться до каждого пацаненка, донести правильность поступка или наоборот, объяснить, что маленький человек поступил некрасиво. При всем его хулиганском поведении, я действительно считал, что из Федора получится замечательный педагог. Вполне может быть даже учитель труда или истории. Оба эти предмета Швец очень уважал.

— Поздравляю, товарищ Беспалов, вам выпала честь провести по коридору славы Зоя Аркадьевну Шпынько, — громко оповестила Ниночка, заметив имя завуча на бумажке, которую вытащил внук Митрича.

— Не повезло, — сочувственно выдохнули парни. — Держись!

— Да ладно, чего уж там, — дернул плечом огорченный Серега.

— Прекрасно, значит, списки на выход у нас теперь готовы полностью, да, Нина? — уточнил я

— Да, Егор Александрович, я сегодня полностью распишу чистовик и отдам вам.

— Замечательно. Что у нас еще в недоработках? Стенгазета? Открытки? Что с цветами? — я набросал вопрос, которые отметил у себя в рабочем блокноте, и выжидательно посмотрел на ребят.

За всех отчиталась Нина, как правая моя рука по подготовке нашего класса ко Дню учителя. Я пометил сделанное, поинтересовался, нужна ли десятиклассникам моя помощь, услышал в ответ «сами справимся», но почувствовал недосказанность.

— Что? — прямо поинтересовался я у ребят. — Рассказывайте.

— Тут такое дело, Егор Александрович… — начал издалека Павел Барыкин.

— Павел, давай по существу и сразу к проблеме, — попросил я.

— Мы хотим съездить к Ольге Николаевне в больничку, поздравить ее, — выпалила Тоня Любочкина, незаметно присоединившись к нашей беседе.

— Замечательная идея, — одобрил я. — Помощь нужна?

— Да нет, мы сами… — неуверенно произнес Пашка.

Я продолжил ждать, когда выскажутся до конца.

— Егор Александрович, мы хотели позвать вас с нами… — высказала Нина общую идею.

— Куда? В роддом? — удивился я, вспомнив, что так и не добрался до бывшего классного руководителя моего десятого класса.

— Ну да, — подтвердила девушка. — Ольге Николаевне будет приятно…. — ученица замялась. — Ну, познакомиться с вами, и нас повидать…

— Хорошо, — согласился я. — Когда планируете ехать?

— Да мы хотели после уроков…

— В субботу…

— Лучше в воскресенье, праздник же… — разом загалдели ученики.

— Так, давайте-ка по очереди! — я поднял руку, призывая к спокойствию. — Нина, вы обсуждали дату поездки?

— Еще нет, хотели с вами посоветоваться, — ответила девушка.

— Предлагаю съездить все-таки в воскресенье, только нужно уточнить приёмные часы в роддоме, и что можно передать в качестве гостинца. Думаю, цветы нам передать вряд ли разрешат, — задумался я.

— Я узнаю, — пообещала Ниночка, записав что-то в свой блокнот.

* * *

— Забастуйте, Егор Александрович! — закричали за моей спиной.

Меня окликнули, и я вернулся в утро понедельника, которое чем-то неуловимо отличалось от всех прошлых понедельников, но вот чем, понять не удавалось.

Я оглянулся, увидел компанию семиклассников, с которыми накануне разбирались в схемах и табуретках, улыбнулся и ответил:

— Здравствуйте, ребята!

— Егор Александрович! А про вас в газете написали! — как обычно самым смелым оказался Ленька Голубев.

— Что? — удивился я, окончательно выныривая из собственных воспоминаний.

— В газете написали! Про наш праздник. Ну, помните, на первое сентября…

— День знаний… — подсказал кто-то из компании друзей.

— Ну да, про наш День знаний, — повторил Ленька. — И про вас там тоже! Много! И фотография ваша!

— Моя? — еще больше изумился я. — Ребята, вы ничего не путаете? — уточнил, с сомнением оглядывая восторженные лица пацанов.

— Нет! Папка вчера газету читал! И мамка тоже! Радовались!

— Что за газета? — поинтересовался я, все еще сомневаясь в словах ребятни.

На розыгрыш вроде не похоже, да и вряд ли мальчишкам пришла в голову такая глупость на пустом месте. Газеты я так и не вписал в силу привычки. Привык к тому, что новости легко узнавать из интернета, которого в нынешнем времени еще нет. Отвык от печатных изданий.

— Сельская новь, — охотно подсказал Леонид.

