Зови меня Лео. Том I

Глава 10. Каковы самцы!

Внизу меня чуть не сбивает с ног та блонди, которая высокая и стройная. Это происходит так внезапно, что я не успеваю среагировать. С другой стороны, а как реагировать, когда перед тобой распластываются ниц, и начинают при этом городить что-то несвязное, но глубоко несчастное?

– Я больше не выдержу! – захлебывается слезами блонди. – Где, где свет? О я несчастная! Забери меня, мама! – она судорожно цепляется за мою ногу, смотрит на меня, и, вроде как, не видит. – Ты слышишь? Слышишь, или нет? Забери! Я не могу, не могу! Почему все молчат?!

Писарчук оттаскивает брыкающуюся девушку и я стою, остолбеневшая.

– Не обращай внимания, Лео, – говорит Бун, медленно спускаясь за мной. – Так иногда происходит.

– Выглядит, если честно, крипово.

– Неприглядно? – догадывается он. – Ничего, это она от потери жизненных соков.

– Говори прямо – крови.

Бун точно не замечает последних слов. «Вот же садюга! – думаю я. – Ничего, я тебе это еще припомню. Надо только красавчика растормошить, чтобы был откровеннее. Уж он точно в курсе, что за содомия тут происходит».

– Я пошлю за Дантеро, он ею займется, – ковыляя дальше, бросает Бун.

– Так вон он сидит, книжку читает. – Машу ему: – Эй, Данте! Иди сюда!

Красавчик откладывает книгу, подходит.

– Займись Тельгой, – распоряжается Бун. – Что-то она сегодня не в себе. Гостью нашу напугала. Непорядок. Что Лео подумает о нас? Проследи, пожалуйста, чтобы Тельга, да и остальные были в порядке. А ты что стоишь, Джанкарло? Собирай всех. Чошу скажи чтоб народ очень и очень внимательно слушал Лео. Я подойду попозже.

Писарчук кивает и ретируется. Походка у него странная, дерганная какая-то. Не идет, а подскакивает.

– Я дам Тельге успокоительное, и она заснет, – говорит Дантеро, стараясь не смотреть на меня. Однако! Парнишка несмотря ни на что решил меня дождаться! Какой молодец! Надо бы с ним поласковей, а то и так ходит пришибленный. Лучше выйди, – успевает мне шепнуть красавчик. – И поменьше о крови, прошу тебя. Не будь ты такой…

– Дурой, ты хотел сказать?

Дантеро в ответ глядит на меня так, что и без слов ясно: «да, дурой».

Выхожу во двор. Писарчук суетится, народ реагирует вяло, а Чош стоит в мятой серой рубахе, руки в штаны, скучает. Меня увидал, сначала обрадовался, но тут же нахмурился. Ну вот, еще один обижунчик. И что они все негодуют? Я им что, должна что ли?

Подхожу к нему:

– Я вижу, твои бойцы какие-то непослушные.

– А тебе-то что? – бурчит он сквозь зубы.

– Да ничего, в общем-то.

– Ну и ладно.

Толкаю его в бок.

– Чего еще? – спрашивает он.

– Хватит дуться.

– Что это значит?

– Это значит, хватит обижаться. Чего вы за мужики такие, в самом деле? Один ходит, гундит, а теперь и ты.

– Кто ходит, гундит?

– Данте, кто ж еще.

– Так ты и ему можги крутишь?

– Ничего и никому я не кручу. Я девушка свободная и независимая, запомни это. А теперь строй своих ребят.

– Зачем?

– Что, Джанни не сказал?

– Камердинер что ли? Что-то там шкулил, я не разобрал.

– Ну вот теперь разобрал.

– Ты не сказала зачем.

– Фокусы буду показывать.

Собралось всего человек двадцать. По внешнему виду – отпетые головорезы. У кого шрамы на лице, у кого нос сломан, оспины, залысины, неряшливые бороды, следы многолетнего пьянства, а то слабоумия.

«М-да, самый заурядный мужчина по сравнению с женщиной чувствует себя полубогом», – припоминаю я цитатку из «Второго пола» Бовуар и снова толкаю Чоша в бок.

– Скажи им, чтобы меня внимательно послушали. Желательно не перебивая.

