Место действия: двойная звездная система HD 21195, созвездие «Эридан».
Национальное название: «Екатеринославская» — сектор контроля Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется Российской Империи.
Расстояние до звездной системы «Новая Москва»: 190 световых лет.
Точка пространства: 550 миллионов километров от планеты Никополь-4.
Борт линкора «Громобой».
Дата: 11 апреля 2215 года.
— Мы не ошиблись дверью, — невесело пошутила Доминика Кантор, напряженно замерев у самого порога. Ее взгляд хмуро и брезгливо скользнул по лицам всех присутствующих в помещении. — Здесь что, проходит военный совет или обычная попойка?
Вопрос прозвучал жестко и вызывающе, с нескрываемым презрением. Доминика явно бросала вызов собравшимся здесь офицерам, провоцируя их на конфликт. Казалось, сама обстановка, царящая в кают-компании, вызывала у нее глубочайшее отвращение.
Увиденное и впрямь не вписывалось в рамки привычных представлений о чинном совещании высшего командного состава. Большой овальный стол, занимающий почти все пространство просторного помещения, был буквально заставлен многочисленными бутылками всевозможных крепких напитков. Между ними в живописном беспорядке громоздились объедки закусок и посуда. Помещение было прокурено до синевы, воздух стоял тяжелый и спертый, насквозь пропитанный перегаром и кислым запахом неумеренно выпитого алкоголя.
Все это больше напоминало логово пиратов после удачного разбойничьего рейда, чем конференц-зал одного из флагманов космофлота Российской империи. Окинув красноречивым взглядом весь этот безобразный кавардак, Кантор, переглянувшись со мной, брезгливо поджала губы и чуть заметно пожала плечами, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень отвращения и презрения.
Стоящие рядом с Самсоновым старшие офицеры Черноморского флота волками посмотрели на непрошенного гостя, которая явно желала ссоры и не скрывала своего пренебрежения именно к Доминике. Глухой ропот возмущения и негодования пронесся по рядам капитанов. Какая-то там выскочка, «северянка» из космофлота Дессе, смеет заявляться сюда и делать им замечания, стыдить, словно нашкодивших мальчишек. Это уже ни в какие ворота не лезет!
Впрочем, надо признать, что для такой нелестной оценки морального облика «черноморцев» у вице-адмирала Кантор имелись веские основания. Капитаны кораблей действительно были пьяны, причем изрядно. Большинство собравшихся в кают-компании уже с трудом стояли на ногах, покачиваясь и цепляясь друг за друга, чтобы не упасть.
Однако офицеры считали, что имеют полное право немного расслабиться по такому знаменательному поводу. Ведь несколько часов тому назад они наголову разбили американскую эскадру Джесси Ли. С минимальными потерями уничтожили и захватили почти два десятка вымпелов врага, заставив жалкие остатки некогда грозного соединения в панике разбегаться. Это ли не повод как следует отметить славную викторию?
Приняв на грудь за здравие императора, победу русского оружия и упокой душ павших «янки», разгоряченные триумфом офицеры быстро набрались деметрианским и лишились последних крох самоконтроля. Праздничная пирушка грозила перерасти в безобразную пьяную оргию с неизбежными дебошами и дракой. Тут-то на огонек и заявилась эта фифа Кантор со своим Васильковым.
Однако обрушиться на зарвавшуюся бабенку с гневными воплями и оскорблениями они не посмели. Хоть Доминика и была «северянкой», из чужого, соперничающего с ними космического флота, но тем не менее являлась вице-адмиралом, что автоматически ставило ее на порядок выше любого из них по табели о рангах.
Связываться со столь высокой особой, за которой маячила внушительная «крыша» в виде адмирал Дессе никто из «черноморцев» не рискнул. Они просто не имели права нахамить Доминике в открытую, послать куда подальше, а тем более выставить за дверь. Максимум, что могли себе позволить разгоряченные коньяком офицеры — это гневно сверкать на дерзкую фурию глазами да шипеть сквозь зубы невнятные ругательства.
Поэтому взоры всех собравшихся в кают-компании дружно устремились на Ивана Федоровича Самсонова, которого они искренне почитали, уважали и в глубине души даже слегка побаивались. Ведь именно Самсонов был их непосредственным начальником и кумиром, непререкаемым авторитетом и лидером, за которым «черноморцы» готовы были идти в огонь и воду. Именно железной волей Ивана Федоровича бесчисленные армады «янки» были наголову разбиты в местной звездной системе, с позором изгнаны восвояси. И теперь все присутствующие ждали, что скажет их командир в ответ на вызывающую выходку пролезшей сюда без спроса выскочки Кантор.
