Ветер перемен. Книга четвертая.

Глава 17

В последнюю ночь перед заключительным днём фестиваля выспаться не удалось ни мне, ни Габриэль. Как я ни старался накануне вечером её расслабить, снять чудовищный стресс, который она пережила, удалось мне мало чего. В машине, когда нас везли полицейские, она слегка пришла в себя, но потом её снова "накрыло". Всю ночь она вздрагивала во сне, цепляясь за меня, что-то бессвязно бормотала, иногда вскрикивала... В общем, ночька выдалась ещё та! Утром разбитые, с кругами под глазами, которые добавились у Габи к кровоподтёку под глазом, а у меня к швам, наложенным на разорванную кожу на голове, мы сидели за столом перед чашками с дымящимся кофе и пытались собрать мысли в кучу.

- Солнышко, может тебе остаться дома? - несмело предложил я. - Ты ведь вряд ли сможешь петь.

- Я дома не останусь! - в глазах Габи плеснулась паника. - Я с тобой! Я мешать не буду! Буду сидеть с краешку!

Я хотел было возразить, что дома, под охраной, в тишине она сможет отдохнуть и придти в себя, но потом решил, что может как раз на людях, рядом со мной и ей будет спокойнее и мне.

- Ну хорошо, любовь моя, иди в душ и будем собираться потихоньку.

Я не рассчитывал, что утром за нами заедет сам Арнольд, представляя, какая у него выдалась ночь, но, к моему удивлению он появился лично и точно во время. Открывал ему дверь я и Арнольд сразу же тихо спросил:

- Как она?

- Не очень, - скривился я. - Но дома ни за что не хочет оставаться.

- Ну, может она и права. - согласился он. - Выйдем через заднюю дверь. На улице куча репортёров. Вчера кто-то из них пронюхал о нападении и все газеты поместили на первые полосы информацию о ночной "бойне", как они это уже окрестили. Так что, тебе вряд ли удастся отвертеться от интервью.

- Да я и не собираюсь! - пожал я плечами. - Наоборот, выскажу всё, что я думаю о ситуации с этими "борцами". Но, Габи я им на растерзание не отдам! Ей и так хватило с излишком.

Когда Арнольд подвёз нас в парк, к главной сцене, там уже во всю шла подготовка.

Мы вышли из машины и пошли к сцене.

Я сразу же заметил, что все встречающиеся на пути, начиная от простых рабочих, тащивших к сцене какие-то непонятные штуки и до артистов, готовящихся к выступлению, оборачиваются на нас с повышенным вниманием. Сначала я отнёс это на счёт пластыря украшавшего мою голову, прикрывающего швы и слегка припухшей щеки Габи, которая наотрез отказалась лепить что-либо на щёку и просто постаралась, без особого успеха, правда, замазать ссадины тональным кремом, но потом рассмотрел у некоторых в руках газеты, от которых они отрывались только для того, чтобы с изумлением проводить нас взглядами. Значит уже все в курсе. Интересно, а парни и Громов тоже? Скорее всего, Громову уже доложили...

Мы подошли к сцене, где нас уже поджидали все остальные парни из группы.

- Ого, ничёсе! - вытаращил глаза Серёга Сараев. - Это вы что ли так ... - хотел видимо схохмить он, но взглянув на понурую Габриэль, прикусил язык.

- Что случилось, Сань? - спросил Виталий.

- Подскользнулся, упал, очнулся - швы! - хмыкнул я.

- Ну я серьезно! - обиделся Виталий.

- Да было дело... - начал я подбирая слова, но в этот момент появился Громов.

- Ну-ка, герой, покажись! - взяв меня за плечи, он, взглянув на тампон на голове, прямо посмотрел мне в глаза. - Я уж думал, ты меня ничем больше не сможешь удивить! Но ты такое выдал!..

- Да это я с перепугу, Семён Афанасьевич, - осторожно улыбаясь ответил я.

