Вперед в прошлое 13

Глава 24 Буффонада

Неужели драка? Какая же свадьба без драки! Но кого и с кем? Некоторые гости уже разогрелись горячительными напитками и готовы к приключениям. Одно было неясно: кто кого бьет.

В кухню из зала вбежали напуганные Яна и Аня, чуть Бориса не сбили. Я их не различал, потому не знал имени рыженькой девушки, которая воскликнула, выпучив глаза:

— Прячьтесь! Там вооруженный налет!

— В смысле? — вытаращился на нее Боря.

— Ворвались в зал и битами все разносят! — выпалила вторая девушка.

Пока первая бежала к пожарному выходу, вторая взяла швабру и собралась оборонять заведение от налетчиков. Я схватил ее за плечи.

— Сколько их?

— Двое! — выпалила она.

— Чем вооружены?

— Битами!

— Что с гостями?

— Их пока не трогают, мебель ломают!

— Они вообще…? — выругался Боря и хлопнул себя по губам.

— И все тупо сидят? — возмутился я. — Там же мужиков много!

Взгляд остановился на огромном разделочном ноже, и память взрослого напомнила, что бой на ножах обычно заканчивается трупами. Нет, я не готов потарахтеть на малолетку и поставить крест на своем будущем. Вот сковородка с кипящим маслом — то, что надо. Плюс у меня газовый пистолет.

— Где пожарный выход? — спросил я у смелой девушки с палкой, подливая масло на сковородку.

Она указала в сторону двух электрических кухонных плит.

— Там, за шторкой.

Кивнув, я схватил сковородку, вылетел на улицу, оббежал заведение и шагнул в выбитую дверь, хрустя осколками стекол. В кафе сложилась патовая ситуация: два бритоголовых отморозка, довольно тощих для братков, с битами замерли напротив Федора Афанасьева, застывшего с топором в руке. Как же он напоминал сурового ирландца прошлых веков! Или фэнтезийного дворфа. Над ними, ударяясь о потолок, с надрывным карканьем носилась ошалелая ворона.

Отчим вскочил со стулом в руке. Так же сделал его приятель, но, судя по тому, что он остался стоять, отгороженный столом от налетчиков, драться он не собирался, рассчитывал, что налетчики ретируются перед превосходящими силами противника. Одного Федора с топором достаточно, чтобы нагнать страху.

А вот Миша тети Иры, напротив, был настроен решительно. Кровожадно скалясь, он метнулся к отставленным в сторону столам и выломал две ножки.

Тамада прикидывался ветошью, чтобы случайно не прилетело. Мамаши с детьми сгрудились у стены подальше от входа. Гайде застыла с пустой тарелкой в руке, готовая при необходимости ее метнуть. Если бы не громыхающее в колонках: «Ах как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок» — казалось бы, что реальность застыла в янтаре.

Налетчики спасовали — либо не ожидали такого отпора, либо не думали, что тут столько народа.

Даже мама замерла, закрыв лицо рукой и качая головой. Свадьба была безнадежно испорчена. Один налетчик попятился и толкнул женщину в сером пальто, стоящую в середине зала спиной к выходу, из-за ее силуэта выглядывали края картонной коробки, которую она держала в руках… Это еще кто? Не помню таких среди гостей.

Истошно каркая, ворона пронеслась над ней, окропив ее рукав щедрой порцией помета, но женщина не заметила его, чуть повернулась, и я ее вспомнил. И мотивы нападения стали ясны как божий день. Бывшая жена Василия не простила изменника, явилась, чтобы испортить его свадьбу, даже подговорила беспредельщиков, что-то им пообещав, и принесла в подарок живую ворону — наверное, это имело какой-то сакральный смысл. Ну дура-баба! Редкая дура! Наверное, и жаб напихала в бачки автомобилей эскорта. Как ее зовут? Вроде ее имя упоминалось, но это было довольно давно, и я забыл. Катя? Люда? Неважно.

Торжественное мероприятие, грозившее превратиться в триллер, все больше напоминало буффонаду.

Я инстинктивно шарахнулся, видя летящую на меня птицу. Вырвавшись на свободу, она заметалась в темноте, хрипло жалуясь на жизнь.

Налетчик, повернувшийся ко мне в профиль, снова толкнул заказчицу, вызверился на нее. Интересно, что она ему пообещала? Беззубый, потрепанный, с красными глазками и синим носом — типичный забулдыга.

Второй, тоже тип неблагополучный и злоупотребляющий, был порасторопнее и попятился к выходу прямо на меня.