— Мы празднуем великую победу, — сидящий во главе стола Самсонов был хмельнее других. Его заплывшие глаза смотрели на Доминику и меня с нескрываемой неприязнью, однако маску вежливого гостеприимства командующий пока еще удерживал на лице. — Проходите же и садитесь за стол, не стойте в дверях, словно незваные гости. Присоединяйтесь к нашему дружескому застолью, госпожа вице-адмирал и вы, командующий, — кивнул Иван Федорович в мою сторону, ехидно усмехнувшись.
Иван Федорович прекрасно знал, что в должности командующего 27-й «линейной» дивизии я пока не был официально утвержден. Пока за мной числилось лишь временное исполнение обязанностей, причем окончательно ввести меня в эту высокую должность мог только непосредственный начальник, сам Самсонов — как командующий космофлотом, в чей состав входила моя дивизия.
Однако адмирал не торопился исполнять эту формальность, всячески тянул резину с подписанием соответствующих бумаг, словно смакуя мою зависимость от его волеизъявления. Теперь же, когда неожиданный визит двух посланцев от Дессе оказался ему так некстати, Самсонов, судя по всему, был намерен использовать это промедление как предлог, чтобы хорошенько попрать самолюбие нежеланного гостя.
Его ехидная усмешка и почти издевательское приглашение присесть недвусмысленно намекали мне в лицо: мол ты, голубчик, пока что никто и звать тебя никак. Смотри не зарывайся, выскочка, знай свое место. Вякнешь чего поперек моего слова — в два счета вылетишь из своего мягкого командирского кресла пробкой из бутылки шампанского.
Подобная сцена, учитывая все обстоятельства, как нельзя более наглядно показывала, насколько обострились к этому моменту отношения между двумя космическими флотами, некогда составлявшими единое целое — Северным и Черноморским.
Судя по всему, Самсонов явно стремился еще больше накалить ситуацию, делая в мой адрес столь прозрачные намеки и называя меня командующим. И чего это он на меня так взъелся? Если вспомнить, лично я никогда не переходил дорогу этому злобному адмиралу настолько, чтобы спровоцировать столь откровенно враждебную реакцию на мое появление. Да, я вел себя с ним всегда подчеркнуто сдержанно и холодно, не скрывая неприязни, но это было вызвано нашими разногласиями и не переходило черту.
Наши обычные словесные перепалки и стычки, в общем-то, не выходили за рамки стандартного в таких случаях обмена «любезностями» и не предполагали серьезных последствий. Тем более столь демонстративного желания вцепиться мне глотку, которое Иван Федорович буквально излучал сейчас всем своим существом. Похоже, я чем-то крепко насолил ему в недавнем прошлом, сам того не ведая. Вот только чем?
Ведь я не видел командующего Черноморским флотом всего чуть больше месяца. Но человек, представший теперь передо мной, разительно отличался от того Самсонова, которого я знал раньше. Куда подевалась его обычная надменная осанка, военная выправка и лоск? На месте атлетически сложенного и подтянутого адмирала я видел обрюзгшего мужика с одутловатой физиономией и мешками под глазами.
Мятый парадный мундир, который, казалось, вот-вот треснет на широченных плечах и необъятном пивном брюхе. Испещренные кровеносными прожилками и покрасневшие белки глаз, мутный и совершенно отсутствующий взгляд, в котором не осталось и проблеска разума. Всклокоченные, давно не мытые волосы и свисающие неопрятными клочьями бакенбарды. Тяжелое прерывистое дыДжудаие. От всего облика этого пропойцы за версту несло запущенностью и деградацией — совсем не так должен выглядеть командующий одним из ключевых космофлотов Российской Империи.
Это был уже не тот адмирал Самсонов, которого все мы знали как усмирителя османов в крайней войне с султаном Селимом. Молодой, энергичный, с орлиным взглядом и стальной волей. Тогда в нем горел неукротимый огонь решимости защитить свою родину от врагов. В то время он как многие другие адмиралы принимал активное участие в Русско-Османской Войне, когда мы сначала отступали, а потом славно громили турецкие эскадры. Словно вчера все это было: вспышки плазменных зарядов, рвущих тьму космоса, серебристые всполохи врезающихся друг в друга дредноутов, торжествующие крики экипажей в наушниках после каждой успешной атаки. Как мне помнилось, начинал Иван Федорович эту войну в качестве чуть ли не каперанга, командуя всего-то линкором, а затем, боевой группой. Вроде бы это был как раз таки «Громобой», только что спущенный с верфей, на котором мы сейчас находились. Самсонов смог выделиться в первых же сражениях, показав редкие талант и смекалку. Благодаря ему мы первый раз обрели уверенность в собственных силах.
