Что ты знаешь о боли, Роксания?
Ты ведь не умеешь чувствовать.
Из найденных писем Крэйтона Зальцри, адресованных профессору Роксании Нуар
Я не отходил от нее ни на шаг уже сутки. Сжимал ее побледневшую руку, пересчитывал веснушки, молился Богу, богам, Ремали – всем, кому только можно. Казалось, когда в Ксивер вонзили кинжал, во мне что-то умерло. И если она не откроет глаза, я лягу рядом с ней на эту узкую кровать и усну вечным сном.
Потому что Ксивер – не просто сестра. Она – неотъемлемая половинка моей души, без которой я уже не представляю своей жизни.
– Тебе нужно отдохнуть, – мягко произнесла Рейвен. – Я посижу с ней.
Я покачал головой.
– Ты не ела уже почти сутки. Это тебе нужно отдохнуть, Рейв.
– Но…
– Всё в порядке, правда. Я не уйду, пока она не очнется. Врач сказал, органы не задеты, но она… потеряла много крови. Думаю, скоро должна очнуться. – Я провел ладонью по растрепанным волосам, стараясь чем-то отвлечь свои руки, иначе бы они опять потянулись к Ксивер.
– Тогда я схожу в столовую и принесу тебе что-нибудь перекусить, хорошо?
Я молча кивнул. Когда Рейвен бросила на меня жалостливый взгляд и скрылась за дверью, взял со столика бутылку воды и смочил горло.
Уперев локти в колени, я отстраненно смотрел себе под ноги.
Ашер, Таллия, Лейкли и Трис. Четыре студента, которые решили оборвать жизнь моей сестры просто для того, чтобы занять в турнирной таблице строчку повыше.
Я впервые понял, что означает слово «безжалостный». Никогда бы не подумал, что в мире существуют люди – взрослые, черт возьми, люди – с настолько яростным желанием одержать над чем-то победу. Они идут по головам. Они убивают, чтобы занять положение повыше. А такие, как мы с Ксивер и Рейвен, просто пытаются выжить.
Их, конечно же, не исключили. Большая ошибка. Не знаю, что я сделаю, когда встречу одного из них.
– Можно?
Я вскочил со стула, посмотрев на приоткрывшуюся дверь. Там стояла Роксания, совершенно не похожая на саму себя. Без макияжа ее лицо выглядело моложе, а отсутствие каблуков сделало девушку более миниатюрной. Обычный серый свитер с высоким горлом и джинсы вносили в образ что-то подростковое.
Роксания поправила очки и слегка улыбнулась.
– Конечно, проходите, – выдавил я, снова опустившись на стул. Профессор Нуар встала рядом и сложила руки на груди. – Спасибо вам. Спасибо… за помощь. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы вы не пришли.
– Не нужно меня благодарить, Крэйтон. Любой профессор на моем месте сделал бы то же самое, – ответила Нуар. – Ашер Магнуссон – слабый человек, а я таких терпеть не могу. Мне плевать, кто кого ломает в тренировочном зале, но убить человека ночью, в его же постели, просто бесчестно.
Я кивнул, наблюдая за тем, как поднимается и опускается грудь Ксивер. Ее одели в какую-то полосатую сорочку на три размера больше нужного. Когда она проснется, врачам лучше к ней не подходить.
– Почему у нее не проявилась сила Ремали? То есть, вообще ни капли? Ее чуть не убили. – Я устало покачал головой. – Это же очень сильное потрясение.
Той ночью моя сила была на грани взрыва. Помню, как я бросился к Ксивер, начал укачивать ее, зажимать рану, а в моей груди словно разгорался костер. Вокруг все бегали и кричали, кто-то дрался, но я видел перед собой лишь кровь.
Когда я понял, что еще секунда – и повторится ситуация с инициации, в спальню вошла Роксания.
Я никогда не радовался ее появлению так сильно, как в ту секунду.
Роксания перенаправила мою вышедшую из-под контроля силу и буквально забрала ее в себя. Вот такая веселая ночка.
– Представь, что сила – это лабиринт, – начала профессор Нуар. – Ксивер находится в самом его центре. Когда она была в Круачейне, стены давили на нее, сужались, она всё больше и больше закрывалась, хотя ей нужно было выплеснуть куда-то накопившиеся чувства. И даже теперь, когда ее выпустили на свободу, эти стены не разрушились. Потому что она сама их сдерживает. Ксивер – очень эмоциональный человек. Сложно будет отыскать ее предел.
