Глава 4 Пять тонн

Бухгалтерша мукомольного завода по секрету сказала нам с Канальей, что обэповцы больше не появлялись. Выполнили заказ, посадили злостного преступника и угомонились. Однако мы с Канальей, как обычно, решили не рисковать, наняли два грузовика, грузчиков, купили пять тонн муки — это сто пятидесятикилограммовых мешков, всего-то. Но в нашего зилка-старичка больше грузить было нельзя.

К тому моменту цена килограмма муки высшего сорта на рынке выросла до 800 рублей. На заводе нам продали килограмм за 380 ₽, и мы потратили 1900 000. Это далеко не все деньги, что у меня были, но — приличная сумма, которая могла превратиться в почти четыре лимона. А четыре лимона — это хорошая двушка в относительно современном доме. Еще на эти деньги можно построить дом. Пока то самое время, когда все вложения в дом удваиваются. Накануне катастрофы, в двадцать пятом году, дешевле было купить готовый дом.

Перетаскивая мешки в кузов и накрывая их пленкой, я думал о том, что теперь мы — легкая мишень для всяких паразитов, нас наверняка будут шмонать.

— Давай за колонной из фур пристроимся, — предложил я, помогая Каналье закрепить тент.

У нас в городе фуры шли сплошным потоком, и опасность нам не угрожала. Но за его пределами, на серпантине любой грузовик приметен.

— Ну да, что с нас взять, скорее всего у нас песок или прочая фигня. Любой гаишник предпочтет фуру.

Закрепив тент, Каналья выпрямился, стоя в кузове, и спросил:

— Думаешь, не сорвет, если будет дождь и ветер?

— Не должно, мешки еще ж пленкой накрыты. К тому же синоптики обещали ясную погоду и переменную облачность.

— Синоптики ошибаются раз в сутки, — авторитетно заявил Каналья и спрыгнул на землю, я последовал за ним.

Заводя мотор, напарник сказал:

— Ехать за фурой — хорошая идея, но не стопроцентная гарантия, что нас не тронут. Ты деньги гайцам приготовил? Если хлопнут, ясное дело, расход пятьдесят на пятьдесят.

Я отдал ему десять тысяч разными купюрами. Мне не было жаль платить Афанасьевым, чтобы порадовать людей, которые мне дороги. Не жаль денег, которые придется потратить на врачебный кабинет — они, скорее всего, не вернутся. Но зато есть надежда, что талантливые врачи не пойдут на рынок, когда у них появится дополнительный источник дохода. Не жаль отблагодарить врача, который бескорыстно спас жизнь. Но отдавать тварям, которые паразитируют на других вместо того, чтобы предотвращать преступления, не хотелось категорически.

Я достал из рюкзака часы и сказал:

— Сейчас половина десятого.

— Хорошо если в шесть вечера будем на месте. Сегодня день пропал. Ты в отеле заночуешь, я — в грузовике, а то ж растащат все.

— Давай найдем частный дом, где сдают отдыхающим комнаты, они все в фкврале пустуют, и всегда есть места, а грузовик загоним во двор. Скажем, что там песок, если спросят.

— Зачем? — спросил Каналья и сам ответил: — А! Чтобы ночью нас не прирезали и выручку не отняли? Неприятно, конечно, с такими деньгами ходить, и не положишь их нигде… Может, ну его нафиг, вторую ночь непонятно где проводить?

— Ага, ночью тебе ехать не стремно? Нет уж. Просто легенда нужна достоверная. Например, мы купили участок, приехали фундамент заливать, песок привезли с собой.

— Неплохая легенда. А откуда мы?

— Ты отец, я сын, мама медсестра. Из Николаевки мы. Переезжаем, потому что задрали норд-осты — истинная правда, между прочим.

— Да, осенью зверский был, более мощного не помню.

— В общем, кроме этого, говорим правду. Чем больше врем, тем больше возможных нестыковок.

— Согласен, — кивнул Каналья.

— Придумываем легенду дальше. Значит, останавливаемся где-то в середине области, которая нас интересует. В Лазоревом, например. Родственники у нас с Туапсе, а участок купили в Адлере. Это далеко, и тонкостей они знать не будут. А в Лазоревом остановились, потому что это посередине.

— Ага… блин… Погоди-ка — «Москвич» мигнул. Где-то спрятались… Ага, вон они! Гаишники.