Но после нескольких сражений и поражения одной из османских эскадр, имя Самсонова стало упоминаться в военных сводках все чаще и чаще. Адмирал не боялся идти на рискованные маневры и смелые тактические решения, которые всегда приносили победу. Если где-то появлялась его эскадра от вражеских кораблей вскоре оставались лишь дымящиеся обломки.
В свое время это был действительно талантливый космофлотоводец, который сначала возглавил одну из «линейных» дивизий, а потом и целый Черноморский космический флот. Под его началом вновь сплотились потрепанные в боях экипажи, а флагманский линкор стал символом непобедимости русского духа. Не щадил этот человек ни своих космоморяков, ни противника, снискав славу грозного флотоводца и непримиримого врага османов. Суровая муштра, железная дисциплина и тяжелые тренировки — все это закаляло экипажи перед решающими сражениями. Но зато в бою космоморяки Самсонова сражались как львы, не щадя себя и до последнего вздоха защищая честь русского флага.
И вот сейчас он стоял передо мной, жалкий шатающийся и ухмыляющийся. Весь его облик говорил о полном разложении личности. Аж противно, какой же командир и отец своим подчиненным? С трудом верилось, что именно этот опустившийся человек когда-то приводил в трепет османских адмиралов и решал исход войны. Хотя, судя по тому как с обожанием смотрели на Самсонова его капитаны, отцом и авторитетом для них он действительно все еще являлся. В их глазах читалось непоколебимое почитание своего предводителя, готовность идти за ним хоть на край света. Очевидно, адмиральская харизма не угасла полностью, по-прежнему заставляя подчиненных слепо верить в легендарного флотоводца. Каким-то образом эта пьяная развалина еще могла удерживать власть над умами и сердцами «черноморцев».
Я кстати, заметил, что на совещании, назовем эту пьяную оргию военным советом, потому, как именно на военное совещание мы с Доминикой Кантор на «Громобой» и прибыли, по крайней мере думали что идем именно на совет. Когда челнок пристыковался к «Громобою», я еще надеялся на конструктивный разговор и выработку стратегии дальнейших действий. Но здесь в конференц-зале, заваленном закусками, бутылками с деметрианским и даже в окружении девиц. Кстати, откуда они здесь взялись. Вернее понятно откуда на дамах были кители, значит они из экипажа «Громобоя», совсем молоденькие мичманы и лейтенанты. Тьфу, противно смотреть. Распущенные волосы, размазанная косметика, кокетливые взгляды из-под ресниц.? Все это больше походило не на офицерское собрание, а на дешевый притон в каком-нибудь захолустном секторе галактики. Позор и унижение для гордого русского космофлота…
Так вот, я к тому что в каюте среди всех этих собутыльников Самсонова не было ни одного старшего офицера космофлота, ни одного дивизионного адмирала. Только недавно произведенные капитаны всех рангов, жаждущие выслужиться перед командующим. Собственно, при таком раскладе иначе и быть не могло. Где же адмиралам было взяться, Гуль с Красовским улетели на «Новую Москву», Козлов погиб, Белов, тот что стрелял и ранил командующего, соответственно не мог сейчас находится среди его друзей-выпивох, ну и остается Дамир Хиляев, который как я видел по информации на тактической карте, присутствовал в составе Черноморского флота и принимал непосредственное участие в разгроме «Следопытов». Умелый флотоводец и опытный командир, он точно не спустился бы до пьянок и дебошей. Однако к моему на признать удовольствию Дамира Ринатовича не было сейчас здесь. Видимо, хоть кто-то из адмиралов еще сохранил остатки достоинства и рассудка, предпочтя проигнорировать это безумное сборище…
Я это к чему говорю. К тому, что окружен Самсонов сейчас был офицерами среднего и младшего звеньев, видимо, именно теми, кто две недели тому назад и освободил командующего из-под стражи и вновь самовольно поставил его на должность. Все эти молодые, горячие головы, для которых авторитет адмирала значил больше, чем закон и устав. Они смотрели на него как на божество, готовые по первому слову сорваться и броситься в любую авантюру. Это были те самые мятежные капитаны и лейтенанты, что пошли против закона и для которых действительно Иван Федорович был неприрекаемым лидером и чуть ли не кумиром. Юнцы, впитавшие его бунтарские идеи и мечтающие о подвигах и славе космических завоевателей. При этом ни ума, ни опыта, одни амбиции и безрассудство. Именно на них сейчас опирался Самсонов, чувствуя себя полновластным хозяином положения. Его приказы выполнялись беспрекословно, любой каприз тут же удовлетворялся. И это ощущение безграничной власти, похоже, окончательно вскружило голову адмиралу, толкая на новые безрассудства.