Я поставил сковородку на пол возле выбитой двери, отступил в темноту и рявкнул:

— А ну ни с места! Руки за голову, лицами в пол! Вы задержаны.

Повезло, что это не бандиты, а обычные идиоты, согласившиеся подсобить соседке за пару тысяч, потому должно сработать. В заведении горит свет, потому виден лишь силуэт с пистолетом в руке, а говорил я сочным командирским басом. Откуда им знать, что это оборзевший подросток? Очень надеюсь, что наши мужчины положат этих двоих, узнав меня и разгадав мой блеф.

Тот, что угрожал бывшей жене отчима, выронил биту и инстинктивно вскинул руки. Второй, который пятился, обернулся и замер. Тоже красавец тот еще.

— Чего встали? Вяжите их! Ну?

— Это Пашка! — заорала Наташка.

Ее крик будто нажал кнопку «Пуск», и время понеслось галопом. Жених Ирины Михаил кинулся на налетчика, едва тот дернулся к бите, они сцепились на полу, и алкаш быстро был повержен. Второй рванул было назад, но замер, видя мой пистолет. Пока горе-бомбила соображал, настоящий ли он, к нему подбежал разъяренный Федор с топором…

— Нет! — заорал я, но в тот же миг увидел, что Федор лишь легонько тюкнул налетчика обухом по голове — тот даже не упал.

Тогда Федор отправил его в нокаут бесхитростным прямым в челюсть.

Незваная гостья развернулась и, цокая каблуками, направилась к выходу с видом поверженного генерала. Одарила меня взглядом крысы, загнанной в угол. «Пистолет? — читалось в нем. — Что ж, стреляй, щенок!» Шагала она, гордо вскинув подбородок — ярко накрашенная, бледная, как японская кукла. А я невольно отступал, потому что понимал: эта женщина готова на все. Я не видел того, что творится в зале, весь мир заполнил этот полный обреченности взгляд, где пылали разрушенные города, крошились скалы, трескалась земная твердь, выплескивая фонтаны лавы…

И вдруг глаза женщины широко распахнулись, она всплеснула руками, как больная птица, и рухнула на спину — поскользнулась на моей сковородке и заорала, ошпаренная жиром. На нее тотчас налетела Ирина и принялась пинать, приговаривая:

— Ах ты сучка! Праздник нам испортила! Вот тебе! Вот тебе!

К виновнице беспорядка подбежал малыш лет трех, самый маленький гость на свадьбе, собрался пнуть ее, замахнулся ногой и брякнулся на задницу, скривил рот и истошно заголосил. Подбежавшую мать горе-мстительница схватила за лодыжку и повалила.

Я так обалдел от карикатурности происходящего, что хотелось закрыть лицо рукой. Ну действительно, какая свадьба без драки? Пока рассматривал гостей, думал, что драться некому и не с кем, но, как говорится, не будем изменять традициям!

Михаил, оседлавший первого налетчика, с остервенением и радостью прикладывал его лбом о бетонный пол. Второго отваривали сразу трое: Федор мстил за разрушения, ему помогал тщедушный друг отчима и шестилетний мальчишка. Тетки не просто наказывали — мочили Людмилу, Василий аж бросился их оттаскивать. Раскрасневшаяся Ирина отвесила ему оплеуху и кинулась к жертве. Отчим схватил ее за талию. Еще раз убеждаюсь в том, что самые жестокие драки — женские.

Разинутые рты. Красные лица, перекошенные ненавистью… Откуда в них столько ее?

Пока не случилось непоправимого, я поднял раскуроченный стол и обрушил на осколок стекла, торчащий в оконной раме, будто клык. Звон битого стекла заставил всех затихнуть и повернуть головы ко мне. Только Варум пела: «Где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости…»

— Вы совсем рехнулись? — взревел я.

Все повернулись ко мне, на лицах читалось недоумение. Я постучал себе по лбу.

— Вы их убьете! А потом сядете. Быстро прекратили! Вы что, животные⁈ Как вам не стыдно⁈ Свяжите их. Вызовите милицию — этого достаточно.

То ли Аня, то ли Яна бросилась на улицу к телефонной будке. Отчим оттащил от бывшей жены, свернувшейся калачиком, все не унимающуюся пьяную Ирину. Мама так и сидела, закрыв лицо рукой, и тихо плакала. Как она ждала эту свадьбу! Как мечтала о ней! И теперь она непоправимо испорчена, приедет милиция, гости разойдутся и даже торта не попробуют.

