Что дальше? А дальше потянулись относительно спокойные деньки.
На следующий день заявляюсь к добрым молодцам воеводы Илио ни свет ни заря, бужу всех в наглую. Если бы не Чош, так и дрыхли бы, ленивцы, хоть из пушки пуляй. Плюс писарчук посодействовал, с важным видом пообещав обо всем наябедничать главному. Его, конечно, тут же послали туда, куда Макар телят не гонял, но зады поднять изволили.
Угрюм, кстати, отсутствует. Никак, в ссылку брюзгу выслали. Да и пусть, не жалею нисколько.
И вот, значит, это пестрое воинство во главе со знойной красоткой в короткой курточке, с платком на голове, повязанным на пиратский манер, в легких туфлях за неимением кроссовок (как вы догадались, пришлось потрясти скареду Лизку), выдвигается на диспозицию. Быстренько посовещавшись с Чошем, коего я повысила до статуса помощника главного тренера, решаем кружить по трущобам. Нечего стражникам, всякого рода святошам и добропорядочным гражданам мозолить глаза столь срамным действом, как спортивное мероприятие. Но и для местной босоты сие чуть ли не повод для паники. Я так понимаю, такая орочья толпень обычно вываливается на улицы для отправления погромов, а тут всего лишь утренняя пробежка. Таращатся, шарахаются, молятся.
И девка в лосинах, или как их здесь называют, шоссах, – что это, как не явление подружки безглазого? Да прямо с горы Шабаша. Чур меня, орут некоторые, чур! И всё какого-то Лёра Юного поминают. Здешний святой, наверное.
Тут возникает первая проблема в череде многих и многих. Уже через каких-то двадцать минут народ настолько выдыхается, что я даже начинаю опасаться за их здоровье. Дышат так, словно вот-вот родят. Хватаются за бока, пот струится градом, сплевывают, а слюна такая вязкая, тягучая. Как после трехчасового кросса по пересеченной местности. Даже Чош свешивает язык. Радует только вчерашний аполлон в потной рубахе. Звать его Петур. Забегая немножко вперед, скажу, что он станет лучшим моим учеником. Петур доволен и смотрит с вызовом. Ну, хоть кто-то годный.
– Ладно, что с вами делать, – жалею я их. – Возвращаемся на базу.
Дав им передохнуть с полчаса, приступаю к упражнениям. И тут печалька. Отжиматься они не умеют, с подъемом тулова тоже напряг. Эти виды осиливают только Чош с Петуром. Остальные ничего, кроме как обтирания землицы брюхами и жопами, сопровождавшимися кряхтением и сопением, изобразить не уподобляются.
Что ж, понизим планку до уровня первоклашек. Приседания и тому подобное. Дело пошло резвее. Вот так помучив их, приступаю к главному – бою.
– Кто из вас, кроме Чоша, умеет драться? – спрашиваю. – Есть кто-то поискусней нашего здоровячка? Нет?
Отзывается Петур.
– Я могу, – бахвалится мальчишка, – я быстрый.
– То есть боксу… вернее, кулачному бою обучался?
– Нет, госпожа… э… сэнсей. Драке, как таковой, не обучался, госпожа сэнсей. Просто быстрый. Всегда начеку, вот как. Меня даже в детстве так и звали: «быстрый как…»
– Понос? – подсказываю я, вызывая дружный смех. Петур насупливается. – Ну извини, не хотела обидеть. – Подхожу к нему, нежно провожу по его щеке рукой. – Что ты хотел сказать, миленький? Быстрый как кто?
– Как… как ласка, – нервно сглотнув, произносит он. Только гляньте на него – от близости моего влажного тела у него, верно, дух захватывает.
– Ко всему готов? – мурлычу я.
– Ага. Ко всему. Я – быстрый.
Бью его в живот. Не больно, но чувствительно. Петур сгибается.
– Не такой уж и быстрый, – констатирую факт.
