Ветер перемен. Книга четвертая.

Глава 8

Арнольд прислал вместо себя своего шофёра-телохранителя, будучи, видимо занятым в организации встречи Генсека, но Марк ещё быстрее, чем его шеф, домчал нас до главной сцены фестиваля.

В честь приезда советской делегации, в этот день организаторами фестиваля было решено выпустить советских артистов по максимуму. На сцене и около неё толпились Людмила Зыкина, Гелена Великанова, весь ансамбль Советской армии. Немного в стороне стоял Магомаев с какой -то молодой женщиной. Завидев нас с Габи, Муслим энергично замахал рукой. Мы подошли.

- Здравствуйте Габриэль, привет земляк! - Магомаев пожал мне руку. - Хочу вас познакомить с моей давней подругой и коллегой - Ларисой Мондрус. Габриэль, конечно её не знает, а ты, Саша должен был видеть её на "Голубых огоньках".

- Здравствуйте, Лариса! - я пожал протянутую мне руку. - Конечно помню! А песня " Билет в детство" у меня одна из самых любимых ещё с детства!

- Вот как?! - мило улыбнулась Мондрус. - Очень приятно! А мне Муслим с самого утра все уши прожужал о вас. Я, к сожалению не видела вашего выступления, мы прилетели поздно вечером, но если такой человек, как Магомаев восхищается вами, значит это что-то действительно выдающееся! Он говорит, что вы автор всех песен?

- Да это Габриэль виновата! - улыбнулся я. - Я бы может так и играл на танцах в гарнизонном доме офицеров " песни советских композиторов", но вот, по несчастью, влюбился без памяти, а серенад никаких не знаю - пришлось самому сочинять!

Магомаев с Мондрус расхохотались, а Габи смутилась, но посмотрела на меня благодарными глазами.

- Муслим успел рассказать, что вы не только сами серенады для вашей любимой пели, но и её заставили? - улыбаясь сказала Лариса.

Я не успел ответить, Габи меня опередила:

- А разве можно было устоять перед таким мужчиной? Пришлось и мне петь ему в ответ!

Я в изумлении посмотрел на неё, никак не ожидая такой смелости. А Лариса и Муслим переглянулись и Мондрус, покачав головой, сказала:

- Ну, такой творческий союз не может не породить шедевры. Очень рада за вас и с нетерпением жду вашего выступления.

- А я - вашего! - ответил я. - Будете "Билет в детство" исполнять?

- Обязательно! - блеснула улыбкой Лариса. - И могу сказать вам по секрету, я хочу спеть здесь много того, чего мне не дают петь там!

Лариса кивнула куда-то в сторону, где, как она полагала, находится Советский союз.

- А может не надо, Лариса? - став вдруг серьёзным спросил Муслим. - Тебя и так заклевали эти чинуши из Минкульта, как никого другого! Зачем тебе лишние скандалы? Тебя уже отлучили от телеэфиров, запретили гастроли даже в социалистические страны. Да какие там гастроли, если ты даже сольные концерты давать не можешь, только в сборных солянках участвуешь! Как тебя сюда пустили - ума не приложу! Я когда тебя увидел - глазам своим не поверил!

- Не пустили бы, конечно! - горько усмехнулась Мондрус. - Но, говорят устроители прислали список артистов, которых они хотят видеть на фестивале, причём список этот был из самой канцелярии Вилли Брандта! - понизив голос сказала певица. - В любом другом случае не видать мне было заграницы уже никогда!

- Так зачем ты хочешь дразнить этих... - Муслим не нашел приличного слова и просто махнул рукой.

- А надоело, Муслим! - вздохнула Мондрус. - Ну сколько можно терпеть издевательства этих тупых бездарей, которые возомнили о себе черт знает что и считают, что они имеют право указывать любому артисту как и что ему петь, как стоять на сцене, что одевать, какую прическу, черт возьми! - делать! С меня хватит! Пусть запрещают, но я зато от души хлопну дверью! Говорят, что телевидение ФРГ транслирует все выступления, так что, как говорится: " На миру и смерть красна!"

