— Саня, стой, — неожиданно всплыл у меня в голове еще один вопросик, — ты вроде в хороших отношениях в начальником АХО, так?
— Ну допустим, — вернулся он от дверей курилки, — Семен Палыч его зовут — живем мы в соседних подъездах и домой вместе иногда возвращаемся. А зачем он тебе?
— Дело есть… — не стал я сразу раскрывать свои хотелки, — познакомишь, может?
— За десять процентов от дохода — запросто, — хищно усмехнулся Саня, — ты ж какое-то денежное дело замутить с ним хочешь, я угадал?
— Как в воду смотришь, Санек, — кивнул я, — хочу. Но десять процентов это как-то многовато за простое знакомство, давай пять.
— А пять — это как-то маловато, — вторично усмехнулся он, — давай восемь.
Далее мы ударили по рукам, и он пообещал свести меня с Палычем не позднее сегодняшнего дня. А я вернулся в свою лабораторию, где Виталик тут же сообщил мне последние новости:
— Тебя два раза уже по телефону спрашивали.
— А кто именно, не назывались? — спросил я.
— Нет, говорили только, что перезвонят… голоса разные были, так что это из двух мест звонили… о, опять трезвонят — это наверняка тебя.
Я снял трубку нашего комнатного телефона, древнего, как развалины Каракалл, корпус у него был треснут в двух местах и замотан синей изолентой, чтобы не развалился вконец.
— Новака можно? — спросили из трубки.
— Конечно, — ответил я, — Новак вас внимательно слушает.
— Это Женя Зайцев (комсомольский комиссар), — продолжила трубка, — есть разговор, лучше побыстрее.
— По телефону никак что ли? — уточнил я.
— Нет, по телефону никак.
— Ну тогда говори, где и когда.
— Я через полчаса буду проезжать мимо твоего НИИ… — начал он, но я сразу его перебил.
— Проезжать? На такси что ли?
— Машину купил, — гордо объяснил он, — заодно и покажу.
— Окей, ровно через полчаса у главного выхода я тебя жду… на машине.
Так, подумал я, с первым звонящим мы разобрались, ждем теперь второго. Но второй буквально через пять минут оказался другого гендера, это была моя дражайшая супруга Ирочка.
— Я вещи у тебя забыла, заберу сегодня вечером? — сказала она без всяких там предисловий и здорований.
— Конечно, заходи, — тяжело вздохнул я, — во сколько?
— Часиков в семь нормально будет?
— Нормально, буду ждать, — положил я трубку и вытер испарину со лба, вот только этого мне и недоставало, сцен с истерикой.
Но как выяснилось еще через пять минут, это были еще не все желающие поговорить со мной, Виталик еще раз позвал меня к трубке, скорчив недовольную гримасу.
— Привет, Сергуня, — сказали мне знакомым голосом, — это Вадик, узнал? Мы тут подумали и есть мнение, что рекламу на твоем кондоминимуме установить можно. Но есть вопросы… когда сможешь зайти?
— Так… так… — судорожно попытался вспомнить свои дела на сегодня, — через полчаса у меня деловая встреча с комсомольцами, потом наверно пообедать надо будет и мне и тебе, а дальше у меня все свободно — через два часа у тебя в офисе, пойдет?
— Давай не так, — даже не глядя на Вадика, видно было, как он сморщил физиономию, — поговоришь со своими комсомольцами и сразу заходи — пообедаем вместе.
— Да не вопрос, — отвечал я, — только у меня с финансами сейчас не очень…
— Отношу твои финансовые вопросы на свой счет, — сказал Вадик и отключился.
А жизнь-то, похоже, налаживается, подумал я, глядя на наручные часы фирмы Слава, Второго московского часового завода, с календарем, который надо было подкручивать в конце месяцев, меньших 31 дня… пора уже выдвигаться на встречу с комиссаром Зайцевым.
А что я, собственно, знаю про комиссаров, размышлял я, ожидая Женю на крыльце нашего института… в русский язык это слово вроде бы попало из польского, где означало лицо, облеченное какими-то дополнительными полномочиями. Молодая советская республика заместила им ненавистные термины царского режима — министров, министерства, да и просто руководителей разных рангов. Самые известные комиссары в истории были реальные 26 бакинских (там случилась предельно мутная история, в этом Баку, в которой были замешаны и белогвардейский Центрокаспий, и турки, и англичане — в итоге товарищ Микоян почему-то ускользнул из числа комиссаров, а мелкие сошки остались), а также вымышленные герои Мегрэ, Миклован и Катанья.
Но Женя Зайцев так же походил на комиссара Катанью, как Первый городской райком комсомола был похож на Первый департамент криминальной полиции Сицилии. Он подъехал в строго обозначенные сроки, минута в минуту, а автомобиль у него был японской праворулькой компании Тойота. Наименование его осталось для меня тайной, потому что было написано иероглифами. Не совсем уж развалюха, но и не шикарный Форд-Скорпио, конечно…
— Привет, — он припарковался справа от входа, опустил стекло и предложил, — садись — поговорим.
— Почем тачка-то обошлась? — задал я ему первый вопрос.
— Я не деньгами платил, — отмахнулся он, — там сложный бартер был… что, нравится?