Напрягшийся было Чош ржет как конь.
– Ну это нечестно! – возражает кто-то. – Это она женские штучки применила. Разве так в честном поединке поступают?
– Чего ты там вякаешь, Колбаса? – тут же взвивается Чош. – Женские штучки? Хочешь сказать, что шмерть будет покорно ждать в шторонке, полагая, что бабам-то неча дорогу давать, тут же честный, чтоб меня, мужской поединок! Так, или не так?
«Ну и прозвище, – думаю я. – Колбаса. Даже боюсь подумать, что имеется в виду».
– Да, тут ты прав, Чош, – соглашается Колбаса. – Тут ты прав.
– То-то же. Думал бы, прежде чем языком трепать.
– Так, Чош, – прошу здоровяка, – уйди в сторонку. Баба будет говорить.
– Прошти, Лео, – оправдывается Чош. – Это я так, для крашного шловца. А то так-то не доходит.
– Всё, мальчики, покуражились, и хватит, – на полном серьезе начинаю я. – На основании небезызвестных вам эпический сражений, – тут стреляю глазками в Чоша, а он радостно лыбится, как будто разок огрести от «бабы», это прямо несказанное счастье, – я прихожу к мнению, что ваши умения, мягко говоря, на нуле. Всё, на что вы способны – врезать посильнее. Так нельзя, запомните это. Кулачный бой, борьба, поединок – это искусство. А воин – это, своего рода, ученый. Вот как писарчук ваш, Джанни. Только в своей области. Забудьте про силу. Бой – это прежде всего ум. Разум. А для того, чтобы познать эту науку, вам надо прежде всего подчинить своей воле ваше собственное тело. Понимаете? Отсюда бег по утрам, питание, отжимы, и так далее. Ну, и практика тоже. Давайте-ка я вам покажу на примере. Но запомните правило – удары только обозначаем, но не бьем по-настоящему. Иначе никакого учения не будет, все так и будем сверкать синяками. Кто вызовется? Петур, ты чего там съежился? Давай, иди сюда, миленький, не стесняйся. Начнем с тебя.
Вот так и начались наши занятия. Весь день с перерывом на обед, я буквально на пальцах им объясняю, показываю, как бить, куда бить, как закрываться, парировать, следить за дыханием, наблюдать за противником, подмечать слабости. Броски, техники ударов, болевые приемы, разнообразные хитрости – всё это вызывает немалый интерес.
Раздухарилась, вызываюсь против двоих, а то троих. Один – Колбаса, кстати, – сумел сзади схватить меня в клещи. Причем лапищами угодил прямиком в груди. Не теряюсь, врезаю ему затылком, а он прикусывает язык. Выбила мужика начисто из безвыходного положения, как показалось всем присутствующим. Конечно, мой неуклюжий телохранитель, оправдывая звание Дурной, тут же собрался покарать дерзнувшего покуситься на мои прелести героя, ныне с самым несчастным видом схаркивавшего кровь в сторонке, и воплотил бы желание в реальность, если бы мы с Петуром не встали у него на пути.
– Да не буйствуй ты, горе-воздыхатель, – успокаиваю его. – Ну потискал он меня, и что? Думаю, он не специально.
– Так он же прямо… – кипятится Чош. – Ты бы видела его харю!
– Всё, остынь, – говорю ему и оборачиваюсь к пострадавшему. – Ты как? Сильно язык прикусил?
– Жить буду, – последовал лаконичный ответ.
– Вот тут вам, мальчики, урок, – обращаюсь ко всем. – Вот так вести себя, как мой ласковый зверь, – глажу Чоша по лысине, – не надо. Любая тренировка предполагает такие случаи. Вы должны понимать, что не всегда получается следить за собой. Иногда, в запале, можно и переусердствовать. Поэтому сохраняйте спокойствие. А то передеретесь еще.