Мда, дела творятся у нас на Черноморском флоте… Подумать только — ведь недавно это было элитное соединение, гордость Империи, защитники рубежей. Лучшие из лучших, цвет космофлота. А теперь? Оплот пьянства, разврата, самодурства и анархии.
По взгляду и фразам командующего я так же понял что он и к Кантор понятно почему, относится прескверно. Эти двое никогда не ладили между собой, с первых дней знакомства сцепившись не на жизнь, а на смерть. Самсонов был в ссоре с Дессе — командующим Северным флотом, а как мы знаем Доминика Кантор были именно из «северян», к тому же у нее были, скажем так теплые отношения с Павлом Петровичем.
Могу предположить, что и до этого Доминика и Иван Федорович не раз цеплялись друг с другом. Острая на язык девчонка наверняка выводила из себя вспыльчивого адмирала, задевая больные места его самолюбия. А он в ответ осыпал ее площадной бранью и оскорблениями, унижая при подчиненных. Сейчас в воздухе буквально потрескивало от взаимной неприязни и едва сдерживаемой ярости. Напряжение таило в себе угрозу нового конфликта, готового вспыхнуть от любой искры.
Я выдохнул и попытался успокоить нервы, видя, что вокруг происходит и что Доминика в свою очередь тоже еле сдерживается от увиденного в каюте. Ее пальцы судорожно сжимались в кулаки, губы кривились от отвращения, щеки пошли красными пятнами. Еще немного — и она сорвется, нарвавшись на грубость пьяного Самсонова. Чего доброго, еще и в драку полезет, позабыв о субординации. Этого допустить было нельзя. Однако именно сейчас надо быть максимально хладнокровным, это было нужно для общего дела. Собрав всю волю в кулак, я незаметно сжал запястье Кантор, призывая к выдержке. Она вздрогнула, но, кажется, поняла мой молчаливый намек.
Я прекрасно понимал, что в данный момент любые конфликты и разногласия между командующими космофлотами могут обернуться серьезными проблемами в секторе. Одно неверное слово, один косой взгляд — и взорвется пороховая бочка взаимных претензий и обид. Нет. Все это надо временно отставить в сторону, забыть о прошлых склоках и амбициях. Мой крестный — Павел Петрович Дессе очень ждал корабли Самсонова, а теперь, как стало понятно и корабли Доминики Кантор, как свое по сути спасение. Жизненно важно сейчас объединиться перед лицом общего врага, забыв распри. Поэтому мне не нужно было сейчас ссориться, а наоборот сделать все, чтобы эти два адмирала как можно быстрей прибыли к Никополю-4 на соединение с основной императорской эскадрой, которая судя по таймингу вот-вот в явном меньшинстве должна была начать битву с Коннором Дэвисом и его армадой.
— Иван Федорович, большое спасибо за приглашение, но мы вынуждены отказаться, — максимально учтиво ответил я Самсонову, оставаясь стоять в проеме дверей. Постарался изобразить смесь сдержанной скорби и почтения. Надо быть максимально корректным и дипломатичным. — Нам следует трезво и здраво оценить ситуацию, просчитать все риски и возможности. Надеюсь, что через несколько часов, отдохнув, вы сможете принять нас и мы все-таки проведем малый военный совет, где согласуем наши общие действия и маршрут движения к лагерю «Северного Лиса». Время не терпит…
— Специально собираться для этого нет необходимости, — отмахнулся Самсонов заплетающимся языком, явно давая понять, что не желает продолжать этот утомительный для него разговор. Его мутный взгляд принялся бесцельно блуждать по кают-компании, словно в поисках пятого угла.
