Вперед в прошлое 13

Глава 23 Как сбежать бы с этой свадьбы…

Сегодня Каналья решил не выезжать за пределы нашей области, но поехать немного севернее тех деревень, где мы уже были. Села там большие, но бедные, ни он, ни я не был уверен, что продастся много муки, и мое присутствие было необязательным. Поэтому у меня появился свободный день.

Рано утром я поехал к Лялиным, вывел Веронику к автобусу, принял у Каюка большую клетчатую сумку с продуктами, показал компаньонке записку, что назад Каюк поедет на автобусе, который отправляется из Николаевке в полвосьмого.

Обеспечив Веронику необходимым, я отправился на старые турники за общагами, немного размялся, чтобы не ржаветь, пока простаиваю. Потом вызвался помогать Веронике, но толку от меня было мало, разве что если я выступлю в роли «принеси-подай». Но приносить было неоткуда, в комнате все находилось в двух шагах, потому я засел за уроки, чтобы наверстать пропущенное, решил все задачи по алгебре и геометрии, а также физике и химии, написал русский — все-таки на следующей неделе, перед каникулами, у нас итоговые контрольные.

А на каникулах неплохо бы выжать из торговли мукой как можно больше и поехать куда-нибудь далеко. В сравнении с последними нашими заработками то, что было в Сочи, уже не казалось провалом.

Одно настораживало: беспредел на дорогах — как бандитов, так и гаишников. Скоро торговля оптом себя исчерпает, надо заработать пару тысяч долларов и, если повезет, найти ходовые продукты, кроме муки: гречку, сахар, подсолнечное масло. Если муку не продадим, обменяем на другой товар, который уйдет быстрее.

В общем, веселые предстояли каникулы. Спасибо за то, что они у нас вообще есть!

Ну а сегодня, в пятницу, когда закончил делать уроки и до двенадцати осталось сорок минут, я помог Веронике разложить пирожные по коробкам, как и в прошлый раз, посадил ее в автобус, а сам взял коробку с «Наполеонами» и «цитрусовыми», положил термос в рюкзак и поехал на мопеде, рассчитывая прибыть на рынок без двадцати двенадцать, раньше автобуса.

Не получилось, потому что Вероника уехала на полупустом одинарном «Икарусе», который вел лохматый водитель в косухе и цепях. На нашем маршруте этот водитель по прозвищу Мэдмакс бывал редко. Его ненавидели женщины и старики и обожали подростки, потому что, врубив на всю мощность хэви метал, он летел гоночным болидом, игнорируя остановки и люто матеря пешеходов на переходах и все живое, что попадало в его поле зрения.

В итоге Веронике пришлось меня ждать. В пассаже я взял у неандертальца, скатерть, рекламный плакат, поднос, столик, и мы подготовили торговое место к работе. Казалось бы, ничего особенного я не сделал, но Веронике без моей нехитрой помощи было бы очень сложно. Нужно поговорить с неандертальцем-охранником, чтобы он выносил столик на нашу точку. Если он не согласится, Веронике придется оставлять ношу возле Павла-валютчика (он точно не откажет) и тащить стол самой. Хоть он и не сильно тяжелым, ей лучше избегать тяжестей.

Разложив пирожные, мы погрузились в ожидание. Сегодня я не зазывал людей, хотелось посмотреть, будет ли работать рекламный плакат. За час к нам подошли десять раз, купили восемь пирожных. Ну, неплохо. Значит, все работает. Вспомнив подвиг Лики, я выложил пирожные на подносе и пошел на рынок, зазывая покупателей и нахваливая товар.

Старушки с семечками и сигаретами ничего у меня не купили, как и продавцы овощей, но я на них особо и не рассчитывал. Меня интересовали вещевые ряды. Там работают в основном женщины, и у них всегда есть деньги.

Действовал я нагло, подходил к каждой точке и предлагал попробовать продукцию новой кондитерской. Каждая вторая продавщица соглашалась отведать Вероникины шедевры.

За полчаса я дважды бегал за пирожными. Распродав половину имеющегося, я вспомнил о маминой свадьбе, купил двадцать долларов — подарок маме — оставил Веронику одну и помчал в ЗАГС. Боря и Наташка должны быть уже там. Сам я терпеть не мог такие мероприятия, просто подозревал, что маму порадует, если все дети будут участвовать в наиважнейшем событии ее жизни.

