Беглянка остановилась, чтобы перевести дух. Она не была ни тренированным бойцом, ни заядлой путешественницей или любительницей лесных прогулок, и не могла идти долго даже быстрым шагом. До этого момента Эарвен знала только одно: ей нужно уйти с дороги, чтобы ее не обнаружили те, кто может отправиться вдогонку. А сейчас она смотрела на лес, в его пугающий полумрак, и… поняла, что окончательно заблудилась. Практически любое заданное взглядом направление, куда бы она ни шагнула, казалось ей одновременно и правильным и нет. Отбросив мысли о тревожных обстоятельствах своего положения, она огляделась, обернувшись вокруг себя. Зря. Она тут же поймала тревожную мысль о том, что уже не понимала откуда пришла. Точно ли оттуда, откуда ей казалось? Сейчас, стоя одна посреди сумрачного леса и имея весьма смутное представление о том, куда ей нужно, Эарвен начинала осознавать, насколько ее поступок был глупым.
В голове метались страхи и миллион вопросов. А выберется ли она отсюда? Она не знала куда идти. Лес был диким и большим. Высокие деревья едва открывали небо. Он начинал давить на нее, словно пожирал на радостях паникующую дворянку, никогда не остававшуюся в одиночестве в чаще. У нее всегда были провожатые, когда она гуляла: слуги, брат, Арно… Сердце ее застучало от этого осознания так сильно, что начинало казаться, будто Эарвен задыхается. Хватятся ли ее скоро? Возможно, ей стоило начинать звать на помощь? И что же опаснее: тяжелый разговор с братом, которого она сейчас избежала, или же судьба остаться здесь без пищи и тепла, да в конце концов не найти выхода, заплутав в лабиринте ветвей и стволов?
Эарвен почувствовала как к глазам опять подступают слезы. Если она не выберется отсюда, то не просто не спасет любимого Арно от смерти, так еще и погибнет сама, сгубив с собой их дитя. А если сделает все, чтобы ее нашли, и вернется — хорошим это тоже не закончится.
«Значит, надо собраться и идти. Просто надо, — поймала беглянка первую разумную мысль, отбросив страх никогда не найти выхода из чащи, — Этот лес не бесконечен. Главное, не сбиваться с пути и идти в одну сторону. Рано или поздно, я дойду до его края».
Эарвен настроилась решительно. В отдалении что-то хрустнуло, привлекая напряженное внимание молодой графини, но та ничего не увидела. Снова вокруг были лишь одинаковые высокие стволы деревьев, влажное шуршание листьев, по которым скатывалась вода, и ковер стылого перегноя.
«Я не вернусь. Никогда! Пусть уж лучше человек-волк меня погубит, чем мой брат. Чудовище разорвет, и я умру, а он… Он уничтожит все, что мне дорого, но мою жизнь сохранит».
Поджав губы, полуэльфийка еще раз осмотрелась, подобрала с земли какую-то палку и пошла дальше. Впереди виднелась небольшая полянка, и девушка решила, что доберется до нее. Там можно было бы передохнуть или даже залезть на дерево, а заодно и подумать, куда дальше двигаться и как лучше поступить. Повторившееся громкое «хрусь», однако, заставило Эарвен изменить свои планы и прижаться спиной к ближайшему стволу. Она не знала, откуда исходит опасность, но ей казалось, что чужие глаза следят за ней. Девушке стало страшно. Очень страшно. Она легко могла не просто заблудиться, а набрести в своих поисках на каких-нибудь разбойников или угодить в пасть чудовищу. Время будто остановилось, чтобы после течь медленно-медленно, приближая неизбежное.
Мир вокруг девушки накрыла тишина. Та была настолько ощутимой, что беглянка могла слышать собственное дыхание и глухие удары сердца, норовившего выскочить из груди. Она замерла, сжимая в руках палку, — свое импровизированное оружие, — пока не побелели от напряжения костяшки пальцев. Эарвен поджала губы, плотно их стиснув, и насупилась, глядя вперед. Она ждала, ждала чего-то непоправимо ужасного, и это ожидание томило сильнее, чем бег до того или осознание медленной смерти от голода в одиночестве. Она была совершенно не готова к встрече с опасностью, что бы там раньше не думала. Страх сжимал горло и она снова чувствовала что задыхалась, переставая даже дышать.
«Быть может, я сойду с ума от ужаса, заблудившись здесь. Или чудовище меня растерзает, но это все равно лучше, чем вернуться назад, — думая о ребенке, вспоминая своего возлюбленного, а также осознавая, какая судьба их ждет, если ее найдет сегодня брат, девушка невольно начинала злиться, а не бояться, — Людям моего положения все равно, что ты чувствуешь. У них есть свое неправильное правильное. Будто это хорошо, выйти замуж за старика и родить ему немощное дитя?! Лишь бы сохранить честь и приумножить богатство».