– Я уже ненавижу эту чертову Ремали, – со злостью выплюнул я, сжав кулаки. – И Альтинг ненавижу. Это бесчеловечно: заставлять людей страдать, чтобы активировать ген. Почему они не вкололи сыворотку кому-то другому? Почему именно мы? Почему моя сестра должна страдать от рук каждого, кто чуть сильнее нее?
Я тяжело дышал, готовый вот-вот взорваться. Меня потряхивало от горячей злости, разлившейся по венам. Хотелось крушить, ломать, сжигать всё подряд. Кажется, за всю жизнь я не чувствовал столько, сколько за прошедший месяц.
Ее голос подействовал на меня как холодная волна:
– Я хотела попросить прощения за то занятие.
Я несколько раз моргнул, затем поднял голову и посмотрел на Роксанию. Она жевала нижнюю губу, впервые выглядя такой растерянной.
– Нужно извиняться перед Ксивер, а не передо мной.
– Верно. Но я видела, как тебе было больно. А мне не особо хочется причинять боль… хорошим ученикам, – спокойно сказала Роксания. Ее взгляд был устремлен в окно, за которым бушевал Единый океан. – Кому-то наподобие Магнуссона – без проблем, меня не волнуют их никчемные жизни. Но вы с сестрой и без меня настрадались.
Я тихо хмыкнул.
– Да, – пробормотал. – Настрадались…
В палате повисла тишина. Роксания всё еще смотрела в окно, стоя чуть позади меня. Я чувствовал тепло, исходящее от ее тела. Мне всегда было сложно найти людей, с которыми будет комфортно молчать. И сейчас, рядом с Роксанией Нуар, я не хотел заполнять тишину бессмысленными разговорами.
– У меня тоже был близкий человек, – сказала она спустя какое-то время. Я удивленно вскинул брови. – Подруга. Такая яркая, солнечная, в нее влюблялись с первого взгляда. Она до безумия обожала лошадей и хотела построить манеж для конных скачек.
Я напрягся, мечтая не услышать следующих слов. Но они всё же прозвучали:
– Она погибла по время Падения.
Меня словно оглушили. Я сделал глубокий вдох, стараясь не думать о том, каково это – раз и навсегда потерять близкого человека. Подругу, брата, сестру. Ни на секунду, ни на одну чертову секунду я не задумывался, что когда-то Ксивер может не стать. Даже во время Падения, находясь на волоске от смерти, я не принимал эту мысль.
А что по поводу родителей…
Мы смирились.
Было тяжело, но нам пришлось сделать это. Сначала когда они ушли, а затем когда погибли. Их смерть сильно ударила по нам, даже несмотря на то, что они оставили нас на съедение триадам, которых сами же и породили.
– Простите, – сорвалось с моих губ прежде, чем я успел подумать.
Роксания моргнула, возвращаясь из воспоминаний.
– За что?
– За то, что… ничего бы не произошло, если бы…
– Прекрати. – Она вскинула руку. – Ты и твои родители – не одно и то же. Ты не отвечаешь за их действия и поступки, Крэйтон. Перестань винить себя в произошедшем. Ты бы ничего не смог сделать.
– Я… просто… – Из меня вырвался вздох, и я запустил руки в волосы. – Просто я устал. Очень сильно устал. От постоянного напряжения, волнения, страха. От всех взглядов и шепотков. От того, что хочу отключить голову, расслабиться, побыть хоть немного, но счастливым. А не получается. – Я засмеялся. – Просто не получается…
Роксания ничего не ответила.
Я хотел ударить себя за то, что открылся ей. Никому нельзя доверять. Никто не должен знать, какие мысли посещают меня по ночам. Никто не должен знать, что на самом деле…
Я слаб.
Тогда, во время разговора с Рейвен, она сказала, что ей нравится моя забота. Моя доброта и открытость. Мой смех. Рейвен видела только эту сторону – сторону, которую я позволял ей увидеть. Она не знала, что глубоко внутри мое сердце давно омертвело. Что я смеюсь, когда от меня этого ожидают, и открываюсь, но не до конца. Она не сталкивалась с другой версией меня. И, надеюсь, никогда не столкнется.
Позади послышался легкий шум.
Роксания чуть сдвинулась с места и подошла ко мне вплотную. Одна ее рука опустилась мне на плечо, вторая – на затылок. Мое тело напряглось от ее мягких прикосновений. Я смотрел прямо перед собой, затаив дыхание. Роксания провела пальцами по моим волосам, а затем прижала меня к себе.
– Я тоже устала, Крэйтон.
Это всё, что она сказала.