— Чур меня… — проговорил я, уставившись на белую «Жульку» с мигалками, притаившуюся в придорожных кустах.

Один инспектор сидел в салоне черной «Волги» вместе с ее водителем, второй прохаживался по дороге, шлепая себя по ляжке жезлом. Увидев нас, он вытянулся, встал в стойку, как охотничий пес. На миг обернулся, заметил вдалеке «КАМАЗ», едущий в направлении, обратном нашему, занервничал, уже потянулся к жезлу, и вдруг Каналья заулыбался, помахал инспектору рукой. Тот замер с поднятым жезлом. Каналья начал тормозить.

— Чум меня, чур меня, — повторял я.

И тут случилось чудо: гаишник крутнул жезлом — езжай, мол. И повернулся, переходя на ту сторону дороги, чтобы тормознуть другой грузовик.

Каналья шумно выдохнул и сказал:

— Фу-ух! Слышал, что работает, когда здороваешься с гаишником. Проверил: таки да, работает. Он думает, что мы знакомы, а пока пытается вспомнить, кто я, мы проносимся мимо.

Мне пришла в голову толковая мысль, и я ею поделился:

— Рано или поздно к тебе придет ремонтироваться какой-то гаишник. Если наладишь с ним контакт, будет вообще прекрасно. Если взять хотя бы номер телефона или визитку, это хорошо должно сработать, если предъявить подчиненным.

— Пока не обращались эти упыри, — ответил он. — Захотят ведь бесплатного ремонта, как только узнают, что у меня есть машина, а значит, я нуждаюсь в их покровительстве.

— Если у него советская машина, почему бы и нет? Ты ему — ремонт, копеечный, кстати, он тебе — иммунитет на дороге. Это гораздо дороже.

Каналья задумался, кивнул.

— Да, неплохо бы на генерала выйти или на полкана, они в разных регионах дружат, тогда можно было бы гонять фуры из Москвы и нехило тут развернуться. Правда, вооруженное сопровождение нужно, но это второй вопрос. Гаишники — это гарантированные убытки на каждом посту. А так пропускать будут. У них же наверняка иномарки, а кроме меня, их в городе никто не ремонтирует…

Он в сердцах ударил ладонями по рулю.

— Как я это все ненавижу: коррупцию, кумовство, взятки, бандюков. И теперь сам в этом по самые уши. Черт.

— Я тоже ненавижу, — вздохнул я, — но они правят миром, не мы.

— Если есть добро и зло в… метафизическом смысле, то миром правит Сатана, — поделился соображениями Каналья. — Я давно это понял, до службы еще. А во время службы уверился окончательно, потому и запил.

— Попытаемся что-то с этим сделать, — улыбнулся я. — Не сейчас, позже. Не глобально, так хоть локально.

Каналья недобро улыбнулся, помолчал немного и не выдержал, выпалил:

— Наивный чукотский юноша! Кто тебе позволит что-то изменить? Только высунешься — сразу башку снесут. Мир он спасать вздумал! Сиди тихонько, целее будешь.

Он повернул голову, встретился со мной взглядом, и уверенности в его глазах поубавилось. Если бы он знал, что я не собрался, а уже вовсю спасаю мир, причем весьма успешно!

Мы без проблем доехали до нашего города, постояли в пробке среди пыхтящих грузовиков, проехали насквозь заводской район, и машина запетляла на серпантине, собирая хвост недовольных водителей легковушек. Сжалившись над ними, Каналья съехал в карман, и легковушки, благодарно мигая аварийкой, вырвались на свободу.

Глядя на них, Каналья удовлетворенно сказал:

— Мелочь, а приятно.

А мне подумалось, изменит ли хоть что-то этот его поступок. Может, водитель приедет домой не злым, не наорет на жену, которая работает в операционной, она не проплачет всю ночь и не забудет салфетку в больном во время операции. Больной, соответственно, не умрет.

Пропустив колонну, мы поехали дальше, и вскоре начался мой любимый участок дороги: с одной стороны — искрящееся море, с другой — горы с шапками из облаков. Перед норд-остом облака будто бы уплотняются и начинают стекать по оврагам, словно лавины в замедленной съемке. Это видно и из Николаевки, но, когда находишься ближе, дыхание перехватывает, так и кажется, что вот-вот реальность снимут с паузы, белая волна хлынет вниз и сметет стоящий у подножия курортный городок, где я удачно продавал кофе. Теперь на столь мелкую прибыль не хочется тратить выходной. Хотя народ наверняка соскучился по кофе, и можно уступить кому-то место, например, Дену Памфилову, который мертвого уговорит.