Я мало что помнил о жизни певицы и её творчестве. " Билет в детство" была единственная песня, которая осталась у меня памяти и которая мне действительно нравилась, потому что песня это была американской группы Easy Riders. После Мондрус её пела Эдита Пьеха и все советские слушатели как и я, думали, что эта песня, конечно же советских композиторов. Уже совсем взрослым я услышал американский оригинал и он, естественно был на голову лучше исполнения и Мондрус и Пьехи.

- А вы приехали вместе со своим мужем? - спросил я.

- Да, - удивилась Лариса. - А вы знаете Эгила?

- Нет, конечно, я просто так спросил. - я не стал распространяться о своих знаниях, тем более, что мало чего помнил. Но то, что Лариса Мондрус вместе со свои мужем Эгилом Шварцем эмигрируют из СССР, помнил. И было это в 1973 году. Значит решила "хлопнуть дверью"...

- Саша, так ты сыграешь соло в моих песнях? - Муслим решил переменить тему.

- Конечно, мы же договорились! - кивнул я и набравшись наглости добавил: - И если разрешите, даже спою пару куплетов. Для контраста.

- Ну, если ты так хочешь... - Магомаев был явно удивлён и скорее всего не очень доволен, но возражать не стал.

Наша группа выступала в этот день последней, что было понятно: днём зрители состояли в основном из публики постарше, а также чиновников разных рангов разных стран. Молодёжь подтягивалась ближе к вечеру. Я поневоле прослушал всех советских артистов. Всех их я знал по прошлой жизни, но слушал впервые, потому что заставить меня тогда слушать этот отстой не смог ни один преподаватель ни в музыкальной школе, ни в музучилище. А вот теперь приходилось, хотя мы в основном болтали между собой, да перекидывались несколькими словами с другими артистами, ждущими своего выхода. Впечатление, конечно было не ахти....

- Ой, она поёт нашу песню! - воскликнула Габи, когда Гелена Великанова запела знаменитые "Ландыши".

- Это не наша песня, солнышко, - улыбнулся я. - Я же тебе говорил, что это старая песня, а мы просто её осовременили, ну и текст на немецком ты написала. И как тебе её исполнение?

Габи состроила гримаску и посмотрела нам меня как бы извиняясь.

- Не нравится? - рассмеялся я.

- Как-то она поёт не так! По- старому, что ли?... - попыталась объяснить Габи. - И на месте стоит, как памятник. А это же веселая песня!

- А вот мы им всем и покажем, как её нужно петь!- подмигнул я ей.

- А вы тоже исполняете эту песню? - спросила Мондрус. Оказывается она всё слышала.

- Да, только мы её адаптировали под немецкую публику и Габи написала текст на немецком.

- Саша, следующие мы! - подошёл ко мне Магомаев. - " Синяя вечность".

- Моя любимая! - кивнул я. - Вы пойте, как обычно, а как закончите - продолжу я.

- Ну, смотри! - Муслим недоверчиво покрутил головой. - Музыкантов хоть предупреди!

- Обязательно, Муслим Магометович, не беспокойтесь! - беспечно улыбнулся я. -Тут такие профи сидят, что для них это семечки!

- Семечки? Ну-ну...

Зыкина закончила петь свою неизменную и самую, наверное знаменитую песню " Течёт река Волга", раскланялась под довольно громкие аплодисменты и с достоинством неся свою мощную фигуру, уплыла со сцены. Музыканты стали открывать ноты новой песни, а я подошёл к уже знакомому ударнику:

- Жорж, как только певец закончит и дирижёр даст отмашку оркестру, ты делаешь длинный брек по всей своей установке и я вступаю на гитаре в долю.

- Не проблема, Алекс! - улыбнулся в бороду Жорж. - С тобой интересно играть, всегда что-то новое придумаешь! А то я бы уже сдох здесь от скуки от некоторых "шедевров"!

- Потерпи немного, скоро мы выйдем! - подмигнул я ему и пошёл к дирижёру предупредить об изменениях.