Возвращаюсь в бордель никакая. Понежившись в ванне, если можно так назвать протекающую, между прочим, кадку, ужинаю и укладываюсь спать.
Утром – всё заново, с повтором на третий день. С удовольствием отмечаю прогресс. Хоть и небольшой. Зато мальчики меня определенно зауважали. Особенно нравятся наши учебные бои. Толкают, пихают друг дружку с задором медвежат. Замечаю, кстати, что Пегий не присоединяется к тренировкам. Когда я у них об этом спрашиваю, все так и машут руками: «Нет, только не Пегий! Что угодно, только не его, ради бога!» Что с ним не так, спросить как-то не решаюсь, а то пойдут разговоры о его пегом достоинстве или о чем похуже.
Пробежки уже растягиваются до получаса, а то и больше. Меняем маршруты. Завернули как-то на речной порт, очень оживленный даже в такую рань. Река Паг довольно большая, а у города разливается в небольшое озерцо. Такое разнообразие лодочек, баркасов, корабликов надо видеть. А от царящих тут запахов меня чуть не выворачивает наизнанку. Никак не могу привыкнуть к повсеместному зловонию.
Толпы бедняков в просмоленных отрепьях с обтерханными краями под присмотром преувеличенно грозных надсмотрщиков и писцов, важно черкающих перьями по дощечкам, таскают на себе тюки с тканями и шелками, волочат на скрипучих тележках ящики всех размеров – от мала до велика, – складывая всё в ангарах. Кажется, в одном из таких я проломила крышу.
Жаль фотика нет. Такую аутентичность ни в каком кино не изобразить.
Всё это время Бун появлялся лишь изредка. Иногда наблюдал за нами, но особо на контакт не шел, хотя сохранял нарочитую любезность. На вопрос, что там с Лисом, каждый раз отвечает:
– Пока ничего, Лео. Единственное – он в каменоломнях, но не на работах, а в гостит у Блуда.
– Я так понимаю, это не совсем добрая весть?
– Ты правильно понимаешь. Хотя, что гнуть спину в шахтах, что услаждать слух Блуда… И так и так несладко. Если речь заходит о Блуде, то единственная добрая весть, Лео, это – свобода.
Да, уже наслышана об этом самом Блуде. Редкостный псих – это если коротко. Мы с ним еще познакомимся.
На четвертый день выдался выходной. Чош, которого я, к его вящему неудовольствию, переименовала в Чехонте, предупредил, что банда отправляется на задание. «Обозы сопровождать. Может нас не будет пару дней», – подмигнув, шепнул он. «Обозы с н. р. от Шт. втайне от Г. Р. и Бл., или всего лишь от Урт.»? – чуть было не спросила я, но вовремя удержалась. Язык твой, Настюха, враг твой!
Что делать-то? Предполагается унылый денек в компании падших женщин. Подумываю уже раскупорить отменное дукгорское, чтоб приглушить растущую тоску по дому, полакомится ягнячьими ребрышками в компании Лизки и Сандры, как вдруг обозначается мой красавчик. В плаще, почему-то застегнутом на все пуговицы.
– Я слышал, ты сегодня свободна? – интересуется Дантеро.
– Да, а что? – отвечаю я, а сама так и замираю. Ох, подруженька, тоска-то у тебя не только по дому! Если честно, с того памятного дня, когда мы успели попасть в засаду несчастного Кромты, погостить у вампира и побрехать так, словно женаты уже не первый год, я с ним не виделась. Начала уже подумывать, что забыл про меня.
– Приглашаю тебя на свидание, – говорит он.
– Да ты что? Серьезно?
– Ты против?
– Нет, конечно. Пошли. А то я тут со скуки подохну.