Кантор вперила в адмирала тяжелый, испытующий взгляд, но тот, казалось, ничуть не смутился. Подперев щеку рукой, Иван Федорович с показным равнодушием подавил зевок и продолжал меланхолично созерцать царивший вокруг бедлам. Похоже, пьяный командующий «черноморцев» не слишком-то впечатлился нашими потугами урезонить его. Он являл собой воплощенную невозмутимость, даже несмотря на весь тот виски, что плескался сейчас у него в желудке и мозгах.
— Я могу сразу сказать, что буду делать в ближайшие несколько суток, причем безо всяких там советов и военных консилиумов…
Тон, которым было произнесено это заявление, не оставлял сомнений в том, что Иван Федорович имеет на этот счет вполне определенное и непреклонное мнение.
Я бросил на свою соратницу выразительный взгляд, без слов призывая ее не поддаваться на явную провокацию распоясавшегося адмирала и соблюдать спокойствие. В конце концов, нет смысла взывать к благоразумию человека, самое большее достижение которого за сегодняшний день — это то, что он еще не свалился лицом в собственную блевотину.
— Прошу, посвятите нас в свои планы, господин адмирал, — с трудом сохраняя самообладание, сдержанно осведомилась Кантор. Но по тому, как гневно заходили на скулах желваки, я понимал, что моя спутница начинает закипать. Особенно когда она наткнулась взглядом на хитрый прищур Ивана Федоровича, не предвещавший ничего хорошего. — Времени, как вы понимаете, не так уж много осталось…
— Смотря для кого, милочка, — загадочно усмехнулся в ответ полупьяный адмирал. На его обрюзгшей физиономии заиграла мерзенькая, похабная улыбочка.
— Адмирал Самсонов, я все же настоятельно прошу вас воздержаться от провокационных выпадов в мой адрес, — прошипела Кантор, готовая бросится на толстяка.
— Как угодно, — криво усмехнулся тот, примирительно поднимая руки, — как угодно. Повторяюсь, господа адмиралы, это не какой-то там секрет… Мой славный и доблестный Черноморский космический флот, несмотря на все свои недавние подвиги, понес определенные потери. И прежде всего, в тяжелых дредноутах. Часть из них нуждается в срочных восстановительных работах, часть — в тщательной технической диагностике и перенастройке бортовых систем. Ну, некоторые, к превеликому моему сожалению, и вовсе окончили свой славный боевой путь…
Адмирал сделал эффектную паузу, словно давая нам возможность в полной мере ощутить весь трагизм случившегося.
— Короче говоря, — подытожил Иван Федорович, — в течении как минимум двух стандартных суток я вынужден оставаться в окрестностях фактории. По крайней мере, пока не будут завершены все необходимые ремонтные и профилактические работы. Уверен, вы поймете и разделите мою позицию в этом вопросе…
— Что? Это совершенно невозможно! — не выдержав, воскликнула Кантор раньше, чем я успел возмутиться. — Неужели вы всерьез предлагаете околачиваться без дела у какой-то богом забытой станции, в то время как Коннор Дэвис уже у Никополя⁈ Вашим «черноморцам» нужно сию же минуту вылетать на усиление командующему Дессе!
— Вы правы, адмирал, — поспешил поддержать Кантор я, все еще пытаясь вразумить упрямого самодура Самсонова. Так долго, как он планировал, мы и правда не могли позволить себе бездействовать. — К моменту завершения ваших так называемых восстановительных работ, основные волны космофлота Коннора Дэвиса уже обрушатся на дивизии Северного флота. Командующий Дессе очень рассчитывает на своевременное подкрепление в лице «черноморцев»…
— Разумеется, я прекрасно понимаю всю остроту момента, равно как и озабоченность адмирала Дессе, — кивнул головой Самсонов, старательно делая озабоченное лицо и всем своим видом демонстрируя сознательность. Но при этом в его бегающих, покрасневших от выпивки глазах так и читалось: мол, понимать-то я все понимаю, да только вот не больно-то мне это нравится. — Поверьте, и в моих интересах как можно скорее оказаться в центре событий. Но в данной ситуации я просто не вижу иного выхода… Повторяю, как только ремонт будет закончен, со всей возможной оперативностью поспешу на соединение с адмиралом Дессе.