Адель принесла веревку, которой Михаил сразу же связал веселую троицу. Федор качал головой, что-то гудел себе под нос, кружил между связанными и легонько пинал то одного, то второго алкаша, женщину не трогал.

Гости, что удивительно, расселись по местам и продолжили набивать утробы, будто ничего не случилось. Все, кроме Гайде и бабушки. Гайде осмотрела избитых, первому налетчику протерла окровавленное лицо и приложила компресс. Интересно, она это сделала из милосердия, или чтобы следы избиения были не столь явными?

Бабушка подошла к маме и принялась ее утешать. Мама плакала и что-то предъявляла отчиму, тот возмущенно разводил руками. Похоже, у них первый семейный скандал. Впрочем, две свадьбы, на которых довелось гулять, закончились так же — скандалом между женихом и невестой и дракой. Вспомнилась третья свадьба, моя, где был скандал без драки. Вот теперь у мамы ругань. Такое впечатление, что скандал — необходимая деталь мероприятия. Без ссоры в финале свадьба не считается удавшейся, а может, не происходит инициация.

Дальше началось самое отвратительное: гости жрали. Тамада понимал, что с приездом милиции мероприятие закончится, и объявил вынос торта, а сам рванул к столу, осмотрел его, наложил в тарелку одно, второе, третье и принялся поедать, интенсивно работая челюстями и воровато озираясь. Гости разрывали угощения, как гиены — труп газели. Женщина, которая пришла с трехлетним малышом, долго уговаривала Адель выделить ей тарелку, чтобы набрать домой съестного — все равно ведь пропадет!

Кто это вообще такая? Какое отношение к маме имеет вон та семейная пара с двумя детьми? Мужчина и женщина таскали со стола окорочка и, обернув их салфеткой, прятали в сумки. Зачем было приглашать чужих людей? Чтобы похвастаться, как она быстро выскочила замуж? Чтобы продемонстрировать, как все у них с новым мужем дорого-богато, и бывшие коллеги позавидовали?

То ли Яна, то ли Аня вынесла торт, на который налетели мамаши и принялись его терзать. Я подошел к Боре и сказал:

— Поехали домой, это отвратительно.

— Ну уж нет. Я сюда вообще ради торта приехал. И даже коробочку взял под него, как чувствовал. Что ж мы, отдадим наш торт на растерзание непонятно кому?

Он уверенно направился к торту. Наташка подошла ко мне.

— Это какой-то трэш. Ни за что у меня такой свадьбы не будет. И вообще не будет. Никогда… А если будет, поеду в Египет на эти деньги. Тупо ведь, когда ты плачешь, а эти жрут.

— Согласен, — кивнул я, наблюдая, как Боря пытается запихнуть в коробочку огромный кусок торта.

Между тем, напряжение между мамой и отчимом нарастало, но я не хотел вникать. Дождался Борю, попросил бабушку присмотреть за мамой, и мы втроем удалились ровно тогда, когда издалека донесся вой сирен.

— Может, вернемся? — с тоской проговорила Наташка, оглядываясь на «Улыбку» с покореженной дверью и выбитыми стеклами. — Вдруг помощь нужна?

— А чем мы там поможем? — сказал я. — Там сейчас опрос-допрос начнется, наши голоса вряд ли будут учитывать.

Сестра вздохнула и промолчала. Мы шли и шли куда-то молча. Мой разум отказывалась покидать отвратительная сцена пьяной драки.

— Что теперь будет? — спросил Боря.

— Что будет бывшей папиной жене? — уточнил я. — Сложно сказать. Зависит от того, сколько у нее денег и будет ли кто-то писать заявление.

— Хозяева кафе точно будут, — сказала Наташка. — Я на мамином месте тоже написала бы. А при чем тут деньги?

— Да при том, — воспользовался я знаниями взрослого, — что менты начнут ей угрожать, пугать солидным сроком, требовать взятку в обмен на лояльность. Если денег нет, может и сесть на годик. Если есть, возместит ущерб и получит условный срок. Много всяких нюансов.

— А мужики? — поинтересовался Боря.

— То же самое, — вздохнул я. — Но только если они ранее не судимы. К рецидивистам отношение строже.

— Жалко маму, — призналась Наташка. — И эту жалко. Надо же быть такой дурой. Ворону на свадьбу приволокла… Зачем? Ритуал какой-то дебильный? Хорошо хоть не стала резать черного петуха или кота. Алкоголиков наняла, чтобы чужое кафе разнесли — разве оно того стоило?

— Это называется «разобью голову назло главврачу», — сказал я.