И надеваю камзол, хватаю рапиру и…
– Постой, ты куда? – интересуется красавчик, а глазки его так и смеются. За его спиной мадам Лизэ и Сандра тоже тихонько хихикают. Дантеро снимает плащ, а под ним – простой, но элегантный синий бархатный дублет с рукавами-буф, черные шоссы, всячески подчеркивавшие его рельефные икры, замшевые туфли, вместо разбойничьего фальшиона – короткая шпага. Лизэ протягивает ему аккуратный бархатный берет снебольшим пером. Ну принц! И этот принц глядит на меня: – Ты куда собралась в таком виде? Я тебя на свидание приглашаю, а не в логово к разбойникам.
– Но у меня ничего больше нет… – растерянно говорю я.
– Найдется, – подает голос Лизэ, деловито хватает меня за руку и ведет за собой. – Пойдем, Сандра, приоденем эту бандитку, чтобы хоть раз на настоящую девушку была похожа.
Короче, в результате получасового спора, капризов, роптаний, уговоров и доводов, я облачаюсь в следующий наряд: свободное платье голубого цвета, подпоясанное под грудью, что напоминает мне костюмы античных гречанок, накидка без рукавов и с капюшоном, светло-коричневого цвета с золотистой окантовкой, алые туфельки, на голову напялила парик такого золотистого цвета с локонами спиралькой, сверху небольшую шляпку с вуалью. Вместо шпаги – веер. Прикольная штучка. А можно сложить и дать кому-нибудь по кумполу? Оцениваю. Нет, хилая конструкция. Сломается тут же.
– Это, милочка, – кривится Лизэ, глядя на меня, – не нож, а чисто дамский предмет. И не надо им размахивать так, будто хочешь заколоть кого-нибудь!
– Да блин… – вздыхаю я. – За что мне всё это?
– Не ной, – осаживает меня Лизэ. – Ты красавица, каких поискать. Иди, и проведи вечер как и подобает красавице – в компании красивого мужчины. А не в компании тех гнусных рыл, с которыми ты в последнее время возишься. Так, постой, дай еще разок посмотреть. Очень хорошо! Ты сама не понимаешь, как щедро наделила тебя природа.
Фырчу.
– Ох, как же ты похожа нее, Лео… – вырывается у Лизэ.
– На кого? – спрашиваю я, и тут же понимаю, на кого именно.
– Ну, иди, милочка, – смахивая непослушные слезы, говорит она, – иди!
Выходим в свет. Красавчик аж присвистнул.
– Вот это другое дело, милая Лео. – Дантеро подает мне руку. – Карета ждет!
– Это вы с Лизэ придумали? – ворчу я. Не привыкла я рядится в подобное. Чувствую себя полной дурой. Я и в прошлой жизни, за редким исключением, отдавала предпочтение мужскому стилю.
– И Сандрой в том числе, – отвечает он, подавая мне руку, чтобы я забралась в карету. – ты прекрасна, Лео. Честно – я поражен. В самое сердце!
– Заткнись! – ругаюсь в ответ, краснея. – Ты меня в центр повезешь? Поэтому этот маскарад?
– Не знаю, о каком центре ты говоришь, но поедем мы во вполне приличное местечко. В сады князя Эгельберта – излюбленное место городской знати. Сады расположены в очень красивом месте, на живописном берегу Пага. С противоположной стороны – горы, за садами – дворцы с анфиладами и портиками.
– Ты в своем уме? А если меня заметут? Я же ведьма, забыл что ли?
– Никто тебя не «заметет», Лео. Взгляни на меня: я богатый дворянин. А теперь на себя: ты – девушка из знатной семьи. Скромная, с хорошими манерами. А вместе мы – кавалер с дамой сердца. Ничего особенного. Отведаем разнообразных изысканных лакомств, недостатка в которых там нет, посмотрим какое-нибудь представление бродячих комедиантов, посидим в беседке, полюбуемся закатом. В горах такой чудный закат, Лео. Только, пожалуйста, веди себя соответствующе.
– Это как?
– Как воспитанной девушке из благородной семьи. И постарайся расслабится, а то ты, кажется, напряжена.