Стремление защитить тех, кто был ей дорог, вызвало вспышку упрямой решимости, притупив осторожность и чувство опасности. Эарвен оттолкнулась от массивного ствола и сделала шаг вперед, к поляне. За ним еще один. Поначалу она шла неуверенно, но вскоре зашагала смелее.
«Двум смертям не бывать, а одной не миновать», — вспомнила полуэльфийка поговорку, которую так любила повторять ее нянька. Старая женщина своей смерти не миновала, погибла во время восстания в поместье, защищая ее, юную дворянку от тех, кто готов был разнести особняк и казнить всех хозяев. «Спасибо за это брату, — вспомнив и этот изорванный клочок своей жизни, Эарвен снова вернулась к мыслям об Иенмаре, — Он ведь никогда ни о ком, кроме себя думать не умел». Злость смешалась с обидой, а в голову закралась робкая мысль, что предприятие ее обречено. Так плохо сейчас было без Ольмы… Она бы точно подсказала, придумала что-нибудь, как придумывала сказки. Как же ей не хватало старой няньки все эти годы в логове бездушных высокородных упырей.
Полуэльфийка смахнула с лица выступившие было слезы, втянула воздух и тут же задохнулась, зажав рот и нос ладонью. Она вышла на поляну, ту самую, где валялись изуродованные тела и то, что осталось от них.
Эарвен замерла, в ужасе распахнув глаза и бросив палку. Юная графиня, выращенная в замке, никогда не видела столько мертвых. При том таких мертвых. Не тех, чьи тела отданы земле, а тех, что в беспорядке с изуродованными телами и лицами смотрят перед собой невидящими бельмами или опустевшими глазницами.
В лесу поселилось Зло, и Зло это сотворило с людьми такое… Оно выгнало из леса даже зверей, что давно бы уже растащили кости. Эта тварь, пришедшая из ниоткуда пировала здесь. Брат не верил, мать боялась, а Эарвен просто знала. Она сама не понимая откуда в ней эта уверенность. Когда оторопь прошла, девушка принялась крутиться вокруг себя, но везде, — куда только не падал ее взгляд, — видела она истерзанные тела. Этого организм уже не выдержал: живот свело судорогой, к горлу подступила тошнота. Дворянку вырвало. Рвало долго и неоднократно.
Эарвен обнаружила себя сидящей на коленях и дрожащей: запах, лица, тела, глаза — все слилось в единую массу, а перепуганной графине начало уже казаться, что мертвые сейчас встанут, да обступят ее со всех сторон. Она уже начала слышать их голоса, — или ей казалось так, — наперебой шепчущие и сливающиеся с шелестом мокрой листвы под каплями дождя: «Оставайся. С нами». Она не могла сказать, было ли то лишь бредовым видением, но она вскочила на ноги, подхватила подол платья и побежала, куда-то вперед, не помня себя от ужаса. На бегу девица споткнулась о лежащее тело и упала на покойника, оказавшись лицом напротив остатков чужого лица, кожа и мясо на котором были содраны с костей огромной зубастой пастью.
«Нам бы чародея сюда, чтобы прошел с огнем, принося покой и мир этому лесу. Но разве кто послушает, что я говорю? Зло уничтожит нас за то, что мы не верим в него. Ученые мужи умнее. Должны быть умнее. Но почему же глаза их закрыты? Почему никто не нашел эти тела, не принес покой мертвым душам? В таких дурных местах не бывает покоя. Тут родится иное, и люди снова ответят за то, что были слепы».
Эарвен поднялась и снова побежала, стремясь покинуть это гиблое место. Однако убежала она недалеко. Человеческий крик разнесся по округе, а за ним еще и еще. Она остановилась и задрожала от леденящего кровь ужаса. Полуэльфийка зажала уши, чтобы не слышать. Закрыла глаза, чтобы не видеть. Она знала, что Чудовище начало свою охоту, и никому не будет пощады, а лес этот примет еще одну кровавую жертву.
Они все еще торопились, но ехали медленнее, чем раньше, внимательно глядя по сторонам. Люди графа ан Эссена делали это куда успешнее самого господина, стремительно реагируя на звуки и движения. Впереди шел спешившийся егерь, пустивший вперед себя двух собак. Псы, изучившие предложенный хозяином запах, вели всадников прямо по дороге. Казалось, они все-таки что-то учуяли. След был не кровяной, но и собаки не бестолковы.