- Как ты, Габриэль? - Громов нагнулся к ней.

- Хорошо. - тихо ответила Габи и попыталась улыбнуться. Но получилось это плохо и не только из-за ссадины под глазом.

- Ну, слава богу, всё закончилось хорошо! - приобнял её Громов. - Теперь уж точно, вас не разлучить, если через такое прошли!

- А что случилось, товарищ полковник? - забывшись спросил Виталий. Громов тут же строго взглянул на него, но ответил:

- А вы ничего не знаете? Уже с утра по телевидению по всем каналам такой шум подняли, да и газеты успели!

- Так мы по-немецки ни бум-бум! - грустно ответил за всех Серёга .

- Может герой сам расскажет? - обратился Громов ко мне.- А то корреспонденты любят приврать, а то и переврать.

- Ой, да что там рассказывать? - я показал глазами на Габриэль, прямо почувствовав как она напряглась. - Потом! Сейчас готовиться надо.

Юра Богданович первый сообразил и встрял, перебив открывшего уже рот Серёгу:

- Там тебя Пол спрашивал чего-то...

- О, как раз он-то нам и нужен, да солнышко? - взяв под руку Габи я повел её на поиски Пола. - Спросим у него, где тебе лучше находиться, чтобы и нас видела и тебя никто не потревожил.

Пола мы нашли сбоку от сцены, где он о чём -то оживлённо разговаривал с главным инженером по звуку. Увидев нас, он быстро закончил разговор и радостно улыбаясь бросился к нам:

- Габриэль, Саша, а я уже опасался, что вас не будет! Это была бы катастрофа! По всем опросам вы лидеры, а после вчерашнего происшествия ожидается невиданный наплыв публики!

- Подожди, Пол! - остановил я его. - Габриэль не очень хорошо себя чувствует и не сможет петь, найди ей, пожалуйста место, чтобы она была поближе к нам и в то же время, чтобы её не видно было зрителям.

Пол завис, переводя, сразу ставший растерянным, взгляд с меня на Габи и обратно.

- Но, как же... - смог, наконец выдавить он из себя. - Габи ведь настоящая звезда нашего фестиваля, большинство публики на неё и придёт! Ну и на тебя, конечно тоже! - поправился он. - Но ты же понимаешь....

- Всё отлично понимаю, Пол! Но пока, давай рассчитывать на такой вариант. - я не оставлял надежды, что Габи ещё придёт в себя.

Габи виновато посмотрела на меня, опустив голову.

- Солнышко и не думай винить себя! - перейдя на русский язык сказал я как можно нежнее. - Ты молодчина и всё будет хорошо!

Я взглядом показал Полу, что сейчас не время давить на неё. И он, надо отдать ему должное, сразу понял это! Видимо постоянное общение с нервными и капризными "звёздами" приучило его к любым изменениям настроения и нервным срывам.

- Не проблема! - живо воскликнул он. - Сейчас организую индивидуальное кресло и поставим малюсенькую ширмочку.

Мы закрывали фестиваль, как самая рейтинговая группа, поэтому времени было достаточно.

По всей видимости , Громов рассказал парням о наших ночных "приключениях", потому что они не лезли больше с расспросами и вообще старались держаться подальше, изредка бросая на нас совершенно ошалелые взгляды! Интересно, какие подробности излагают журналисты и какие уже легенды ходят в народе?

Я ни оставлял Габи ни на секунду. Обнимал, шептал нежные глупости, целовал. Она потихонечку приходила в себя, но когда пришёл наш черед, всё ещё была слишком подавлена, чтобы свободно выйти на сцену.

Ранее мы планировали повторить песню, которой открывали фестиваль. Во-первых, она была очень эффектной в сопровождении хора и симфонического оркестра, ну и как бы подводила итог и звала на борьбу за мир и сохранение цивилизации в общем. Но планы пришлось срочно менять, хотя и хор и оркестр были на своих местах с самого начала, подыгрывая в какие-то моменты другим группам. Мы решили начать с другой энергичной и несущей смысловую нагрузку песни - "Крутой поворот". Конечно и в ней основной вокал был за Габи, но пришлось петь мне с Виталием и Лехой.