Будешь тут напряженной. Нет, конечно, если не считать открытой шеи, оголенных участков нет. Наряд очень даже пристойный. И рукава длинные, татуировок не видно. Но всё равно, я точно кукла. Ненавижу бабское тряпье!
– А денег хоть хватит? Лакомства, видно, недешевы.
– Хватит, милая Лео. Что деньги по сравнению с тобой? Пыль.
Опять скрытая шпилька. Кажется, у него это происходит спонтанно. Не люблю такие комплименты. Это у меня от бабки. «Когда мужчина говорит, что ты бесценное сокровище – это позиция не человека, а собственника», – говорила она. Хотя, может я накручиваю себя? Соседка тетя Люба как-то сказала мне, что я настоящая гремучая смесь. Воинственность от папы-вояки, упрямство от деловитой мамы, независимость от излишне эмансипированной бабуси-философа. Деда, если честно, помню фрагментами. Его не стало, когда мне было лет десять. Он был тихий, всегда читал, либо слушал джаз, – знаете, такое донельзя унылое, невыносимое дудение в сакс, – глубокомысленно молчал, а если говорил, то выдавал такие заумные словеса, что все выпадали в осадок, полагая, что он либо сумасшедший, либо гений. Вот почему-то мне запомнились такие его слова (предполагаю, что это выуженная откуда-то цитата, он еще говорил таким утробным, я бы даже сказала, замогильным голосом): «мифопластика нового джаза это тебе, внученька, не африканский космологический и антропоморфический натурализм, это, если хочешь знать, монотеистический спиритуализм и антропоцентризм, понимаешь?»
Понимаешь, ага… Мне – прыщавой малявке – казалось, что все эти громоздкие и неуклюжие тирады не что иное, как зловещие заклинания, дослушав которые до конца, можно превратиться в лягушку. Почему именно в лягушку? Не знаю, но скажу по-секрету – лягушек боюсь. Превратится в лягушку – это страх из самого раннего детства. Нет ничего хуже. Обычно я отвечала на дедовы эскапады визгом и утекала на кухню к маме. Дед, седовласый, ветхий, неподвижный, с пугающе увеличенными из-за очков с толстенными стеклами, воспалено-красными глазами, представлялся мне эдаким спятившим волшебником. Я боялась его до усрачки, особенно после таких оборотов.
Вот от него у тебя мало чего, заключила тетя Люба, а жаль. Согласна, жаль. Усидчивости бы мне не помешало.
А красавчик между тем продолжает расточать комплименты.
– Заткнись, – повторяю я.
– Почему? Я просто пытаюсь развеселить тебя.
– Хочешь развеселить? Тогда давай без комплиментов.
– Хорошо.
Сады и правда оказываются весьма эффектными. Они раскинулись на холмах, в излучине Пага. Замысловато вьющиеся аллейки, искусственные пруды, клумбы, где садовники сосредоточенно орудуют ножницами, увитые плющом беседки в уединенных местах, многочисленные декоративные лавчонки, где ушлые торговцы, облаченные в самые нарядные одежды, предлагают всё, что душе угодно – от разнообразных напитков, до сладостей всех видов и расцветок.
Тут полно менестрелей с лютнями, музыкантов с виолами, и поэтов, услаждающих слух вельмож грациозной музыкой и куртуазными стишками о любви, акробатов, танцоров, жонглеров и кукольников.
Идиллия. И я, няшка как с картинки, со сказочным принцем под руку, натурально как в дамских романчиках. Вот только принц – это обнищавший дворянин, ныне перебивающийся случайными, причем не всегда честными, заработками, а золушка… это ведь действительно золушка, только что обучающая уездную ганста-тусу боевым искусствам.
Ну и ладно! Вся эта фильдеперсовая аристократия, в которую мы с красавчиком так нахально вклиниваемся, не знают об этом, правда? Будем веселиться!
Если получится, конечно.