– Послушать-то послушают…

– Я здесь по поручению Буна.

– А! И чего сразу не шказала? – как по команде оживляется он. – Эй, мужики, глядим сюда! Вот та шамая Лео, ежли кто не знал. Да-да, которая меня вчерась приголубила. Ну хватит уже! Вам лишь бы поржать. Сейчас она скажет вам пару ласковых, а вы, значит, будете слушать, ибо это прикаж самого. Всё поняли?

В ответ слышу нестройное гудение, в котором отчетливо проступают нотки недовольства.

– Мальчики! – выхожу вперед. – Отныне я ваш тренер. Ну, учитель – так понятно? Нет, лучше зовите меня сэнсей Лео. Запомнили? Сэнсей Лео. Так и обращайтесь впредь.

Реакция самая кислая. Ничего, ничего, сейчас я их расшевелю.

– Маэстро Илио попросил меня заняться вами.

– В смысле? – спрашивает кто-то из толпы.

– В смысле физподготовкой, силовыми единоборствами и фехтованием. Опять непонятно? Тогда объясню, как деткам малым – будем учиться драться, фехтовать, а также будем правильно питаться, бегать по утрам, делать различные упражнения на развитие силы, ловкости, выносливости.

Кто-то плюет. Чош хмурился и сжимает кулаки.

– Тихо, братец, – осаживаю его. – Я разберусь. Итак, мальчики, раздевайтесь. По пояс. Хочу взглянуть, так ли вы хорошо сложены.

– Она что, – звучит тот же голос, – издевается? Чош, и ты позволишь ей нами помыкать?

– Задай-ка этот вопрос Буну, Угрюм, – отвечает Чош. – А мы все пошмотрим, что он тебе ответит. Раждеваемся, кому сказано! Вы ж не девицы, от ваших сисек Лео вряд ли вожбудится. Шкидаем одёжку, шкидаем!

Боже, лучше бы я их не просила раздеваться. Боюсь, эти «самцы» теперь по ночам будут сниться. В кошмарах. Более-менее неплохо сложены двое. Малый в потной рубахе, что деревянным мечом махал, да этот ворчун – поджарый мужчина лет сорока-пятидесяти, с физиономией, на все сто оправдывающей прозвище. С натяжечкой можно отнести еще троих. Но всем им до Чоша – как до Пекина раком. Остальные – это ходячие примеры того, к чему приводит пренебрежение ЗОЖ. Лишний вес, дряблые мышцы, пивной живот, обвислости, болячки (на многих не зажившие), укусы, расчёсы, разнообразные искривления: и горбатые есть, и одно плечо выше другого и ноги колесом. Словом, гнутая и ущербная рать, годная разве что блох вылавливать. На себе. Да и то, вряд ли справятся.

– Одевайтесь, – со вздохом говорю я.

– Что, всё так плохо? – спрашивает Чош.

– Не то слово. Удивляюсь, как эти инвалиды на своих двоих ходят.

– Так всё, с меня хватит этого срама! – не выдерживает Угрюм. – Не хватало еще, чтобы какая-то потаскуха меня, доброго солдата, позорила.

После этих слов он, сердито растолкав соседей, выходит на ринг, держит кулаки.

– Раз ты такая ловкая, сучка, покажи, на что способна! – рявкает он. – Уж не знаю, что у вас там с Чошем вышло, не видел, но уверен, сейчас ты получишь сполна! Пора прекращать этот балаган!

Придерживаю дёрнувшегося было Чоша.

– Сейчас, старичок, погоди немножко, я подготовлюсь, хорошо? – отвечаю, снимаю камзол, шпагу, стилет и штиблеты с носками, отдаю все услужливому писарчуку. Остаюсь босиком. Замечаю, как оба – и Чош и красавчик – волнуются. Переживают за меня, вот как! А приятно ведь!

– Ну поехали, старичок. Пощупай меня, несчастную! Я вся твоя!

– Не волнуйся, мразь, не волнуйся! Уж у меня-то не заржавеет!

Угрюм рассвирепел так, что аж весь затрясся, но его запала хватило только на примитивное хаотичное махание кулаками. Где-то мы это уже видели, не находите? То, что старичок так взъелся, это даже хорошо. Прежде чем назваться сэнсеем, мало одной разбитой морды. Нужна наглядная демонстрация и тут ему придется пострадать, раз сам вызвался.