— Иван Федорович, — от фальшивой озабоченности в его тоне меня буквально передернуло. — По моим оценкам, количество линкоров, действительно нуждающихся в экстренном восстановлении, не так уж и велико. В масштабах космофлота — и вовсе едва заметное число. Боеспособность вашего боевого соединения не так уж сильно пострадает от отсутствия в его рядах нескольких тяжелых вымпелов…
— Вы так думаете, командующий Васильков? — ехидно осведомился Самсонов, наконец-то сбрасывая свою маску притворной вежливости. И от внезапно нахлынувшей на него враждебности даже слегка протрезвел. Колючий, пронизывающий взгляд старого волка впился мне прямо в переносицу. — Легко говорить о несущественных потерях тому, в чьей эскадре на данный момент линкоров насчитывается едва ли не больше, чем во всем моем славном Черноморском космофлоте!
Адмирал гневно раздул ноздри, судорожно сжимая и разжимая увесистые кулаки. Казалось, он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нас с Кантор. Весь его облик сейчас являл собой квинтэссенцию едва сдерживаемого бешенства пополам с ледяной решимостью стоять на своем до последнего.
— Моя прямая обязанность, как командующего — беречь людей и вверенные мне корабли, — со зловещей, прямо-таки змеиной вкрадчивостью процедил сквозь зубы Самсонов. — Глупо и попросту преступно бросать в пекло сражения ослабленный флот неполного состава. Итогом подобного легкомыслия станет неминуемая и скорая гибель всех этих храбрецов…
Адмирал указал подрагивающей рукой на стоявших рядом с ним офицеров, безмолвных и мрачных. Те в ответ исподлобья зыркнули на нас с Кантор далеко не самыми дружелюбными взглядами. Было очевидно, что пьяная матросня целиком и полностью поддерживает своего прямого начальника.
— Я не для того собирал вокруг себя цвет российского воинства, лучших сынов Империи, — торжественно провозгласил Самсонов, прижимая руку к груди в патетическом жесте, — чтобы теперь глупо терять их из-за дурацких, ничем не обоснованных амбиций какого-то там командующего Дессе!
— Никаких таких амбиций у Павла Петровича нет, — твердо и решительно возразил я, при этом стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и не выдавал бушевавших внутри меня эмоций. Мне стоило немалых усилий сдержать кипевшее негодование и не сорваться на крик.
Я в упор посмотрел на Самсонова, силясь разглядеть в его холодных серых глазах хотя бы тень понимания и сочувствия. Но не тут-то было. Взгляд вице-адмирала оставался жестким и колючим, словно два осколка льда. Казалось, мои слова не произвели на него ровным счетом никакого впечатления.
— Единственное, что сейчас волнует Дессе, это безопасность вверенной ему звездной системы, — продолжал настаивать я, не сводя глаз с лица своего строптивого визави. — Перед адмиралом Дессе стоит четкая и конкретная задача — не допустить Коннора Дэвиса и его многочисленные корабли к планете-метрополии «Новая Москва», а для этого необходимо во что бы то ни стало отстоять Никополь-4, как главную и по сути единственную ресурсную базу этого участка периферийного пространства. Для осуществления этих двух стратегических целей командующий Северным флотом бросит в бой все свои силы и резервы. И, поверьте моему слову, ничем иным, кроме выполнения своего прямого воинского долга, он в данный момент не руководствуется…
Последнюю фразу я произнес с особым нажимом, всем своим видом давая понять, что мои слова отнюдь не пустой звук или дежурная отговорка. В том, что Дессе сдержит данное ему слово и выполнит поставленную перед ним боевую задачу, я не сомневался ни секунды. И в глубине души очень надеялся, что такая уверенность передастся и моему собеседнику. В конце концов, не мог же Иван Федорович не понимать столь очевидных истин?
— Знаю я вас, тебя и твоего крестного, — лишь устало отмахнулся Самсонов, и в голосе его зазвучали нотки неприкрытого раздражения и разочарования. — Вечно вы такие правильные в речах, эдакие сладкоголосые златоусты. А вот в поступках — те еще лицемеры и лжецы, каких свет не видывал!
От подобного хамства и откровенного оскорбления в мой адрес у меня буквально потемнело в глазах. По телу пробежала мелкая противная дрожь, а руки невольно сжались в кулаки. Еще мгновение — и я, позабыв о сдержанности, сорвусь, наброшусь на обидчика и собственноручно заткну ему пасть. Но не сегодня, дело превыше всего!
Так что я, глубоко вздохнув и проглотив готовые сорваться с губ ругательства, лишь демонстративно положил ладонь на эфес висящей на боку сабли. Жест вышел красноречивым — такой намек невозможно было не понять. Иван Федорович и не подумал скрывать брезгливую ухмылку. Губы вице-адмирала презрительно скривились, а взгляд сделался откровенно издевательским. Похоже, моя показная сдержанность и благоразумие лишь позабавили и распалили его.