Публика песню узнала и поддержала активными размахиваниями рук, танцами, а кое-кто даже подпевал. Но когда мы спели первый куплет и припев, сыграли проигрыш на двух гитарах и начали второй снова на английском, вместо немецкого, на котором пела Габи, по толпе пошло какое то непонятное движение, а потом то там, то здесь стали раздаваться недовольные возгласы. Я сначала не понял в чём дело, играли мы так же мощно с поддержкой второго ряда музыкантов, "петуха" никто не дал и неясно было чем недоволен народ. Тем более, что за все наши выступления здесь, ничего подобного не было и все песни шли на "ура". Когда мы всё -таки доиграли песню до конца недоумевая, что случилось с такой доброжелательной публикой и наступила тишина, сразу с нескольких сторон раздались крики:" Gaby! Gaby! We want Gaby!" И вот уже вся огромная толпа скандирует в тысячи глоток:" Габи! Габи! Мы хотим Габи!"

Парни посмотрели на меня, а я обернулся к ширме, за которой сидела виновница переполоха. Габи расширившимися глазами смотрела на меня не моргая, а я как мог широко улыбнулся ей и развёл руками!

И вдруг я почувствовал как пружина нервного напряжения, всё это время туго сжатая внутри Габриэль распрямилась, она сначала несмело, а потом широко улыбнулась и приподнялась с кресла, ещё не решаясь выйти на сцену.

А публика начала скандировать новый слоган:" Gaby! Gaby! We love Gaby!"

Румянец покрыл всё лицо Габриэль и она несмело вышла из-за кулисы и стала рядом со мной.

Толпа радостно завопила:" Гааабииии!"

Она растерянно посмотрела на меня, продолжая смущённо улыбаться.

- Вот это и есть народная любовь, дорогая! - сказал я радуясь, что она наконец пришла в себя. - Ты можешь гордиться собой! Что споёшь?

- " Зимний сон". - ответила Габи.

Ну да, ей сейчас не до забойных вещей.

- Парни, сыграем "Зимний сон"! - повернувшись громко сказал я, чтобы услышали и музыканты поддержки.

Габи перевела песню и на английский и на немецкий, так что у нас она получилась довольно длинной. Когда она дошла до немецкого варианта, многие в толпе стали подпевать, запомнив слова после нашего первого выступления. Да и по радио наши песни звучали уже частенько.

Закончив песню и получив горячие аплодисменты, Габи совсем оттаяла и я решил закрепить это.

- Габи, хочу к тебе поближе! Давай нашу споём! По-настоящему!

Габи довольно заулыбалась и объявила:

- Для всех влюбленных - Stumblin' in!

Народ засвистел и зааплодировал.

С первых слов песни, не только мы с Габи на сцене, но и все зрители на огромной поляне перед сценой пришедшие со своими любимыми, обнялись и раскачиваясь в такт, стали подпевать.

Габи оживала на глазах. Всё -таки музыка - великая вещь! Это и утешитель, и соблазнитель, собеседник и доктор!

Закончив песню, я обнял мою малышку и припал к её губам в долгом поцелуе. Теперь это было можно и никакая гауптвахта мне не грозила за моральное разложение, падение и подрыв светлого образа советского человека. Десятки тысяч глоток радостно приветствовали такой финал песни и многие тут же последовали моему примеру.

Мы сыграли все свои известные песни: и те, что уже играли здесь же и те, которые передавали по германскому радио. Но на самый финал у нас была припасена песня-бомба!

