Второй шанс

Глава 5

Мы шли в темноте, решительные, настроение не подавленное, наоборот, даже появился какой-то раж. Потому что идём всей толпой, вместе, прикрывая друг друга. Но при этом не лезем на рожон, не пьяные, с холодными головами, понимаем, чего хотим добиться.

Я шёл впереди, слушая, что обсуждают офицеры.

— А ты ещё телевизору веришь, — Маугли усмехнулся, разговаривая с танкистом. — По ящику то сказали, по ящику это, — передразнил он.

— Вот я смотрю телевизор, — капитан Федин расправил усы, — потому что уверен в нём на все сто: всё, что там говорят — полный п***ж!

— Ну ты живчик, конечно, сказанёшь порой, — произнёс наш новый знакомый, лейтенант Романов. — А вы слышали, пацаны, как Федина хоронили? Живчик он и есть живчик.

— Нет, — отозвался Царевич. — А что там было?

— Так чё. Приехал груз двести в наш родной город — цинковый запаянный гроб. Пишут, мол, капитан Федин, командир танковой роты, пал в боях за Родину, героически погиб при взрыве танкового боекомплекта, ну и так далее и так далее. Гроб вскрывать не дали, кстати. Закопали, дали залп, помянули, а через сорок дней он сам приехал. Живой.

— Не того в гроб положили, — догадался Халява. — Бывает. У меня вот жетон Царевича, — он потянул цепочку на шее, — мы с ним менялись на удачу. Если бы чё случилось с одним из нас, похоронили бы совсем не того.

— А я бы знал, предупредил бы по телефону, — сказал Федин. — А мне отпуск дали, я довольный домой еду, сюрприз думаю всем устрою, обрадую. Захожу во двор, батя дрова рубит, меня увидел, аж топор выронил, сел на пенёк, лицо покраснело. Я уж думал, сердце у него схватило, домой забегаю таблетки какие-нибудь взять, а там мать меня увидала, как давай орать благим матом, и икону достала. Вот рёву-то было.

— Зато живой, — заключил я.

— Ну да, — танкист закивал. — Паника кончилась, прорыдались, потом все только радовались, что живой.

— Лучше живой и здоровый, чем мёртвый и больной, — вставил Шустрый с усмешкой.

— Это да, — Федин заржал. — Но лучше без таких сюрпризов. А могилка всё-то стоит, не выкапывали бедолагу какого-то, всё-то в военкомате разобраться не могут, кого в гроб упаковали и с какого перепугу на меня подумали. Напутали что-то в штабе, спорят ещё, что это я там лежу. А я и не тороплю. Раз место занято, то точно поживу ещё, рано пока на тот свет.

Танкистов мы любили и уважали. Мужики эти крепкие, как броня танков, на которых они шли в бой. Они горели и погибали целыми экипажами, но никогда не предавали и не бросали нас.

Танк в городе — машина очень уязвимая. Им обязательно нужно было прикрытие пехоты, без него они умирали быстро, поэтому взаимопонимание у нас появилось с самого первого дня.

До нас доходили слухи, что якобы кто-то из танкистов переходил к Дудаеву на своих танках за огромные бабки, но мы такое никогда не видели и не верили, что это возможно. Слухов-то каких только не бывает, придумывать все горазды. Да и дудаевские танки были уничтожены ещё в первый месяц боёв.

Так что взаимопонимание появилось быстро, и, как я вижу, оставалось до сих пор.

— А ты чё это? — удивился Маугли, заметив ещё одного участника нашей банды.

Приехавший Саня Газон нацепил чёрный спортивный костюм, чёрную куртку, а вязаную шапку раскатал в маску с прорезями для глаз. Только по походке можно понять, что это Газон.

— Оставь, — сказал я. — Кому-кому, а ему светиться нельзя.

Газон рисковал больше всех нас. Мы шли против небольшой банды без серьёзных связей, которая сама не вывезла тех, кого решила ограбить. Но Газон — из братвы, из крупной ОПГ, и ему предъявят за такое. И не только дело в том, что он пошёл на дело без одобрения своего бугра — с нами ещё мент. И всё же, Саня решил идти, нас не оставил.

Первым делом — разведка.

— Там сидят, — Шопен заглянул в окошко полуподвальной качалки.

База Симы и его кодлы размещалась в подвале старого дореволюционного дома, где гопники обустроили качалку. Ход туда один, но окна большие, часто открывались, чтобы проветрить от курева. Кто-нибудь может полезть через них, тем более, решёток нет.

Внутри видно самодельные тренажёры, штангу с множеством блинов на стойке, гантели и гири. В углу на парашютных стропах висела боксёрская груша из красного дерматина.

— Надо бы тоже качалку замутить, — прошептал Шустрый рядом со мной и пихнул Халяву. — Спорт — сила, клубы — могила, да, Славян?