Несколько бесконечно долгих мгновений мы буравили друг друга ненавидящими взглядами, словно два бойцовых пса, что вот-вот сцепятся не на жизнь, а на смерть. Атмосфера в кают-компании накалилась до предела, казалось, еще чуть-чуть — и грянет буря. Однако я, призвав на помощь всю силу воли, чудом сумел погасить тлеющий внутри меня огонь. С невероятным трудом я убрал руку с рукояти. И, поборов искушение ответить на провокацию силой, заговорил спокойным, ровным голосом:
— Иван Федорович, давайте не будем ссориться и попусту выяснять отношения… Какой в этом прок? Сейчас не время и не место для мелочных обид и склок. Отечество в опасности, а мы с вами грыземся, как борзые у барского крыльца…
Я призываю вас, прежде всего к благоразумию. Но главное — к немедленному и неукоснительному выполнению своего священного долга. Долга перед государем императором, перед Родиной и перед нашим многострадальным народом. Забудьте о мелких обидах, они сейчас не имеют ровным счетом никакого значения перед лицом той смертельной угрозы, что нависла над всеми нами…
Пауза. Самсонов смотрит на меня молча, с нескрываемым презрением. Но я продолжаю — так же ровно и веско, стараясь, чтобы мои слова дошли до его помутившегося сознания:
— Если судьба России и жизнь миллионов наших сограждан вам и впрямь небезразличны, вы просто обязаны сделать единственно верный выбор. Оставьте ремонтирующиеся сейчас корабли здесь, у фактории. Обеспечьте их охрану небольшим, но надежным прикрытием второстепенных вымпелов, не имеющих решающего значения в предстоящей схватке. А сами, не мешкая, присоединяйтесь к общей ударной эскадре объединенного флота и следуйте за нами на соединение с адмиралом Дессе. Только так мы еще можем успеть переломить ситуацию и дать достойный отпор Коннору Дэвису и его армаде. В противном случае — края гибели не миновать…
Самсонов, до того молчавший и слушавший меня с брезгливой миной на одутловатом лице, внезапно подался вперед.
— С превеликим удовольствием сделаю это, — произнес адмирал неожиданно ласковым тоном, от которого у меня мороз пробежал по коже. — Но сначала я желаю получить от вас, милейший Александр Иванович, ровно столько линейных кораблей, сколько положено мне по праву. Ведь это ваш обожаемый крестный, адмирал Поль Дессе, самолично распорядился передать упомянутые вами дредноуты под мое личное начало. Разве не так?
По крайней мере, именно это и следует из текста приказа, скрепленного личной подписью адмирала Дессе и печатью штаба Северного флота. Файл с его содержанием я имел честь получить незадолго до нашей с вами занимательной беседы.
Иван Федорович торжествующе откинулся на спинку кресла. При этом он, не сводя с меня прищуренного взгляда, указал пальцем куда-то в сторону, очевидно, подразумевая полученное донесение от Дессе.
Только теперь, когда прозвучали эти убийственные в своей откровенности слова, я наконец-то понял, с какой целью на самом деле хитрюга Самсонов вызвал меня на свой флагман.
— Те линейные корабли, что в данную минуту числятся в составе эскадры под моим командованием, действительно на время передавались в ваше оперативное подчинение, — сухо пояснил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более официально и не выдавал обуревавших меня чувств. — Но, подчеркиваю, только на время проведения операции против мародерствующих в наших секторах кораблей «янки» под началом адмиралов Айзека Джуды и Джесси Ли.
После же завершения боевых действий и достижения поставленных перед нами целей все до единого линкоры и прочие вымпелы, находившиеся в составе этого временного соединения и принадлежащие штатному космофлоту адмирала Дессе, должны быть в кратчайшие сроки и в целости возвращены их полноправному владельцу.
Самсонов вскочил с дивана, я же развернулся и собирался выйти из аудиец-зала не дожидаясь Ивана Федоровича, который уперев руки в бока, медленно приближался к нам с Кантор с явными намерениями точно не обниматься. В его позе и походке угадывалась еле сдерживаемая агрессия человека, который привык давить и подавлять волю окружающих. Сейчас он явно был взбешен нашим с Доминикой демаршем и готов был на все, чтобы утвердить свой пошатнувшийся авторитет.