Муслим запел и у меня мурашки побежали от макушки до самых пяток! Такой голосище! Я вспомнил, что после его смерти, читал что-то об уникальности его тембра. Даже не идеальные записи, которые мы слушали в юности, никого не могли оставить равнодушным, а тут - живое выступление и вот он - всего в шаге от меня! Песня была просто замечательная, но очень короткая и я решил слегка это дело поправить. Когда Муслим дошёл до финала и отгремел последний аккорд, я повернулся к Жоржу и после его длинного прохода по всем барабанам взрывным, "Гарри муровским" звуком на Гибсоне начал соло, сначала просто повторив мелодию песни, а дальше полез в дебри импровизации. Всласть отыграв соло, я неожиданно для всех запел третий, несуществующий куплет:

Вслед за звездою, в синюю вечность,

Сердце готово сорваться в полёт.

Сердце так верит, в радость и встречу,

Верит, что море любит и ждёт.

Краем глаза я увидел широко открытые в изумлении глаза Магомаева и с трудом подавил в себе желание исполнить припев в его первоначальном виде, который нравился Муслиму, но из-за опасения цензуры был им изменён. А были там такие слова:

О, море, море, грудью о скалы,

Ты разбиваешь и горе и боль.

Море, возьми меня в дальние страны,

В дальние страны, к любимой Ассоль!

На мой взгляд ничего здесь провокационного или, тем более, антисоветского не было, но всё -таки Магомаев выбрал более нейтральный вариант:

О море, море, преданным скалам

Ты ненадолго подаришь прибой.

Море, возьми меня, в дальние дали

Парусом алым, вместе с собой!

Ну да, советскому артисту негоже мечтать о дальних странах. Мечтай только о наших далях, вон они у нас какие - до самой Колымы!

Снова небольшое соло и ещё один, четвертый куплет:

Звучным призывом песня над морем.

Ей откликается пенный прибой.

Песню уносит, с чайками споря,

В синюю вечность, голос живой!

Пел я конечно совсем не так как Магомаев, но упорные занятия с Ключным и набирающий мощь голос был тоже не плох, хоть и совсем в другом диапазоне.

- Ну, Александр удивил ты меня! - Муслим не мог прийти в себя после того, как мы оказались за кулисами. - Соло, конечно отличное, но добавить два куплета вот так играючи к песне, над которой мы долго бились, это просто невероятно! Что я тебе говорил, Лариса!? - повернулся он к Мондрус.

- Да, мне понравилось! - улыбнулась Лариса. - И манера игры на гитаре!... - она закатила глаза. - Ничего подобного не слышала!

- Да это что! - отмахнулся Муслим. - Это только разминка для него. Вот послушаешь их песни, сама себе не поверишь!

- Муслим Магометович, ну я же не сейчас эти два куплета сочинил, - возразил я. - Мне ваша песня ещё со школьных лет нравилась, но очень уж она короткая! Вот я мучился-мучился и дописал кое-что.

Магомаев только покрутил головой.

Когда подошла наша очередь, уже совсем стемнело и публики явно прибавилось. Как только мы вышли на сцену сразу раздались аплодисменты и радостные крики - видимо успех нашего вчерашнего выступления успел распространиться среди жителей Бонна. Вопреки моим ожиданиям пришло больше не только молодёжи, но и старшего поколения тоже.

- Начнём с "Поворота"? - Виталий подошёл ко мне. - Заведём сразу публику!

Сегодня от вчерашнего волнения у парней не осталось и следа, теперь они видели, что нравятся публике и на фоне таких знаменитых артистов из Союза как Зыкина, Великанова или Мондрус смотрятся уж точно не хуже!

- Поехали! - я дал отмашку грифом гитары и мощный ритм " Поворота" сразу же сорвал с места всю молодежь в парке! Мы и сами не стояли столбами рядом с грациозно танцующей Габриэль. А вот за кулисами застыли в изумлении все советские певцы. Я их прекрасно понимал: ничего подобного на советской эстраде того времени представить было невозможно! Даже, если бы они и дошли до такой манеры исполнения, никто им подобного "морального разложения" не позволил бы.

Позади крутой поворот

Позади обманчивый лёд

Позади холод в груди

Позади

Ожидаемые овации, свист и радостные крики публики...