Я уткнулся носом чуть ниже ее груди, пока она ласково перебирала мои кудрявые волосы. Все мысли сразу же испарились. Остались только ее ладони и запах. Я осторожно, очень осторожно поднял руки и обвил ее тонкую талию. Роксания не попросила меня отстраниться, не вздрогнула. Она прижалась еще теснее, окутывая меня своим теплом.
– Ты справишься, Крэйтон.
И в эту секунду крупица моей души поверила ей. Странно и, наверное, неправильно, но почему-то сейчас мне были нужны объятия Роксании.
Глубоко вдохнув, я прикрыл глаза.
– Это что еще за херня?
Я отпрянул от профессора Нуар, когда по всей палате пронесся оглушительный визг. На меня смотрели синие глаза. Очень злые синие глаза, мечтающие меня убить.
Она очнулась!
– Ксивер!
Я бросился к кровати, упал на колени и обнял ее за талию. Ксивер запыхтела, пытаясь отстраниться. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Господи, она очнулась!
– Крэйтон, ты делаешь ей больно.
– Да, Крэйтон, ты делаешь мне больно. А вы вообще что здесь забыли? – выплюнула Ксивер в сторону Роксании. – Пришли меня добить? Если так, то не стоит даже пытаться. Я живучая, если вы не заметили.
Профессор хрипло рассмеялась. Даже не видя Роксанию, я чувствовал, что она снова воздвигает вокруг себя стены. Отлипнув от Ксивер и посмотрев через плечо, я наткнулся на насмешливый взгляд карих глаз.
– И к брату моему больше не притрагивайтесь, понятно?
– А с чего ты решила, что можешь отдавать мне приказы?
О, нет. Ссора между Роксанией и Ксивер точно закончится чьей-то смертью.
– Профессор Нуар как раз-таки и помогла нам, – торопливо сказал я, привлекая к себе внимание. – Она немного потрепала Ашера, потом вызвала врачей, и тебя перенесли в медпункт. Как ты себя чувствуешь? Как рана? Не болит? Может, ты хочешь пить?
Ксивер схватилась за голову и простонала:
– Теперь точно болит, мама-наседка.
Я тихо засмеялся, накрыв ее ладонь своей. За спиной с тихим щелчком закрылась дверь. Роксания вышла.
– Боже, как можно было дать Магнуссону разоружить себя? – проворчала Ксивер, удобнее устраиваясь на кровати. Она поморщилась от боли, а затем распахнула глаза. – Черт! А где пистолет?
– Мы успели его спрятать в твоей комнате. – Я сделал строгое выражение лица. – Позже я проведу допрос и узнаю, где ты его достала, а сейчас тебе нужно отдыхать и не шевелиться. А лучше и не разговаривать.
– Ты же знаешь, последнее точно невыполнимо. Кстати, а что с поединками? Меня уже исключили?
Если бы ее исключили, нас бы точно сейчас не было на территории академии.
– Нет, они заморозили твое имя в таблице. Ты как была на десятом месте, так и осталась.
– Значит, я больше не принимаю участие в боях?
Я кивнул.
– Да. Роксания объяснила ситуацию директору Каллисто, и они приняли решение заморозить твой результат. Так что ты в первой десятке, Черничка. Поздравляю.
– А ты?
Я сразу же притих. Ксивер выжидающе смотрела на меня, сжав губы в тонкую линию.
– Я… пропустил сегодняшний бой.
– Что ты сделал?! – снова заверещала она, взмахнув руками. – Господь, почему ты дал мозги всем, кроме моего брата? Какого черта, Крэй? Я же не умру на больничной койке!
Я сразу принялся ее успокаивать:
– Пока что я на двадцать третьем месте. Это сносный результат, а у меня еще три поединка. Вылететь-то я точно не вылечу, но вот о первой десятке, скорее всего, стоит забыть.
Ксивер сидела с распахнутыми глазами, смотря в одну точку.
– Одним словом, пизд…
– Ксивер!
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату влетела грузная женщина в белом халате.
– Мисс Зальцри! – провозгласила она. – Время клизмы!
– Чего? – прошептала Ксивер, отползая к другому краю кровати. – Подождите, а при чем тут клизма и ножевое ранение?
– Так у вас же… Подождите, какое ножевое? Мне сказали, вы страдаете расстройством желудка. – Медсестра опустила клизму и печально склонила голову. – Вот же черт… И кто составляет список пациентов? То клизму не тому поставили, то морфий не тому ввели…
Она резко развернулась, распахнула дверь и заорала:
– Балаган!
Затем вылетела из палаты, продолжая ворчать на весь этаж.
– Иногда мне кажется, что эта академия не лучше Круачейна, – пробормотала Кси.