Возле ЗАГСа выстроились свадебные машины, украшенные лентами и шарами, в том числе наши три, толпились ожидающие — две церемонии с юными невестами в платьях из тюля и женихи в старомодных (дедовых и отцовских) костюмах. Особенно выделялась маленькая толстушка, такая пышная и круглая, что ее можно было принять за торт. В своем бежевом платье мама на их фоне выглядела дорого и элегантно. Квазипуп был в белоснежном смокинге и белых брюках, черной рубашке, вместо галстука — толстенная голда. В комплекте со смуглой кожей и седовато-черными усами все это напоминало свадьбу цыганского барона. Только вот количество гостей подкачало: бабушка, Гайде в роли свидетельницы, колхозного вида свидетель со стороны отчима, Наташка, Боря и я.

Остальные, видимо, подтянутся в кафе. Мама нашла меня взглядом, улыбнулась. Ко мне подбежал Боря с фотоаппаратом.

— И где торт? Ну, который надо сфоткать для рекламы?

— Да вон он стоит, — я махнул рукой в сторону невесты-пампушки, брат не уловил иронии.

— Где?

— Борь, включи мозги. Что бы я тут делал с тортом? Он в кафе, где состоится праздничный ужин.

— А-а-а, — разочарованно протянул брат.

Из здания вышла пышная процессия, которую сразу же облепили какие-то люди и дети, оттесняя от вереницы автомобилей, и сотрудница ЗАГСа с папкой в руках пригласили нас.

Во время церемонии я смотрел перед собой и фантазировал о том, каким будет кафе нашей кондитерской. Обязательно нужен зал и несколько столиков. А еще лучше — белые стойки справа и слева от выхода, высокие самодельные табуреты, тоже белые.

Из каких материалов изготовить сам павильон? Он должен быть таким, чтобы можно было его поднять манипулятором и увезти — на случай, если нам не выдадут разрешение на торговлю. Вариантов несколько: довести до ума железный гараж: утеплить, обить деревом, но не как у всех, а выкрашенным в белый цвет по типу евровагонки, которую пока не найти. Либо контейнер. Готовые изделия удобнее, дешевле, с ними меньше возни, чем если с нуля варить каркас.

Хотелось, конечно, нечто воздушно-изящное, с тонированными стеклами в пол, но всю эту красоту за два дня уничтожат вандалы. Хочешь окна — делай ставни или роллеты… Хотя какие сейчас роллеты? Только хардкор! Ржавые МАФы, покореженные буйной фантазией торговцев — наше все. Не стоит бежать впереди времени.

Или стоит? Может, глядя на мой павильон, владельцы МАФов обретут вкус?

Надо спросить у Сергея, сможет ли он сварить из металлических листов что-то нужного размера? Пожалуй.

Павильон будет прямоугольный, меньше контейнера и гаража, разделенный прилавком на две части. Справа и слева — стойки и по две… три табуретки с каждой стороны…

Нет, покупатели будут стоять между теми, кто ест пирожные, толкаться и мешать. Эх, придется все-таки благоустраивать гараж! Они сейчас продаются за двести баксов. Еще пару сотен баксов на обустройство — и вот он, павильон.

Задумавшись, я забылся. Понял, что свадебная церемония закончилась, когда Боря легонько тронул за плечо. Вслед за молодоженами мы двинулись из торжественного зала. В коридоре нас атаковала толпа упитанных и хорошо одетых детей от семи до тринадцати лет, которые шумно поздравляли, осыпали маму и отчима пшеницей.

Десятилетний толстун встал у меня на пути. Жадно прищурился, протянув пухлую ручку:

— Денег дайте, а то счастья не будет.

— Купите наши фотографии! А то счастья не будет! — проговорил за спиной взрослый голос.

Как же бесят пиявки, паразитирующие на чужом счастье и горе! Это ведь не нищие дети, это отпрыски работников ЗАГСа, которые с юных лет занимаются вымогательством. Я обернулся, посмотрел на маму: на ее лице застыла растерянность. Отчим, кривясь, полез в карман за деньгами, выхватил горсть монет, сыпанул на пол. Их бросилась собирать самая маленькая девочка. Остальные дети не шелохнулись.

— Ну вы жлоб, — оценил его широкий жест толстун. — Вот пусть и жизнь ваша будет такая же нищая…

— Прилипалам — а ну заткнуться! — прорычал я и детям, и взрослым.

Все замерли, и мне показалось, что мир поставили на паузу. Толстун с протянутой рукой вытаращил глаза и приоткрыл рот, сложив губы трубочкой.

— Дайте пройти! — скомандовал я. — По домам разошлись — быстро! И в школу учиться, а не вымогать деньги!

— Паша, ты чего? — В возмущении мамы явственно слышалась благодарность.