Я подхватил аккордеон и подмигнул Габриэль:

- Ну-ка, покажем как нужно петь "Ландыши"!

Габи в ответ задорно улыбнулась:

- Ты только мне во-время плечо подставь!

- Я весь в твоём распоряжении!

- Это потом!

Габи запела на немецком и буквально со второй строчки сотни голосов подхватили:

Shöne Blumen in der Nacht.

А когда мы дошли до припева, тут уж весь парк в тысячи глоток запел:

Karl-Marx-Stadt, Karl-Marx-Stadt,

Du bist die Stadt roter Blumen.

Во время моего проигрыша на аккордеоне Габи превзошла себя и так задорно выплясывала на сцене, что удивила даже меня. Представляю, что испытывали члены советской делегации!

И вот - эффектный финал! Пассаж на аккордеоне, Габи делает оборот на одной ноге, при этом юбка поднимается так, что её стройные ножки видны почти до самых трусиков и наконец - падает мне на плечо, кокетливо сгибая ногу в колене. Публика неистовствует, а я оглядываюсь на Муслима и рядом с ним стоящих Ларису Мондрус и Гелену Великанову. Лариса изо всех сил аплодирует, широко улыбаясь и говорит что-то Муслиму, а вот Великанова смотрит изумлённо - осуждающе. Ну понятно: облико морале...

Мы играем ещё одну быструю: " Синий иней", на русском и английском. И как-то сегодня всё получается на ура! То ли у парней прошёл мандраж первого дня, то ли публика очень уж поддерживала и заражала нас своим весельем, но глаза у парней горели как у влюблённого на первом свидании!

Затем мы даём немного передохнуть публике и станцевать медленный танец под любимую песню Габи "Зимний сон" и завершаем наше выступление "Мадонной".

Но как только ведущий объявляет, что на сегодня выступления закончены, весь парк взрывается свистом и криками несогласия. Мы, отключив шнуры от инструментов и раскланявшись, поворачиваемся, чтобы уйти за кулисы, но настоящий рёв публики останавливает нас.

- One more time! One more time! - начинают скандировать зрители. Мы нерешительно переглядываемся, не зная что делать. На танцах в таких случаях, нас долго упрашивать не приходится, но тут вроде как есть программа и нам было сказано, что играем мы только пять песен. Это и так больше, чем исполнял любой артист из Союза, но народ требует большего.

Наконец из-за кулис появляется Пол и идёт ко мне:

- Саша, можете сыграть ещё немного? Хотя бы пару песен! - спрашивает с извиняющейся улыбкой. - Это будет оплачено сверх вашего гонорара.

- Что?! - удивляюсь я. - Какого гонорара? Нам разве за это должны ещё и платить?

Габи удивлённо смотрит на меня и Виталий подходит ближе:

- Чего там, Сань?

- Просит ещё сыграть и говорить что будет сверхурочная оплата.

- Чего?! - у Виталия наверное такой же вид как у меня.

- Так вы сыграете? - напоминает о себе Пол. - Размер оплаты обговорим потом. Я думаю, вы будете довольны.

- Ладно, Пол, поговорим позже, - киваю я. - Конечно, сыграем! И можем не пару песен, а больше!

- Это было бы замечательно! - расцветает Пол. - Спасибо!

Мы возвращаемся по местам, втыкаем шнуры в инструменты и публика, поняв, что мы не уходим, радостно вопит.

- Давайте сразу Hand's Up! - предлагаю я. - Пусть сразу пар выпустят!

Юра быстренько переключает тембр на органе делая звук как у шарманки, кивает нам, что готов и мы начинаем незапланированную часть выступления. Народ разом срывается с места и весь Фрайцайтпарк превращается в огромную танцевальную площадку!

Одну за другой мы играем наши забойные вещи и молодежь откровенно скучавшая на выступлениях Зыкиной, Великановой и даже Ларисы Мондрус, которая в отличие от других советских певцов пыталась петь не так официально, как требовали "компетентные товарищи", сейчас отрывалась по полной! Я встретился глазами с Муслимом и он, покачав головой, показал оттопыренный вверх большой палец

- Габи, а споёшь " Любовь похожую на сон", не устала? - спросил я после Cherry Lady.