Брат и сестра никогда этого не слышали, и рассмеялись хором. Меня немного отпустило, только когда мы прошли мимо цветущего абрикоса, и голова закружилась от аромата. Я остановился, посмотрел на дерево-невесту. Брат и сестра тоже замерли.

Вдалеке шуршали шинами автомобили, а здесь и сейчас вступала в свои права весна. С далекого озера доносились брачные трели первых лягушек, под ногами шуршали, щелкали, цокали майские жуки, стремящиеся из-под земли на волю. Бж-ж-ж — разминал крылья один из них перед тем, как взлететь.

— Слышите? — прошептал Боря. — Жуки! — И кинулся в клумбу искать их.

Наташка смотрела под ноги и что-то ковыряла в асфальте носком туфельки. После того, как Андрей пропал, она замкнулась. Вот о чем она сейчас думает? Оказалось, о том же, о чем и я.

— Он так и не появился, — прошептала она, поглядывая на резвящегося Борю. — В смысле, Андрей.

— Я понял.

— На работу не звонил, квартира его стоит закрытая, на двери паук сплел паутину. У меня душа не на месте. Вдруг он лежит где-то в коме, или без памяти… И как ему помочь?

— Он написал тебе прощальное письмо, — напомнил я. — Почерк, ты говорила, его. Это значит, что он захотел исчезнуть, а не с ним случилась внезапная беда.

— На работе написали заявление о пропаже, но ты говорил, что вряд ли будут этим заниматься.

— Увы.

— Он решил уйти к бывшей, — зло проговорила Наташка. — Сто пудов! А мне в глаза посмотреть боится, потому что трус. Она богатая, а со мной работать надо, вот в чем проблема. Он просто меня не потянул!

Я сомневался, что было именно так, но поддержал эту идею сестры:

— Вполне возможно, он долго думал и понял, что когда тебе будет тридцать, ему исполнится почти шестьдесят, посчитал, что у вас нет будущего. А тут богатая тетя подвернулась.

— А театр? Он жил театром, — все пыталась Наташка найти оправдание Андрею.

— В Москве море театров, наверняка найдется работа для способного декоратора.

Нас прервал радостный Борин возглас:

— Вот он! Поймал!

Брат прискакал к нам, раскрыл пальцы, явив взглядам рыжего майского жука, еле перебирающего лапами. Отпускать его Боря не думал, любовался им.

— Трус! Старый трус, — говорила Наташка. — Да я себе десять таких найду! Двоих так точно. Молодых и красивых.

Боря покосился на нее и ничего не сказал, и мы продолжили путь без цели.

Ноги сами принесли нас на набережную, к волнорезам-звездам, которые на самом деле назывались тетраподами, утопленным в воде частично и полностью, громоздящимися вдоль берега. Один такой мы облюбовали, расселись, как ночные бакланы.

Каждый думал о своем. Я впитывал ощущения: прикосновения теплого воздуха от нагретой днем набережной, всхлип прибоя между лучами волнореза, блеск колышущейся воды, где отражались голубоватые блики далекого фонаря.

Гармонию нарушила Наташка, которая все пыталась осмыслить происшедшее на свадьбе:

— Все равно не понимаю, зачем та дурная баба разнесла кафе и теперь рискует получить срок.

Вспомнились ее безумные глаза, и я попытался объяснить ситуацию, как понимал ее сам:

— Она любила отчима. Так любила, что он был в ее жизни самым главным. Он ее бросил, и главного не стало, остались только злость и боль. Все, и больше ничего. И тут вдруг человек, который вырвал у нее смысл жизни, счастлив. Она готова была погибнуть, но и его заставить страдать.

— Рехнулась? — Наташка покрутила пальцем у виска.

— Можно и так сказать. Она одержима болью и жаждой мести, как демоном.

— А мне ворону жалко, — буркнул Боря. — Живешь ты себе, никого не трогаешь, а тут тебя хвать — и в коробку. И что дальше, непонятно, то ли прирежут, то ли отпустят. Она аж обгадилась со страху, бедная.

Наташка хмыкнула, Боря продолжил:

— И маму жалко, она плакала. А еще жалко, потому что Квазипуп дебил.

— Ой, да пусть живут, как им нравится, — отмахнулась Наташка и зябко повела плечами, подставила лицо бризу. — Господи, как же я хочу лето! И хочу, и боюсь. Возможно, это будет последнее мое лето здесь.

Боря не удержался и обнял ее.

Да, это будет жаркое и жутко насыщенное лето!