Но до Угрюма никак не доходит, что он слишком предсказуем и слишком медлителен. Более того, он часто теряет меня из виду и уже начинает выдыхаться. Появляется типичный для бывалого курильщика надсадный кашель.

Пора. Иду в захват и эффектно бросаю бузотера через себя. Неплохой вышел кульбит, зрелищный, как я и хотела. Мужики аж охают, узрев, как их сотоварищ бахается оземь, взметнув облачко пыли. Применяю классический самбисткий прием: зажимаю руку между ног и применяю рычаг локтя. Пара секунд и дядька воет.

Вскакиваю, отряхиваюсь, радостная, раскрасневшаяся. Только вот Угрюма поражение настолько выводит из себя, что он, собрав последние силы, поднимается и снова двигается на меня. Отскакиваю вбок и наношу удар правой по почкам. Вот тут уже жесковато вышло, но надо проучить наглеца. Угрюм хватается за бок, падает на колени. Кашляет всё сильнее.

Тут в полной тишине раздаются хлопки в ладони.

– Бесподобно, Лео! – рукоплещет Бун. – Волшебно! Никогда бы не подумал, что обычная драка может быть так красива и так грациозна! И так женственна – вот что самое интересное! Рад, что я не обманулся на твой счет. Очень рад!

– Благодарю, – отвечаю, заправляя рубаху в штаны. Писарчук тут же подает мне щеточку, чтобы пыль отряхнуть. – Ой, спасибо, Джанни, ты такой милый!

Писарчук краснеет, как обычно, поклонившись со всей возможной церемонностью.

Бун подходит к Угрюму, глядит на него сверху вниз. Упирает трость ему в лицо.

– А ты сейчас извинишься перед нашей гостьей, – говорит он тоном, не предполагающим возражения. Что-что, а Илио Бун умеет нагнать страху.

Угрюм хочет что-то сказать, но мешает кашель.

– Я жду, Джакр.

Чош кладет руку мне на плечо и шепчет:

– Не вмешивайся, Лео.

– Да и не собираюсь.

Наконец, Джакр по прозвищу Угрюм встает, подходит, и уткнувшись в землю, через силу выдавливает:

– Прошу прощения, госпожа. Моим словам нет оправдания. Я был бестактен.

Блин, мне стало его так жалко. Видно, как тяжело ему дались эти слова. И потом, хоть он и оскорблял меня, но ведь он человек своего времени. Здесь бабы не в чести. А тут такая фурия. Эту данность еще надо принять, что не так-то просто. Чош вот вывернулся, признавшись мне в любви, но другие… Придется доказывать, что я им ровня.

– Все хорошо, Джакр, я не в обиде. Надеюсь, мы подружимся.

«Никогда», – отображается на нем.

«Ну и шут с тобой, злись себе на здоровье!» – думаю в ответ.

Однако, начало обучения выходит не таким жизнерадостным. Да еще и Бун со своей вампирьей сущностью, зыркает, аки коршун. Я даже смотрю: есть ли у него тень? Есть, всё как у людей. Тогда зачем ему кровь девственниц? Кожу намазывать? Купаться, как графине Батори[1]? Но она-то это делала ради сохранения молодости и красоты, а этот, похоже, чтобы не подохнуть. Редкое генетическое заболевание? Еще повод поспрашивать красавчика.

Кратко поведав новоиспеченным ученикам о том, что я с ними буду делать завтра – ранним утром пробежка, потом разминка, и, собственно, обучение рукопашке, – раскланиваюсь, цепляю красавчика, и собираюсь отчаливать. От обеда отказываюсь с самым любезным видом, а ревнивый скулеж Чоша игнорю. Если честно, здоровяк уже начинает надоедать. Да и местечко это не вызывает доверие. В борделе мадам Лизэ как-то спокойнее.

