Вадбольский 5

Глава 2

Так и дальше думайте, сказал я себе. Пусть хоть в этом буду «как усе», хотя на самом деле это Любаша взыграла, старается, дескать, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но на самом деле это путь мужика. Но даже здесь мало кто знает разницу между мужиком и мужчиной а я из того времени, когда мужчин вовсе не осталось, одни мужики, у которых даже брюк нет, одни штаны.

Горчаков наконец вытащил из-за спины шкатулку, просиял лицом и протянул её Сюзанне.

— С днём рождения, Сюзанна!

Она опасливо взглянула на шкатулку.

— Мне? Но мой день рождения…

Он сказал горячо:

— Для меня он каждый день!.. Сюзанна…

Она взяла шкатулку, с осторожностью приподняла крышечку, охнула, глаза её засветились. Мы с Горчаковым с удовольствием смотрели на порозовевшие щёчки, вот уж в самом деле снежная принцесса, а она прошептала нежнейшим голосом:

— Как прекрасно… Какой мастер такое сделал… Спасибо, Саша! Это лучший подарок в моей жизни!

— Будут и лучше, — заверил Горчаков, тоже очень довольный её реакцией. — Вы прекрасны, Сюзанна. Множество мужчин восхотят бросить все сокровища мира к вашим ногам!

— Пойдемьте в столовую, — предложил я. — Нажрёмся, повод подходящий… Молодец Сюзанна, у неё и день рождения в нужное время.

В столовой едва расселись, не по церемониалу, а поближе друг к другу, распахнулись двери и двое слуг внесли на широких подносах блюда с солёной белугой и лососевую икру в расписных деревянных чашах. Уже понятно, что дальше пойдут жареные гуси-лебеди, а закончится сладостями, хотя я как раз с них бы и начинал.

Пока расставляли, Горчаков принюхивался и присматривался, наконец сказал с изумлением:

— Царский стол попроще…

— Наш император аскет, — ответил я, — а я простой барон, только-только лапти снял. Начнём, потом буду вас дирижабелем мучить!

— После такой белуги, — сказал Горчаков, — можешь мучить, мне будет всё равно хорошо.

— Эх, — сказала Сюзанна, — ко мне приезжала одна из наших суфражисток, но ничем таким угостить её не удалось. Я ей даже двигающиеся картинки на стене показать не успела!

Я пробормотал, намазывая ножом на срез калача толстый слой икры:

— Вот уж попалась, бедняжка. С нашими мужчинами ей не дождаться желаемого.

Сюзанна сказала с намёком:

— Но однажды получилось?

Я почувствовал, что мой взгляд сам по себе уходит в сторону, словно я попался на краже или прилюдно обмочил брюки. А Горчаков даже жевать перестал, всматриваясь то в моё лицо, то в лицо Сюзанны, больно мы какие-то смущённые.

— Ну, так получилось, — буркнул я. — Это не в счёт.

— Да? — спросила Сюзанна катинно. — Но теперь она постоянно ищет!

Я вздохнул, даже руки полуразвел в жесте сожаления.

— Усилить крепления дирижабля или искать точку джи?.. Нет-нет, не спрашивайте, что это. Сюзанна, человек не может охватить всё. Когда выбрал основное, от прочего приходится отказываться, иначе на главное не хватит ни сил, ни времени. Да и деньги на неглавное ещё как уходят! Я лучше частично откажусь от поисков точки джи, чем от поисков усиленного крепления оболочки.

Горчаков с готовностью кивнул, даже плечи расправил до предела, готовый хоть сейчас отдать жизнь за величие Отечества, а Сюзанна с неловкостью усмехнулась.

— Сложно, долго и косноязычно, но зато прямо и жёстко, никаких иносказаний и других толкований. Вадбольский есть Вадбольский. А что за дирижабель?

— Да, — сказал и Горчаков, — давай подробнее. Ты же всё равно начнёшь в одиночку. Хоть маленькую модель!

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы показать, что поднимается в воздух.

— Это не надо доказывать, они поднимаются в Англии, Франции и даже в Испании уже лет десять. Проблема в том, как управлять, а не лететь, как огромные монгольфье с толпой народа в корзинах.

Горчаков сказал настойчиво:

— Но у тебя точно есть какие-то идеи!

— Есть, — признался я, — но ещё не знаю, за какую ухватиться. Но когда получится… я назову его «Сюзанна — королева воздуха».