Иенмар, всю свою жизнь сторонившийся лесов, чувствовал себя главным идиотом процессии. «Дворцовый выкормыш поехал в лес, прямиком к чудовищу, которое не смогли выследить и убить звероловы…Ну просто дивная картина», — самоиронично подумал он, понимая свое бессилие в сложившейся ситуации. Граф ан Эссен был высокомерен и требователен к окружающим, но и с себя спрашивал не меньше. Сейчас он мог только наблюдать и, иногда, направлять. Четверо рыцарей здесь были бесполезнее одного охотника с парой псин. Это место было алларанцу чужим, несмотря на проведенную в Маэлинне юность и эльфийские корни, а каждый звук заставлял его насторожиться.
Рядом зашуршали кусты.
Рука уже потянулась и чуть не выхватила меч, но потом из зарослей дикого шиповника вынырнула собака. Закаленные годами выдержка и выправка военного, — в которые его отправил учиться старый хозяин Маэлинна, как не прямого своего потомка и наследника, — сохранили дворянину надменно-спокойное лицо и остановили полуэльфа от глупостей. Граф мысленно выругался, убрав руку с оружия. Легкий ветер, ходивший в кронах высоких деревьев и заставляющий слегка потрескивать старые стволы, нагнетал атмосферу и вызывал только раздражение.
«Какая ирония, — думал граф, изогнув губы в кривой злой усмешке, — я — «первый» охотник графства, распоряжающийся жизнями верных людей. Смешно сказать, что я при этом даже не помню, когда последний раз бывал в лесу. Эту забаву любил разве что покойный Сэвиль ан Маэлинн. После чего он напивался, словно распоследняя тварь, и требовал от матери ублажать его нездоровые аппетиты. Зачастую силой, потому что знал, что их брак лишь выгодная формальность, ради нашего с ней выживания, а полюбить она этого скота так и не смогла». Воспоминания о юности и прежнем хозяине этих мест вызывали у графа сильное раздражение. Однако, как бы не отрицал сам Иенмар, как бы не стремился он избавиться от ненавистной привязки к чужому роду и связи с человеком, которого ненавидел, а вырос он характером похожим больше на покойного Сэвиля, чем на собственного отца. Этот человек повлиял на него безвозвратно.
Залаяли собаки. Шедший впереди егерь поднял руку в коротком жесте, призывая остановиться. Это и отвлекло графа от размышлений. Иенмар натянул поводья, остановил жеребца и вновь насторожился. Кони беспокойно переступали ногами и стригли ушами. Было видно, что что-то пугает их. Граф же, как ни старался, не мог увидеть ничего подозрительного. Разве что, весь лес уже начинался казаться полуэльфу одним сплошным чудовищем.
— Что тебя насторожило, — обратился мужчина к егерю, поравнявшись с ним, — что-то видишь? Следы…
Фраза оборвалась, оставшись недосказанной. Вопрос стал лишним, ведь там, где мельтешили псы на обочине лежало изуродованное человеческое тело. И снова труп был почти не тронут, хотя пролежал здесь уже очень долго. У убитого была оторвана нога. Видно, он истек кровью, пытаясь добраться до дороги и вернуться домой. Рядом с трупом валялся топор. От тела тянулся след волочения и, наверняка крови, завлекая следовать за собой в чащу. Ан Эссен этим заниматься не имел пока ни малейшего желания, оттого тронул коня пятками, посылая вперед по дороге и возвращаясь к прежнему курсу. Он помнил какая перед ним задача. Граф не боялся, но осознавал, что положение незавидно. Возможно, даже сам он уязвим для убийцы из этого леса, не говоря уже о шестнадцатилетней беременной девчонке.
«Стоило хотя бы обсудить план, а не нестись очертя голову в проклятый лес, — укорил себя алларанец, — вот только не было времени на раздумья. Эарвен. Дурная кровь проклятого графа ан Маэлинна. Бестолковая девка, глупость и придурь которой завели сюда нас всех».
След всадников вел хищника за собой.
Там, где граф и его свита обнаружили на обочине тело, Зверь задержался, чтобы свериться с чутьем. Чудовище не могло точно угадать причину их остановки, но прекрасно знало о том, что здесь происходило и что эти люди могли здесь найти.
Такие же, как эти, глупцы-деревенщины и окрестные храбрецы, собрались однажды, чтобы устроить облаву на неведомого хищника. Они взяли вилы, топоры, тяпки… всякий подручный скарб и зажгли факелы, шествуя в ночи. Люди решили найти и убить людоеда, рассредоточившись по лесу и сжимая импровизированный человеческий капкан, из которого, — по их мнению, — никакому зверю было не выбраться. Что происходило в лесу в ту ночь так и осталось тайной кровавого сумрака. Чудовище помнило их истинно нечеловеческий страх, когда убивало одного за одним. Крики и стоны, казалось, все еще слышны в вое ветра темными ночами, а разорванные тела нескольких десятков мужчин разбросаны по округе. Зайди глубже в лес и наткнешься на кровавое кладбище, где мертвецы смотрят перед собой остекленевшими глазами на изуродованных лицах и перегнивают так уже несколько недель.