Делать было нечего, я почитал биологию, потом географию, закружилась голова от тряски, и я уставился за окно, где начались горные пейзажи, ласкающие чувство прекрасного: овитые вечнозеленым плющом деревья, разлапистые сосны с кручеными стволами, растущие прямо на скалах.

Ехали мы медленно, собирая колонну. Каналья не ленился съезжать на обочину, где можно было, и пропускать легковушки. Он дожидался следующего грузовика, прятался от гаишников за ним. Потому что скоро пост, и велика вероятность, что нас остановят и выпотрошат. Документы-то на товар есть, Каналья изготовил липовые печати, но кого это трогает? Промариновать нас могут до поздней ночи и вполне могут выставить Каналью пьяным… В общем, посовещавшись, мы решили заплатить инспектору сразу, если он начнет вымогать деньги.

— Чур меня, чур меня, — проговорил я, увидев вдалеке пост ГАИ и скопление грузовиков возле него.

Каналья сбросил скорость, задышал часто и глубоко.

— Попытаемся соскочить, — подытожил он. — Будут вымогать — заплатим.

Вообще, конечно, чудо, что нас не трогали столько времени. Может, и сейчас… Однако мордатый розовощекий сержант жезлом указал Каналье, где остановиться. Напарник выругался, вытащил деньги из кармана, разделил их на две части. Там был целый пресс мелкими купюрами.

— Добрый день, сержант Илья Горбатюк, — представился мордатый. — Документы, пожалуйста.

Каналья достал из бардачка стопку бумаг, глянул на меня, поджав губы. Он умеет договариваться, уверен, все у него получится. Опустив стекло, я следил за напарником и слушал, о чем они разговаривали с гаишником.

Горбатюк принялся перебирать документы, посмотрел на улыбающегося Каналью, кивнул на кузов, потом — на табличку «Пустой». Каналья сделал удивленные глаза, хлопнул себя по лбу — забыл, дескать, убрать ее. Лицо Гаишника было непроницаемым, он еще раз кивнул на кузов. Каналья залез туда, отогнул борт, размотал мешки, подтащил один к краю, чтобы Горбатюк прочитал маркировку. Тот кивнул, запрыгнув вслед за Канальей. Обернувшись, я смотрел, как мент проверяет каждый мешок, потом просматривает документы на товар.

Все было чисто. То, что это все липа — не проверить никак. По идее, гаишник должен был нас отпустить, но он спрыгнул на землю и повел Каналью, видимо, дышать в трубочку. Тот выгреб деньги из кармана и жалобно проговорил:

— Это все, что есть. На сдачу приготовили. Нету больше. Все вложили до копейки!

Вот же сука жадная! Мало ему пятерки. Тогда Каналья вытащил мелочь из другого кармана, но гаишник только поморщился.

Вернулся Каналья в сопровождении двух мордатых пузатых инспекторов уже не такой дружелюбный. Один инспектор катил перед собой тачку. Второй запрыгнул в кузов и потащил мешок муки, подал его коллеге.

Суки мрачные! Они решили взять товаром! Конечно, что им те десять тысяч, когда можно забрать девятнадцать — ровно столько стоят пятьдесят килограммов муки.

Каналья наблюдал за грабежом обреченно, уперев руки в боки, я скрипел зубами, но понимал, что, если не отдадим им то, чего они хотят, потеряем все. Таковы правила, а я еще влиятельность не отрастил, чтобы бросать вызов системе. Однако, когда проклятый Горбатюк потащил второй мешок, мир окрасился в багряные тона.

Двумя мешками не ограничилось, и Горбатюк потянулся к третьему. Каналья что-то ему сказал — голос утонул в реве мотора фуры, и я ничего не услышал.

У нас собирались забрать шестьдесят тысяч — две месячные зарплаты — только потому, что могли это сделать! Будем возникать — потеряем больше.

Злость захлестнула и понесла, я высунулся из окошка и крикнул:

— Уважаемый сержант Горбатюк, вам должно быть стыдно! Положите мешок на место!