— Ифо нефиг, — сказал я, глядя, как малолетние рэкетиры ретируются. Сотрудница ЗАГСа, которая навязывала фотографии их фотосалона, смотрела с осуждением. Я рявкнул: — Почему они не в школе? Почему вы этому потворствуете? Дайте людям спокойно праздновать!

Отчим усмехнулся в усы. Бабушка сказала:

— Правильно, Пашка! Если бы ты их не разогнал, накостыляла бы кому-то. Расплодили дармоедов!

Гости дошли до автомобилей, начали рассаживаться, и только тогда, увидев вблизи блестящую бабушкину «Победу», я задумался о том, кто же за рулем ее машины. Каналья занят, водитель рядом не наблюдается…

Вспомнилось, как она хвасталась, что учится водить. Неужели научилась и проходит боевое крещение?

Когда бабушка села за руль и перекрестилась на иконку Николая Чудотворца, все вопросы отпали. Я подошел к машине, постучал в стекло. Бабушка покрутила ручку и опустила его.

— Ты уверена, что справишься? — засомневался в ее способностях я.

— Уверена. Доехала же. Каналья довел мои навыки до совершенства — ну сколько можно бояться, полгода уже бьюсь!

Я осмотрелся и сказал, глядя на пустой «Москвич» свидетеля:

— Народу мало. Может, оставишь машину здесь, а сама пойдешь в «Москвич»? Василий и мама в «Волге», Наташа и Боря позади. Ты и Гайде в «Москвиче». Мне на рынок надо, я там до вечера.

Бабушка аж посветлела от возможности не нервничать, но окаменела лицом и отрезала:

— Нет, Оля хотела полноценный кортеж, к тому же Ира обещала приехать, но что-то…

Визжа тормозами, посреди дороги остановилась «копейка» с шашечками. С заднего сиденья вывалился коротко стриженный парень в белых штанах, олимпийке и остроносых туфлях, с роскошным букетом из нежно-розовых тюльпанов. Воровато оглядевшись, он открыл заднюю дверцу своей спутнице.

Сперва появилась одна острая коленка, обтянутая черным капроном, потом вторая. Тонкие ноги в туфлях на высоком каблуке ступили на асфальт, показался низ рыжего кожаного плаща. Парень протянул руку и помог выйти своей даме… которой оказалась моя тетка Ирина. На ней было то самое маленькое черное платье, туфли, кожаное пальто с натуральным мехом. По нынешним временам, когда мало чего бы то ни было эстетичного, очень красивое изделие. Стоит такое пальто целое состояние, баксов триста.

Все смотрели на эту модную даму. Только сейчас я заметил ее болезненную худобу, прорезавшиеся морщины… Но все равно она не выглядела на свои тридцать девять.

Мама замерла перед открытой дверцей «Волги», бабушка вылезла из машины, уставившись недобро на избранника Ирины. Тетка подбежала к маме, вручила букет, они обнялись. Бабушка шевельнула губами, беззвучно выругавшись. Наташка вылезла из машины и огладила мех теткиного плаща так благоговейно, как служитель культа касается святыни.

Понурившись, Ирина подошла к бабушке и представила кавалера:

— Мама, это Миша. Тот самый, да. Миша познакомься, моя мама, Эльза Марковна.

— Прекрасно выглядите! — сделал комплимент Михаил, но бабушка пропустила его мимо ушей, кивнула на свою машину. — Садитесь назад, и поехали. Вы и так опоздали.

— Ба, ты уверена, что справишься? — еще раз спросил я. — Михаил, у вас есть права?..

— Не пущу за руль Колиной машины! — категорически отрезала она, заводя мотор.

Я оседлал мопед и покатил на рынок, благо тут совсем рядом, кортеж двинулся в другую сторону. Пока я ехал, и ощущение было, что на рынке у нас павильон и налаженный бизнес, а не сырая точка.

Как я выяснил на месте, к началу пятого двадцать два пирожных из без малого ста. Вчера это были желейки и корзиночки, сегодня мы их видоизменили, помещали крем на кругляш из вафельного теста и назвали изделие не «корзиночка», а «монблан» — так они сразу разлетелись.

— Неплохо идет, — отчиталась воодушевленная Вероника. — Помнишь нашу первую покупательницу? Приходила, вот, купила два эклера, так еще и двух подруг привела! Так что уже есть постоянные покупатели!

— Сарафанное радио в действии! — порадовался за наш бизнес я. — Вы сегодня одна? Подменить вас?