Илио сожалеет, что ввиду той ужасной болезни, который год подтачивающей его, он никак не может поцеловать мне руку, но жаждет свидеться вновь. Насчет последнего: послюнявить ручку прекрасной даме – это прям фетиш какой-то! А в ответ я должна, если по фану, кокетливо улыбаться, прикрываясь веером? Как же далека я от этого усохшего средневековья…

Илио дарит бутылку отменного дукгорского. Рассыпаюсь в благодарностях и в общих словах советую парням налегать больше на овощи и фрукты, мясо, рыбу, а вот горячительных напитков и курева желательно бы поменьше. Писарчук запоминает, обещает записать в бухучет, физиономии мальчиков тускнеют.

Только мы с красавчиком успеваем выйти из «Кормчего», как он самым непочтительным образом хватает меня за руку, с намерением высказать всё, что думает о моих выкрутасах. Разумеется, это выходит ему боком – выворачиваю руку и холодно интересуюсь, что это такое было.

– Отпусти, пожалуйста! – стонет красавчик. – Я на минутку забыл, что ты у нас такая!

– Какая? – спрашиваю, отпуская его.

– Ненормальная! – выпаливает он, разминая суставы. – Чуть руку не сломала!

– Не надо меня трогать, – отвечаю по-возможности спокойно.

– Я просто… – начинает он, а потом машет рукой и уходит.

– Нет, постой! – догоняю его. – Говори, раз уж начал!

– Да иди ты! Что с тобой говорить!

Вот те на!

– Что я сделала не так?

Красавчик, сердито отпечатывая шаг, идет. Руки в карманы, нахохлился. Забегаю вперед, перегораживаю путь.

– Давай поговорим! – требую я, уперев руки в бока. – Даже не думай убежать, поймаю!

Красавчик вздыхает.

– Зачем ты согласилась? – спрашивает он в сердцах. – Ты хоть понимаешь, с кем связалась?

– С кем, просвети?

– Илио Бун – страшный человек, как ты не поймешь!

– Я уже поняла.

– Если поняла, тогда почему? Могла бы отказаться, как-нибудь деликатно. И потом, кто тебя за язык тянул? Да, он пьет кровь, но говорить об этом ему в лицо… Он болен, тяжело болен, и это по-меньшей мере бестактно. Бун этого не забудет, клянусь тебе! Он вообще очень злопамятен.

– А что ты так волнуешься за меня?

Вопрос приводит его в замешательство. Я подхожу к нему вплотную, и как-то само собой наши пальцы сплетаются. От него пахнет чем-то таким… не то парфюмом, не то лекарствами, травами, корицей. Неуловимый, загадочный, ни на что не похожий, но такой приятный запах. Дурманит, кружит, ох…

– Да, я волнуюсь, – тихо говорит он, заглядывая мне в глаза. – Не знаю, почему.

– Мы знакомы всего лишь день… – возвращаю ему его же слова, но поддаюсь волшебству момента. Еще чуть-чуть, и наши губы сольются в поцелуе…

– А кажется, что вечность. – Дантеро хочет притронуться к моему лицу, но пальцы замирают в миллиметре.

Но тут я трезвею, и отстраняюсь.

– Я, конечно, признательна тебе за заботу, – говорю, – но что мне остается? И как отказать такому «страшному», как ты утверждаешь, человеку? Тем более, что он не попросил ничего такого. Всего лишь потренировать ребят. Ты-то сам у него на поддавках!

– Я только лекарь, и всё! – оправдывается он. – Я не участвую в их делишках!

– А я – только сэнсей, – возражаю. – Не забудь – я здесь чужая, никого не знаю, у меня нет здесь ни души. Ни одного друга. Ну, кроме тебя, да еще, пожалуй, Сандры. Вот и всё. Что мне делать? Еще вчера меня хотели сжечь только потому, что я – рыжая бестия, дьяволица, суккубица, – напоминаю тут кого-то, кто давно умер. Ты пугаешь меня убийцей, скрывающим лицо за маской, но вчера моей смерти жаждал весь город! А почему? Просто я так похожа на Бету! Знаешь такую, да? Я – рыжая, я, черт побери, красивая – и как вы реагируете? Сжечь ее, пусть сдохнет, подстилка безглазого! И кто тут страшней? Бун, Блуд? Да вы все одного поля ягоды! Ну, что замолчал?

Дантеро стоит, кусает губы.