- Спою! - просто ответила Габи. - Я совсем не устала!

- Тогда давай, как на Восьмое марта, помнишь? С моим соло и ты вступаешь одна!

- Конечно помню! - улыбается она. - Разве я могу забыть тот вечер?

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду, но мягкий свет в её глазах будит во мне воспоминания.

- Я тебя люблю, солнышко! - говорю я подойдя к ней совсем близко.

- И я - тебя! - отвечает она и озорно улыбаясь добавляет: - Я сейчас это в песне всем расскажу!

И ей это удалось! Песня прозвучала просто потрясающе! Один из куплетов Габи перевела на немецкий, но так как трудно было попасть в размер строк она их просто проговорила и получилось очень здорово. Немецкая публика не только наслаждалась мелодией и её голосом, но и понимала о чём эта песня. Шквал аплодисментов был наградой. Лариса Мондрус стояла с широко открытыми глазами, Муслим, аплодируя, говорил ей что-то, но трудно было понять, слышит ли она его.

- И как, после этой девочки, выходить на сцену? - справившись, наконец с шоком, говорит она Магомаеву.

Мы сматывали шнуры, когда к нам подошёл Пол.

- Огромное вам спасибо, ребята! - прижал он руку к груди. - Я думал это будет самый скучный день фестиваля. Извините, но артисты, которых привезли из Советского союза это что-то... - он скорчил кислую мину. - Только один Магомаев, конечно соответствует лучшим мировым стандартам, а остальные.... Но вы спасли положение - публика в полном восторге! Ну, вы сами видели. Теперь об оплате...

- Подожди, Пол! - вставил я. - А что, артистам положены гонорары за выступления?

- Ну а как же, Саша!? - Пол искренне удивился. - А разве бывает по-другому?

- Бывает, Пол, бывает...

- Мы ведь уже заплатили вам за первый день выступления, - продолжил Пол. - Почему тогда ты сейчас удивляешься?

- Сань, чего там? - влез Виталий с вопросом.

- Он говорит, что нам заплатили за вчерашнее выступление.

- Ya, naturlich! - блеснул знанием немецкого Виталий и добавил с гордостью. - Zehn Mark!

- Чтооо?! - глаза Пола полезли на лоб. - Как это, десять марок? Каждому участнику вашей группы заплатили по четыре тысячи марок за участие в фестивале - четыреста марок за день выступления! Конечно, это не большие деньги, но это как бы фестиваль политической направленности, а за гастроли совсем другие расценки. К тому же, вы ещё малоизвестная группа.

- Сань? - Виталий требовательно смотрел на меня.

- Вот даже и не знаю, говорить тебе или нет? - нерешительно ответил я ему. - Ты получил четыре тысячи марок, как и каждый из нас. Проверь карманы, может завалились за подкладку? Неужели потерял?! Аааа! Я знаю - это тот откормленный товарищ вытащил их у тебя!

- Хорош, хохмить, я серьезно спрашиваю! - Виталий, кажется всерьёз обиделся.

- Какие уж тут хохмы, Виталь? - скривился я. Остальные парни подтянулись к нам, привлечённые видимо нашей бурной беседой. - Пол говорит, что каждому из нас заплатили по четыре тысячи Дойче марок - по четыреста за каждый день фестиваля. Извиняется, что мало, оказывается на подобных фестивалях платят очень немного!

- Чтооо?!

- Ни фига себе!...

- Чо, блин, правда что ли?

- Офигеть...

Пол молча переводил глаза на каждого, высказавшегося.

- Саша, что-то не так? - наконец спросил он меня.

- Ну ты сам слышал, что им заплатили вчера только десять марок. - пожал я плечами.

- И тебе?!

- Мне вообще не заплатили, - усмехнулся я. - За плохое поведение.

- И Габриэль?

- О, спасибо, что напомнил, Пол! - обрадовался я. - Свои деньги я вряд ли вырву у "заботливых чиновников", а вот за деньги Габи я поборюсь!