— Да ну тебя.

— Замутим, — сказал я. — Помещение найти, купить инвентарь, и погнали. Боксом можно заняться, мы с Царевичем ходили раньше. Можно ещё кого-то из твоих ребят подтягивать, — я поглядел на Шопена. — Лучше, чем клей по подворотням нюхать. Поговорим потом.

— Без база’а, Ста’ый, — отозвался Шопен.

— Эти тоже возятся, — Шустрый хмыкнул. — Соревнования по литроболу устроили.

Да собравшаяся там молодёжь к спортивному инвентарю не подходила, у них были другие развлечения — на ободранном столе из-под настольного тенниса стояли бутылки водки и закуска. Примерно девять парней от четырнадцати до двадцати, и один — постарше, ему почти тридцатка, в чёрной куртке, стриженый под машинку.

Сразу видно — встревает по блатной теме. Авторитет среди них, вроде как. Отмечают удачное дело. Это и есть Сима.

Из магнитофона, наверняка ворованного, играл шансон, но кто именно пел, я понять не мог, через стекло звуки почти не доносятся. Да и пофиг. Зато нет девушек, будет проще, меньше визгов, можно работать жёстче. Они-то с женщинами не церемонятся, бьют и срывают шапки, как говорил брат Гриши, да и жену десантника ударили. Ответка придёт сегодня.

Много времени на подготовку не ушло. Обсудили план, и тут у нас, у «махры», было больше опыта, чем у танкиста и остальных. Нам-то уже доводилось устраивать зачистки помещений, и противниками у нас были не пьяные гопники, а умелые бойцы, знающие свой город как пять пальцев.

Толстая дверь, оббитая изнутри войлоком, была закрыта изнутри на крючок в виде изогнутого гвоздя, но неплотно. Опытный Шопен легко подцепил его проволокой и открыл. Запахло чем-то кислым.

Все остались в темноте, чтобы привыкли глаза, а Царевич подобрался к распределительному щитку, посмотрел на эти скрутки, но разобрался, откуда питается подвал — подключились туда недавно и очень грубо.

Начали.

Свет погас, только музыка играла — магнитофон на батарейках.

— Птицы в клетке, звери в клетке, а на воле — вороньё!

— Лежать, ***! — взревел Газон.

Мы влетели внутрь, сразу устремляясь к тем, кого мы заранее определили, как самых опасных. Без автоматов, но инстинкты работали, будто мы устраивали зачистку здания.

Дальше — дело техники. Самым наглым по морде и уронить на пол, добавив пинками и кулаками. Кто пытался сбежать — перехватывали. Кто хотел взять какое-нибудь импровизированное оружие или заточку — тех били сильнее. Они дезориентированы, а лучи фонарей через окна их только сбивали. Пьяные обкурыши встретить нас не смогли.

— Лежать! — орал Моржов, как заправский мент.

Будь это реальный бой — положили бы всех за пару секунд вообще без потерь. Одна граната и пара очередей решили бы дело.

— Ну а ты куда, Копперфильд? — голос Шустрого звучал уже не так весело, как обычно. — Исчезнуть хотел?

— Вы чё, — гундел кто-то в темноте. — Вы чё, попутали, менты?

Сима хотел сбежать через окно в отдельной комнатке за общим залом, но его поймали и затащили назад за ноги. После пары гулких ударов он замолчал. Халява наступил ему на грудь, а Шустрый подобрал со стола кухонный нож с заляпанной ручкой и подошёл ближе.

— Ты с кем связался, падаль? — спросил он, распаляя сам себя. — Не того ты грабануть решил. Видел, как «духи» бошки режут? Показать?

— Бабки где? — я наклонился к нему. — Которые ты у десантника отработал, пока его брат на шухере стоял?

— Вы чё? — Сима начал приподниматься. — Попутали? Да я Налима знаю, он вас…

— Ты мелкий гопник, — перебил я. — И Налим за тебя вписываться не будет. Ты для него никто, с нами он из-за тебя ссориться не станет. Наоборот, ещё тебя самого спросит за это. А вот ты нашего товарища ограбил, и за это… думаешь, по понятиям накидать что-то сможешь? Не с теми ты связался.

Остальных разводили, кого куда, по темноте. Тут суетился Моржов, и он сделал хитро — сразу, пока горячие, заставить их писать явку и сдавать пахана, типа, он вас всех уже заложил, чтобы самому зоны избежать. Помогало, закладывали друг друга только в путь.

Заодно выясняли, кто именно был на квартире Верхушина, чтобы наподдавать им особо. Сами-то они распускали руки, так что им ответку вернули сполна. Кого посадят, кого нет, но получили все.