Я не сдержался и громко захохотал.
***
Ашер Магнуссон.
Вот с кем меня поставили в пару на предпоследний поединок.
Я расположился на одном конце широкого мата, сжимая и разжимая кулаки. Он стоял напротив, широко улыбаясь, словно ему на блюдечке принесли наивкуснейший ужин. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы не раскроить ему череп прямо перед боем. Как сказала Роксания, убить человека на мате – это одно, а за его пределами – совершенно другое.
– У вас будет пять минут, – объяснил Кай, переведя взгляд с меня на Ашера. – Правила вы знаете. Это рукопашный бой, поэтому никакого оружия. Кто первый выйдет за мат – тот проиграет. Кто первый сдастся – тот проиграет. Кто первый умрет… Дальше сами знаете.
– Ставлю на Ашера всё свое состояние!
Я даже не повернулся на лающий голос Джулиана. Он метал ножи в мишень в другом конце зала, не удосужившись прикрыть татуированную грудь. Зейден стоял рядом, в окружении трех девушек, нашептывая им что-то на ухо.
Астрид Цирендор тоже была здесь. Она собрала вокруг себя компанию студентов, которые с восхищением ловили каждое ее слово. Наследница заливисто смеялась, не забывая стрелять похотливыми взглядами в сторону Кая, и рассказывала какую-то веселую историю, а они слушали ее, будто та была центром мира. Вот она – социальная бабочка, что управляет людьми, не прилагая особых усилий.
Вокруг нас собрались еще десять первогодок, у которых сегодня должен состояться бой.
– Ну что, киска Зальцри, будешь ползать в моих ногах и плакаться?
Я не ответил. Уверен, со стороны я выглядел расслабленным. На самом же деле всё внутри клокотала и мечтало сломать шею стоящему передо мной ремалийцу.
– Твоей сестре идет красный, – усмехнулся Ашер, и студенты прислушались. Все знали о произошедшем той ночью. – Было приятно пронзить чем-то ее тело. Может, в следующий раз вместо кинжала будет мой член?
– Ты закончил?
Он запрокинул голову и хохотнул.
– Я только начал.
Ашер бросился на меня, даже не дождавшись сигнала о начале поединка. Если он собирался вывести меня на эмоции, лучше ему придумать другой план. Я ловко уходил от его ударов, стараясь не сбивать дыхание. Последние недели я часто наблюдал за ним, впитывая в себя его приемы, движения, уклоны.
Когда Ашер снова совершил удар, я перехватил его руку, а второй ударил под дых.
– Сука! – зашипел он, отскочив назад и согнувшись.
Я не стал ждать нового оскорбления и перешел в атаку.
Каждый мой удар практически достигал цели, но Ашер хорошо ставил блоки. Удар – блок. Удар – блок. Я сцепил зубы, когда в голове стали всплывать воспоминания о той ночи. У него было такое же выражение лица: словно Ашер родился, чтобы побеждать. Его глаза блестели от возбуждения и желания убивать.
Отвлекшись на воспоминание, я пропустил удар. В челюсть.
Я выругался, когда перед глазами потемнело. Губа лопнула, и по подбородку заскользила кровь. Яркая боль прострелила скулу, словно вместо кулака меня ударили ломом или чем-то потяжелее.
– Соберитесь, господин Зальцри! Моя темность не потерпит вашего поражения! – донесся до меня голос Джакса.
Я сплюнул кровь и боковым зрением заметил, как он прыгает с плакатом в руках.
Если я выиграю, то обязательно посмеюсь.
– Что, уже выдохся? – подначивал меня Магнуссон. – Я еще в первый день говорил, что вам здесь не место. Сваливайте, пока не поздно. Иначе в следующий раз я не промахнусь и попаду в сердце.
Я совершил ложный выпад. Бросившись в правую сторону, резко поднырнул под Ашера. Схватив его за талию, я повалил Магнуссона на мат. Он зарычал, отбиваясь от меня, но я заехал ему кулаком по лицу.
Мне снова затопило воспоминание. Я мотнул головой, но перед глазами возникла картина со времен Падения. Ночь, огонь, триады. Слезы Ксивер и Рейвен.
Господи, почему именно сейчас?
Через мгновение я согнулся от боли. Черт! Ашер со всем силы ударил мне коленом под ребра, отчего я перестал дышать. Резко поднявшись на ноги, я скривился от сотни иголок, вонзившихся в тело.
Видимо, одно из ребер сломано.
И снова воспоминание, только на этот раз не со времен Падения, а с родного дома.