— Спасибо, Леня, поищу газету.

— Так у нас в библиотеке подшивка есть, — подсказал вихрастый мальчишка, Генка Соловьев. — У нас вот сегодня политинформация, так я про вас буду рассказывать, — с гордостью заявил пацаненок.

— Чего это ты? Я тоже подготовил! — возмутился Ленька.

— Моя очередь! Ты на следующей неделе готовишь! — уверенно высказался Соловьев.

— Да ну тебя, — обиделся Ленька.

— Парни, не ругайтесь. Спасибо за информацию, — поблагодарил я семиклассников.

— Пожалуйста, Егор Александрович, — хором ответила детвора и усвистала в школу.

«Какая еще статья? Откуда? С чего бы журналистам обратили свое внимание на заштатную сельскую школу, и на то, что в ней происходит? — размышлял я, шагая на работу. — Надо раздобыть газету, скорей всего мальчишки ошиблись. Может, в статье о моем тезке разговор, а ребята решили, что про меня. Ну а фотография… я никому свое фото не давал, тем более никаким журналистам, откуда тогда? Да и качество фоток в газете оставляет желать лучшего, хуже только на милицейских ориентировках. Вот и решили, раз фамилия Зверев, значит, статья про меня», — успокаивая себя этими мыслями, я оказался на школьном дворе.

— Егор Александрович, доброе утро! — раздавалось со всех сторон.

'Черт, неужели правда? — мелькнула мысль, при виде восторженно-удивлённых лиц детворы.

— Егор Александрович, вас директор зовёт! — выпалила девятиклассница, появляясь на пороге школы.

— Спасибо, Катя, сейчас зайду.

«М-да, не повезло, теперь только после первого урока попаду в библиотеку полистать подшивку», — выругался я и двинулся в директорский кабинет.

— Здравствуйте, Юрий Ильич. Вызывали? — поинтересовался я, вежливо постучав в косяк, дверь гостеприимно была открыта.

— Здравствуйте Егор Александрович! Ну, прямо-таки, — вызывал. Попросил зайти, — улыбнулся Свиридов, поднимаясь со своего места и выходя из-за стола. — Ну-ка, ну-ка, позвольте вас поздравить, товарищ Зверев, — радостно произнес директор.

— Да с чем же, теряюсь в догадках, — удивился я, пожимая директорскую ладонь.

— Ну как же, Егор Александрович, скромность — это замечательное качество, но не всегда. Да, не всегда! Вы что, не читали? — ахнул Свиридов, осознав, что я не понимаю, о чем идет речь.

— Не читал, — ответил я, начиная подозревать, что семиклассники сказали правду.

— Так вот же! 'Сельская новь, субботний номер! Неужто вам еще никто не сказал за выходные?

— Да как-то гостей у меня не было, в субботу свадьба, в воскресенье весь день в мастерских со Степаном Григорьевичем провозились. Не до газет было. Да я и не выписывая прессу.

— Плохо, товарищ Зверев, газеты надобно выписывать, — пожурил мен директор. — Читайте!

— Спасибо, — я протянул руку за газетой, но директор не отдал печатное издание.

— Садитесь и читайте! Это школьный экземпляр, — пояснил Свиридов.

— Хорошо, — согласился я, поставил портфель на стул, уселся за стол, взял в руки газету.

— На какой странице?

— Да вот на второй, читайте, — подсказал директор. — И портрет ваш.

— А фотография откуда? — разглядывая плохо пропечатанное лицо Егора, поинтересовался я.

— Так с праздника, я и отпечатал для такого дела, — раскрыл тайну товарищ Свиридов. — Больше ничего не было.

— То есть вы были в курсе этой статьи? — коротко глянув на директора, поинтересовался я.

— Конечно, — довольно кивнул Юрий Ильич.

— А мне почему не сказали?

— Вот теперь говорю и даже показываю. Вы читайте, Егор Александрович, читайте.

— Откуда у журналистов информация? Я ни с кем по этому вопросу не общался, — разворачивая газетный лист, прямо поинтересовался у Юрия Ильича.

— Так от методиста нашего, от Аделаиды Артуровны. Собственно, речь о новациях в сфере образования, интервью с ней вышло. В нем товарищ Григорян и про нашу школу положительно отзывается, и про молодого инициативного специалиста рассказывает да нахваливает, — пояснил директор.

— Угу, — прокомментировал я слова директора и углубился в чтение.

Загрузка...