- Дорогие друзья! Вот и подошёл к концу этот замечательный фестиваль! - обратился я к публике. - Я надеюсь, что вы не только получили удовольствие от выступления таких замечательных артистов из разных стран, но и осознали необходимость сплочения, ради сохранения мира на Земле! Мы прощаемся с вами, но, надеюсь, нет, я уверен! - что мы обязательно с вами встретимся! Об этом и наша новая песня, которую мы вам дарим!

С первыми тактами песни, вся многотысячная толпа, уже разогретая предыдущими песнями, радостно запрыгала. Да и кто бы устоял при мощных гитарных рифах Final Countdown?

Текст я конечно же переделал и мы, в отличие от группы Europe , никуда с Земли не улетали.

We're leaving together

But not it's farewell

And maybe we'll come back

To this place, who can tell?

А, наоборот, выражали надежду на скорое возвращение сюда же! И призывали молодежь подниматься на борьбу за мир, потому что времени осталось мало и последний отчёт уже начался:

Its the final countdown!

Эту песню мы соединили с той, с чего начинался этот фестиваль . Песня-призыв ко всем людям к борьбе за мир и борьбе со злом. И теперь мы как бы напоминали об этом, делая последнее обращение к молодежи.

This is me and you

And we are running

To change the world

Where hope is shining through.

Мы вместе, ты и я,

Мы спешим изменить мир

Как только Габи спела эти последние слова, весь Фрайцайтпарк взорвался аплодисментами, а потом из общего шума возникло скандирование : " Fuck RAF! Fuck RAF!"

Сумасшедшие леваки сегодня лишились многих сторонников.

После окончания выступления нам с Габи не удалось сразу уехать, как я хотел. Все, кто в тот день выступали, уже ждали нас в павильоне, который примыкал прямо к сцене и миновать его не было никакой возможности.

- Габриэль, Саша, как вы?! - бросилась к нам Лариса Мондрус.

- Спасибо, Лариса, всё позади! - ответил я, искоса поглядывая на Габи. Не включится ли снова паника?

Но Габи почти спокойно улыбнулась:

- Да, всё хорошо!

- Какой кошмар! Не представляю, что было бы со мной, если бы я попала в лапы к этим мерзавцам! - Лариса обняла Габриэль.

- Молодец, земляк! - протянул руку Магомаев. - Настоящий мужчина, хоть с виду и не скажешь.

- Да я что, - усмехнулся я. - Я их и разглядеть -то толком не успел. А вот Габриэль досталось...

- Всех этих, так называемых революционеров, нужно изолировать от нормальных людей! - раздался голос откуда -то сбоку, но не успел я разглядеть кто это говорит, как ему возразил другой, красивый мягкий тенор, который сразу мне показался знакомым:

- Ну, не все революционеры такие! Наоборот, большинство настоящих революционеров борются за народное счастье, против эксплуататоров!

Я секунду всматривался в лицо красивого, стройного парня и тут же вспомнил - Дин Рид. Американский певец, актёр и политический активист, " Красный Элвис", как называли его многие журналисты.

Он протолкался сквозь толпу и подошёл к нам.

- Габриэль, примите моё искреннее сожаление по поводу случившегося и не менее искреннее восхищение вашим талантом! - Рид приложился к руке Габи.

Она зарделась от смущения и поблагодарила:

- Благодарю вас!

- Вы ведь из ГДР, правильно? - продолжил Дин, не отпуская её руку. - Я сейчас тоже живу в этой прекрасной стране! Вам повезло родится в свободном социалистическом государстве, где правительство заботится о своем народе. А я вот родился в США и вынужден был уехать в поисках лучшей жизни!

- И что, нашли? - я не удержал усмешки.

- Да, я уверен, что нашёл! - сказал Дин с горящими глазами.

- А что вы думаете о моей родине - СССР? - задал я вопрос.- Вы же бывали там. И не раз! Кстати, руку Габриэль можно отпустить.

- СССР - богатая, прекрасная страна! - с жаром ответил певец. - Я встречался там со многими людьми, выступал перед рабочими. Народ там очень счастлив!