Я стоял перед зеркалом, смотря на свое отражение. Тогда, в десять лет, мне впервые стало страшно от собственных мыслей. У меня была хорошая семья, хороший дом, хорошие друзья. Но почему-то я смотрел в отражение и видел, как глаза становятся полностью черными, а изо рта течет густая кровь. Тоже черная.
Снова боль. Только теперь я почувствовал, как хрустнул нос. Меня словно парализовало. Я захлебывался собственной кровью, пока Ашер совершал очередной выпад. Он опрокинул меня на мат, но я находился дома – в Рейкьявике. Смотрел в отражение и задыхался от страха.
– Хватит… – прохрипел я, пытаясь оттолкнуть его. – Хватит…
Дышать было нечем. Мое лицо превращалось в кровавое месиво. Удар в живот, удар под ребра, удар по лицу.
Удар, удар, удар.
А я просто лежал и не мог пошевелиться.
– Магнуссон! Отпусти его!
Но он не останавливался. Кажется, я медленно умирал. Но мне нельзя умирать. Ксивер выжила, значит должен выжить и я.
В одну секунду мир из черного превратился в разноцветный. Я медленно моргнул. Кто-то оттащил Ашера, и мне удалось сделать глубокий вдох. Но я сразу же закашлялся. Меня чуть не вырвало от боли в ребрах.
– Я, блядь, говорил, чтобы ты отпустил его? Тебе нужны проблемы, Магнуссон? Я их устрою, – тихо прорычал Кай. – Ты не имел права применять эфир на поединке. Я могу вышвырнуть тебя из академии за нарушение.
Я повернул голову в их сторону и постарался сморгнуть кровь, залившую глаза. Увидел только обувь. Поднял взгляд выше и нашел разгневанное лицо Ашера. Он раздувал ноздри, смотря прямо на меня. Наверное, мечтал добить.
Только у него не получится.
Я улыбнулся окровавленными губами.
А затем произошло… что-то странное.
Ашер закричал. Он в ужасе отшатнулся от Кая, продолжая смотреть мне в глаза. Словно увидел свой самый большой кошмар. Магнуссон упал на колени, вцепившись пальцами в светлые волосы. Крик заполнил весь тренировочный зал.
– Зейд! Быстро уведи его!
Я продолжал лежать на окровавленном мате, наблюдая за ними. Блэквуд поднял заплаканного Ашера, сидящего в луже собственной мочи, и увел его в коридор. Ученики заволновались, расходясь по углам зала и пытаясь не привлекать к себе внимания. Никто даже не засмеялся с того, что произошло с Ашером.
Они сами испугались.
Меня.
Но я
ничего
не делал.
Затем меня подняли за шкирку в воздух и хорошенько встряхнули. Я застонал от боли – всё тело с головы до ног стало одним огромным синяком. Кай потащил меня к стене, подальше от пытливых взглядов. Я бессознательно волочился за ним, пытаясь не провалиться в темноту.
– Слушай меня, – произнес он ледяным голосом, припечатав меня к стене. Его темные глаза напоминали две бездны. – Ты никому не скажешь, что сейчас сделал. Ни единой живой душе, даже своей сестре. Ты меня понял?
– Я ничего не делал, – пробормотал я, пытаясь не отключиться.
– Нет, Зальцри, ты сделал, хоть и неосознанно. Если кто-то узнает о твоем эфире, тебя вздернут или расстреляют. Это, блядь, не шутки. Если Каллисто будет спрашивать, скажешь, что сила Ремали начала проявляться. Скажешь что угодно, только не правду. Тебе дорога твоя сестра?
Я попытался кивнуть и выдавил:
– Не понимаю…
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, Кай прикрыл глаза.
– Особая способность ремалийца. Магнуссон может вернуть человека в те моменты, когда он переживал самые большие страхи, поэтому ты отвлекался и не мог закончить поединок. Твоя же способность заключается в том, что ты… отзеркаливаешь их. Абсолютно каждую.
– Ого.
Кай снова встряхнул меня. Уверен, он был в секунде от того, чтобы разбить мне лицо. Хотя разбивать уже было нечего.
– Это значит, Зальцри, что тебе подвластны все эфиры, которые только проявляются от гена Ремали. Ты понимаешь, насколько это опасно? Мой отец пустит тебя на опыты или сразу же убьет. Если узнают про тебя, то начнут проверять и Ксивер. Поэтому держи язык за зубами. Со всеми, кто был в зале, я разберусь. Ты меня понял?
Нет, я не понял. Ноги кое-как держали меня, а перед глазами всё расплывалось.
– Почему… ты мне… помогаешь?
Но я не услышал его ответ. Меня уже поглотила тьма.