— В сейфе бабосы, — голос Симы дрогнул, когда он понял, что запугать нас на словах не выйдет. Когда он сам напугался, то больше не походил на серьёзного бандита.

— Уже не такой крутой, — сделал я вывод. — Все вы боитесь, когда отвечать приходится.

Этот козёл часть денег уже потратил: купил травки, которую собирался реализовать на улице. Нам самим с таким связываться опасно — заденет всех. Но хоть часть бабла вернули, да и у него там ещё лежала выручка с каких-то его разбойных дел.

Ну а Моржов сделает себе палку — показаний хватит, чтобы упаковать Симу. Остальным сделали внушение, с кем связываться нельзя. Тут и адвокат не поможет, впрочем, какой адвокат будет у главы дворовой банды? Государственный защитник, который отнесётся к делу спустя рукава.

Конечно, крупная братва узнает, что случилось, но из-за мелких гопников они на конфликт не пойдут. Они и сами порой таких гоняли, особенно когда пропихивали своего кандидата в мэры города. Делали вид, что сами якобы следят за порядком.

Но за нами будут присматривать внимательнее, вдруг решат, что появились конкуренты. Надо будет их ещё чем-нибудь озадачить, чтобы снова не до нас стало.

Один из захваченных нас повеселил. Он решил, что раз мы не менты, то можно взять нас на понт.

— Вы чё?! — высокий парень-качок с татуировкой, одетый в майку, поднял руки в боксёрской стойке. — Чё толпой-то, на? Давай один на один, на! Любого порву, на!

— Ну попробуй, — равнодушно сказал Царевич, расслабленно выходя вперёд.

— Давай лучше я, Ца’евич, — сказал Шопен, который был ниже этого качка аж на голову. — У тебя всё равно башка постоянно болит.

Качок пошёл вперёд, довольно усмехнувшись.

Затем последовали звуки нескольких ударов, пыхтение, мат, слёзы и стоны. Вскоре качок лежал на полу, держась за отбитую коленку. А чего он хотел? Шопен дерётся с малых лет, он в этом мастак.

— А хорошо вы придумали, пацаны, — сказал Федин, через несколько часов, когда мы закончили и Моржов увёз Симу в ГОВД. — Показали борзоте, на кого те полезли.

— Старый придумал, — Маугли кивнул на меня. — Говорит — найти надо, и жёстко ответить. Это же во всех плевок был, кто там.

— Да. Но ответили. Надо почаще видеться.

— Не теряйтесь сами теперь, — сказал я. — Подходите к нам. Вот сейчас как раз нужно вместе держаться, или по-одному задавят, и пофиг, какое у кого звание раньше было. Афганцы это давно поняли, и нам надо.

— Вот приятно умного человека послушать.

Распрощались и с танкистом Фединым, и с Романовым, и с неразговорчивым разведчиком Сунцовым, который говорил мало, но дрался хорошо. Только распрощались, но вдруг начался один разговор, следом второй, и всё никак не расходились, аж до ночи болтали, хотя несколько раз уже пожимали друг другу руки и собирались уходить.

Просто не хотели терять давно забытое чувство единения, которое сегодня проявилось особенно ярко.

Когда вернулись оттуда, у меня первое время было впечатление, что все наши хотят держаться по отдельности, кроме Царевича, который ездил ко всем. Пересекались регулярно, но всё равно, будто что-то изменилось.

Будто все хотели забыть поскорее то, что пережили, и держались подальше от тех, кто мог напомнить о случившемся. Будто это что-то могло изменить. И тем не менее я и сам уехал в той, первой жизни, а остальные так и держались порознь.

Ошибочная это была мысль, как оказалось, а сейчас я вижу это особенно ясно. Но после случившегося остальные тоже поняли, что всё же надо держаться всем вместе. Ведь это сила, с которой остальные вынуждены считаться. Да и вокруг будут люди, проверенные в ситуации, хуже которой не бывает.

Я это понял раньше, собирал теперь всех наших, вот даже офицеры к нам потянулись.

Ну а деньги вернули человеку, у которого теперь не будет болеть голова, чем кормить семью. Гриша Верхушин тут же клятвенно пообещал, что нас не забудет и познакомит с разными людьми, кто может нам пригодиться. Да и сам обещал помочь чем сможет. Он же пробивной, даже у Минобороны смог выбить себе деньги, а это мало кто может.

Разные были люди, кто нам попадался в Чечне. Были те, ради кого сам идёшь на всё. Были те, за кого хотелось отомстить, были те, кого хотелось прикрыть. Разные были люди, да. Некоторых я вспоминал всю свою первую жизнь, про некоторых думал сейчас, что как мне повезло, что знаю их, и что получил второй шанс помочь им и себе.