Черноморцы, присутствующие здесь, шли вслед за своим шефом плотной, угрожающей группой. Их лица были мрачны, а руки то и дело тянулись к кобурам. Эти люди были готовы по одному приказу своего командира разорвать на куски двух чужаков, стоящих в проеме и так дерзновенно смотрящих сейчас на них. Воздух сгустился от напряжения, казалось, что еще немного — и тишину нарушит треск активируемого оружия.
Я понимал, что еще немного и может пролиться кровь. Обстановка накалялась с каждой секундой. Самсонову достаточно было сделать одно неверное движение и моя рука сама бы активировала саблю, а потом лишь мгновение — и голова этого негодяя скатилась бы к моим ногам. Однако мне совсем не хотелось втягиваться в бессмысленную бойню.
Доминика Кантор была не менее моего взбешена поведением Ивана Федоровича и тоже, как я заметил, еле сдерживала свои эмоции. Ее правая рука незаметно легла на рукоять табельного пистолета, готовая в любой момент выхватить оружие. Однако глаза Кантор больше следили за капитанами, которых вокруг нас собралось не менее дюжины. Эти офицеры в глазах Доминики представляли куда большую угрозу, чем сам Самсонов. Вице-адмирал понимала, что даже если Самсонов упадет к ногам ее или адмирала Василькова с отрубленной головой, его цепные псы попросту не дадут нам двоим уйти отсюда живыми…
Надо было выбираться из этой западни — и как можно скорее, пока черноморцы не перешли от угроз к активным действиям. Я медленно попятился к выходу, не поворачиваясь к противнику спиной:
— Мы покидаем ваш корабль, адмирал, — сказал я максимально спокойным тоном, отступая на два шага назад и поворачиваясь к дверям. — Дальнейшее наше присутствие здесь бессмысленно.
Кантор, видя мой маневр и обладая инстинктом самосохранения не меньшим, чем гневом, тоже начала отступать к выходу, не спуская настороженного взгляда с черноморцев. Еще немного — и мы могли вырваться из этого змеиного логова…
— Мой космофлот обескровлен сегодняшней битвой, — закричал нам в спину Самсонов. От его наигранно-ровного тона не осталось и следа, теперь адмирал откровенно срывался на истерику. — Васильков, отдай полагающиеся мне по праву линейные корабли! И верни назад бригаду Соколовой, что ты присвоил у Козицына… И я обещаю, что прибуду вовремя к сражению за Никополь! Отдай, по-хорошему, не играй со мной…
Я даже не обернулся на эти слова. Сейчас мне меньше всего хотелось вступать в препирательства с этим человеком, который и так отнял у меня непозволительно много времени.
— Моя эскадра, а также дивизия вице-адмирала Кантор в следующие два часа начинают подготовку к походу, — будто не слыша Иван Федоровича, продолжал я, уже выходя в коридор, благо двери никто из присутствующих заблокировать не успел или не догадался.
Лицо Самсонова исказила гримаса злобы. Он понимал, что эта встреча обернулась для него полным поражением, что он не смог ни сломить нас угрозами, ни прельстить обещаниями. Осознание собственного бессилия лишь сильнее разжигало его гнев.
— Остановись, контр-адмирал, — приказным тоном воскликнул адмирал Самсонов, — я не разрешал тебе покидать совет!
Резко обернувшись, я в упор посмотрел на своего обидчика, уже зная, каким способом и примерно в какое время лишу его жизни. В моем взгляде, должно быть, отразилась вся глубина моего презрения к этому человеку и неумолимая решимость довести начатое до конца. Самсонов, встретившись со мной глазами, невольно дрогнул. Он хорошо знал меня и понимал, что я не бросаю слов на ветер.
Наверное, Самсонов увидел это в моих глазах, потому как больше не произнес ни слова. Он как-то сразу обмяк, сдулся, будто из него выпустили весь воздух. Еще минуту назад здесь стоял грозный властитель, готовый испепелить все вокруг, а сейчас — жалкий старик, цепляющийся за ускользающую власть. Его черноморцы тоже притихли, сбитые с толку внезапной переменой в настроении своего предводителя.
Воспользовавшись этой заминкой, мы с Доминикой быстрым шагом направились к выходу из зала. Я слышал, как за спиной возобновился встревоженный гул голосов, но оборачиваться не стал. Главное — мы вырвались из этого гадюшника, не пролив ни единой капли крови. Хотя, признаться, рука к эфесу так и тянулась…
Через пять минут мы с Доминикой, каждый на своем шаттле, покидали «Громобой»…