- А почему тогда вы переехали жить в ГДР? - улыбнулся я.

- Ну, стиль и уровень жизни в Германии мне больше подходит. - немного поубавив пафоса ответил Рид. - Здесь мне предложили много выгодных контрактов и в кино и по линии концертной деятельности.

- А в США с этим не очень получилось?

По лицу Рида промелькнула тень.

Ещё один "непризнанный гений"? Может этим и объясняется вся его "революционность"?

- Там власть мне не давала простора для деятельности и самовыражения. - ответил он.

Ну да, и в ГДР и в СССР его буквально облизывали правительственные чиновники и идеологи всех мастей - как же, политический беженец из самой Америки!

- А может в США нужно было самому пробиваться, а здесь на руках носят? Главное, чтобы критиковал "загнивающий Запад"! - с откровенной усмешкой спросил я. - Только будь осторожен: сейчас носят, но могут и уронить!

- Я не понимаю! - возмутился Дин Рид. - На что ты намекаешь?

- На то, что не всё то золото, что блестит! - спокойно ответил я. - Тебе показали красивую витрину социализма, но настоящей жизни ты не видел. А она, я тебя уверяю, очень отличается от этой витрины! И "народная власть" любит тебя, пока ты поёшь и говоришь то, что не расходится с линией партии.

- Ты такой молодой, а уже отравлен буржуазной пропагандой! - Дин округлил свои голубые глаза, перед которыми не устояли многие девчонки в ГДР и СССР. И странное дело: " компетентные органы", которые ни на минуту не спускали с него глаз и фиксировали все его встречи и знакомства, закрывали эти самые глаза на моральное падение "строительниц коммунизма", пробиравшихся ночью в гостиничные номера к американской знаменитости.

- Вы бы лучше за своим здоровьем следили, - прямо глядя ему в глаза сказал я. - И за моральным, и за физическим.

- Саня, судя по виду вас обоих, напрашивается вывод , что ваша беседа не соответствует нормам пролетарского интернационализма и дружбы народов! - задумчиво заметил Юра Богданович.

- Ну ты и загнул, Юрик! - засмеялся я. - Да вот не могу спокойно воспринимать чушь. От кого бы она ни исходила!

- А чего он там буровит? - поинтересовался Юра.

- Ой, да ещё один очарованный болван! - отмахнулся я. - Не бери в голову! Прозреет, только боюсь будет поздно. Хотя...

Я подумал, что в нынешнем варианте действительности, Дин Рид может и уцелеть. Да что там, может?! Уцелеет! До его утопления сотрудниками "штази" ещё тринадцать лет. Надеюсь к тому времени уже не будет ни "штази" , ни самой ГДР.

- Саша, ты не замечаешь, что там, где появляешься ты, начинается политическая дискуссия? - из-за спины Дина Рида появился Громов.

- Не виноватая я, он сам пришёл, Степан Афанасьевич! - усмехнулся я. - Вот пытается нам доказать, что мы своего счастья не понимаем! А у него его столько, что захлебнуться боится! И таки захлебнулся!

Я со значением посмотрел Громову в глаза. Он мгновение непонимающе смотрел на меня, а потом глаза его округлились и в них мелькнуло недоверие.

- Ага, бывают такие случаи, Степан Афанасьевич, - кивнул я. - Чемпион штата Колорадо по плаванию и вдруг утонул в озере, где детишки плещутся не первый год без проблем.

- Надеюсь ты ему этого не сказал? - слегка напрягся Громов.

- Нет. Есть ещё время. Может и пронесёт...

- А кто утонул? - Лариса Мондрус отвлеклась от разговора с Габриэль.

Ничего себе, слух у неё!

- Да это я книгу рассказываю Степану Афанасьевичу, про шпионов! - нацепив невинное лицо ответил я.

Лариса недоверчиво посмотрела на меня, но промолчала и снова повернулась к Габи.