Сюзанна чуть не поперхнулась жареной лапкой лебедя, уставилась на меня вытаращенными глазами.

— Что?.. А вообще-то… Спасибо, Вадбольский!

— Только дирижабль толстый, — предупредил я.

— Я тебя убью!

Горчаков кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Лишь бы не Долгоруковы, — сказал он. — Я сам готов умереть от руки Сюзанны. Юра, ты все меры защиты принял?

Сюзанна сразу посерьёзнела, я тоже ощутил зловещую тёмную тень, что нависла над моим поместьем.

— Не все, — ответил я. — Только необходимые.

— Это как?

— У них связаны руки, — напомнил я. — Армию свою не сдвинули с места, император сразу узнает, а всякий сброд, неважно сколько его и как много ему заплатили, я вижу издали и принимаю меры.

Горчаков грустно усмехнулся.

— После чего кто-то из Долгоруковых либо падает с лестницы и ломает себе шею, либо кому-то из них попадает в голову чья-то неосторожная пуля. Это уже все заметили.

— Даже я слышала, — сказала Сюзанна лёгким голосом.

Она подала колье Горчакову, тот встал, зашёл со спины, умело одел ей колье на грудь и так ловко защёлкнул замочек, что в моём мохнатом сердце шевельнулась зависть. Уж я бы подольше повозился там, наслаждаясь ароматом волос и грациозным изгибом шеи, любой лебедь позавидует.

— Сколько ещё должно погибнуть Долгоруковых, — сказал я с досадой, — чтобы они наконец поняли…

— Да уже поняли, — сказал Горчаков.

— Тогда почему?

— Смешной ты, Юра. А гордость на что? А задетая честь? Это твоим раздвижным измерителем не измерить…

— Да называй его штангенциркулем, — сказал я сварливо. — А то как Долгоруков… Ложное понятие чести…

Он закатил глаза.

— Да какое ложно понятое? Честь либо есть, либо нет. Они уже не могут отступить!

— Дураки, — сказал я зло. — Себе же хуже.

Он посмотрел на меня несколько странно.

— Да, так бывает. Даже часто. Когда должен сделать что-то, что тебе невыгодно, но сделать надо, иначе уронишь честь. Что, не попадал в такие ситуации?.. Не верю, каждый оказывался и не по разу.

— Когда делаешь себе хуже, только бы спасти честь?

— Долгоруковы уже не могут отступить.

Я сказал в раздражении:

— У них выбор: поступить по умному или спасти честь в их понимании? И они, на то и мужчины, говорят красиво и пафосно, что лучше тупо погибнуть, но зато красиво и с честью.

Он посмотрел, отвел в сторону взгляд.

— Юра, ты немножко не то… Понимаешь так, словно ты не человек, а богомол или ящерица. Честь для мужчины — это всё!.. Умри, но честь не замарай. Честь дороже жизни. За честь хоть голову снесть… да что говорить, сам знаешь!

А вот и не знаю, ответило что-то во мне. Мой век — век рассудка и компромиссов. Век чести — век кровопролитных войн, не всегда за дело, а частенько вот так, когда ляпнул не то, а отступить стыдно.

Только сейчас чувствую, за безопасность пришлось что-то отдать, но дело в том, что и другие отдали, так что можно бы считать, что в целом никто ничего не потерял, но остаётся какое-то смутное чувство большой и невозвратимой потери.

Я сказал наиграно бодро:

— Допивайте кофий, я покажу вам, пока в чертежах, каким должен быть дирижабль и какие грузы может перевозить! И увидите, почему покорит воздушный океан, как корабли завоевали моря и прилегающие к ним всякие там океаны!

Пока они заканчивали с обедом, я с надеждой подумал, что император дал две недели на подготовку, первая уже пошла, но ни я, ни Долгоруковы не хотим такого позора, потому всё насчёт помолвки сломается гораздо раньше. Либо в ближайшие дни, либо в конце срока, но помолвка не состоится, не состоится, не состоится.

Больше тревожит, что предпримут Долгоруковы. У них, как ни крути, настоящая мощь. Как военная, так и связи в высшем обществе, дружба с императором, промышленная мощь.

Но неужели будут вот так глупо присылать наёмников в надежде, что у какой-то группы получится? Самый простой и глупый ход, слишком предсказуемый.

Я мог бы подсказать им вариант получше, но не стану, я не настолько богомолен.