— Лика где-то тут, побежала сахар на завтра покупать. Так что нет, спасибо, ты можешь ехать домой или куда ты там собрался. Твой номер у меня есть, позвоню вечером, ближе к десяти, обговорим детали.

— Про юрку не забудьте, — напомнил я.

Вот и отлично! Не попробовать ли расслабиться у мамы на свадьбе? Должно получиться — про тамаду и дебильные конкурсы типа «кто первым раздавит шарик задницей» она ничего не говорила. Ну, и за бабушку было волнительно, все-таки ей много лет, а первый самостоятельный выезд — адский стресс. Даже если никуда не врежется, ей может стать плохо сердцем.

В «Улыбку» я прибыл на двадцать минут раньше остальных и увидел на двери табличку, написанную от руки: «Дорогие гости! 18. 03. кафе работает до 18. 00. Приносим извинения за неудобства!»

В зале было пусто. Что-то доедал, сверкая лысым черепом, браток, сидящий ко мне спиной, за ним наблюдала официантка, рыженькая то ли Аня, то ли Яна. Ее сестра сдвигала столы. Я поздоровался и бросился ей помогать. Пара минут, и в середине зала появился накрытый белой скатертью стол персон на двадцать.

Еще пять минут, и вот салфетки и приборы на месте. Браток доел, рассчитался, и зал опустел, а хозяйка Адель повесила табличку, что кафе закрыто на спецобслуживание. Но это не остановило долговязого мужчину с цветами и мешком типа того, что у Деда Мороза. Среди маминых знакомы не припомню никого, похожего на этого мужчину. Значит, либо он приятель отчима, либо тамада все-таки будет, и нужно пораньше делать ноги.

Подтверждая мои предположения, он вытащил из подсобки колонки и микрофон, принялся его настраивать. Пока суть да дело, пришли две мамины приятельницы, которые работали с ней в поликлинике, одна с двумя дочерями-двойняшками, которые младше Бори на год, вторая с мужем и маленьким сыном, еще пара с детьми лет шести и десяти, это семейство я не знал. Народу немного, и хорошо. Потому что, если пригласить просто хороших знакомых, они придут вот так, всем семейством, наказав домочадцам набивать желудки до отказа бесплатной едой. На похоронах то же самое: алкаши с утра стервятниками кружат, караулят, когда привезут гроб, чтобы не пропустить поминки и от души нажраться. Но то алкаши, а это нормальные люди так себя ведут — стыдно за них.

Когда я-взрослый приезжал хоронить мать, наступили сытые времена, и варварская традиция съедать в гостях все, включая салфетки, сошла на нет.

А вон приближается украшенный шариками и лентами кортеж. Бабушкина машина невредима, слава богу! Не закончив настраивать микрофон, мужчина бросился на улицу, гости с семьями — за ним, и там произошло некое ритуальной действо с обсыпанием новобрачных пшеницей и проходом под поднятыми и сцепленными наверху руками.

Мужчина вернулся к микрофону, а процессия торжественно вошла в помещение. Бабушка снова осыпала маму с отчимом пшеницей вперемешку с монетами, дети бросились их собирать. Тамада пригласил новобрачных к столу, все приняли рассаживаться, запорхали официантки, разнося еду.

Боря подбежал ко мне и спросил:

— Ну где же торт?

Я жестом поманил его на кухню. Суетящаяся там Адель отставила котел с мясом и кивнула на стол, где белело чудо Вероники.

— Ну вообще! — выдохнул Боря, поставил торт красиво, прицелился «Полароидом».

Вж-жух — вышла одна фотография, потом — вторая, снятая с другого ракурса.

— Нормально, хватит. Спасибо! — поблагодарил я брата, подождал, пока фотки высохнут, и убрал их в рюкзак.

Что мне действительно хотелось — попробовать торт. Пожалуй, дотерплю до сладкого, а не сорвусь домой сразу.

— Кто пек торт? — поинтересовалась Адель.

— Наша кондитерская, — похвастался я. — Можем привозить пирожные на заказ, а то у вас только слоечки. Летом сладкое должно пойти, как отдыхающие приедут…

В зале зазвенело разбитое стекло, судя по звуку, или окно разбили, или… Потом истошно заорали, и волосы зашевелились от ужаса, заключенного в этом крике. Адель дернулась. Мы с Борей переглянулись и рванули смотреть, что там. Я одной рукой выхватил газовый пистолет, с которым не расставался, второй сжал швабру.

Крик стих, теперь заговорили, закудахтали на десяток голосов, заплакал ребенок. Что там, черт возьми, стряслось⁈