Гаишник округлил глазки-щелочки, а я проговорил:

— Вы больше никогда никого не ограбите так, как сейчас. И никогда не возьмете взятку. Вы будете служить государству и честно делать свою работу.

Слова сами срывались с губ, вколачивались в темечко ошалелого от безнаказанности мента — пока невидимые и незаметные, но, судя по остекленевшему взгляду, непререкаемые. Если гаишник на меня не бросился, значит, внушение сработало⁈

— Положите мешок. Двух вам более чем достаточно, — проговорил я.

Мент положил мешок, но тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и спустил коллеге третий мешок. Тем они и ограничились, поволокли добычу к себе в гнездо, махнув Каналье — езжай мол.

— Счастливой дороги! — крикнул напарник Горбатюка, будто издеваясь.

Каналья сплюнул под ноги, уселся за руль и проворчал, не глядя на меня:

— Ты зачем вмешался? Зачем их злишь? У них нет ни стыда, ни совести. К чему ты взывал?

— Не было стыда и совести, теперь будут, — ответил я.

Каналья посмотрел на меня, как на больного. И не объяснить ведь ничего! Я точно так же смотрел бы на человека, которые несет такую ересь.

— Ты осторожнее, Пашка, — сказал он, заводя мотор. — Осенние обострения, все дела… Короче, дело дрянь. Теперь, возможно, менты сдадут нас бандюкам, и те будут нас пасти. Или сдадут коллегам, нас могут теперь останавливать в каждом селе и забирать по мешку. Хорошо если свое вернем.

— Не переживай, — утешил его я, — паразит редко убивает свою жертву. Делает слабой — да, но никогда не убивает, потому что сам сдохнет. Если все будут знать, что гаишники отнимают все, кто ж ездить будет?

Вместо ответа Каналья шумно выдохнул.

— Короче, едем искать комнату в доме, и чтобы загнать грузовик во двор.

Я глянул в боковое зеркало, увидел тент, развевающийся, как плащ Бетмена, и воскликнул:

— Мы забыли про тент!

Каналья хлопнул себя по лбу, остановился, и мы полезли закутывать товар. Серое небо роняло редкие капли, дождь мог хлынуть в любой момент, и нам пришлось полчаса потратить, защищая товар пленкой, а потом — брезентовым тентом. Каналья выглядел злым и расстроенным, да и я чувствовал себя дойным лосем, а это неприятно. Утешало только, что завтра эти два вора в погонах начнут другую жизнь. Может, как мошенники, присвоившие Наташкины деньги, вернут нам муку.

Постепенно на первый план стали выходить мысли о безопасности. Сдали они нас или нет?

— У тебя огнестрел есть? — спросил я у Канальи, тот кивнул.

— Есть обрез и патроны к нему, крупная дробь. Не убьет, но покалечит. Ты думаешь о том же, о чем и я? Я сказал, что мы едем торговать в Туапсе, значит, там возможно засада?

— Менты сейчас те же бандиты, — ответил я. — Так что следи за «хвостом». Я тоже буду следить. А что делать, если он появится, решим потом. Сегодня в любом случае нервничать рано, взять с нас особо нечего.

Каналья думал о своем.

— И какие тут фуры из Москвы? Да пока машина доедет, ничего не останется, все менты растащат. И саму фуру на запчасти разберут, одни колеса встретим.

Надо отдать должное ментам, больше нас не останавливали и не потрошили. Один гаишник собрался остановить, но прочитал номер машины и с сожалением отвернулся.

С одной стороны, это хорошо: одни гаишники предупредили других, что эта овца пострижена. Но с другой — кому еще они нас сдали? Завтрашний день покажет.

Большие деньги — большие риски. Скоро надо будет нанимать вооруженное сопровождение, тех же афганцев. Да уже надо бы. Мы пока не вышли на тот уровень, когда нами может заинтересоваться крупный хищник, а всякая мелочь не станет связываться, видя вооруженных мужчин.

«Хвост» мы так и не заметили. В Лазоревое прибыли на закате, и я поразился буйству зелени. Вроде двести километров от нас — и прямо тропики! Инжир в лесу растет — я раньше такого не видел! И кажется, будто море дышит теплом, и сейчас не март, а май.

Посмотрев на закат минут пять и съев по булочке с кефиром, мы занялись насущным. Каналья сказал:

— Ну что, погнали искать жилье?

Загрузка...