Но были и последние гады. Худший среди всех — один контрактник, с которым мы познакомились в 96-м году. Весной, уже после того, как Самовар подорвался на мине. Когда вовсю говорили, что скоро будет мир.

Тот «контрабас» был даже хуже Владика. Потому что Владик был готов на всё ради своей жизни, в том числе подставить других. А этот же подставлял других ради бабла.

Однажды в нашей роте появился дезертир. Один пацан исчез без следа, и все думали, что он сбежал. Через неделю — дезертировал второй. Оба — новички, прибывшие к нам совсем недавно.

И мы бы не сказали, что это трусы. Чернявый неразговорчивый Рома упрямо тянул лямку и в бою не дрейфил, а весёлый Димон не давал никому раскиснуть. Нам эти парни нравились, они хорошо вписались в коллектив, и вдруг — дезертиры?

И другой вопрос: куда ты убежишь в горах? Это чужие места, везде могут поймать, от своих отходить нельзя, а что делают с пленными — видели все.

На третий раз, когда пропал Матюха, интеллигентный парень из Питера, мы поняли, что дело нечисто, ведь каждый из них виделся с тем контрактником перед пропажей. Мы начали разбираться, но вдруг сами попали в плен к чеченцам втроём с Царевичем и Шустрым, где нас держали в зиндане — глубокой яме.

Выпустили быстро. Про это как-то выяснил отчим Царевича и связался со своими. Мы вернулись, и картина стала понятной. Тот контрактник, пользуясь положением, выцеплял пацанов по одному и отправлял их за водкой в ближайший аул, но так, чтобы никто об этом не знал.

Там их хватали в плен, а он получал с этого долю — миллион старых рублей. После боевики требовали выкуп за пацанов и наваривались на этом, получая за каждого по пять-десять миллионов деревянных. Выгоды мало, зато затрат никаких и похищать было легко.

Ну а нас он сдал боевикам, испугавшись расправы. И когда мы вернулись, здорово перепугался и хотел бежать к боевикам, правда, мы его догнали.

Короче, хоть где-то случилась справедливость, и контрактника посадили. Он был тупой и даже не подумал о том, что кто-то может о нём рассказать. Ну или он думал, что из плена никто не вернётся. Некоторые ведь так и не вернулись.

Неважно. Если бы он не сел, однажды ему бы это аукнулось точно.

А почему я об этом вспоминал? Потому что Царевич решил сдержать слово, которое дал единоутробному брату, что придёт к нему на день рождения, и попросил меня, чтобы я не оставлял его там одного среди чеченцев. И там та история будет вспоминаться особенно сильно, особенно когда услышишь их речь и музыку.

Само собой, бросать Руслана одного я не собирался, как и перепоручать это дело кому-то. Даже если сейчас мирная обстановка, всё равно может быть слишком много поводов для конфликта, и даже обычно спокойный Руслан мог вспылить из-за какой-нибудь фразы. Да и не дело — идти туда одному.

А мне он доверяет, вот и позвал.

Спустя пару дней после встречи с Симой, который сейчас был под следствием и помалкивал про нас, убеждённый, что иначе будет хуже, мы поехали за город в загородный дом отчима Руслана — Султана Темирханова, не собираясь оставаться там дольше необходимого.

— Поздравим просто, побудем немного для приличия и уйдём, — сказал Царевич, сидя за рулём.

— Вот там бы кто сказал, что мы поедем в такое место, нам бы никто не поверил, — я усмехнулся.

— И не говори, Андрюха. Отчим, кстати, звонил вчера, хотел поговорить с нами.

— Насчёт бабок?

— Не, те бабки, которые он мне занимал — моя тема. Тут другое. Типа у него какой-то племянник приехал, изучает город, дело думает открывать, хочет деньги вложить куда-нибудь, Султан предложил свести с нами.

— Не, — я помотал головой. — Неизвестно, что он предложит. Да и помнишь, какие баксы у них ходили?

— Ага, — Руслан кивнул. — От которых пальцы зелёные были, краска слезала. Одни фальшивки.

— Именно. И без его участия справимся.

— Я тоже так думаю. Просто тебе решил передать, сам понимаешь, вдруг придумаешь чего. Если не хочешь говорить — так и передам.

— Ну, чего бы и не побазарить? Не мешки ворочать, как говорится. Но общего дела с ним не будет, и причины всем прекрасно понятны. Но всё равно нужно знать, что задумал племянник твоего отчима. Вдруг конкурент будет.

— Короче, ты своего точно не упустишь, — Царевич хмыкнул и прибавил скорость. — Из любого разговора всё по максимуму выжимаешь.

— Так и надо, Руслан. Поэтому и продержались против следака.

Он кивнул.

Вскоре загородный дом с высоким забором и сваренными из железа воротами показался впереди. Ворота начали медленно открываться.