Выжили немногие. И те, кто выжил, говорили что не зверь это вовсе, а чудовище, пасть которого может проглотить человека целиком.
До той облавы Зверь убивал случайных людей по одному, повинуясь своим прихотям и мотивам. После — действовал на опережение. Очень долго чудовище ждало владетеля этих земель, чтобы лишить головы любое сопротивление посеянному страху, внести больше смуты и, тем самым, обезопасить себя.
И теперь, когда Зверь дождался, он уже ни за что не упустит свой шанс покончить с врагом.
Отставшие охотники внимательно изучили тело и следы вокруг убитой у городских стен женщины. Мужчины появились как раз вовремя, пока все метки на земле не затоптали сапогами, копытами и не исполосовали колесами телеги. Собрав небольшой совет с воином из графского кортежа, который наблюдал за процессом переправы тела Клары в замок, звероловы вдвоем собрали куда больше информации об убийце, чем сам граф и его люди. Судя по размеру лап и когтей, людоед должен быть размером крупнее матерого медведя. О следах чудовища рассказывать можно было очень долго, строя различные догадки. Они, вроде бы, напоминали собачьи, но, в то же время, были совершенно не похожи: гигантский размер, широко расставленные пальцы… а передние — те вообще патипалы, подвижны и когти у зверюги длиннющие. Передние конечности больше напоминали человеческие и были заметно крупнее. Возникало ощущение, по углублению следов, что тварь легко вставала на задние лапы и била жертву передними.
Собирательный портрет из описаний и фактических подтверждений правдивости расхожих слухов от свидетелей, видевших Зверя из Маэлинна, нагонял первобытного страха. Этот хищник мог легко стать выше человеческого роста, если действительно вставал на задние лапы, а сила удара и размер клыков поражали воображение. Кроме того, чудовище оторвало голову швеи зубами с одного раза и без каких-то видимых помех. Но самым жутким показалось то, что тяжелые глубокие следы вдруг внезапно обрывались в пожухлой траве. Как будто бы Зверь испарился, сделав от места гибели горожанки несколько шагов. Каждая деталь снова и снова возвращала звероловов к мыслям о чудовищах из легенд. Они обменялись настороженными взглядами, обдумывая каждый в своей голове как же сказать об этом господину, который пресекал такие настроения жестко.
Скомандовав собакам следовать за ними, охотники поспешили обратно. Они еще не сильно отстали, а потому надеялись нагнать остальных до того, как те пересекут лес. Притормозили двое звероловов лишь тогда, когда псы занервничали и залаяли, замерев в напряженных позах, не похожих на охотничью стойку.
— Тпру! — натянул поводья мужчина, кобыла которого едва не задавила припавшую к земле псину.
— Почему замедлились? — остановился и второй, напряженно смотря на своего товарища и пытаясь определить причины остановки.
Лошади занервничали, оглядываясь по сторонам.
— Посмотри.
Очень настороженные псы явно указывали на опасность впереди. Псы скалились и рычали, но не двигались с места. Следом застригли ушами и зафыркали кони, подхватив общую животную панику. А после уже сами люди увидели то, что чувствовали звери: большую сутулую черную тень впереди, напоминающую волка.
— Там, — шепнул один зверолов другому, указывая рукой вперед.
Чудовище рыскало на дороге, припав носом к земле. Людям не нужно было много времени, чтобы понять: Зверь прекрасно знал, что он не один. Но чудовище предпочло не отвлекаться на незадачливых гостей. Людоед-переросток не считал их угрозой. Люди оказались в скверной ситуации.
— Уходим, — продолжил шепотом охотник, все еще надеясь на то, что им удастся просто покинуть это место живыми.
Его более молодой товарищ, застыл, вперившись глазами в пугающий силуэт. Пока умудренный опытом и чутьем мужчина разворачивал своего коня, чудовище уловило движение и уставилось прямо на них. Глаза зверя выделялись на черной морде, сверкнув холодным голубым отблеском в опускающемся на лес полумраке. Отчего-то вспомнилось охотнику единственная схожая в описании людоеда черта — этот нечеловеческий взгляд.
Зверь вкрадчиво зарычал. Звук заставил заскулить и умолкнуть собак, а коней — заржать, обнаружив наконец присутствие хищника. В этот момент все уже стало предопределено. Если Зверь окажется сильнее и быстрее лошадей, то у охотников не осталось шансов. Зверь не раздумывая набросился на них, а собаки и лошади кинулись врассыпную.
Тихий до этого момента лес наполнили скулеж, крики, отзвуки отчаяния, паники, страха, боли и гнетущее ощущение приближающейся смерти.