– Сегодня ты обучаешь их, а завтра что? – наконец, находится он. – Ты сильная, ловкая. Что еще он от тебя потребует в обмен на услугу? Он ведь не только пообещал содействовать вызволению Георга, но и об индульгенции напомнил?

– Ты что, подслушивал?

– Нет, я не подслушивал. Догадался. Не перебивай, дай сказать. Не обманывайся его манерами – Илио жестокий и хладнокровный убийца, искалечивший немало судеб. И главное – он поймал тебя на крючок, Лео. Не знаю, чем закончится история с Георгом, но ты могла бы отказаться. Нельзя зависеть от таких людей. Илио – вот настоящее чудовище. Блуд – чудовище еще похлеще. И ты попалась в их сети, Лео.

– Ты сам меня к нему привел!

– Да, привел! Я думал, ты умнее!

– Мог бы и предупредить!

– Ты что, не знала, кто такой Бун? И кто такой Блуд?

– Я же только что сказала, что не из этих краев! Ты чем слушал?

– Ну ладно, ладно! Хотя бы не выпячивала так свои способности! Может, удалось бы уйти, не вляпываясь в грязь…

– Чего-чего? Не выпячивать способности? То есть дать себя сжечь, точно чучело соломенное, или позволить Чошу порвать моё очко? И Сандры в придачу – на минуточку, почти еще ребенка? Ты это хотел сказать?

– Ну извини меня! Извини. Это я виноват… Действительно, надо было всё рассказать. Надо было сесть и хорошенько всё обдумать, а не лететь так, на горячую голову… И зачем это всё? Что с нами будет?

– Но это же ради твоего друга! – продолжаю я. – Я же вижу, ты тут топчешься не просто так! Признайся, ты остался ради меня, такой красивой, или все же ради него? Кем он тебе приходится, этот старый стихоплет?

Дантеро молчит некоторое время, а затем отвечает:

– Георг – мой родной дядя.

Вот оно что!

– Понятно… Кстати, а где твой сверток? Который ты забрал у того парня…

– Сверток Кромты? Оставил у Буна. Там внизу есть мой сундучок с лекарствами.

– А, вот оно что. Еще раз прости, что твою мазь выбросила.

– Ничего, у меня еще есть.

Оставшуюся дорогу идем молча. Лишь однажды я интересуюсь, что случается с девчонками после «лечебных процедур». Красавчик пожимает плечами.

– Бун их не убивает, если ты об этом. Скорее всего, возвращает их в те бордели, откуда они приходят. Но за достоверность сведений не ручаюсь.

Снова молчим, но атмосфера уже гораздо теплее.

– Лео? – обращается он.

– Чего?

– Ну и словечки ты используешь!

– Какие именно?

– Ну это… насчет того, что с тобой хотел сделать Чош.

– Ты о том, чтоб порвать кое-что? Что, вульгарно, да? Это я сгоряча. И такое могу ляпнуть. Прости меня, если задело твой нежный слух.

– Несмотря на всю твою воинственность, подобные выражения тебя никак не красят. Постарайся избегать их, Лео.

– Спасибо за совет, постараюсь.

И все-таки Дантеро темнит. Вот точно недоговаривает. Но мы и так хорошо полаялись, а еще чуть не поцеловались, так что хватит на сегодня. У борделя отпускаю его, беднягу.

– Еще увидимся! – говорю уходящему красавчику. Он оборачивается и грустная улыбка озаряет лицо.

– Ладно, – отвечает он.

В «Розе любви» Сандра, едва узнав, что она теперь свободна, бросается мне на шею.

– Спасибо, Лео! – визжит она. – Спасибо, спасибо! Я стану хорошо служить, я буду все делать!

– Для начала, приготовь-ка мне ужин, – прошу я, ставя бутылку на стол и плюхаясь на кровать.

– Сейчас, Лео, сейчас! Я скоро!

Я вспоминаю маску, неясные глаза, вкрадчивый голос.

Захватчики, мать вашу!

__________

[1] Елизаве́та Батори или Э́ржебет Ба́тори из Эчеда (1560 – 1614) – венгерская аристократка и серийная убийца. Приписываемые ей ритуалы омовения в крови девушек, а так же вампиризм, вероятнее всего, недостоверны, так как появились спустя много лет после ее смерти.