Я вспомнил, что в Советском союзе никому из артистов за зарубежные гастроли гонорары не полагались вообще! Всю валюту, что они зарабатывали забирало родное государство. Артистам платили только мизерные суточные, типа тех, что получили парни. Поэтому все, кто ехал на гастроли набирали с собой всё, что можно было продать хотя бы за центы - черную икру, водку, матрёшки. И вдобавок набивали чемоданы гречкой, тушёнкой, колбасой, чтобы питаться в номере отеля этой снедью, а суточные пускали на подарки, аппаратуру, шмотки. Но Габи не была гражданкой СССР и на неё "законный грабёж" не распространялся.

- Я заплачу вам сейчас по двести марок, - сказал Пол. - Это из резервного фонда на всякие непредвиденные расходы, которым распоряжаюсь я лично. А гонорары прошли по другим статьям, извините.

С этими словами он достал пухлую пачку Дойче марок и быстро раздал каждому по несколько банкнот. В этот момент из-за кулисы вышел Громов.

- Какие -то проблемы? - спросил он подходя и задержал взгляд на деньгах в руках Женьки. - А это что за деньги?

- Родину прода... - начал было я шутку, но вовремя остановился. - Степан Афанасьевич, кстати о деньгах. На каком основании наши шустрые деятели присвоили гонорар Габриэль? Ну ладно мы, люди государевы, так сказать, и ни на что права не имеем. Но она гражданка другой страны, не хорошо получается.

- Александр, ты знаешь, что эти вопросы не в моей компетенции.

Громов в присутствии посторонних всегда разговаривал со мной в официальной манере.

- Я знаю, Степан Афанасьевич, поэтому прошу вас, как нашего старшего товарища, помочь в решении этого вопроса. - я тоже перешёл на казённый язык.

- Не могу ничего обещать, - не очень охотно ответил полковник. - Но постараюсь выяснить.

- Постарайтесь, пожалуйста, - меня слегка задел его ответ. - А то не дай бог, это выяснит кто-нибудь из репортёров. Вы же знаете, какие они пронырливые. Представляете какой скандал будет? Какой вой поднимут продажные буржуазные газеты, чтобы облить грязью наше самое справедливое социалистическое государство!

Я выдержал взгляд Громова. Да пошли они все! Эти розовощёкие лощённые комсомольские и партийные деятели направо и налево швыряются деньгами, которые не заработали, а мы ещё должны перед ними пресмыкаться и молчать в тряпочку.

- Да, и мой червонец тоже зажали! Пусть отдадут по-хорошему. - я решил не уступать даже в малом.

- Хорошо, я думаю мы решим этот вопрос. - сухо ответил Громов. Я удержался от комментария.

- Саша, ну зачем ты с ним ругаешься? - прошептала Габи, когда Громов так же быстро ушел, как и появился.

- А я разве ругался, радость моя? - улыбнулся я. - Но твои деньги я этим дармоедам не отдам. Хватит им и тех, которые они присвоили у всех остальных артистов. Представляешь, сколько Германия заплатила Магомаеву, он ведь котируется намного выше нас или всему ансамблю песни и пляски? А зачем, спрашивается? Они их всё равно не увидят!

- Но они все молчат, а ты - нет! А если они тебе за это что-нибудь сделают?

- А что они мне могут сделать, солнце моё? Я теперь - гражданин Федеративной республики, ты забыла? Конечно я бы тоже молчал, если бы мне нужно было возвращаться в полк, но мы с тобой остаёмся здесь. Поэтому я могу говорить всё, что хочу. А деньги твои тебе очень даже пригодятся! И совсем скоро!

- Зачем? - не поняла Габи.

- А ты собралась в собор идти в мини-юбке? - с непроницаемым лицом спросил я.

- В собор? - переспросила Габи и тут же смущённо заулыбалась.

- Вооот! - назидательно поднял я указательный палец. - Ты слушай меня, не пропадёшь! Ну, скажи - "Болтун"!

- Болтун! - послушно повторила Габи и закинув руки мне на шею поцеловала, прижавшись всем телом.