— К правому рулю, конечно, привыкнуть надо, — ответил я, — а в остальном класс, я бы от такой не отказался… в гараж ставить будешь?
— Ну в принципе можно, но сейчас же их никто уже в гаражи не ставит, на улице ночуют…
— Растаможку сделал?
— Конечно… но давай уже и о делах поговорим.
ООО «Печора»
— А предложение у меня к тебе предельно простое — ты ж свое это… товарищество зарегистрировал, верно?
— Ну да, — отвечал я, ничего не понимая пока, — вчера последние штрихи внес. Теперь остается только квартальные отчеты сдавать в налоговую.
— Это ты, конечно, ошибаешься, — Женя закурил и выпустил струйку дыма в приоткрытое окно, — квартальные отчеты это только видимая часть айсберга, так сказать… но об этом мы потом поговорим. А сейчас про товарищество… как уж ты его назвал-то?
— Печора, — признался я, — монастырь же одноименный рядом, да вся наша улица раньше вроде бы так и называлась, Печорская слобода.
— Ну Печора, значит Печора, — кивнул Женя, — спорить не буду, хотя мог бы и поинтереснее чего придумать. А предложение вот какое — мне и моим коллегам по комсомолу…
— Комсомола же два года уже, как нет… — поправил его я.
— Хорошо, — покладисто согласился он, — мне и моим бывшим коллегам по комсомолу нужна организация для проведения некоторых операций, будем так говорить?
— Экспорт-импорт что ли? — сразу уловил суть я, — в Эстонию-Латвию?
— Туда тоже можно, но не только, — махнул рукой он, — при этом конторка нужна предельно чистая и нулевая, только что сделанная… короче твой кондоминимум подходит.
— В уставе же написано, что мы некоммерческая контора, — вспомнил я чеканные фразы оттуда, — а тут же сплошная коммерция.
— Ну это как посмотреть и как подать, — усмехнулся комиссар, — например, обозвать импорт помощью неимущим россиянам… или еще лучше — на нужды православной церкви — с монастырем у нас хорошие отношения.
— И что мне за это будет? — перешел я от товарных отношений к денежным.
— Десять процентов с чистой прибыли по нашим операциям, — предельно конкретно обрисовал он расклады.
— Ага, сидеть-то в случае чего мне придется, а не твоей группе коллег, — внес я в наш диалог элемент реализма.
— Спокойно, Сергуня, — усмехнулся комиссар, — у нас в милиции и прокуратуре все схвачено — деньги-то они все любят
— Хорошо… — с некоторой заминкой произнес я, — давай подробности — что за операции планируете, какие суммы будут проходить, с какой частотой.
— Первая запланирована на январь, не прямо вот в праздники, в середине месяца, экспорт цветмета в Эстонию… про нее ты прямо угадал. Объем шестьсот тонн, десять стандартных железнодорожных вагонов, сумма сделки в районе пяти лимонов баксов, чистый доход порядка двух лямов… обратно, кстати, поедут персоналки на все эти деньги. Что дальше будет, пока не могу сказать, но раз в месяц наверно точно что-то будет.
— Даже страшно про такие суммы говорить, — признался я, — это мне на руки двести тыщ что ли придется?
— Чуть поменьше, там еще отстегнуть кое-кому придется, но стольник точно выйдет. И это только за экспорт, что там получится от продажи персоналок, мы пока не считали.
— Можно я подумаю до завтра? — спросил я у Жени.
— Думай, конечно, — еще раз усмехнулся он, — но только про себя — другим эта информация ни к чему. Завтра в двенадцать жду от тебя ответа на пейджер, номер-то не потерял?
Я вылез из жениной Тойоты слегка ошарашенный — тут вот надорваться надо, чтобы жалкие пятьсот баксов заработать, а там просто ни за что приплывет в руки в сто раз больше. Ладно, тряхнул я головой, подумаю об этом вечером, а сейчас меня ждет бывший чекист и нынешний самсунговец Вадик. Хотя чекисты бывшими, конечно, не бывают…
А Вадик оказался уже одет в кожаную куртку и ждал меня у входа в свою контору.
— Как там комсомольцы поживают? — спросил он, отпирая дверь своей машины — не иномарки, но вполне пристойной Волги 31 модели.
— Живее всех живых они живут, — хмуро отвечал я, — и нам того же желают. А куда мы поедем?
— В ресторан Россия, — пояснил Вадик, заводя мотор — завелось с первого раза, невзирая на зимнее время года, — знаешь такой?
— Это на набережной который, в гостинице одноименной?
— Точно, — мы вырулили с Гаршина на Семашко, а потом мимо сталинской высотки и на Верхнюю набережную, — в гостинице.
— Был там один раз, — припомнил я, — в перестройку, перед поездкой в Болгарию… нас там обучали, как правильно пользоваться столовыми приборами и наливать вино в бокалы — чтоб мы ударили в грязь лицом перед болгарскими товарищами.
— Понятно, — коротко бросил Вадик, — а мы уже и приехали, — он затормозил прямо у входа в ресторан.
Швейцар расплылся в улыбке, когда увидел его, из этого я сделал вывод, что видятся они далеко не первый раз. Официант мигом принес два меню и совсем без спроса сразу поставил на стол бутылку красного вина и два фужера. Вадик разлил вино и приступил к делу, не теряя времени.